Тео

Несмотря на ледяные ветры с океана, солнце уже вовсю грело город — в Нью-Йорке наступила весна. В привычной рутине не было особых изменений, кроме одного предстоящего события, приближение которого крайне нервировало. В последнее время мое положение как журналистки в редакции стало немного шатким — интервью и статьи шли вяло, все указывало на то, что я приближаюсь к выгоранию. Однако, работу терять совершенно не хотелось, поэтому я старалась использовать любой шанс улучшить положение, и такой шанс представился. Сенатор штата, который был известен щедрым участием в благотворительности, а также являл собой пример идеального семьянина и грамотного политика, устраивал большой званый ужин в честь открытия новой больницы в городе. Он также сообщил, что с радостью примет представителей местной прессы, чтобы ответить на все волнующие горожан вопросы. А, учитывая слишком безупречную репутацию сенатора и приближающиеся выборы, пресса подбиралась к нему уже давно, но только сейчас он впервые дал добро на общение с журналистами, да еще в формате званого ужина. От каждого издания, журнала или газеты отбирали одного представителя. От нашей редакции представителем назначили меня, чем вызвали мое удивление (ведь в последнее время я совсем не чувствовала себя на высоте). Так же мне обещали повышение в случае хорошей статьи. Надо сказать, что это была «задача со звездочкой», потому что я понимала — с таким количеством разномастной прессы будет крайне сложно взять полноценное интервью. Все это совсем не приводило меня в восторг, да и над внешним видом стоило поработать, чтобы соответствовать местной публике и произвести нужное впечатление. Однако, как бы я не оттягивала мысленно званый ужин, этот вечер все же наступил, и вот я уже стояла посреди огромного шикарного зала, полного элегантно, дорого и просто красиво одетых людей, снующих с подносами официантов и столов с закусками. Хотя бы с внешним видом я пока не облажалась — для мероприятия я выбрала простое черное платье до колена, закрытое спереди, но с открытой спиной и классические черные лодочки. Непослушные рыжие волосы собрала в высокий пучок. Я огляделась вокруг — виновника торжества пока не было видно, и я решила немного понаблюдать за людьми и поискать своих потенциальных конкурентов из других изданий. Искать долго не пришлось: ко мне почти сразу же подошла Кассандра Уильямс, или как все ее звали в школе — Кесси — не самая приятная персона, а в данном случае еще и моя конкурентка. Она сладко улыбнулась мне — Кесси была блондинкой с холодной, будто высеченной из камня красотой: — Теодора, привет! Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, кажется, мы не виделись несколько лет? Какими судьбами тут? — Привет, Кесси. Да, кажется, с университета. Думаю, по той же причине, что и ты — надеюсь взять интервью у Джона Кларксона. — немного сухо ответила я. — О, ну конечно, и как я не догадалась, совсем забыла, что ты тоже работаешь в журнале. Как он там называется? «Yellow Life»? — она сделала вид, будто вспоминает. — «New York Life». — Ах да, прости, просто возникла ассоциация с желтой прессой, и, видимо, в голову пришло такое название, — она хохотнула и продолжила — И о чем же ты планируешь спрашивать сенатора Кларксона — попытаешься раскопать немного грязного белья? Знаю, с его слишком идеальной репутацией сейчас многие этим интересуются. — в этот момент я невольно представила вместо Кассандры бочку с характерным треугольниками и сочащимися химическими отходами — сходство по токсичности было поразительным. Я ответила: — А ведь и правда интересно узнать что-то подобное, я уверена, что тебе удастся задать нужные вопросы, Кассандра, а у меня, к сожалению, немного другой план интервью. Улыбка Кассандры повяла, и лицо вдруг перестало быть красивым. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но ее прервал голос, от которого я вздрогнула и поймала уже знакомое ощущение нереальности: — Уверен, у нас у всех есть корзина с грязным бельем, вопрос только в размере и степени загрязнения. А для чего в эту корзину лезть — устроить большую стирку или развесить белье на потеху публике — решать каждому из нас. А теперь, если вы не против, я украду у вас свою спутницу. — он мягко приобнял меня за плечи и увел в сторону, оставив Кесси с ее лицом, которое теперь приобрело какое-то неясное выражение. — Пожалуйста. — отведя меня в сторону, он развернулся ко мне лицом и улыбнулся, глядя мне в глаза. — Что? — Я говорю — пожалуйста. Можете поблагодарить меня за то, что помог вам отделаться от этой стервы. — до меня не сразу дошла суть его слов, потому что, глядя в его лицо, я усиленно вспоминала, где же его видела. И, наконец, до меня дошло: утро, снег, мемориал и незнакомец в черном. — Вы?! — только и смогла выговорить я. — Ну, я, — ответил он, все еще улыбаясь. — Кстати, меня зовут Роберт, можно просто Роб, а вас? Я все еще пребывала в шоке и молчала, а он тем временем уже протягивал мне бокал с шампанским. Да, это точно был он, прическа не изменилась — такие же черные зачесанные назад волосы, а вот из одежды на нем теперь был элегантный черный костюм с темно-изумрудной рубашкой в тон его глаз. Наконец, я поняла, что веду себя странно, и что мой шок обусловлен только моими субъективными ощущениями от воспоминания прошлой встречи. Я тряхнула головой, взяла бокал и сказала: — Ох…простите, кажется, сегодня не мой вечер. Спасибо. Меня зовут Теодора. Друзья зовут меня Дора… — А можно звать вас Тео? — И снова он меня удивил. Меня так не звал никто, но почему-то это не вызвало отторжения. — Да…да, конечно. Послушайте, Роберт, а мы с вами не встречались раньше? Он посмотрел мне в глаза чуть дольше, чем следовало, согласно этикету. И снова от этого взгляда меня пробрало, в этот раз еще бросило в жар, но я не опустила глаза. На лице его снова появилась лукавая улыбка, и он ответил: — Да, пожалуй, я вас вспомнил. Тогда в декабре у мемориала, верно? Мы с вами немного постояли в спокойствии под снегом. Я улыбнулась, наверное, впервые за вечер: — Да, верно. А потом я не заметила, как вы ушли. — Это ничего. Думаю, нам обоим тогда нужна была эта передышка. — Роберт… Роб, а вы тоже журналист? — Я? О, нет, я просто хороший знакомый Джона. Тут мое сердце екнуло, и я вспомнила, зачем я здесь. Оглядевшись по сторонам, я увидела сенатора, который уже разговаривал с кем-то, явно задающим вопросы. Наверное, он уже давно вышел в зал, а я даже не заметила. Я снова посмотрела на Роберта: — Вы хорошо знаете мистера Кларксона? — Ну, довольно неплохо, и вы, конечно, попросите меня устроить вам небольшую встречу? Я смутилась, видимо, по моему алчному выражению лица (то самое лицо журналиста) все стало ясно. Я начала что-то лепетать в ответ: — Нет, что вы…я ведь не знаю ваших отношений, и к тому же это неприлично, и вообще… — Да перестаньте вы, я вполне могу устроить вам встречу, мне это нетрудно, я просто пошутил — добродушно ответил Роб. Я смерила его взглядом и подумала, а почему бы и нет? В конце концов, его я возможно увижу в последний раз, а хорошая статья обеспечит мне продвижение в карьере. Я ответила: — Что ж, Роб, если это вам не сложно, то я была бы очень благодарна и… — тут я посмотрела в сторону, где стоял сенатор, да так и осталась стоять с открытым ртом, не закончив фразу. Рядом с ним стоял и увлеченно беседовал Кевин — младший журналист из моего отдела и жуткая выскочка с нереальным чувством собственной важности при минимальных журналистских способностях. У него на груди висел бейдж представителя нашего журнала. Роб окликнул меня, чем напомнил закрыть до сих пор открытый рот. Я посмотрела на него, и, увидев что-то в моем лице, он спросил: — Тео, с вами все в порядке? Я была вне себя от злости. То, что Кевин был здесь, означало, что он являлся представителем нашего журнала, который, к слову, должен был быть только один. Это значительно снижало мои шансы поговорить с сенатором. Почему же мне никто об этом не сказал? — Теодора, вы мне что-нибудь ответите? — Роб смотрел на меня вопросительно. Наконец, я отреагировала, выпила залпом бокал шампанского и сказала: — Да. Простите, Роб. Просто прямо сейчас с сенатором говорит мой коллега из редакции, которого здесь быть не должно, и это большая проблема и угроза моей карьере. Роберт посмотрел в сторону Кевина, которого я все еще испепеляла взглядом, затем обратно на меня. — А что, если мы сейчас с вами пойдем туда и попытаемся спровадить вашего коллегу и устроить вам разговор с Кларксоном? Я посмотрела на Роберта и подумала, что, в принципе, терять уже нечего. — А давайте. И мы решительно двинулись к сенатору. Когда мы приблизились, я попыталась сделать наиболее располагающее выражение лица, на которое была способна с учетом скрываемой ярости, и смотреть только на сенатора. А вот выражение лица сенатора меня удивило: он не смотрел на меня, зато смотрел на Роберта, и, несмотря на наигранную благожелательность, я увидела в его глазах то ли страх, то ли отвращение, то ли все вместе, но постаралась убедить себя, что мне просто показалось. Заговорил Роб: — Добрый вечер, Джон, достойный прием, ты, как всегда, на высоте! Кларксон смерил его, как мне показалось, холодным взглядом, и ответил так же прохладно: — Добрый вечер. Благодарю, организаторы в этот раз не разочаровали. Роб продолжал так же непринужденно: — Действительно, но что-то мне подсказывает, что тут не обошлось без помощи вашей прекрасной жены, сразу вижу ее чуткую руку. Взгляд сенатора стал еще холоднее, но он ответил наигранно добродушно: — О да, Розалинда и правда постаралась, спасибо, Роберт. Похоже, странный обмен любезностями был завершен, и Роберт перешел к делу: — Прости, если встрял в вашу беседу с этим молодым человеком, — я уже и забыла, что он стоял здесь, Роб посмотрел на бейдж — Кевин, верно? — И он сразу отвернулся от Кевина, будто тот был пустым местом. — Я бы хотел познакомить тебя с моей прекрасной спутницей — это Теодора, она журналистка и хотела бы с тобой немного побеседовать — и он посмотрел на меня. Я улыбнулась и подала голос: — Добрый вечер, мистер Кларксон, приятно познакомиться. Я была бы очень рада, если бы вы уделили мне немного времени, — я глянула в сторону Кевина, и настроение чуть улучшилось, т.к. его лицо было перекошено гримасой злости. — Добрый вечер, взаимно приятно. А спутница и правда прекрасная, Роб. С удовольствием поговорю с вами, Теодора. — искренности в словах я не уловила, но и согласия было достаточно. Я улыбнулась в ответ. Дальше в моей голове постепенно начал зреть план дальнейшей беседы, однако мои мысли прервал звонок мобильного у сенатора. Он извинился, взял трубку и отошел в сторону. По его выражению лица стало понятно, что что-то произошло. Какое-то время он явно напряженно говорил с собеседником, затем положил трубку, постоял немного и снова подошел к нам. Он сказал: — Прошу меня простить, но для меня, похоже, сегодняшний вечер закончен. Вынужден вас покинуть. — с этими словами сенатор ретировался. Я посмотрела на Кевина — он злорадно улыбался, а затем, прежде чем я успела что-либо сказать, развернулся и просто ушел. Похоже, я была в полной заднице. Мы с Робертом пошли к ближайшему свободному столику и сели. Он заговорил первым: — Прости, что все пошло не по плану. Кстати, можем на «ты»? — Конечно…все нормально, это не зависело от тебя. Спасибо, что хотя бы попытался. А вот что теперь будет со мной, я не знаю. Мало того, что Кевин, судя по выражению его лица, узнал достаточно для статьи, так еще растрезвонит всем в редакции, что вместо работы я весь вечер болтала и пила шампанское… Роберт сочувственно выслушал меня, мы помолчали, а затем на его лице появилось какое-то азартное выражение, и он сказал: — Послушай, у меня есть такая информация про сенатора, которая может не только уничтожить его карьеру, но и спасти твою. И, возможно, сделать тебя чуть богаче. И я могу дать тебе эту информацию с подтвержденными источниками. Я опешила. Если сейчас он говорил правду, то мне становилась понятна холодность между ним и Кларксоном. Но вопросов было слишком много, а доверия к малознакомому мужчине не было. Роб продолжал: — Это касается не только его семьи, которая совсем не так идеальна, как кажется, но и того, чем он занимается в политике и помимо политики. Мои брови поползли вверх: — Ты буквально полчаса назад говорил о грязном белье и слышал, что я об этом думаю, а теперь предлагаешь «вывесить его на потеху публике», как ты выразился? По-твоему, я работаю в желтой прессе и пишу подобные статьи? — в моем голосе звучала обида. Роб ответил: — А еще, если ты заметила, я говорил о большой стирке. Потому что речь вовсе не про сплетни в желтой газетенке. Даже если отмести ситуацию с его семьей, которая на окружающих влияет не так сильно, то остается его деятельность. Если вскроется то, чем он занимается, то это не просто уничтожит его, но и откроет глаза общественности. В моей голове возникало все больше вопросов. — Если все это правда, то почему же ты до сих пор не открыл глаза общественности? — А как ты думаешь? Довольно удобно держать под контролем человека с такой властью, как у него, мне это на руку. На меня накатила еще одна волна негодования, но это было не мое дело, поэтому я продолжила: — Тогда почему ты вдруг решил слить такую ценную информацию малознакомой журналистке? Судя по твоей последней фразе, повод «по доброте душевной» вряд ли про тебя. — Ты права. Просто ты мне очень понравилась — говорю, как есть, — При этом он снова посмотрел мне в глаза этим своим взглядом, который не оставлял меня равнодушной, однако в этот раз я была слишком зла и почти сразу отвела глаза. Мы снова помолчали, я какое-то время переваривала его слова. Наконец, сказала: — Даже если я тебе поверю, и мы предположим, что я соглашусь написать какую-то компроматную статью (которую, кстати, я не знаю, куда нести, ведь мой журнал на этом не специализируется), то в своем порыве рассказать мне все ты не подумал о том, что меня просто убьют за такое, причем очень быстро? Возможно, я даже до печати статью не донесу, как уже «упаду с лестницы» или меня «случайно» собьет машина… — Да нет, я этот момент продумал и готов тебе дать помимо информации защиту. Тут, видимо, мой взгляд был очень красноречив, потому что он сказал: — Не смотри на меня так, я говорю вполне серьезно. Вдруг вся эта ситуация показалась мне какой-то сюрреалистичной, и я почувствовала себя полной дурой. Этот человек, которого я знаю буквально час и о котором не знаю ничего, кроме имени, явно издевался надо мной в данный момент. А, может, он пытался затащить меня в постель любыми методами (о чем говорили его красноречивые взгляды) или был мошенником, который сейчас втягивал меня во что-то очень нехорошее. Или же попросту был конкурентом, возможно, вообще дружком Кевина или Кесси. Все это казалось глупым и странным, но не менее странным, чем то, что предлагал мне Роберт. Я посмотрела на его лицо очень внимательно — оно выражало ледяное спокойствие, сейчас он не улыбался, и прочесть что-либо в этом лице было невозможно. — Кто ты такой? — Кто я такой, не так уж важно, но ты меня можешь считать как МИНИМУМ добрым другом. — он бросил на меня еще один многозначительный взгляд, а мне все это уже порядком надоело. Я невольно закатила глаза и встала, полная решимости наконец покинуть этот цирк. Роберт тоже встал: — Ты так и не дала свой ответ. Я предлагаю реальную помощь и перспективы. Я взорвалась: — Да что ты вообще за человек?! Хотя я предположу, что, судя по тому, что ты мне сейчас говоришь, ты либо какой-то псих, либо тебе нравится издеваться над людьми и играть на чувствах. Я не собираюсь участвовать в твоих интригах. И ты ничего обо мне не знаешь, чтобы вот так просто напрашиваться ко мне в друзья и предлагать какие-то сомнительные перспективы. У меня внутри все кипело и плавилось, я испепеляла бледное лицо Роберта взглядом, а он будто снова с трудом сдерживал улыбку. Он ответил спокойно: — В одном ты права — игры я люблю, но кое-в-чем заблуждаешься — я знаю чуть больше, чем ничего. — в его глазах блеснул зеленый огонек (или мне это показалось?) В этот момент мне впервые стало страшно. Получается, наша встреча здесь не случайна? Может, он все это время следил за мной? И что за игры он ведет? Я больше не намерена была оставаться здесь и, не сказав ни слова, взяла сумочку и быстро направилась к выходу. Я не решилась идти домой пешком и поймала такси. Сидя на пассажирском сидении и смотря невидящим взглядом в окно, я прокручивала в голове тонну вопросов: Что он за человек? Обычный притворщик или действительно опасный элемент? Если обычный, то откуда хорошо знает сенатора и, кажется, его жену? Как вообще попал на прием? Действительно ли он что-то знает обо мне, или это блеф? Вопросы не кончались, ответов на них не было. Затем на меня свалилось осознание, что я, возможно, потеряла работу. И дело было даже не в том, что я осталась без статьи, а в том, что руководство, не поставив меня в известность и нарушив все договоренности, поручило важную работу вчерашнему стажеру. Который, похоже, вполне преуспел в этом деле. Я понятия не имела, что меня ждало завтра и была уверена, что не засну этой ночью. Но, видимо от перенапряжения, я быстро провалилась в беспокойный сон. Мне снился постоянно уходящий от меня сенатор, почему-то разносящий на подносе шампанское, Кевин, который смеется надо мной вместе с Робертом и Кесси… А еще зеленые глаза, которые затмевали собой все, которые гипнотизировали, от взгляда которых бросало то в жар, то в холод, и снег, снег, много снега повсюду…