Последствия

      Человек стоял у панорамного окна, смотря перед собой и ничего не видя: ни машин далеко внизу, ни закатного отсвета в застеклённых глазницах зданий напротив, ни — пока что — решения возникшей проблемы. На столе призывно трещал автоответчик, но человек не реагировал. Так уж выходило, что, если он позволял себе глубоко задуматься, то позволял и мыслительным процессам соткаться в незримый щит и абстрагировать себя от ощущений, чтобы не видеть, не слышать, и, по возможности, не разговаривать.       Такая изоляция от всего сущего давала силу недоступным влияниям, которых не видят глазами, но чувствуют сердцем, или, выражаясь более приземлённо, ощущают нутром. И человек не видел, но ощущал злосчастный кейс с большими грязными деньгами. Прежде, чем оказаться здесь, они проделали долгий путь и стали причиной многих смертей. С другой стороны, всё было не так однозначно. Убивал не кейс, но тот, кто доставил его сюда по поручению заказчика. Можно было прибегнуть к мрачной иронии и сказать, что кейс и наёмник работали в паре, и человек знал, что лишь неодушевлённый предмет без собственного мнения смог бы стать для Антона Чигура идеальным напарником.       Чигур был наёмным убийцей, и теперь, успешно завершив задание, набивался человеку в партнёры — вполне заслуженно, как могло показаться на первый взгляд. О нём было известно мало, даже в сравнении с другими представителями его профессии: он выходил на связь, брал заказ, выполнял его и исчезал бесследно. Всё-таки, подыскивать спецов не через детективные агентства, где без лишних вопросов могли навести справки о прошлом и настоящем кандидата на задание, а исключительно по рекомендациям прошлых заказчиков было не слишком выгодно. Особенно, если спецу сносило крышу аккурат на рабочем месте. И всё же тех немногих сведений, что человеку удалось собрать воедино и обобщить, хватало, чтобы обвести расплывчатые контуры мистического Чигура линией чего-то живого, настоящего. И хотя речь шла в основном о профессиональных качествах этого персонажа, общие выводы относительно его сущности напрашивались сами собой. Если он в самом деле такой, как о нём говорят, то связываться с ним — себе дороже.       Чигур был надёжен и исполнителен в рамках своего задания — в этом человек убедился при личной встрече, и запертое на латунный замок доказательство его честности в размере двух миллионов трёхсот тысяч по-прежнему лежало на кофейном столике. Чигур был способен оказаться везде, где захочет — в далласском офисе человека тоже, без предварительного уговора о приёме, хотя тот, оберегая свою анонимность и белую (то есть, легальную) составляющую своего бизнеса, обыкновенно сам назначал встречи работникам и партнёрам. Наконец, Чигур с одинаковым хладнокровием был готов не только убить, но и умереть, что позволяло ему не сходить с дистанции при виде профессиональных «неровностей». Не всем специалистам его профиля была свойственна подобная непреклонность, и, надо полагать, как раз поэтому Антон Чигур предпочитал работать в одиночку. Чтобы не мешался да не перечил никто.       Резюме получалось безукоризненное, вот только Чигур, ко всему прочему, оказался приверженцем очень своеобразных принципов, которые он сам считал непреложными и, вероятно, сам же и сочинил. Это были не простые чудачества, многим свойственные, не безобидная придурь и не явление профдеформации, но настоящий моральный кодекс, созданный и чтимый Антоном превыше всего. В этом своде его личных законов наверняка была какая-нибудь извращённая логика, и он следовал ей без разбора, без жалости, без компромиссов — где уж тут говорить о субординации.       Начало всему положила сделка с мексиканскими наркодельцами, которая самым плачевным образом сорвалась. Неудовлетворённые условиями, переговорщики с обеих сторон превратили друг друга в гору мёртвых тел, а два миллиона четыреста тысяч, предназначавшиеся мексиканцам в обмен на грузовик их товара, остались лежать посреди карьера техасской пустыни. Немудрено, что ими вскорости завладел один удачливый ковбой; неизвестно, случайно ли он забрёл так далеко в пески, или кто подсказал. Вор был из местных, и, надо заметить, сработал не слишком по-умному, ведь кейс с деньгами был меченный, а посему никто не смог бы прибрать всё к рукам и исчезнуть бесследно.       Туда же, на встречу с Чигуром в месте сделки, отправились два представителя от организации человека в Далласе, чтобы передать ему транспондер, отслеживающий перемещение кейса с деньгами, и направить киллера по следу вора, который был обречён из счастливчика стать покойником.       Но пустынный карьер, судя по всему, был проклят, и делегаты из Далласа назад не вернулись. Может, Чигур видом трупов вдохновился, а может, обидели его чем, но, так или иначе, он положил двоих ребят, которые делали с ним одно дело. Человек поначалу грешил на мексиканцев, которые тоже наверняка появлялись на месте провальной сделки, где, по милости мародёров, не осталось ни товара, ни денег — только окровавленный песок, гниющая плоть переговорщиков и побитые дробью машины. Если бы всё обстояло так, действия мексиканцев можно было бы смело счесть вероломными, ведь несколько ищеек из Мексики объединили усилия с человеком и тоже получили отслеживающее устройство, чтобы достать вора и разделить возвращённые деньги с американским партнёром. Но в мотеле «Дель-Рио», где останавливался с кейсом вор по имени Ллуэлин Мосс, не видели других мексиканцев, помимо тех, что работали на человека, и ждали вора в засаде. Но засада успехом не кончилась, ведь вместо Мосса в номер зашёл Чигур, неотступно следующий за сигналом своего транспондера, и расстрелял трёх ищеек — своих, можно сказать, коллег.       Конечно, убийства в пустыне и в «Дель-Рио» могли быть и не связаны между собой, но территориально совпадали с предполагаемым маршрутом Чигура. И другие детали из расследований полиции округа Террел, где всё и происходило, указывали на то, что люди умирали от одной и той же руки — пришлось поднять на уши ещё одну партию осведомителей, чтобы точно узнать это. Блюстители порядка собрали очень внушительное досье на неизвестного им преступника. Чигур убивал не только тех, кто имел отношение к бизнесу, но зацепил также помощника шерифа и нескольких гражданских. Один раз его даже арестовывали за какую-то уличную потасовку, но Антон выкрутился так быстро, что никто и понять не успел, кого именно они взяли. И как можно оставаться неуловимым, когда за тобой волочится столь явственный кровавый след.       Следующей его крупной жертвой стал отставной подполковник Карсон Уэллс, тоже охотник за головами. Его подтянули к делу, чтобы тот устранил взбесившегося Чигура, но последний оказался расторопнее. Словом, убыточное вышло предприятие.       И венчал этот сомнительный послужной список сам наниматель Антона, которому человек поручил подыскать пристойного специалиста по исполнению деликатных поручений. Чигур, видимо, не оценил, что его цель параллельно отдали мексиканцам. И вот, сделав соответствующие выводы, странный киллер, руководствуясь, должно быть, моральным кодексом собственного сочинения, вычислил офис своего нанимателя и пристрелил того среди бела дня. Никто будто бы не видел его за совершением понятной только ему справедливости, но один занимательный штрих — выбитая сердцевина дверной ручки — значился и среди находок служителей закона с запада Техаса, где Антон выполнял свою миссию. И если все эти источники и донесения надёжны, — а они, вне всякого сомнения, надёжны — нет никаких гарантий, что человек, взяв Чигура в свой штаб, пробудет его работодателем слишком долго.       Ясно, что у возникшей проблемы была и субъективная сторона. Человек решительно пошёл бы против истины, сказав, что не боится его. Чигур, выходец из Европы, — не понять, Западной или Восточной — был достаточно молод, ещё не достигший сорока, говорил с не опознаваемым акцентом и смотрел на мир абсолютно непроницаемыми глазами. Взгляд его был так пронзителен, и так одновременно безразличен, будто он видит сквозь стены, но происходящее там его нисколько не интересует. Он казался слепым, но ничто не могло от него укрыться. Смуглый, темноволосый и весьма неординарно — чтобы не сказать, нелепо — подстриженный, с грубоватыми, воинственными чертами лица, он казался мрачным, но был лишён способности испытывать человеческое отчаяние, и был достаточно равнодушен ко всему, что его окружало, чтобы не задумываться о том, насколько странно он выглядит на фоне этого окружения, и сколько людей из этого окружения ему предстоит убить. В известной степени, он был исполнителен, но вместе с тем оказался совершенно неуправляем. Было в нём что-то такое, что даже без знания подноготной Чигура заставило бы человека дышать учащённо, а его великолепную фирменную рубашку — пропитаться холодным потом. Что-то, заведомо отталкивающее и уродливое, хотя, беседуя с ним, человек не заметил никаких явных дефектов. Он не был уродлив, даже не был откровенно некрасив, и всё-таки, неясным образом, Чигур был страшен. Рядом с Антоном невозможно было сохранять спокойствие. Чего уж там, даже когда он покинул здание, казалось, что незримые леденящие остатки его присутствия всё ещё держатся в воздухе, как клочья тумана в блёклое осеннее утро. Проклятье. Не пристало нанимателю бояться наёмника. Наёмник хочет самого простого — денег. А чего хочет Антон Чигур, понять было сложно: править ли, нести ли повсюду свою справедливость, навлекать ли смерть. В любом случае, нельзя подпускать его близко. Чигур или заберёт весь бизнес себе, или расстреляет соучредителей и уничтожит всё на корню, оказав услугу конкурентам, и не взяв с них за это ни цента.       Закат за окном всё проливал свою кровь, становясь пурпурным, как королевская мантия. Потом небесные краски бога станут темнее, и выльются в плотную бархатную синеву, чтобы, сгустившись вконец, превратиться в ночь. Человек, пребывая в раздумьях, не видел этого, да и не смог бы предаться эмпирическому познанию, довольствуясь лишь отражением неба в стёклах, но ощущал закат другим чувством, как одно из недоступных влияний. Это была сама бестелесная идея заката. Как идея кейса с двумя миллионами, обещанных партнёрам за тонну бурого одуряющего порошка.       С возможностью такого взгляда на мир человек мог бы стать художником. И, пожалуй, действительно стоило. Писал бы сейчас свои удивительные полотна, чтобы одно — самое лучшее — пристроить в своём кабинете, а остальные сбыть с молотка на торгах. И не пришлось бы самому выстаивать на аукционах, чтобы выцепить чужой увековеченный талант. А ведь есть ещё весьма дорогостоящая экспертиза для подтверждения подлинности экспоната. И услуги мастера для создания хорошей репродукции тоже входят в итоговый чек. Сплошные убытки, в общем, хотя и приятные для души. Тем более, к искусству Антон Чигур имеет явно меньшее отношение, чем к нелегальному (то есть, чёрному) бизнесу, а его собственная идея несёт куда больше опасности, чем идея заката, и даже идея кейса.       Нельзя было просто прогнать его. Как-никак, Чигур сделал то, что ему поручали, и счёл бы отказ от сотрудничества непростительным сомнением в его мастерстве. Избавиться от него привычными для их мира способами тоже, вероятнее всего, не удастся, и все расходы тогда будут впустую. В конце концов, они уже пытались это сделать при помощи Карсона Уэллса, когда Чигур сорвался с цепи, и закончилось всё фатально. Если он перехватит весть о том, что собственный наниматель хочет его убрать, то снова появится здесь, но не в классической двойке и галстуке, а с оружием наперевес. Он узнает, точно узнает. В умении добывать информацию ему не откажешь, раз Антон свалился человеку на голову в его же офисе очень ограниченного посещения. Теперь от него действительно всецело зависит, кто сюда придёт, а кто нет — он так и сказал, придя сюда и отчитавшись в своей добросовестности, что нельзя было истолковать иначе, как неприкрытую угрозу. Если Чигур все деловые встречи начинает такими словами, удивительно, что он не нажил себе целую свору могущественных врагов.       Впрочем, логично было предположить, что он прибедняется, ведь за ним теперь могут охотиться мексиканцы. Вернее, они шли не за ним, а за деньгами, и даже помогали искать их. Но, помимо нескольких ищеек, которые нанялись к человеку, у них там огромная независимая группировка, наверняка всё ещё преследующая вора. В любом случае, мексиканцам известно, что Чигур был последним сторонним лицом, призванным разгребать кровавый омут в техасском захолустье, выбранном для совершения сделки.       Они могут думать, что деньги забрал американский наёмник. Вот оно.       Человек стряхнул с себя глухое наваждение, глянул на дорогой циферблат, оплетавший ремешком запястье, и направился к телефону, чтобы выключить автоответчик. Хрупкое царство бестелесных идей рассыпалось, уступая место грубому, жестокому миру действий. Пока жив Антон Чигур, сам человек и его чёрно-белые дела находятся в положении весьма уязвимом, и нельзя допустить, чтобы это затянулось надолго.       Сейчас уже поздно, но, по крайней мере, он знал, что именно попытается сделать. Благо, человек имел возможность не только получать информацию, но и распространять её в нужных направлениях. Всё равно, что строить свободный вектор, и главное в этой убийственной геометрии — избежать пересечений с линиями Чигура. Пусть работает, если хочет. Пусть думает, что контролирует ситуацию. Пока точно направленный вектор не уничтожит его.