3 причины влюбиться в тебя

      На несколько мгновений между ними повисла тишина — вязкая, липкая и неуютная. Виён глаза так и не открыла, прислушиваясь к грохоту собственного сердца в ушах. Посмотреть на Чонина и его реакцию было страшно, продолжить разговор — ещё страшнее.       Но теперь рассказать ему обо всём было просто необходимо.       Поэтому в первую очередь нужно было взять себя в руки — собрать по кусочкам и до мельчайших осколков, найти в себе силы снова переворошить ту часть прошлого, от которой всё это время она так старательно бежала.       Кажется, её рассказ длился целую вечность. Она сидела неподвижно, всё также цепляясь пальцами за стаканчик с кофе, откинув голову и прикрыв глаза, и мучительно-медленно подбирала правильные слова. А Чонин терпеливо ждал, внимательно слушая.       Виён говорила о том, как они познакомились в школе, а потом начали встречаться, рассказывала, как нежно и трепетно Соджун к ней относился, как сильно любил. А потом неожиданно замолкла, почувствовав, как в горле встал ком. Ей казалось, что говорить об их расставании она не имела права. Не имела права говорить об этом именно Чонину.       Из груди вырвался рваный вздох и она открыла глаза. Виён так долго держала это в себе, не говорила никому, продолжая копить-копить-копить. А теперь её словно прорвало и говорить об этом хотелось, хотелось рассказать хотя бы кому-то, чтобы стало немного легче. Рассказать тому, кто обязательно поймёт и встанет на её сторону. Она больше не могла улыбаться и делать вид, что всё хорошо, потому что растоптала чужие чувства, сбежала, ничего не объяснив и намеренно сделала больно.       Говорить хотелось, вот только слова почему-то застревали в горле.       Виён вдруг поняла, что глаза у неё слезятся, и постаралась отвести взгляд. Смотреть куда угодно, только не на Чонина, чтобы он ничего не заметил.       Потому что это было неправильно. Она не имела никакого права плакать перед ним, не имела права дать слабину и показать, как на самом деле она сейчас бессильна. — Поплачь немного, если тебе станет легче.       Виён вздрогнула от этих слов, таких тихих, что поначалу ей показалось, что они и вовсе ей послышались. Но это происходило наяву — Чонин не торопил, не давил, а лишь смотрел на неё встревоженно, больше ничего не говоря. На самом дне тёмной радужки его глаз плескалось что-то такое, чего до этого в его взгляде она никогда не видела.       Девушка держалась секунду, две, стоически выдерживая весь шквал эмоций, вдруг обрушившийся на неё вместе со всеми этими откровениями. Ведь она взрослая, она сильная, и никогда ни на кого не вываливает свои проблемы и переживания. Ведь она всегда со всем справляется и может всё выдержать. И Виён продолжала держаться.       А потом разрыдалась.       Завыла, уткнувшись Чонину в плечо и плакала до тех пор, пока слёзы не высохли, совершенно не обращая внимания на большую тёплую ладонь, которой парень всё это время поглаживал её по голове. Осторожно, нежно и почти невесомо, стараясь не доставить дискомфорт, но при этом показать, что он рядом.       Мысли постепенно прояснились, хотя легче, кажется, так и не стало. В груди по-прежнему тянуло, а голова гудела, вот только девушка поняла, что невольно тянется к чужому теплу, а Чонин и не сопротивляется вовсе. — Я поступила с ним неправильно и очень некрасиво, — просипела она, не поднимая головы. Казалось, что если Виён посмотрит в его глаза прямо сейчас, то не сможет больше вымолвить ни слова, — но тогда мне казалось, что иного варианта нет, а теперь… теперь я не знаю, как мне столько лет удавалось подавить в себе это чувство вины.       После рыданий горло саднило, а нос оказался заложен, от чего толком не удавалось сделать вдох. Виён чувствовала себя… мерзко. И ей было даже страшно представить, насколько ужасно она сейчас выглядит. В одно мгновение в ней словно не осталось ни грамма энергии и снова очень хотелось спать.       Или уже провалиться наконец сквозь землю, чтобы Ян Чонин не видел этого позора.       Да и тишина, что повисла между ними, практически душила своей неизвестностью, но Виён было уже всё равно. Она снова прислушалась к грохотавшему в груди сердцу, стараясь успокоиться и привести мысли в порядок.       И только теперь, мучительно-долгое время спустя, она поняла, в каком компрометирующем положении они оба находятся. А если кто-нибудь вдруг откроет дверь и увидит их? Если стафф не станет держать язык за зубами и примется болтать в сети? Если поползут очередные надуманные слухи? Ведь иногда скандалы раздувались из воздуха. И гораздо чаще, чем хотелось бы.       Виён осторожно подняла голову и отсела чуть дальше. Тёплая ладонь тут же исчезла, позволяя девушке установить границы.       Она не хотела, чтобы Чонин видел её заплаканные глаза и опухшее лицо. Хотелось спрятаться, как можно быстрее куда-нибудь исчезнуть, чтобы избежать зрительного контакта и любого дальнейшего разговора, который обязательно последует. И дело даже было не в том, что сейчас в ней не было привычного сценического лоска — она позволила себе стать слабой.       И этот жест говорил о её расположении к нему громче любых других слов.       Чонин же и сам словно специально не поднимал на неё взгляд, смотрел куда-то в дальний угол, сжав губы и нахмурив брови, о чём-то задумавшись. Виён тоже молчала, не решаясь снова начать разговор. — Ты же не думаешь, что он просто так объявился? — вдруг пробормотал Чонин. Так неразборчиво, словно давал этому разговору возможность закончиться, так и не начавшись. Но Виён услышала.       Девушка несколько раз потерянно моргнула, пытаясь осознать услышанное. Чонин что, думает, что Соджун может ей навредить?       Звучало абсурдно, и ей бы очень хотелось усмехнуться, вот только сил на это не было. Соджун был самым светлым, самым чудесным человеком в её жизни, и почему-то ей очень не хотелось, чтобы Чонин заблуждался на его счёт. — Джун не такой! — она покачала головой, наконец-то поднимая глаза. Недоверие в чужом взгляде выбивало из колеи, заставляя объясниться, — Мы были вместе со школы и он знал обо мне всё. Знал, что я скоро дебютирую, знал, в какой компании я стажируюсь, даже знал, каким езжу автобусом.       Чонин смотрел на неё внимательно, вслушиваясь в каждое слово. Виён не собиралась никого оправдывать, а лишь констатировала факты. Она лишь хотела, чтобы Чонин понял. — Если бы он хотел как-то навредить мне, то давным-давно сделал бы это.       Она надеялась, что это прозвучало не только уверенно, но и достаточно мягко. Потому что Чонин был последним человеком, на которого она бы хотела выпускать шипы.       Парень лишь поджал губы, продолжая пронизывать её взглядом. Он не верил. Не её словам, а самой мысли о том, что брошенный бывший парень мог не иметь плохих намерений. И эта тяжёлая мысль читалась в самой глубине его глаз, приправленная каким-то блеском, очень непохожим на привычную хитрецу.       Но больше Виён не проронила ни слова — и без того было сказано слишком много.       На протяжении нескольких секунд казалось, что замерло не только время между ними, но и они сами, казалось, что замерла вся Вселенная и сама жизнь. Первой в себя пришла девушка: выпустила наконец из рук кофейный стаканчик, поставив его на стол, и полезла в свою сумку, чтобы достать тканевую маску. Не хватало ещё, чтобы кто-то помимо Чонина увидел её заплаканное опухшее лицо.       Но молчание, повисшее между ними, не было неловким. Напротив, они словно разговаривали без слов, а мысли их были направлены исключительно друг на друга. И это ощущалось правильно.       Когда Виён встала на ноги и поклонилась, собираясь уйти, Чонин подскочил следом. — Давай, я провожу тебя. Хотя бы до машины, — его голос был тихим и ласковым, обвалакивающим, словно пуховое одеяло.       Виён понимала, что он искренне хочет помочь. Понимала, как жалко выглядит сейчас и понимала, что крепкое плечо надёжного человека, которому она доверяет, действительно не помешало бы. А Чонин был именно таким — самым надёжным из всех возможных.       Но при всех чувствах, которые теплились у неё в груди, при всей благодарности, что она испытывала по отношению к нему, сейчас хотелось остаться одной. Хотелось никого не видеть и не слышать, закрывшись в своей спальне, чтобы окончательно осознать всё произошедшее за последние несколько часов. Потому что подумать действительно стоило о многом. — Спасибо, оппа, но я справлюсь сама, — она постаралась сделать так, чтобы улыбка вышла не только осторожной, но и вежливой, хотя девушка чувствовала себя опустошённой настолько, что, казалось, была уже совершенно неспособна на какие-то другие чувства помимо усталости.       В груди, там, где обычно теплятся чувства, сейчас не было совершенно ничего.       Чонин сопротивляться не стал, лишь взглядом проводил её фигуру до двери, ещё на несколько минут оставшись в студии в одиночестве, чтобы никто не заметил их вдвоём. Это единственное, что он мог сделать для неё сейчас — Виён понимала это и была благодарна.

***

      Дорога, которая обычно казалась бесконечной, в этот раз пролетела словно за секунду. Хотя, возможно дело было в том, что Виён успела вздремнуть в середине пути. В один момент уставший мозг просто-напросто отключился, хотя по ощущениям это продлилось не больше пяти минут.       Проснулась она от настойчивых вибраций телефона. Сообщения приходили один за одним с такой скоростью, что игнорировать их было просто невозможно. И, конечно же, были они от Чонина. «Ты уже добралась до общежития?» «Пожалуйста, напиши как приедешь» «И не переживай из-за случившегося»       Губы девушки невольно растянулись в улыбке. Она не знала, почему Чонин вдруг так заботился о ней, ведь произошедшая ситуация совершенно его не касалась, но на душе тут же стало тепло. Как бы Виён не брыкалась, всё-таки в глубине души она нуждалась в заботе как никто другой. «Я почти приехала, всё хорошо» — быстро напечатала она, зависнув на мгновение. Кажется, впервые за вечер эти важные слова были готовы вырваться наружу.       Она сомневалась пару секунд, прежде чем быстро напечатать ещё одно сообщение и спрятать телефон обратно в карман.       Ёмкое «Спасибо» так и повисло в их диалоге, хотя оказалось прочитано буквально через секунду.       Общежитие встретило её тишиной, чему Виён совершенно не удивилась, — время было позднее, а расписание в последнее время такое плотное, что девочки наверняка уже давно спали. По крайней мере сама Виён при других обстоятельствах поступила бы именно так.       Осторожно и тихо, стараясь лишний раз не шуметь, она разулась и уже хотела прошмыгнуть по коридору в свою комнату, как вдруг замерла на месте, привлечённая приглушённым светом из кухни. Интересно, кому не спалось в такой час?       Впрочем, Виён это не должно было волновать. Ведь у каждой из них куча собственных проблем и забот, каждая как минимум раз в месяц сидит в тишине и темноте кухни, мучаясь от бессонницы и тревожных мыслей. Такое состояние уже абсолютно нормально — очередная неприятная издержка профессии. И сейчас ей не помешало бы осторожно зайти в свою комнату, словно её тут и не было, прикрыв дверь поплотнее, но что-то останавливало.       Мысли о том, что они с девочками уже не так близки, как до дебюта, снова неприятно кольнули в груди. С каждым днём они отстранялись друг от друга всё больше и больше, но Виён очень хотелось верить, что если бы у кого-то из них случилось что-то, если бы что-то начало волновать и тревожить слишком сильно, они бы ей сказали. Но, зная саму себя, девушка понимала, что боль намного проще подавлять и взращивать в груди, пока она не попытается вырваться наружу.       Это всегда несло за собой неприятные последствия, но по пустякам волновать никого не хотелось.       Поэтому она лишь устало вздохнула и, оставив свою сумку в коридоре, аккуратно прошла в кухню, тут же замерев в дверях.       Чуть сгорбившись, Ари сидела за кухонным столом, обнимая ладонями чашку. Виён тут же напряглась, заметив её опухшее лицо и покрасневшие глаза, а когда услышала тихий всхлип, сомнений не осталось — Ари плакала.       Виён попыталась вспомнить, когда в последний раз она видела её слёзы, и… не смогла. Их старшая всегда держалась стойко, всегда выдерживала все проблемы, которые обрушивались на их группу и не плакала даже тогда, когда D'Light взяли свою первую награду, только гордо улыбалась. А теперь она выглядела уставшей и измотанной, казалась такой хрупкой, словно может сломаться от одного только неосторожного прикосновения.       Вот только осторожно обращаться с айдолами почему-то не было принято.       Ари вздрогнула, услышав шорох в дверях, но перевела взгляд на Виён мучительно-медленно. Словно даже на это у неё не осталось сил. — Привет, —пробормотала она, на секунду отвернувшись, чтобы украдкой вытереть лицо. Зная Ари, Виён мысленно начала отсчитывать пять секунд, за которые старшая возьмёт себя в руки. — Привет, — прошептала она в ответ, проходя в кухню так осторожно, словно не имела права в ней находиться.       Ари и правда выглядела хуже обычного, словно потеряла концентрацию и привычный блеск. А ещё — Виён так и не решилась сказать ей, что была на парковке в тот вечер, и в голову невольно закралась тревожная мысль: а мог ли Бан Чан быть причастен к такому состоянию старшей?       Потому что то, что тревожило её, определённо было очень серьёзно. Ведь даже десять секунд спустя она не смогла установить контроль над ситуацией.       Молчание между ними давило на плечи и словно выкачивало из кухни последний воздух. Хотелось сбежать, спрятаться и никогда не возвращаться в это помещение, хотелось никогда не видеть слёзы Ари, потому что это ощущалось чем-то невозможным и нереальным.       «Ты можешь поговорить со мной», — хотела сказать Виён, но не смогла. Слова, такие важные и нужные сейчас, в очередной раз не были произнесены вслух, застряв в горле. Потому что они уже давно не были так близки, как раньше. И впервые за всё время эта мысль так сильно резанула по сердцу тупым ножом. — Я видела, ты проводила трансляцию, — Ари подошла к чайнику и поставила воду. Движения её были неторопливыми и вялыми, — как всё прошло?       Виён почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Как всё прошло? На грани катастрофы. Потому что Соджун неожиданно напомнил о себе спустя столько лет молчания, а сама Виён разрыдалась на плече Чонина после трансляции. Всё было просто отвратительно. Но вслух этого она сказать не могла. По крайней мере, не здесь и не сейчас. — Нормально, — Ари улыбнулась её ответу, на секунду прикрыв глаза. Сердце Виён грохотало в груди от накатывающего волнения, потому что выглядела старшая плохо. И какими бы сейчас тяжёлыми не были взаимоотношения между ними, она не могла оставить её в таком состоянии, поэтому слова сорвались с губ быстрее, чем она успела это осознать, — у тебя всё хорошо?       Ари усмехнулась как-то грустно, но кивнула головой: — Я в порядке, просто немного устала.       Виён видела, как она выдавливает из себя улыбку, как собирает остатки сил по крупицам. И ей бы очень хотелось помочь ей, поддержать, сказать, что всё будет хорошо и они со всем справятся, вот только она сама держалась с трудом.       Видимо, все эмоции отразились на её лице, ведь Ари, посмотрев на свою младшую, снова грустно улыбнулась. И что только сейчас творилось в её голове?.. — Со мной всё будет хорошо. Обещаю.       Её словам очень хотелось верить, вот только Виён не чувствовала ничего. Разве Ари, так внезапно потерявшая хватку, могла держать обещания? Разве могла она позаботится о группе? О себе самой? Сейчас из них двоих, разбитых, уставших и заплаканных, именно она была больше похожа на человека, которому нужна помощь.       Чайник щёлкнул, закипев, но ни одна из них на него не отреагировала, продолжая смотреть в одну точку и погрузившись в свои мысли. До разговора с Чонином, Виён вообще не тревожилась о Соджуне, лишь была удивлена тому, как внезапно он появился. Но теперь в голову против воли закрадывались неприятные мысли. Мог ли он и правда навредить ей? Стоило ли сказать о нём Сухи-сонсэним? А девочкам? От всей тяжести этих мыслей голова постепенно начинала болеть.       Виён упёрлась спиной в дверной косяк и скрестила руки на груди. Она не знала, чего именно ждала, почему осталась здесь и не ушла в спальню. Кажется, они обе очень хотели поговорить, но просто не могли, продолжая сидеть в неуютной тишине, от которой хотелось лезть на стену.       И Виён сдалась первой. — Я пойду спать, — она постаралась натянуть улыбку и отошла от стены. Каждое движение давалось с трудом, а конечности казались тяжёлыми и неподъёмными, словно после долгой изнурительной тренировки, — доброй ночи.       Ари перевела на неё уставший взгляд и постаралась отразить привычную маску. Она попрощалась с ней одними губами и на одну короткую секунду Виён показалось, что взгляд её старшей потеплел. Стал таким же сияющим и ярким как раньше, когда Ари, ещё совсем юная, полная огня и энтузиазма, только-только дебютировала.       Их зрительный контакт длился недолго, после чего Ари отвела взгляд. На мгновение Виён показалось, что в груди зародилось что-то тёплое и уже забытое, такое чувство, что точно бы не угасло, а лишь разгорелось сильнее, если бы они посмотрели друг другу в глаза чуть дольше.       Возможно, пропасть между ними не была такой уж большой и безнадёжной.       Вдруг телефон Ари, лежащий на столе экраном вверх, загорелся оповещением. Девушка быстро выключила его дрожащей рукой и метнула на младшую перепуганный взгляд, но Виён уже развернулась к ней спиной, уходя в коридор. Разбираться в том, что там Бан Чан или кто бы то ни было пишет Ари, не было ни сил ни желания. Хотелось лишь как можно скорее оказаться в своей кровати и уснуть.       Теперь на сердце было как-то неспокойно, а в голове творился полнейший хаос. Мысли путались, перемешиваясь с чувствами и воспоминаниями, неслись в черепной коробке галопом, никак не успокаиваясь, что не давало расслабиться.       Она снова и снова прокручивала в голове все события сегодняшнего вечера, пытаясь вспомнить что-то, на что поначалу она могла не обратить внимания. Но от всего этого голова начинала болеть сильнее, а тяжёлые веки сами собой закрывались от усталости. В конце концов девушка так погрузилась в свои мысли, что совершенно не заметила, как входная дверь тихо захлопнулась за выскользнувшей на улицу Ари.       Ещё несколько минут спустя Виён провалилась в тревожный сон, забыв обо всём, — и о собственной лирике, и о странном поведении Ари, и о грядущей встрече с ATEEZ-сонбэнимами. Единственное, что крутилось в её голове, пока она не уснула, — мысли о Соджуне и всё, что сегодня сказал ей Чонин.