Лишняя спешка к хорошему не приведёт...

      Теплая рука легла на плечо Михаила, поворачивая его и слегка прижимая к ближайшей стене. Сухие, обветренные губы прошлись по линии челюсти, оставляя немного влаги в местах поцелуев и лёгкое покалывание там, где по-случайности щетина касалась кожи. Они молчали. Слов не требовалось, ведь оба знали границы дозволенного. Прохладные пальцы тянут чужой подбородок вверх, чтобы в следующий миг соприкоснуться губами и языками в обоюдном танце. Руки неспешно перетекают на шею, аккуратно поглаживая и массируя основание головы, редко сжимают, незначительно перекрывая поток воздуха и принося приятный, в некотором смысле, дискомфорт. Чужие, будто горящие огнём пальцы резкими, грубыми движениями поднимают тонкий свитер и, словно вторя губам в этом беспорядочном танце, сжимают плоть столь же сильно, обводя каждый выступ. Кровь соскальзывает на язык, чтобы в последующие капли были пойманы все им же. На лице расцветает довольная ухмылка, кажется вот он, самый реальный представитель вампиров, стоит, облизываясь, и, наслаждаясь своим триумфом с новой силой впивается в губы сегодняшней жертвы. Верхние элементы одежды летят на дверцу близстоящего шкафа, а теплые руки оглаживают каждый сантиметр обнаженной кожи, будто воспевая её.       — Миш..., — предложение почти срывается с губ, однако младший замирает. Пусть глаза брата и покрыты поволокой наслаждения и страсти, в самой глубине зрачка все ещё остаётся он. Лихорадочный, ничем не мотивированный страх, желание контролировать все.       Падший отстраняется, чтобы спустя несколько мгновений поцеловать вновь, но уже менее стремительно, наоборот нежно, словно передавая в этом все свое желание успокоить и защитить. Он постепенно, незаметно даже для самого себя переходит к более расслабленным и ленивым ласкам, окутывая себя и старшего не столько обьятиями, сколько домом, которого у них никогда не было. Они не будут спешить. Не после того, что пережили вместе. Не после того, что он натворил.