В огне

В первую минуту кажется, будто, ничего не произошло. То ли нервные окончания на самом деле долго переносят смысл происходящего перед глазами, то ли наоборот, реакция настолько быстрая, что весь спектр эмоций обрушивается с такой силой, что не чувствуешь в итоге ничего. Эндер ближе второе, потому что себя-то она всегда считала сообразительной и быстрой в принятии важных решений. Но здесь и сейчас мысли так спутаны, что любые слова застревают в горле, и ей приходится молча смотреть, как Шахика, пройдя мимо, расслабленно опускается на диван. Даже брошенное на французском «привет» не так сильно режет слух. Жива. Сидит, как ни в чем не бывало, сверлит их взглядом, наглая. Эндер сглатывает, смотрит на брата, а затем вновь на нее. Знакомая хитрая ухмылка расползается на лице, глаза темные с каким-то больным блеском. Змея. — Джанер, иди погуляй, — Эндер не дает ей вставить ни слова, а говорит быстро, почти цедит сквозь зубы, боясь, что еще минута под таким самодовольным взглядом, и она буквально придушит ее. — Сестра, куда я пойду, ночь на дворе, — мямлит брат, но замолкает, вот как Эндер смотрит на него, с яростью и чем-то нечитаемым, так темны ее глаза. Он в поражении поднимает руки и, взяв с тумбочки телефон и продолжая что-то бормотать себе под нос с недовольством, направляется к выходу. Эндер смотрит ему вслед, слышит, как щелкает дверь и только тогда позволяет себе перевести взгляд на сидящую перед ней. Шахика. Имя так и норовит сорваться с губ в шипении, но Эндер не позволит ей такую роскошь. На языке вертится столько слов, самых гнусных, обидных, правдивых. Но, замечая, как взгляд карих глаз становится чуть тяжелее, осмысленнее, уходит эта бесстыжая дерзость, Эндер лишь качает головой из стороны в сторону и уходит на кухню. Она отступает, потому что прекрасно понимает, что это разозлит Шахику сильнее. А разве она не заслужила хоть толику справедливости? Эндер наливает воды в стакан и сразу осушает его, но так и не опускает на столешницу. Пальцы немного подрагивают, и она смотрит на них, не желая признаваться в причине, почему она вообще так остро реагирует. В глубине души, конечно, знает, но кто она такая, чтобы сейчас спрашивать еще и с себя. — Я ожидала более радушный прием, — звенит голос Шахики, и Эндер, не поворачиваясь, знает, что та последовала за ней и, возможно, стоит сейчас в дверном проеме. В интонации слышатся игривые нотки, и их уже достаточно, чтобы внутри все вновь начало закипать. Эндер втягивает носом воздух, чувствуя бурлящее желание, нет, нужду, повернуться и запустить стаканом в эту наглую и самоуверенную суку. Ее трясет, пальцы то разжимаются, то смыкаются на стакане с такой силой, что костяшки белеют. Но в голове только шум, гул, пронизывающий насквозь и оставляющий внутри холод. Хотелось бы, чтобы он утихомирил бушующее в груди пламя, но с каждой секундой оно лишь разгорается сильнее. Эндер выдыхает, проклиная всех на этом свете, как вдруг тонкие пальцы касаются ее собственных и забирают стакан. От контакта ее передергивает. — Ты будто привидение увидела, Эн-дер, — Шахика не улыбается, но наигранно тянет имя. Отставляя стакан в сторону, добавляет с самым невинным видом, — не забывай дышать, дорогая. Смерть от удушья — не самый приятный мой опыт. И это последняя капля. — Думаешь, это смешно?! — голос срывается на крик, и по тому, как Шахика вдруг меняется в лице, она не ожидала этого, но Эндер уже не остановить. — Конечно! Что еще ты могла подумать? Самая умная из нас, самая находчивая, готовая на все, даже инсценировать собственную смерть! — Эндер выдыхает, но не останавливается, — наверное, хорошо повеселилась, когда смотрела на все со стороны. Мы тебя позабавили? Знаешь, как весело было идти на твое опознание в морг? Что же ты сейчас не смеешься? — Эндер взмахивает руками, хоть немного желая унять собственную дрожь, но внутри такой пожар, что ничего не помогает. Она отступает на пару шагов, потому что их случайная близость вдруг становится чересчур реальной. Отворачивается, делает несколько глубоких вдохов, будто можно хоть как-то успокоиться, а потом горько усмехается и смотрит вновь на Шахику, замечая, что в глазах той нет ни намека на веселье. — Я почти позвонила Кая, — вздыхает Эндер и прикрывает ладонью глаза на долю секунды, надавливая на веки, голова начинает жутко раскалываться, — я несколько дней думала, как сказать ему, что его сестра пропала и возможно мертва. А ты все это время… — Эндер недоговаривает, только смотрит на Шахику, качая головой. И как она могла подумать, что ей будет не все равно? Но Эндер не успевает продолжить, как Шахика меняется в лице и неожиданно выпаливает: — Так все дело в брате? — глаза ее чуть сужаются, и она смотрит на Эндер так пристально, словно пытается увидеть реакцию, подтверждение своей правоте. О, Эндер уверена, что это ее любимая часть их бесед. Но у нее нет настроения играть в ее игры. Эндер вдруг впервые за последние несколько дней по-настоящему ощущает усталость. Она вымотана и, хоть понимает, что сама и начала этот разговор, не уверена, что морально готова его продолжить. Ей нужна передышка, нужно принять тот факт, кто перед ней и какая она. Поэтому Эндер отмахивается от бессмысленного, по ее мнению, вопроса и хочет уйти к себе. Но стоит ей сделать несколько шагов, как она чувствует крепкую хватку на предплечьях. Шахика разворачивает ее к себе прямо в дверях, но руки не убирает, наоборот, ее пальцы сжимаются на коже, и Эндер оказывается почти прижата к дверному косяку. — Какого черта? — Эндер пытается ослабить хватку, но Шахика не позволяет, а может, Эндер недостаточно старается, потому что эти карие глаза так смотрят, что остается только поддаться. И Эндер на секунду задумывается, когда вообще все между ними стало таким? В тот момент, когда она пустила ее в свой дом или когда поняла, что ей ее действительно не хватает? Эндер вдруг становится смешно от самой себя. Но она лишь продолжает смотреть на Шахику, отмечая, как серьезно и с волнением та ждет ее ответ. Так ей не плевать. — Я задала вопрос, Эндер, — Шахика напоминает, чеканя каждое слово и сверля ее черными как смоль глазами. Эндер кажется, что они стали еще темнее. — Все дело в брате? Ты была расстроена, о, не говори, что я лгу, — вставляет Шахика, все так же не отрывая от Эндер свой взгляд, — ты была расстроена только из-за того, как сказать о моей кончине брату? Нет. Эндер молчит. В груди начинает нещадно жечь. И больно, и приятно. Тяжесть оседает в ногах, и Эндер неожиданно для себя понимает, что не сможет сейчас уйти, как бы ни хотела. А она очень хочет. Жаждет сбежать, но может только отвести взгляд. Удается, правда, ненадолго, потому что, если уж гореть, то до самого пепла и забрать все вокруг. А ей разве когда-то было дело до кого-то, кроме себя? Гори оно все синим пламенем. Эндер наклоняется вперед и накрывает губы Шахики своими, медленно, не позволяя огню внутри нее поглотить все сразу. Это было бы настоящее преступление, а из них двоих криминальное прошлое точно не у нее. Пусть ненадолго, но она хочет удержать это мгновение. Чувствует, как руки на предплечьях ослабевают, пальцы расслабляют хватку, но не отпускают. Всего лишь один поцелуй, и Эндер отстраняется и выдыхает ей в губы, сцепляясь взглядом. В ее глазах огонь отливает синим. — Я ответила на твой вопрос, Ша-хи-ка? — ее имя играет на губах, Эндер спрашивает почти шепотом, потому что все случившееся за последние дни вдруг наваливается неподъемным грузом. Стоять тяжело, дышать трудно, а находиться в ее присутствии сейчас — просто невыносимо. Эндер не уверена, сколько еще сможет выдержать. — Скажи еще раз, — так же тихо просит Шахика и тянется к Эндер, захватывая ее губы теперь более настойчиво. Кожа горит от столь смелых прикосновений, но Эндер быстро разрывает контакт и выдыхает, томно, потому что Шахика совсем не готова отпускать. Она только скользит губами по подбородку и опускается к шее, но уже не касается, а только шепчет, растягивая слоги, — еще раз, Эн-дер. — Ша-хи-ка, — срывается с губ прежде, чем Эндер успевает остановить себя. Хотя это больше не кажется возможным, только ни когда она так близко и так откровенно целует ее в шею. Эндер хочется отклониться, закрыть глаза и позволить им обеим сгореть от наслаждения. От ее губ на своей коже, теплого дыхания и собственной проклятой беспомощности перед ней. По телу проходит приятная дрожь. — Мне не хватало этого. Всего четыре слова — будто ушат с холодной водой. Эндер распахивает глаза и, приложив все силы, отстраняет от себя Шахику, на лице которой тут же мелькает удивление, недовольство и безразличие. Возможно, последнее Эндер хочет видеть, потому что все случившееся за последние дни всплывает в сознании, и она злится на себя за слабость, на нее — за все остальное (список на самом деле длинный, если подумать). Но разбираться сейчас со всем этим — нет ни сил, ни желания. — Я устала, — Эндер смотрит прямо в карие глаза, надеясь, что Шахика поймет и отступит. Но не ждет ее реакции, только медленно освобождается от ее рук и выходит из кухни. За спиной слышит тяжелый вздох, ни шагов, ни движения. И становится спокойнее. Эндер доходит до комнаты, закрывает за собой дверь, но так и остается стоять, опираясь спиной на обшарпанное покрытие. Уснуть сейчас вряд ли удастся. Огонь внутри не погас, эмоции никуда не делись, они на самой поверхности, стоит лишь надавить немного, не оставят после себя ничего, кроме черного пепла. Но сил нет, воздуха не хватает, хочется только закрыться в пустоте или потеряться в темноте ночи. Эндер на секунду прикрывает глаза, скользит пальцем по нижней губе и слегка прикусывает на нем кожу. Ее красные губы не выходят из головы. Цвет этот хочется стереть вместе с довольной усмешкой. Потушить, словно огонь. Эндер качает головой. Этот огонь быстрее сожрет их обеих.