О пользе споров

Витька сидел на диване трансляторе, курил сигарету и лениво беседовал с Эдиком Амперяном. Эдик лежал рядом и, задумчиво глядя в потолок, сосал леденец. «Витька прекрасен за работой, хорош в спорах, да и вообще рядом с ним меня охватывает такое необычное счастье…» Комната провонялась рыбой, но это не мешало Эдику находить здесь радостные эмоции. Перекатывая во рту леденец с дюшесом, он через раз отвечал Корнееву, любуясь им со стороны, пока никто не видел. Виктор сосредоточенно занимался окунем, подумывая фоном, что, должно быть Эдик уже сонный. «Разморило его на диване, красавца эдакого…» Идиллию нарушил Саша, заглянувший в Витькину лабораторию. Он поздравил всех с Новым годом, Эдик ему вежливо ответил, переключив заинтересованный взгляд на него. Армянин смотрел дольше положенного и хотел что-то ещё спросить у Привалова, но его перебил ревнивый Витька. Он снова был груб, начав небольшой спор про белковую жизнь и отчитал Сашу за незнание. — Саша не хочет говорить про небелковую жизнь, — сказал Эдик. И он прав. Витьку взбесило то, что Эдик пренебрегал им, поэтому Витька рассказал Саше о недавнем расходе во мнениях с Амперяном, запыхтел сигаретой пуще, пуская по комнате небольшой смерч из дыма и продемонстрировал непривлекательное существо, похожее на ежа и паука одновременно. — Ах, это не жизнь. Это нежить. Кощей бессмертный, — стоял на своём Эдик. Ему не хотелось бесить Витьку, но хотелось показать, что его мнение тоже имеет место быть. Если бы Саши не было, думалось Эдику, то он бы для Витьки сделал что-нибудь ласковое. Эдик думал так всегда, когда они оставались с Витькой наедине, но никогда не осмеливался прикоснуться к нему или тем более признаться, что неравнодушен к Корнееву. Амперян шумно выдохнул, слушая Витькины аргументы. — А что тебе надо? — спросил Корнеев. — Двигается? Питается? И размножаться может. Хочешь он размножится? Эдик приподнялся и снова заглянул на стол. Он брезгливо отозвался о еже-пауке и Витька неожиданно с ним согласился. Ёж-паук исчез. Вместо него на столе появился маленький Витька Корнеев, точная копия настоящего и несколько раз размножился, создавая ещё более крошечные версии себя. Саше казалось, что все тут о нём позабыли. Отчасти это было правдой — Витька хотел удивить Эдика, чтобы он восхитился им, и, если бы не было Саши то кое-что ещё. Всё-таки новый год, время исполнения желаний? Не убьёт же его Амперян, в конце концов за то, что он скажет? Даже, если Эдик не воспримет это всерьёз, Корнеев нагрубит, они поссорятся, вскоре всё забудется и они помирятся. Не станет же Эдька ходить и рассказывать всем, что Корнеев мог влюбиться? А если расскажет, то всех любопытных Витька всё равно отвадит парой ласковых. «Дубли Корнеева хороши… Вот бы украсть одного и на полочку!» — размышлял Амперян, но чтобы не выдать своего восхищения, сказал, что пример неудачный. Они начали спорить пуще, восклицать, абсолютно позабыв о присутствии Саши. Саша напомнил о себе, отпросившись на полигон. Магистры поторговавшись, согласились с ним, прошли в приёмную, продолжая оживлённо спорить о какой-то циклотации… Привалову пришлось их прервать, чтобы они трансгрессировали его. Так как он им немного надоел, они провели трансгрессию с такой энергией, что Саша влетел в толпу зрителей спиной вперёд, толком не успев одеться. — Витя, ещё одно слово и я тебя придушу, — злобно пробурчал Амперян. — Ручки коротки, — усмехнулся Витька, нахально поправляя воротничок своей тёмной рубашки. Хорошенькой рубашки: усыпанной мелкими звёздами и бледными полумесяцами. — А хочешь я попробую? — сказал Эдик. Он почувствовал, как заалели кончики его ушей и кровь прилила к щекам. — А вот хочу, — Корнеев провоцировал. Корнеев желал почувствовать мягкие ладони товарища Амперяна и яблочную отдушку на своей рубашке. — Давай только в лаборатории? Там вода живая, если переборщишь, — шутил Витька и даже с веселья хлопнул Эдика по спине, задавая направление по коридору. Армянин побледнел. Такие шутки… Он только изобразит, верно? Наконец сделает для Вити что-нибудь ласковое. Корнеев сел на диван. Эдик остался стоять в дверях. — Что застыл, садись давай! — выдал Витька и похлопал рядом с собой широкой ладонью. Эдик боязливо присел. Руки дрожали. — Говорил же, что не сможешь! Слабачок! — продолжал издеваться Корнеев. Тут Амперян решился. Он сделал сосредоточенное лицо, закинул леденец за другую щёку, и протянул ладони к воротничку, поправляя его, чтобы слегка отсрочить прикосновение. — Краше только в гроб кладут, — Витя каламбурил, а Эдик так и не понял к кому относилась шутка: к Эдькиной бледности или всё-таки к Корнееву? Прохладные Эдиковы ладони переместились на Витькину шею, мягко огладив кожу. Складывалось такое ощущение, что он просто решил их погреть, то ли примеряясь, то ли просто задерживая их на месте. У Амперяна саднило губы, потому что ему вовсю хотелось поцеловать Витьку, но он не мог. Момент выдавался подходящим, а он не мог! Слабак! — Что же ты Эдька засмотрелся на меня? Жалко стало? — шутил Корнеев. И в данный момент эти дурацкие шутки всё испортили. — Заткнуться ты не мог? — колюче ответил Эдик, сбрасывая наваждение. Руки убрал, отодвинулся. В комнате запахло кислыми яблочками. Амперян расстроился. — Ты чего взъерошился, а? — обеспокоенно спросил Витька. Атмосфера из романтичной скатилась в угнетённую. Такой запах Корнеева раздражал, так же, как и кислая физиономия Амперяна. — Кто тебя ещё такого дурака полюбит, — бурчал себе под нос Эдик, окончательно обидевшись на Витьку. Он спорил, грубил и ранил. Какой-то ёж-паук. Бандит из сказки про Муху-Цокотуху. — Эдик? — растерявшись, переспросил Корнеев. Он хотел разъяснений. — Эдик-Эдик, кто ж ещё, — проговорил Амперян. Терять уже было абсолютно нечего. Сейчас Витька выдаст колкую и грубую тираду, а потом вообще не станет с ним разговаривать… Потом они со временем сделают вид, что забудут? И ради общих друзей будут поддерживать вид дружбы. Витька вспыхнул: — Скажи нормально, что я натворил?! Ты в новый год хочешь поссориться?! — Ты дубина, Корнеев. Непроходимая, — Эдик вдруг хихикнул и пододвинулся ближе. Пусть Витька считает, что он спятил. Всё равно! Витька опешил. Таким Амперяна он ещё не видел. — Я же люблю тебя, а ты мне что? Души, говоришь, — Эдик снова положил руки на Витькину шею, но уже по-другому: соединив ладони за шеей, чтобы окончательно с этим грубияном разобраться. — Так и я тебя люблю. А ты мне что? Кислые яблоки! — восклицал Корнеев. Мужчины рассмеялись от абсурдности ситуации. Запах кислых яблок вдруг сменился на отдушку яблочной пастилы. Эдика затопило абсолютное счастье. Медвежьи ладони Витьки легли на талию Амперяна и притянули его ближе к себе. Эдик робко коснулся губ напротив, а Витька, решительно настроенный сразу перенял инициативу и повёл, не давая Эдику ни разу усомниться в том, что теперь ему от Корнеева никуда не деться. Наравне с грубостью — Витька ещё олицетворял надёжность и силу. И обещал себе — Эдика беречь.