смирись и расслабься

«яш, не страдай чепухой» фраза проносится в голове пока он едет до своей станции. последнее метро, пустой вагон. у него трясутся руки, он смотрит на них так, будто это может прекратить блядский тремор. конечно не может. яша кусает, губы гоняет в голове мысль «как она могла узнать». очевидно как. потому что инсту надо закрывать нахуй, потому что надо блочить всех родственников сразу, а не только маму. все же было хорошо. ну до хорошо далеко, но это было хотя-бы нормально. «нормально» казалось не могло так легко разрушится. а оказалось может. никаких больше посиделок за чаем, не к кому больше прийти за вещами и остаться на ночь. яша прекрасно понимает что отношения с матерью разрушены, что матери как таковой больше в его жизни больше нет. понимает, но принять не может. он выходит из метро, октябрьская ночь обещает быть холодной, октябрьская ночь уже холодная. яша в пальто и свитере, к матери то за тёплыми вещами пришел. ничего не взял, даже рюкзак там оставил. в карманах только ключи, телефон, да сигареты. шурины. он такие крепкие не курит. не курил. теперь курит, мотает круги по району, пытаясь хоть как-то прийти в себя. вроде ничего не поменяется кардинально, но от этого легче не становится. в голову пробираются мысли о том что может мама все-таки права. может правильно она говорит, что он должен взяться за ум и прекратить эту «чепуху». яша гонит эти мысли как может, получается не очень. хочется реветь, но сил уже никаких нет. в нем мешаются злость и обида. злость на себя, на чертову тетю иру которая скинула матери историю, машкину, где они с шурой готовят пирог и целуются. яша помнит тот день прекрасно и раньше мысли о нем грели душу. сейчас хочется стереть его из памяти к чертям собачьим. обида на маму. понятно что она не приняла бы его. изначально было понятно что не примет, по этому яша и не говорил. заблокировал её во всех соцсетях, лишь бы не увидела и ничего не сказала. увидела. и сказала. ничего конкретно понятного, только «ну ты же нормальный мальчик» и «у нас хорошая семья, нормальная, понимаешь?» яшу с этого блевать тянет. погода шепчет займи и выпей. начинает накрапывать снегодождь, питерская осень беспощадна. яша не считает время, уже просто незачем. телефон разрядился где-то в два часа ночи, часов он с собой попросту не носит. дурацкая привычка- шура сказал что его бесит тиканье часов. он сидит на лавочке у подъезда машиной квартиры. шуриной квартиры. их квартиры, где они живут уже полгода. яша продолжает мокнуть, докуривает пачку (кажется когда он вышел из метро она была почти полная). трясти начинает ещё сильнее, ел он последний раз днем, ещё дома. здесь. у матери просто не успел, сбежал как последний трус. накатывает новый поток самобичевания. яша сжимает кулаки, так что на ладонях остаются полумесяцы от ногтей, губы уже покусаны до крови. становится примером для студентов психологов, ну вот смотрите, человек нервный, на грани истерики, сидит и думает что дальше делать со своей жизнью. мысль так и не приходит, и яша почти на автомате заходит в подъезд, продрогший и жалкий. четыре пролета лестницы, два поворота ключа и квартира встречает его удивительным, после улицы, теплом. яша скорее заваливается, чем заходит в квартиру. только сейчас он понимает насколько же замерз, и трястись начинают не только руки, а уже он сам. яша скидывает пальто, снимает кеды, также явно не предназначеные на такую погоду и заходит на кухню. шура стоит там, на плите чайник, он кажется заваривает чай, один из тех что привезла шурина мама из поездки на алтай. он оборачивается на звук, когда яша падает за стол, у него трясется нога и он перебирает край свитера в руках, шмыгая носом. ещё и простыл. –яш? –шура застывает в немом вопросе. с пустой чашкой в руках. у него волосы в лохматый хвостик забраны, яшина фиолетовая футболка из эйчендема и полное непонимание что происходит. -она все знает, блять в тишине кухни эта фраза только эхом не отдаётся. яша трет глаза, не поднимая взгляд на шуру ни на секунду. не потому что боится, а потому что понимает что начнёт реветь прямо в этот же момент. шура ставит чашку на стол, яша понимает это по звуку керамики об дерево. он застывает в нескольких шагах от сидящего за столом яши, давая тому пространство, не давя, просто выжидая. —шур, –яша давит ком в горле. — может она права? я же блять… она ведь правда считает что я мерзкий, шур. я не понимаю, я ведь… блять, я же ее сын, все же нормально вроде было. блять яша уже почти почти полностью переходит на невнятный шепот вперемешку со всхлипами, когда на последнем «блять» подскакивает чтобы уйти. ему не хочется уходить, очевидно ему не хочется, но он не может думать нормально сейчас. ему просто хочется сбежать и забиться в угол, чтобы переждать эту волну отвращения к себе. так проще. шура ловит его за руку, почти не сжимая, не удерживая. пытается снова заглянуть в глаза, яша на этот раз даётся. кусает губы, смотрит на шуру, как побитый щенок, чуть не ревет. реветь начинает когда шура его обнимает, гладит по спине, аккуратно и размеренно. говорит что он хороший, красивый, самый лучший. а его мама просто глупая женщина. что ему стоит об этом сейчас не думать, что все они решат завтра. вместе. яша цепляется за шурину футболку, будто боясь что утонет в собственных слезах сам он еле стоит на ногах- действует четырёх-часовая прогулка по ночному питеру и недосып. шура берет его вес на себя, благо силы позволяют (никому не понятно шутит он что мешки таскает или нет). яша тратит полчаса на то чтобы успокоиться и идёт умываться, пока шура заваривает чай. в ванной, врезаясь плечом в стеллаж чуть не роняет с него банки с краской. он умывается ледяной водой и сморит в зеркало «правда похож на щенка обоссаного"–проносится в голове. вот и что писать матери? «мам, я пидор, смирись и расслабься»?