***
Донателло тоже никому не по душе. Всю жизнь его не покидало ощущение, что он оказался не в то время и не в том месте. Он больше всех из семьи жалел, что не родился человеком — эх, какие перспективы упущены, какие таланты приходится зарывать. Здесь он всего лишь физически слабый, умственно чудаковатый брат, которого никто не понимает. . — Слышь, задохлик, ты никогда не станешь ниндзя! — Рафаэль хамовато нависает над столом и тычет пальцем едва не в омлет. — Если будешь клевать, как цыплёнок, скоро сам превратишься в шест бо. — Но я правда больше не могу, почему ты лезешь не в свою тарелку? — Донни это кажется возмутительным. — Какое тебе дело? — А такое, что ты тормозишь всю команду своей позорной подготовкой. Жри давай, через пятнадцать минут жду в качалке. . Донателло тяжко вздыхает — не выйдет после обеда спокойно заняться подбором катализатора для инвертного раствора, опять Раф будет его мучить. Правда, чувствует Донни себя после такого всё увереннее, и даже голова, кажется, лучше соображает. Хорошо хоть, когда отец их ставит в спарринг на татами, Рафаэль немного поддаётся: бей он в полную силу, Донни легче было бы закрасить, чем отодрать от стены додзё. А впрочем, можно перетерпеть что угодно, пока Раф соглашается тащить на своём горбу со свалки тяжеленные махины, в которых так приятно копаться. . — А в том проблема, что научись наконец выражаться яснее, — Леонардо рассержен разлаженностью, которая произошла на миссии. — Неужели нельзя было сказать черепашьим языком: сверните в левый тоннель? Как мы с Майки должны были догадаться, куда ведут эти твои триста пятнадцать градусов? — Но вы ведь нашли нас в итоге, — Донни нервно теребит концы повязки. — Нашли, но поезд ушёл. Причём, буквально. Иногда ты так тупишь! . Похоже, Лео и правда считает Донателло тупым. Как иначе объяснить, что только с ним он проводит дополнительные тренировки, добиваясь идеального выполнения ката? А ещё как школьнику напоминает о том, что пора в постель — стоит над душой в лаборатории, чтобы Донни случайно не забыл отдохнуть. Хорошо хоть в любое время соглашается сопроводить, если вдруг срочно нужно сходить за какими-нибудь запчастями или реагентами. . — Опять?! Опять не осталось ни доллара? — Майки сейчас прям взорвётся веснушчатым фейерверком. — Так не честно, почему все деньги ушли на твои железяки? — Они не мои, а общие, — Донателло аж задыхается от такого заявления. — Ты разве не понимаешь, как важно было провести апгрейд нашей системы видеонаблюдения? — Лучше бы провести апгрейд моей коллекции видеоигр! Ну ты и эгоист! . Здрасьте, приехали. Разве эгоист позволил бы шкодливому младшему брату просиживать по полдня в мастерской? Правда, тот изо всех сил старается ничего не трогать и смотрит такими глазами, будто происходит сотворение мира, а не смена кулера в системном блоке. Ещё каким-то необъяснимым образом считывает настроение Донателло, и если тот в раздрае от неудачного эксперимента, то Майки устраивает такой цирк, так сыплет шутками и обезьянничает, что уже через полчаса от уныния и следа не остаётся. Ну и только он согласен ежедневно выдумывать новые блюда, чтобы Донни съел их хотя бы из научного интереса.***
Но никого так не ненавидят, как Рафаэля. Все черепахи как черепахи, а он — как большой кусок унылой какахи. Не такой собранный и целеустремлённый как Лео, не такой умный и полезный как Донни, не такой весёлый и вдохновляющий как Майки. Слишком негабаритный, агрессивный, угрюмый — без него клан Хамато легко обойдётся. . — Ну и катись на все четыре стороны! — бросает Леонардо в спину, когда Раф в который раз объявляет, что уйдёт из дома. — От тебя одни проблемы в семье. — Вот так, значит? — это сейчас обидно было. Может, правда, свалить? — Вот так! Хоть вздохнём спокойно. . Но сам Лео дышит вовсе не спокойно, когда спустя минуту применяет на Рафаэле все известные ему блокирующие приёмы, не выпуская из Логова. Дурак какой-то, а не лидер: то «уходи», то «не пущу». Ну ясно, почему не пускает — да он просто ссыт остаться без него в бою. Ведь именно на помощь Рафа старший рассчитывает прежде всего в самые опасные моменты, в чём сам не раз признавался. Поэтому сливается после ссоры, первым идёт мириться. Доходит до того, что если Раф серьёзно поругался с кем-то из семьи — то именно Леонардо, как грёбаный миротворец, вечно встряёт и разруливает все тёрки. . — А-а-ай, больно! — верещит Майки, улетев за диван и стукнувшись там обо что-то. — Почему ты меня всё время бьёшь, почему ты такой жестокий? — А ты не лезь к пульту, когда я бокс смотрю! — Да, Рафаэль опять немного не рассчитал силу, с которой отпихнул брата ногой. — Вот если бы ты был младшим, я бы с тобой так не обращался. Бесчувственное ты чудовище! . Только почему-то именно к этому чудовищу под бок прибегает Микеланджело, прячась в гамаке брата от ночных кошмаров. Если его обидят Лео или Донни, первое, что он закричит — «я всё Рафу расскажу, он вам панцири надерёт!». И таки надерёт, потому что обижать Майки позволено только Рафаэлю. А ещё, кажется, в последнее время он начал догадываться, кто постоянно втихаря утаскивает его одежду, а потом кладёт на место чистой и зашитой. . — Как?! Как можно было оторвать сиденье, приваренное на-мерт-во? — причитает Донателло, ползая по салону Тартаруги на четвереньках в попытке собрать болты. — Это ж противоречит всем законам физики и теории вероятности одновременно! — Не отрывал я, — ворчит Раф. — Только панцирем слегка зацепил. — Касательно твоего панциря использование слова «слегка» абсолютно неуместно. Ты как слон в посудной лавке, сил моих нет за тобой всё исправлять! . Конечно, у него сил нет, откуда им взяться, если он сидит целыми днями с детальками и склянками? Хотя вправить Рафу сустав, который тот недавно выбил неудачным приземлением с подъёмного крана, у Донателло силы нашлись. Сказать по-честному, и такую большую походную аптечку он в рюкзаке носит из-за Рафаэля, который умудряется получать раз в десять больше ран, чем остальные братья вместе взятые. Да и вообще, можно простить всё что угодно тому, кто помогает чинить байк.***
Даже Леонардо в семье недолюбливают. Как же он от всего устал! С детства на нём эта ответственность: ты же старший, будь мудрее, присмотри за братьями. Вот только никто из братьев не рад, что Лео за ними присматривает, с утра до вечера на разные лады они оспаривают его лидерство. Иногда Леонардо мечтает, чтобы отец назначил главным кого-то другого. . — Нельзя быть таким серьёзным, ты опять нам весь праздник испортил! — у Майки натурально слёзы в глазах. — Ничего бы с нами не случилось ночью в парке аттракционов, ты просто параноик! — Сегодня нет никакой необходимости так рисковать, — Лео старается напустить строгости в голос. — Это даже не именины, а всего лишь всемирный день попкорна. — Говоришь, как папа, но ты совсем на него не похож и никогда не будешь, бе-е-е! . Аж, убегая, язык показал. Хм, достаточно ли этого, чтобы отправить младшего в Ха-Ши на часик? Пожалуй, нет, ведь вчера он, как обычно, именно Леонардо дал первому почитать свежий выпуск комикса. Да и мультики свои любимые переключает без лишних соплей, если начинается космический сериал. А самое ценное, что только Микеланджело умеет разбавить любой идеальный, но предсказуемый план какой-нибудь внезапной свежей идеей. При этом сказав остальным, что это Лео у нас молодец, это он придумал. . — Мне вполне понятна причина, почему ты настолько оторван от реальности, — Донателло смотрит на него сквозь толстые линзы очков с таким скептицизмом, будто на какой-то микроб в пробирке. — Ты начитался своих книжек и живёшь в идеалистичном мире грёз. — Ты ведь сам говорил, что чтение полезно, — у Лео темнеют щёки. — Но не чтение исключительно фантастических космоопер и романов о рыцарях. Спустись на землю и мысли рационально, иначе тебе лучше спектакли для школьного театра планировать, а не наши миссии! . Леонардо бы поспорил, но это невозможно: без Донни не обходится ни одно такое планирование. Он единственный способен быстро проверить любую стратегию на логичность, обнаружить подводные камни и провести оптимизацию. Кроме того, между ними маленький секрет — зная его фобию лечить зубы, Донни всякий раз терпеливо вытанцовывает с бубнами вокруг стоматологического кресла, чтобы Леонардо не было страшно. А ещё, конечно, льстит, что с каждым новым открытием или изобретением Донателло несётся прежде всего к нему, аж пища по дороге «Лео-Лео-Лео-Лео-Лео!» . — Лучше бы я из нас двоих был старшим! — рычит Рафаэль нос к носу. — Тогда бы ты тут не командовал! — Не я вызвался стать лидером, — не отступает Лео. — Так отец решил. — Отец в тебе ошибся. — Эти слова такие болючие, что лучше бы Раф ударил. . Но не дождёшься, он никогда просто так всерьёз не ударит. А вот в бою постоянно почему-то оказывается рядом, его сай первым прикроет от вражеского клинка. Сколько бы Рафаэль не спорил, в трудную минуту выполнит любой приказ, не тратя время на размышления. Да и на самом деле ценит мнение Лео больше, чем остальных, хотя и отрицает это из вредности. В конце концов, сколько бы он не грозился уйти из дома, хоть однажды надолго ушёл?***
Признания в любви бывают разными. Для одних это красивые слова, иногда даже стихотворения. Для других — шикарные жесты, щедрые обещания, изысканная атмосфера. А бывают несуразные, но приятные мелочи. Жёсткие, но искренние откровения. Некрасивые, но нужные поступки. И грубая, но самоотверженно преданная братская любовь. В семье Хамато предпочитают второе.