wrecked, solitary, here

      Мир рушится, но всё, о чём может думать Джонхан — это Джису.       Когда-то, что ощущается словно много лет назад, Джонхан часто желал конец света. Масштабное землетрясение, которое может поглотить весь Сеул. Цунами, точно способное смыть целые города. Мистическое вторжение пришельцев. Вспышка ужасающего зомби апокалипсиса. Каннибализм. Всё, что угодно.       Всё, что может раздавить его на мелкие кусочки, ведь когда-то он верил, что это именно то, чего он на самом деле заслуживает. В один день земля полностью обвалится, и его это никак не колыхнёт. Он не обратит должного внимания, ведь его великие мечты оставить за собой хоть какое-то наследие разбились вдребезги ещё тогда, когда тяжесть уродливого капитализма обрушилась на его плечи. Его кости будут тлеть в невзрачном гробу где-нибудь на местном кладбище; его имя будет забыто в море тысяч, десятков тысяч людей, что упокоились там же.       И когда-то, что ощущается словно тысячелетие назад, его это устраивало. Устраивало стать забытым.       Правда, когда наступил настоящий апокалипсис, начавшийся слишком быстро с утопленного небольшого, но многонаселенного острова на другом конце страны, — Джонхан ещё не был готов.       Конечно, были предупреждения, даже слишком большое количество, но Джонхан не воспринял ни одно из них всерьёз, ведь ему было наплевать. Он не переживал о смерти: о том, что земля может рухнуть из-под ног; о том, что он может потерять всё.       Игнорировал неистовую вибрацию, что раздавалась с кармана — редкий звоночек от их обычно некомпетентного государства, которое пытается быть компетентным хотя бы раз. Лишь позже ночью, когда он вернулся в их с Сынкваном квартиру и его сосед подбежал к нему с глазами полными слёз, Джонхан узнал про начало конца света, увидев новости про затонувший остров на телефоне Сынквана, которым тот маячил у его лица.       «Не осталось ни единого следа», — сказал репортёр. Ни обломков, ни тел, совсем ничего. «Может быть он всё это время тонул, как Венеция, и никто этого не замечал?» — прочитан комментарий. Это было пугающе, от чего Сынкван ещё больше разрыдался.       Джонхан лишь тупо смотрел на новости: на слова, плавающие в заголовках, но не совсем запоминающиеся, — в то время как Сынкван обзванивал всех, кого знал, на случай если они или кто-то из их знакомых жили на том острове. Сынкван всегда был более общительным, лучшей версией человека среди них двоих. Все его любили, ведь в нём было столько жизни; столько удивительного, чего у Джонхана не было никогда. А любили ли его... Он не был уверен нравился ли вообще кому-либо так сильно, как всем нравился Сынкван, не считая безоговорочной любви своей семьи.       А потом случилась вторая катастрофа. Чуть погодя, третья.       Четвёртая.       Месяц спустя после того, как мир начал постепенно умирать, — когда четвёртая катастрофа ударила по горам, медленно надвигаясь на материк со стороны морей, — Джонхан подумал, насколько это удивительно лишь допускать мысль о том, как легко могут исчезать и забываться вещи словно их никогда и не было. Подобное, вероятно, произойдёт и с ним. Прах, в который в конечном счёте неизбежно превратится его тело, всего-навсего впитается в землю и останется там навсегда.       Но иногда бывали моменты, когда он пытался дать всему этому логическое объяснение. Можно сказать промелькивающие эпизоды отрицания. Быть может, это просто вулкан взорвался где-то неподалёку, послужив причиной землетрясениям и оползням; тому, что мелкие города с поселениями остались разрушенными до основания? Или же это просто какие-то тектонические плиты сдвигались, сталкивая континенты друг о друга, желая вновь воссоздать Пангею — всего-то природное явление, а не подобие апокалиптического фильма. Конечно, конец света не мог наступить именно тогда, когда Джонхану едва исполнилось двадцать семь.       Правда чаще всего отрицал всё именно Сынкван, отчего тот больше времени начал пребывать в тишине по ночам, подолгу находиться в прострации и проваливаться в попытках сделать хоть что-то. «Когда человечество свернуло не туда?» — иногда печально спрашивал он с банкой фруктового пива в руках, прежде чем разрыдаться, будучи совсем малость пьяным. Джонхан ни разу не винил его. Сынквану всего двадцать четыре. В такие моменты он лишь похлопывал его по спине и обнимал.       После случилась пятая катастрофа — самая ужасающая. Прошло чуть больше года после первой, хотя Джонхан уже не был уверен в этом. Он больше не следил за счётом месяцов, да и стало как-то неважно.       Джонхан почувствовал, как его охватила волна ужаса — впервые за долгое время он испытал неподдельный страх — пока наихудшее из самых худших землетрясений не миновало. Он был как раз снаружи их жилого комплекса. Видел, как дорога перед ним раскололась надвое, образуя пролом; как машины, вспыхивая огнём, падали в эту трещину, прежде чем до него дошла мысль подняться в их с Сынкваном квартиру: он что есть силы держался за стены на аварийной лестнице, ведь казалось, что если он этого не сделает, то скатится обратно на три пролёта вниз, словно и не взбирался вовсе. Надо было проверить, всё ли в порядке с Сынкваном.       И Сынкван — слава всем богам, что до сих пор имели хотя бы капельку симпатии к этому бренному миру — был в порядке.       Он начал сильнее тянуть Джонхана эвакуироваться, когда увидел, как многоэтажные здания рядом падали, держа того под руку и направляясь прямо на крышу, в ужасе ожидая вертолёт, который мог бы забрать их куда-нибудь на окраину города. Сообщение об эвакуации из их района, видимо, пришло, когда Джонхан возвращался обратно домой.       Пару месяцев назад Сынкван собрал для них сумки на случай чрезвычайной ситуации, прислушавшись к совету территориального органа управления после третьей катастрофы, набив их одеждой с вещами первой необходимости. Он также положил к себе немного безделушек и подарков от самых близких: небольшой фотоальбом, мягкий оранжевый брелок, который ему купил его парень на второе свидание. У Джонхана же их не так много — не так много памятных вещей из его жизни, которые он особенно хотел бы взять с собой, поэтому его сумка была намного легче, нежели у Сынквана. Хотя, после недолгого раздумья, он всё же надевает на запястье несколько браслетов из бисера и засовывает в рюкзак небольшую коробочку со старыми рукописными письмами, прежде чем они навсегда покидают квартиру. К слову, он ни разу не обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на их комнату, перед тем как закрыть дверь.       Джонхан вызывается подержать их сумки пока они ждут, желая сделать хоть что-то полезное за всю свою бесполезную жизнь. Сынкван лишь смеётся над ним и мягко говорит, что тот никогда не был «бесполезным». Он отказывается от предложения Джонхана, даже если тот явно видит, как рюкзак Сынквана тяжело тянет его к земле. Джонхан не спорит. Такая мелочь того не стоит, особенно учитывая то, что миру уже настал конец.       Он смотрит на руины своего города, пока они пролетают над ним. Смотрит, как здания медленно осыпаются в пыль. Разглядывает, как дорога трескается посередине: длинная и гигантская пропасть образовывается несколькими улицами ниже, затягивая машины, людей, уличные фонари и всё-всё. Пытается, но не может сосчитать тела несчастных — или счастливчиков, как думается Джонхану, — разбросанных повсюду.       Он отвечает на звонок, когда телефон начинает вибрировать. Родители. Безумно обеспокоенные сообщения от его сестры, которая живёт на другом конце света в стране, название которой Джонхан никогда не сможет выговорить правильно. Они все ещё живы и в безопасности в своих местных эвакуационных центрах. Джонхан начал задаваться вопросом, где они. Был благодарен, что те позвонили, особенно когда рядом с ним сидел Сынкван, что практически плакал в телефон, разговаривая со своими сёстрами, которые, похоже, направились в эвакуационный центр в прибрежном городе недалеко от их родного.       Он ещё немного смотрит вниз из окна вертолёта, не чувствуя ничего особенного, и берёт Сынквана за руку, когда тот всё же начинает рыдать в телефон. Сейчас он разговаривает со своим парнем — Хансолем, и Джонхан думает, что рад, что, по крайней мере, хотя бы Сынквану удалось связаться со своим возлюбленным, в то время как у Джонхана не хватало смелости позвонить своему не-просто-другу, не-совсем-возлюбленному, Джису.       В последний раз Джонхан и Джису обменивались сообщениями несколько часов назад, как раз тогда, когда Джонхан написал ему, что Сынкван тащит его эвакуироваться. Он ещё не ответил; Джонхан больше и не ждёт ничего, ведь за это время всё успело погрузиться в хаос.       В последний раз Джонхан слышал голос Джису вчера ночью по телефону, перед тем как пойти спать, и тот рассказывал ему всё о своём дне, ведь Джонхану всегда нравилось слушать мягкие нотки его голоса. Срабатывало лучше, чем колыбельная, даже если он никогда и не засыпал пока они разговаривали, потому что каждое слово, слетавшее с уст младшего, было ему интересно.       В последний раз Джонхан видел лицо Джису — будь то через видеозвонок, фотографию или что-то ещё — почти неделю назад. Тот возмутился, ведь он выглядел «почти готовым ко сну», пока они разговаривали, а Джонхан в ответ лишь рассмеялся, потому что: как он вообще может заснуть во время разговора с ним, когда глаза Джису мерцают даже сквозь низкое качество экрана, а его улыбка потрясающе красива? Если бы они жили в древние времена, Джонхан уверен, он бы бился на смерть в войнах за него.       Но они не в разгаре войны и не живут в древние времена, поэтому всё складывается так, как есть.       Мир рушится, а Джонхан вдруг не может перестать думать о Джису. С того момента, как они впервые познакомились в приложении для знакомств, он чувствовал себя хуже, чем обычно; где-то между первой и второй катастрофой никак не мог перестать думать о нём. На самом деле младший всегда был там, где-то в глубине сознания.       Но это сложно. Конечно, сложно. Ничто в жизни Джонхана никогда не давалось ему легко.       У Джису загруженный график. Быть всегда в движении — это часть его работы, в которой Джонхан не совсем разобрался до конца, сколько бы раз Джису ни пытался тому объяснить, чем он занимается. Последнее место, где тот упомянул, что был, находилось в нескольких часах езды на скоростном поезде: город на окраине страны, который, как смутно помнится Джонхану, был затоплен где-то во время четвертой катастрофы вместе с несколькими другими странами в более дальнем регионе.       Джонхан не знает, увидятся ли они когда-нибудь лично перед его смертью, и даже не уверен, жив ли ещё сам Джису. И именно это делает ситуацию просто хуже некуда: то, что разговор Сынквана со своим парнем отзывается некоторой болью — нет, сильной болью.       Интересно, когда в последний раз Джонхан испытывал настолько много эмоций, учитывая то, что он почти ничего не чувствовал даже задолго до конца света?       Его пальцы чешутся набрать номер Джису, но он сжимает руку. Впивается ногтями в ладони до тех пор, пока не становится больно, но не даёт ей закровоточить. Сжимает руку Сынквана, который с любопытством поглядывает на него сквозь заплаканное лицо, прежде чем снова сдавленно повторить «я люблю тебя» в трубку. Игнорирует то, как одни и те же слова вертятся у него на языке, когда он думает о...       Неважно. Чувства больше не имеют значения, поскольку Джонхан, скорее всего, скоро умрёт, а Джису, возможно, уже мёртв, опираясь на известную ему информацию.       Он прикусывает язык и тихо ждёт. Во всяком случае, пытается настолько тихо, насколько это вообще возможно под плач Сынквана и дребезжание вертолёта.       Эвакуационный центр представляет собой одноэтажное здание с гигантским пустым пространством позади. Когда-то здесь, вероятно, цвели цветы и зелень, но сейчас это бесплодная земля. Их оставили прямо посреди засохшего цветника, и листья жалостливо хрустели под ногами Джонхана, когда они вышли из вертолёта. Сынкван пошатывается, и настаёт очередь Джонхана поддержать его и затащить внутрь, следуя за волонтёром, что ведёт их в здание. Такое ощущение, будто она примерно того же возраста, что и Джонхан, но суровость, что присутствует в складках её рта, заставляет выглядеть намного старше.       Когда они входят в здание, в нос Джонхану сразу же ударяет сильный запах газа, и он не может удержаться от кашля. Сынкван крепче сжимает его руку, когда их отводят в угол и указывают на места. Они могут сидеть там, если захотят. Лежать. Стоять. Делать всё, что пожелают, серьёзно. Очевидно, когда вы все на грани смерти, то, что вы делаете больше не имеет значения, пока никого не подвергают опасности. Каждый сам за себя, полагает Джонхан.       Центр переполнен. Несмотря на то, что здесь много раненых, здесь также много медиков и волонтёров, судя по тому, сколько людей ходит вокруг, склоняясь над ранеными и бегая с припасами, в то время как другие ведут ещё больше людей в здание. Это целый шквал активности, и у Джонхана начинает кружиться голова. Он предпочитает сесть на отведённое ему место, вцепившись в лямки своей сумки, чтобы хоть как-то почувствовать себя приземлённее.       Джонхан всегда представлял, что когда наступит апокалипсис, то он умрёт одним из первых. Не столько из-за отсутствия природных навыков самосохранения, сколько из-за того, что его воля к жизни изначально меньше, чем у обычного человека. Он никогда и представить себе не мог, что будет сидеть в эвакуационном центре с полностью упакованной сумкой, независимо от того, находится ли он там благодаря кому-то другому и с чем.       Сынкван садится рядом с ним: их бедра прижимаются друг к другу, когда тот прислоняется к нему. Если Джонхан закроет глаза и уши, а ещё достаточно сильно напряжётся, то сможет представить, как они просто сидят за маленьким столиком в своей квартире и тихо разговаривают за выпивкой, потому что стены слишком тонкие, а кто-нибудь точно постучит в их дверь, если они будут смеяться излишне громко. Это похоже на воспоминание из прошлой жизни. Болезненное чувство дежавю.       Позже — кажется, несколько часов спустя, — Джонхан вскакивает, чтобы предложить кому-то ещё своё место, когда замечает, как внезапно увеличился поток людей, входящих в здание, для которых, казалось бы, было слишком мало места. Его усаживают обратно. Называют хорошим человеком, но предложение не столько необходимо, сколько ценно, потому что места всё ещё много, даже когда все знают, что его нет, ведь это здание достаточно скоро достигнет своей максимальной вместимости.       Сынкван тянет Джонхана обратно сесть, обнимая за плечи. Он — самый тёплый человек на памяти Джонхана, коим всегда и являлся. Смеётся прямо тому на ухо. Редкий звук чего-то похожего на счастье в таком-то месте, даже когда его смех звучит немного осуждающе, и он цокает языком.       — У тебя нет никакого самоуважения, Джонхан. Как ты можешь так просто жертвовать собой? И где ты собирался ночевать? Снаружи? Где твой череп можно будет легче-лёгкого проломить, если вдруг астероид решит свалиться сверху?       И да, Джонхан больше склонен согласиться с ним, даже если ему придётся спать снаружи. Если это означает, что кто-то более достойный побыть в живых чуть подольше; кто-то, кто больше любит свою жизнь, получит это маленькое уютное местечко на полу рядом с очень любвеобильным Сынкваном в центре переполненного эвакуационного здания, когда земля решит провалиться внутрь себя. Он может постоять снаружи. Думает, что предпочёл бы умереть в одиночестве, если бы мог, — даже спасибо сказал бы.       Когда он произнёс это вслух, Сынкван лишь посмеялся над ним вновь. Он не воспринимает Джонхана всерьёз. Скорее всего думает, что тот просто шутит.       — Не глупи. Ты заслуживаешь это маленькое место на полу, Джонхан. И, умирать одному будет очень грустно, не так ли? Я не хочу такого для тебя.       Что-то жгучее подкатывает к горлу. Он быстро заталкивает это чувство обратно, меняя тему:       — Как дела у твоей семьи?       — Они уже в эвакуационном центре. Сказали сильно не волноваться за них.       — А что насчёт Хансоля?       — Хансоль, он... — Сынкван вдруг напрягся. Казалось, его лицо побледнело. Прикусив губу на мгновение: — Думаю, с ним всё будет хорошо.       — Что-то случилось?       — Нет, он просто... — Сынкван тяжело вздохнул, — ушёл проверить некоторых своих друзей, раз я и его семья находимся в безопасности.       Этот выбор заинтересовывает Джонхана. Затем он внезапно вновь вспоминает о Джису: образ его улыбки мысленно всплывает перед ним. Старается избавиться от неё насколько возможно, и продолжает:       — С ним всё будет в порядке?       — Лучше бы было.       Джонхан кратко желает того же и Джису. Но быстро отбрасывает эту мысль, потому что он даже не знает, где тот сейчас находится. И Джису тоже не звонит ему, чтобы проверить, где он сам.       В центре, где они сидят, интернет работает довольно слабо, поэтому Сынкван встаёт и начинает ходить по комнате, пока не находит место, где тот ловит нормально. Даже сейчас он всё ещё пытается связаться с людьми, чтобы проверить их, а Джонхан лишь таскается за ним, как потерявшийся пёс, потому что не хочет оставаться один на своём месте. Кто знает, что он мог бы тогда сделать? Позвонить Джису?       Джонхан не хочет, чтобы его телефонный звонок стоил Джису жизни, в случае если тот сейчас занят беготнёй, пытаясь спастись. Почему Джонхан уверен, что тот вообще пытается спастись? Просто он знает, что Джису всегда хотел прожить свою жизнь на полную катушку, прежде чем умереть. Видимо, из-за этого он и выбрал столь «кочевую» работу. Он не просто сидит сложа руки и ждёт своего конца, как Джонхан. Это ещё больше подчёркивает, насколько старший считает Джису чудесным. Действительно. То, какой он боец, достойно восхищения.       Джонхан стоит рядом с Сынкваном как сторожевой пёс, и смотрит сверху вниз на каждого, кто на них косо поглядывает, в то время как Сынкван стучит по своему телефону. Правда, таких не так уж и много, ведь когда люди входят в здание, то выглядят либо испуганными за свою жизнь, шокированными, либо ранеными. Джонхан знает, что его присутствие рядом ничего не изменит, потому что он всегда был далеко не самым страшным человеком в комнате, независимо от того где тот находился. Это больше связано с надеждами Джонхана и его небольшими усилиями на то, что никто не будет доставать Сынквана; что тот всегда будет счастлив, делая всё, что захочет.       В один момент, когда небо снаружи становится тёмно-кроваво-красным, земля вновь сотрясается от повторных толчков землетрясения. Все падают на колени, поднимая руки над головой; руки Джонхана машинально двигаются, чтобы сначала накрыть голову Сынквана. Он знает, что это будет лишь первым толчком из многих. Когда всё заканчивается и они ползут обратно на отведённые им места, Сынкван замедляет шаг, чтобы держаться ближе к Джонхану.       Из динамиков, которые он ранее не замечал, раздаётся объявление, призывающее всех не паниковать и сохранять спокойствие, пока они связываются с властями и остальным миром, чтобы узнать новости о том, сколько времени им, вероятно, осталось. Дополнительный акцент на сохранении спокойствия. Это, должно быть, означает, что им действительно осталось не так много. Сколько у них есть времени? Сколько времени у Джису?       Когда они снова усаживаются, подальше от сигнала, Сынкван поворачивается к нему и спрашивает: «Ты что-нибудь слышал от своего парня?».       Джонхан наклоняет голову: «Что за парень?» — хотя он уже прекрасно понял, о ком говорит Сынкван. Тот издаёт возмущенный звук, и Джонхан не может сдержать смех, который вырывается, даже если его сердце начинает болеть по другому поводу (кроме желания умереть), потому что он уже... нет, он всё ещё думает о Джису, как бы сильно ни старался этого не делать.       Не то, чтобы он очень старался, на самом-то деле.       — Я не хочу звонить, — перебирая ответы, говорит Джонхан. — Ты чудесно понимаешь, насколько время важно в данной ситуации. Может быть, он прямо сейчас бежит куда-то в безопасное место.       Сынкван не выглядит впечатлённым. В ответ говорит:       — Просто иди и, чёрт возьми, позвони ему наконец. Кто знает сколько нам осталось ждать до того момента, когда мы все будем мертвы?       — Что, если он уже... — голос Джонхана срывается в момент осознания того, что они находятся не одни. Сглатывает, но в горле ощущается лишь привкус сухой пыли. Вместо этого он кашляет.       — Но что, если он всё ещё жив? — Сынкван приподнимает свою бровь. Он знает, что в его словах есть смысл. Тянется к телефону Джонхана, который лежал у того на коленях, и суёт его ему в руки. — Я ещё никогда не видел тебя таким счастливым до того момента, как ты начал общаться с ним. Пожалуйста, позвони ему.       Джонхан пристально смотрит, но в конце концов открывает контакт Джису, даже если и не нажимает кнопку вызова. Их последнии сообщения смотрят на него в ответ: этот обмен пожеланиями «спокойной ночи» и «приятных снов», который не должен был быть таким долгим и нежным, каким он оказался на самом деле. Не должно было быть так много сердец, и это определённо точно не должно было заставлять Джонхана чувствовать себя таким счастливым, как тогда, когда он убирал свой телефон, чтобы зарядить его на ночь. Джонхан и Джису в любом случае не были чем-то особенным, даже если казалось, что они уже нечто большее.       Он слишком долго смотрит на последний эмодзи с блестящим розовым сердечком, который прислал ему Джису перед тем, как их разговор закончился. Это был единственный цветной эмодзи в виде сердца, который когда-либо использовал Джису, и Джонхан считал это таким милым. Он обнаружил, что это слегка напоминает ему огонёк в красивых глазах младшего.       Когда Джонхан поднимает взгляд, оказывается, что Сынкван всё ещё внимательно наблюдает за ним. Выжидательно. Хочется вжаться куда-нибудь, потому что тяжесть взгляда его друга почти такая же, как и то, что сейчас чувствует сердце Джонхана. Он не думает, что заслуживает таких мучений во время конца света.       Но он действительно заслуживает немного спокойствия, не так ли?       Должен ли он?..       Джонхан нажимает на кнопку вызова, прижимает телефон к уху и ждёт. Затаив дыхание. Сухость в горле. Сердце бешено колотится.       Звонок переадресовывается прямо на голосовую почту, и Джонхан закрывает глаза, когда слышит это. Телефон даже не зазвонил.       Это телефон Хон Джису. Привет, извините, я сейчас не могу взять трубку, но не волнуйтесь! Если вы оставите сообщение, то я обязательно перезвоню, как только смогу. Оставайтесь в безопасности от бушующего апокалипсиса снаружи!       Джонхан быстро заканчивает вызов. Когда он открывает глаза, Сынкван всё также наблюдает за ним, но только выражение его лица сменилось беспокойством. Джонхан швыряет телефон в сумку, наблюдая, как тот соскальзывает на пол.       — Голосовая почта.       — О... — глаза Сынквана расширяются, и он начинает размахивать руками словно в бреду. Очевидно, как он пытается подобрать правильные слова. — Это здорово! Ты сказал, что он всегда в разъездах, верно? Это значит, что сейчас он просто занят, и поэтому не отвечает на звонок. Или же у него просто села батарея, или...       — Или он уже мёртв.       Сынкван больше ничего не говорит. Его губы сжимаются в тонкую линию. Джонхан отворачивается. Он не хочет видеть, как дрожат губы Сынквана или как его глаза снова наполняются слезами. Тот всегда слишком много заботился о людях, даже о тех, кого он никогда раньше не встречал. Конечно. Он хороший человек. У него самое большое сердце из тех, кого Джонхан когда-либо встречал.       Джонхан делает глубокий вдох и оглядывает эвакуационный центр. Сейчас здесь слишком много людей по сравнению с тем, когда они только прибыли. Вертолёты, должно быть, летают без остановки, пытаясь спасти тех, кто ещё остался в районе эпицентра. Джонхан на мгновение задаётся вопросом: что будет со всеми ними теперь, когда они здесь? Он точно не хочет жить тут вечно, если ему вообще повезёт «жить».       Он замечает большое пустое место на полу в нескольких метрах от себя, которое, Джонхан уверен, было занято ранее, и, повинуясь какому-то импульсу, делает рывок, чтобы встать.       Сынкван немедленно хватает его:       — Подожди, ты куда собрался?       — Воздух, — только и говорит Джонхан настолько спокойно, насколько может, хотя его мысли уже начали рассматривать варианты того, что он может сказать волонтёрам, мимо которых ему неизбежно придётся пройти, чтобы покинуть это место и убежать, исчезнув. Его сердцебиение внезапно становится слишком громким в ушах, и Джонхану приходится продолжать делать глубокие вдохи, чтобы выровнять дыхание.       Он не хочет быть здесь, в этом эвакуационном центре, и просто ждать. Он хочет быть там, в эпицентре конца света.       Ведь он так ждал, и теперь хочет посмотреть, как это произойдёт. Хочет увидеть, как земля треснет под ногами, как рухнут стены пропасти, в которую он упадёт. Хочет увидеть, как астероиды будут падать с кровавого неба, ударяться о землю и взрываться, а он вместе с ними. Из-за отсутствия водоёма рядом не образуется цунами, но вдалеке видны горы. Он заприметил их сквозь окна. Может быть, они упадут, и Джонхан будет раздавлен под их весом?       Или он мог бы быть где-то там и искать Джису. Самая безумнейшая вещь из всех безумных, которой он мог бы заниматься во время конца света.       Хватка Сынквана на его рукаве не ослабевает. Может быть, он знал, что это именно то, чего ждал Джонхан, и именно поэтому собрал сумку и за него тоже, когда пришло сообщение. Он, вероятно, прекрасно знает, что в глубине души у Джонхана действительно нет чувства самосохранения: что старший прыгнул бы в глубокую яму, если бы мог, выбежал бы прямо на полосу встречного движения, подскользнулся бы под гигантским камнем, что на грани падения — неважно, насколько легкомысленно он иногда относится к нему.       Джонхан поворачивается, чтобы встретиться взглядом с другом. В них он видит смесь беспокойства, грусти и сожаления. Джонхан не удивлён увидев это, но его желудок всё равно скручивается в узел. Сынкван слегка качает головой; Джонхан трясёт рукой, чтобы ослабить хватку...       — Здравствуйте, извините, есть ли здесь свободное место?       ...И застывает на месте.       Поворачивается.       Сейчас рядом с ними нет ни одного волонтёра, который мог бы сопроводить новоприбывшего, одинокого мужчину. Его куртка изодрана в клочья, волосы торчат в разные стороны, а сам он практически весь в крови: всё ещё алой и свежей. Его дыхание тяжёлое, и он выглядит так, словно побывал в аду и вернулся обратно. Ни искорки в глазах, ни намёка на улыбку, но от одного лишь его голоса у Джонхана бегут мурашки по спине.       У мужчины ничего с собой нет, если сравнивать с набитыми сумками двоих. В его руках нет ничего, кроме сердца Джонхана. С таким же успехом он мог бы вырвать его из груди сам, как сделал это с воздухом в его лёгких; и, на самом деле, когда Джонхан сказал «воздух» Сынквану, он не имел ввиду украсть его...       И всё же, это не имеет значения. Всё неважно.       — Чёрт, — удаётся выдохнуть Джонхану. Его голос звучит не так, как обычно. Чувствует, как хватка Сынквана на его рукаве ослабевает, и он обнаруживает, что с трудом поднимается на ноги. — Привет.       Кровь стекает из пореза мужчины на лбу, но ему, кажется, всё равно, когда тот смотрит в ответ на Джонхана. Откидывает волосы с лица. Трёт глаза. Как будто не может поверить, что Джонхан тоже здесь: в этом крошечном эвакуационном центре на окраине города во время конца света.       Краем глаза Джонхан замечает, что у мужчины с кармана брюк торчит букетик полевых цветов, увядших и грустных, с отсутствующей половиной лепестков, но всё ещё немного ярких в этом мрачном месте. Лепестки, что остались свисать с сердцевин, жёлтые. Любимый цвет Джонхана — жёлтый. Его грудь сжимается.       Гигантский астероид может прилететь и стереть их всех с лица земли, как это случилось с динозаврами; или землетрясение может поглотить всех целиком; или мир может самопроизвольно вспыхнуть и сжечь их дотла, но Джонхан не думает, что ему было бы достаточно важно оглядываться по сторонам, чтобы наблюдать за падением мира, потому что—       Джису улыбается. Маленькое милое действие, которое выглядит болезненным — это должно быть больно, судя по тому, как тот морщится сразу после; Джонхан не может не задаться вопросом, через что он прошёл, где он был, что видел с тех пор, как они разговаривали в последний раз. Но, несмотря на это, Джонхан всё равно находит Джису невероятно красивым, даже когда тот выглядит в точности как смерть.       — Привет, Джонхан. Рад, наконец, встретиться с тобой.