Воплощенное изящество

Шэнь Цзю считал себя весьма одаренным человеком. И если уж не по заклинательской части, так по умственным способностям. Многое, что его блистательные сверстники получали благодаря крепкой основе и сверкающему золоту ядра в груди, он компенсировал знаниями и нечеловеческим усердием. Он читал свитки в ночи, дергал струны гуциня до появления кровавых мозолей и неуклюже размахивал ученическим мечом в тонких ручонках до тех пор, пока он сам не падал на землю. Он не был лучшим, о нет, он был отмытой уличной крысой в аккуратных белых тряпках, но он стремился затмить всех, видел свою пусть не благородную цель ярче и чётче всех этих пушистых цыпляток. И Шэнь Цзю готов был почти на все ради того, чтобы укрепить своё положение. Даже пробраться в бамбуковую хижину учителя за драгоценными книгами с информацией о редких магических зверях. И если ему и было хоть чуть-чуть стыдно, то он умело подавил это чувство. Вечер обнимал горные пики школы облаками, грел их тёплым уставшим взором закатного солнца. В розоватой дымке кружились стайки птиц, то растворяясь в ее акварельных мазках, то вспыхивая на ней яркостью чернильных точек. Их щебетание переплеталось с многоголосием учеников пиков, спешащих на ужин и перекликающихся друг с другом. Толпы детишек мелькали в строгой зелени бамбука, их маленькие ножки тонули в изумрудной траве и стучали по вековым плитам дорожек и мостов. За ними, силясь сохранять видимую строгость, стремились старшие ребята и учителя, но умиротворение вечера брало своё и даже их грозный фасад давал трещину перед ним. Из моря лесов и тумана далеко внизу поднимались кружевные струйки дыма из труб деревенских домов, а их окошки сверкали крошечными светлячками. Аккуратно притворилась дверь бамбуковой хижины и одежды цвета цин показались всполохом вёсны, когда лорд Цинцзин слился с общим оживлением. Выждав ещё немного, Цзю выглянул и осторожно осмотрелся. Стебли бамбука всегда служили ему надежным укрытием и в этот раз тоже не подвели. Мальчик выскользнул из тени, бесшумно пробежался по открытой небольшой изумрудной полянке и остановился перед крыльцом в приступе неожиданной нерешительности. Не то чтобы ему вдруг стало стыдно или совестливо, но… Шэнь Цзю через плечо бросил взгляд на дорожку, по которой ушёл учитель. Лорд пика относился к Цзю так хорошо, незаслуженно хорошо и ему очень не хотелось терять эту благосклонность или видеть темные тучи разочарования в чужих глазах. На мгновение он позволил себе трусливо задуматься о том, чтобы бросить всю эту затею, сбежать по ступенькам вниз, поужинать вместе со всеми и так же вместе со всеми улечься спать и более не вспоминать этот эгоистичный, отнюдь не благородный порыв. Однако, Цзю никогда и не намеревался играть в благородство, а потому он только мотнул головой, сильнее свёл тонкие брови и юркнул за бамбуковую, отливающую золотом в закате, дверь. И раздавшийся в окружавшей домик зелени смешок явно не предназначался для его ушей. Внутри царила приятная прохлада и ласково, как от учительских одежд, пахло горьким чаем. Из большого окна лился рассеянной дымкой вечер, а смех уходящих учеников в этих стенах казался щебетом далёких птиц. Цзю неловко шагнул вперёд, но тут же снова замер, едва под ногой скрипнула половица. Разлившиеся в в воздухе благовония приятно пощекотали кончик носа и он, не сдержавшись, тихонько чихнул, а поднятая полупрозрачная пыль заискрилась в лучах солнца. Шэнь Цзю наконец решился оглядеться вокруг и осторожным диким зверьком подкрался к красивым темным стеллажам у стены. «Я быстро, я только пару свитков заберу и очень быстро верну,» — убеждал он себя, водя руками по дереву полок и дощечек, по мягкости шелка и шероховатости пергамента и чувствуя себя лишнем в этом строгом, аскетичном, таком воздушном месте. В торжественной тишине комнаты, в запахе учительских одежд, в дымке благовоний, в четких линиях резной мебели, во всей этой вездесущности чистоты безродный Шэнь Цзю, грязный мальчишка с таких богами забытыми улиц, чьи названия даже произносить неприлично, ощущал себя комком чёрной земли с чьей-то подошвы, мимолетно занесённой в эту обитель. Мокрым, слишком заметным комком. Это задело болезненную гордость, высекло из неё искру и Цзю сильно, с яростью дернул какой-то свиток, тут же нарушив порядок. На пол полетели пергамент и бумаги, они свалились и с мягким шелестом развернулись, открыв названия магических зверей, выписанные аккуратным почерком. Но внимание застывшего Шэнь Цзю привлекло другое. Поверх свитков, которые он тут же бросился поднимать упало ещё кое-что — тонкий веер. Основание с легким стуком коснулось пола и даже этот звук показался ему особенно невесомым. Учитель всегда ходил с веером, но никогда не позволял никому его касаться. Подрагивающими в каком-то свящённом трепете пальцами Цзю поднял веер и медленно раскрыл его. Зелёные глаза его распахнулись и засверкали, а с губ сорвался неосторожный восторженный вздох. На кремово-молочной, как утренние облака, ткани веера запечатлён был целый мир. Широкие акварельные мазки, крупные, но выполненные с неоспоримым мастерством, складывались в горы, а горы собирались в такой знакомый хребет. Их пики оплетали кудрявые кроны деревьев, темные и четкие, и Цзю казалось, что он слышит шепот их листвы на ветру. Полупрозрачная вязкость тумана скользила по склонам, по стволам, словно бесконечное бескрайнее море света, растворяя в себе все нежные краски акварели. Горы, теряя очертания окончательно, уходили вдаль, погружались в неторопливые волны туманного моря и путы древесных корней, сливаясь с ними в один потрясающе прекрасный, прозрачный пейзаж. Цзю уже видел веера — цветастые, ломкие, пропахшие духами и румянами, но он даже представить не мог, что они могут быть… Впервые в жизни он видел нечто настолько совершенное, идеальное. То, что он мог бы назвать лишь воплощенным изяществом и этого было бы слишком мало. Цзю не знал, сколько просидел вот так, бережно держа веер в руках и боясь даже дышать на него, но только из восторженных мыслей его выдернул смешок за спиной и лёгкий удар уже другим, учительским, веером по макушке. — Ну что за несносный мальчишка. Шэнь Цзю будто из ледяного ведра окатили. Пока он тут вздыхал и мечтал, ужин закончился и учитель… вернулся. Вернулся и застал своего лучшего ученика в своём же доме, посреди разбросанных свитков и с наверняка бесценным веером в руках. Как бы Цзю не был горд и самонадеян, насколько бы бессовестным и наглым он не являлся, но даже он понимал, насколько это плохо. Учитель укоризненно усмехнулся ещё раз и снова легонько ударил Цзю по макушке. — Если уж и проник в мой дом, то мог бы уделить внимание свиткам и книгам, а не разглядыванию безделушек. Поднимись, Шэнь Цзю, и посмотри на своего учителя,— в голосе хозяина пика звучала такая острая строгость, что Цзю не оставалось ничего кроме повиновения. Мальчик осторожно отложил веер, быстро встал на ноги и поднял голову, стараясь не выдать дрожь колен и губ. — А теперь скажи учителю, что же ты хотел найти? О магических зверях я бы с радостью рассказал тебе по первой просьбе, не было нужды идти на такие меры,— лорд бросил равнодушный взгляд на раскрытые у ног Цзю свитки и фыркнул, скрыв лицо за веером. Цзю очень хотелось потупить голову, но делать он этого не стал. Цзю очень хотелось извинится, но и этого он делать не спешил, как бы слова не жгли корень языка. Он очень хотел принять своё наказание достойно, а для этого сначала требовалось выслушать выговор. Однако, внезапно глаза учителя лукаво изогнулись: — Но если ты хотел посмотреть на мою коллекцию вееров, то учитель поймёт. Скажи, понравился ли тебе вот тот? — Д-да…— прошептал Шэнь Цзю прежде, чем успел подумать, и тут же едва не закрыл себе рот руками в глупом детском жесте. Но взгляд учителя неожиданно потеплел окончательно и в голосе его зазвучала улыбка. — Чудесно. Мой мальчик, когда ты станешь лордом пика Цинцзин, у тебя вееров даже красивее этого будет столько, сколько душа пожелает. «Не может быть веера прекраснее чем этот,» — упрямо подумал Шэнь Цзю. Но это «когда», а не «если», будто учитель уже все решил и… Видимо, что-то такое отразилось в его глазах, что заставило учителя смешливо фыркнуть и убрать веер от лица. — Не смотри так. Я с каждым днём убеждаюсь, что из всех этих изнеженных праведных цветочков ты подходишь на роль главы пика лучше всего. И даже не думай, что сегодняшняя твоя выходка изменила мое мнение, совсем наоборот,— прежде, чем ошалелый Шэнь Цзю успел сказать хоть слово, учитель снова легонько ударил его по макушке веером,— А теперь садись и слушай внимательно. Сейчас этот учитель расскажет тебе о том, что написано в этих свитках, а после отведёт тебя на ужин. И не пытайся отказаться!… Ускользающие лучи сонного солнца лениво ложились на покатую бамбуковую крышу небольшой хижины и заглядывали в резное окно, освещая внутри фигуры высокого стройного мужчины в зелёных одеждах и невысокого тонкого мальчика, бережно прижимающего к себе изящных веер. Тихая гладкая речь журчанием реки лилась сквозь вечерние сумерки.