Фетиш

Первое, что почувствовал Райдер после того, как его чудовищной силой запустили в воздух, так это короткое ощущение невесомости. Боль и страх отступили на секунду в этот момент, но тут же вернулись, когда он приземлился обратно. Голова гудела так сильно, что он мог поклясться, что вот-вот — и она лопнет! От мучительной боли ее хотелось сжать, только бы ее не приходилось терпеть. Но когда он тянулся рукой к ней и прижимал кровоточащую рану из нее, он только сильнее начинал выть. — Эй, эй, ты там еще не сдох, что ли? К нему медленно приближалась, собственно, причина его нынешнего состояния. Почти двухметровая детина уложила его с одного удара, когда Бартоломью Робертс пытался познакомиться с ним. Похоже, в этот раз он совершил ошибку при выборе партнера (или жертвы, но Райдер не любил такую формулировку). Хотя, казалось бы, у этого Берсеркера уровень Безумного усиления не такой уж высокий… Бартоломью приподнялся, но смог лишь упереться лежа на согнутых локтях. Ноги совершенно не слушались. И мужчина оказался беспомощно прижатым к земле. Берсеркер наклонился к Райдеру и с огромнейшим удовольствием разглядывал растерянное, искаженное ужасом лицо Бартоломью. — Ох черт, только глянь на твое лицо сейчас! Да ты сейчас вот-вот откинешься! — смеялся над ним парень, поднимая его с земли прямо за горло рубашки. Бартоломью Робертс не любил невоспитанность, но в то же время он был влюблен в любое существо, у которого закрыты глаза челкой. Черт сыграл с ним шутку, когда он увидел Мори Нагаёши, у которого как раз была челка, закрывающая правый глаз. Сильный, высокий, грозный… с челкой. Бартоломью не подошел бы и близко к Мори, но возможно пора завязывать с этой привычкой… подумал бы сейчас Бартоломью, если б только они не смотрели друг другу сейчас в глаза. Вредные привычки все равно остаются даже перед ликом смерти, как понял для себя Бартоломью Робертс прямо в тот момент. То ли это был эффект после сотрясения мозга, то ли окончательно помешательство на своем фетише, но точно он мог сказать, что иное чувство пересилило его страх перед мужчиной. — Прекрасно… Дезориентированный, он все равно пытался шевелить ногами, хотел приблизиться к Берсеркеру. Мори и сам растерялся перед его реакцией, но только он пронаблюдал за реакцией Райдера, как он, дрожа, извивается, как раздавленное насекомое перед смертью, Нагаёши громко рассмеялся над мучениями мужчины. — Красота… скрытая так элегантно… — Извращенец! Сумасшедший! Даже перед смертью улыбаешься и упиваешься удовольствием! Хочешь продолжения, а? Робертса не нужно спрашивать об этом. Даже обессиленный, он потянулся к мужчине и ухватился руками к его одежде. — Хм-м-м-м, просто так отрубить тебе голову будет невесело. Я могу это сделать позже. Для начала поднимись-ка. Бартоломью едва понимал, что было потом дальше. Он определенно чувствовал, как Мори поднимал его на ноги и упирает его в дерево, об которое Райдер убился бы в полете. И прижимал Нагаёши больное место так, что Бартоломью снова начал выть. Перед глазами поплыло и, кажется, кровь начала стекать уже по его лицу. Запрокинув голову, он хотел избавиться от стекающей струйки крови, однако Мори заставил его силой упереться в кору дерева. Тут же Бартоломью дернулся, когда Мори больно укусил его за плечо, и это немного вернуло его к ранним мыслям. — Пожалуйста, я хочу видеть твое лицо… И кровь… мешает, я не вижу… — Хрена с два увидишь сейчас! Лучше-ка скажи вот что… Дыхание Берсеркера он мог почувствовать у своего уха. Это заводило его еще больше. И чем больше слов Мори, который должен был сказать Бартоломью, чтобы получить желаемое, вливалось в его уши, тем скорее в голове наступал белый шум. Он уже и соображать прекратил, но повторял каждое слово Берсеркера. — Я конченный фетишист, и я завожусь от приставания ко всему живому! Он слышал, как что-то сзади него рвалось, а затем, кажется, в него начало что-то больно входить. — Я настолько отвратителен, что кончаю только при виде лишнего миллиметра волос! И ощущал еще больше укусов. — Да уж, мне стоило придумать что-нибудь более выдающееся, — с сожалением в голосе произнес Мори, — но скажешь ведь последнее, да? И Бартоломью без раздумий закончил: — Поэтому пожалуйста, оттрахай меня как можно скорее! Берсеркер силой разворачивает мужчину к себе, хватает его за бедра и прижимает до боли к дереву, после чего проникает внутрь. Бартоломью Робертс наблюдал не только то, что он уже как давно был полностью обнажен, покушен и поцарапан в нескольких местах, но и прекрасное до безумия лицо Нагаёши. И только это он видел перед глазами. Он даже не чувствовал, что с ним происходило, но когда Мори говорил ему, что делать, он исполнял не думая. Только лицо Нагаёши осталось в его памяти. Как он ласково гладил его щеку и оставляет кровавый отпечаток от своих пальцев, которые Мори до крови кусал, когда он пробовал сунуть их тому в рот; как он целует и изо всех сил не выпускает Берсеркера из своего поля зрения. Ведь такую опасную красоту так легко потерять в это время, не так ли? И поэтому он… — Ты так прекрасен, — потерянный, произносил Бартоломью, — я распрощаюсь со своим языком, только бы оставить такую красоту перед собой. — Языком, говоришь. …вот так просто отдал собственный язык. Это прошло, на удивление, безболезненно, потому что к этому моменту Бартоломью, кроме эстетического оргазма, уже и не ощущал. Его рот сплошь заполнился кровью, и она уже начала стекать по подбородку, грудине, животу, а Мори с великим удовольствием слизывал дорожки крови. А Бартоломью?.. Ему тоже было хорошо. Настолько хорошо, что чувство удовлетворения сохранится в его голове навсегда.

Любой, наверняка, знает, что отделенная голова еще продолжает жить некоторое время?

Мори Нагаёши не мог полностью налюбоваться на свое новое сокровище, занеся отсеченную голову Бартоломью Робертса, одного из величайших пиратов, грозу морей, который вот так отдавшись своим последним инстинктам, закончил свое существование. А лицо его так же сохраняло удовольствие. — Чудная голова… И капитан корабля, и такой безумец! Любой бы обзавидовался такой наградой!