Тот, кто может помочь тебе, защитить, спасти...

- Сделай уже что-нибудь с Липницкой!- потребовал Эдуард, сверля недовольными глазами. - Что именно?- честно говоря, она бы и сама что-нибудь сделала, но Юлька боролась с взрослением и травмами, на взгляд Этери борьба шла так себе. - Я не знаю!- Эдик рухнул на стул в своем кабинете.- Меня заколебало отвечать на звонки из федерации и убеждать всех, что мы хорошо работаем с Юлей! - Ты мне хочешь сказать, что я с нею плохо работаю?!- взвилась Тутберидзе. Эдик по сути был ни в чем не виноват, вопросы его не несли каких-то намеков, просто Этери устала: от Юли и ее матери, от того, что олимпиада прошла, а на горизонте уже следующая, и все, кажется, ждут, что Липницкая и туда поедет. От новых спортсменов и прежних фигуристов. От пустоты внутри, которая появляется после больших свершений. И от Эда тоже устала! Почему он что-то от нее требует и ждет так, словно ничего не было?! Мысли об Аксенове разрывали душу и разум в две противоположные стороны. На одной было желание остыть и забыть совершенно мужчину, занимавшего этот кабинет. Забыть все свои желания по его поводу, поцелуи, которые помнит каждая стена комнаты, где они ругаются сейчас, обещания его тоже забыть и перестать придавать им хоть какое-то значение. По другую сторону было непреодолимое желание, чтобы он не только ничего не забыл, а постоянно желал возобновить и продолжить, и слова, и поцелуи, и желания. Выходило же все ровно наоборот: он давно не помнил, она не могла забыть. И от этого огрызалась, чтобы покорно и робко не соглашаться с каждым словом. А хотелось соглашаться. Все время. И на все. Нет, иногда в Эдике слышалось то самое, из прошлого, неловкое, но сладкое, неправильное, горячее, но мало и в основном краем, случайностью, припоминанием общности, но уже не общностью. А сердце каждый раз отзывалось, хотелось пойти на его желание общности, пусть и мимолетное. И от этого тоже было пусто и глухо внутри. - Они хотят больше силовой. Подкачки,- начал Аксенов.- Хотят заниматься со своим тренером по ОФП. - Может, им просто поменять тренеров вообще. Всех!- прищурилась Этери. - Не нагнетай!- отмахнулся Эд.- Лучше что ли будет, если они правда поменяют нас на кого-то еще! Это олимпийская чемпионка! Вспомни, что тебе за нее дополнительно капают деньги от федерации. Она уйдет, деньги тоже уйдут. - Ты о моем финансовом благополучии печешься или о своем?- хохотнула женщина.- Катку-то тоже неплохо перепадает, когда на нем олимпийская чемпионка, да еще и член сборной! Купишь больше памперсов… на будущее! Зыркнули зло друг на друга и Эдуард не выдержал: - Это ты меня прогнала! - Ты не очень долго горевал!- хотела уйти, разговор зашел совсем не о работе. - Что ты знаешь о моих гореваниях?!- мужчина подскочил со стула, на котором сидел и навис над подчиненной. - Ничего не знаю! Узнавать не собираюсь!- встать, когда над тобой под два метра сердитого мужика возвышается, не так просто, но Этери попробовала. И оказалось - зря. Все сближение было - зря! Эд поймал ее за спину, талию, вытянул до конца со стула вверх, прижался губами к губам. Был зол в своем поцелуе, обижен и раздосадован. От того сминал женские губы, сжимал пальцы до неудобства на коже под одеждой, языком рвался в женский рот. Был слишком опасен и слишком скор, а оттого груб. Хотелось сдаться, но надо было отбиться, запретить вторжение в себя, к себе. Закрутилась в сильных объятиях, пыталась уклониться лицом, рвалась на свободу, которая и нужна-то не была. Вывернулась и с размаху влепила пощечину. - Не забывайся!- прошипела держащемуся за щеку Эударду.- Я не игрушка, которую тискают в свободное от семьи время! Вылетела из кабинета, резко хлопнув дверью. По дороге на каток кусала губы, прижимая их костяшками сжатой в кулак ладони. Ни на кого не глядя, схватила в тренерской коньки и пошла на лед. Было рано, еще только начиналась раскатка. Никогда так не приходит на утренние тренировки, но сидеть на месте, тем более не может. Страшно было даже не то, что Эдик кинулся целоваться. Страшно, что очень хотелось согласиться с этими поцелуями, остаться там, сдаться. Разрешить целовать дальше. Договориться о вечере вместе. Оставить Дишку бабушке и… Все дело в том, что это “и” слишком знакомо, ничего нового не предполагало, тем более ничего большего, чем было три года тому назад. Ее квартира, его ласки, а потом Эд поедет к семье с уже тремя маленькими детьми, а Этери останется одна на всю ночь. Будет сначала терпеть, молчать, пить вино, а потом позвонит Марине, потому что кому-то надо выговориться, а сестра ее, кажется, понимает, хотя бы не осуждает вслух, как родители. Марине она, в общем, тоже правду не рассказывает, та и без того все, кажется, понимает. Да и что тут можно не понять, когда у сестры глаза то на мокром месте, то блестят шалым огнем вдохновения после внеурочных выездов с начальством по делам. Все в семье понимают. Все делают вид, что подслеповаты и глуповаты, потому что, ну, а чем еще поможешь? Отчитывать взрослую уже женщину за нелепую связь, которая никуда не приведет? Так она и сама это знает! В общем, семья желала Этери лучшего, а Этери желала Эдика. Вот такая несвязуха. В конце концов, когда дело дошло до расставания, Марина говорила - увольняйся, добром не кончится. И тоже была права по гамбургскому счету. Только куда увольняться-то? Разве где-то кто-то ждет Этери с распростертыми объятиями и свободным льдом? А без льда нельзя! У нее спортсмены, дети, люди! Да и команда не сорвется. Дудаков бы не сорвался, хоть она его и позвала, а шел не к ней, шел в “Хрустальный”, ему тут удобнее. Над катком звучала музыка, скрипели лезвия коньков, режущие лед, покрикивал Дуд: - Колени сгибаем! Если я захочу посмотреть на сваи, я устроюсь грузчиком на стройку! Здоровее буду! Раздалось несколько смешков, в ответ Сергей Викторович повысил темп, чтобы смеяться сил не было! Глянула за бортик, ее помощники стояли плечом к плечу и смотрели на разминку, Сережа что-то пояснял Глейхенгаузу, а тот активно отвечал, кивал головой и, кажется, даже вносил предложения. Интересный парень. Все сборы присматривалась к нему, решила, что вполне подходящий кадр, из такого может получится и тренер неплохой, и товарищ интересный. В будущем, конечно, когда подрастет. Сейчас-то еще мальчишка: добрый, славный, с хорошей улыбкой, но мальчик. Увлеченный и не бездарный, а это не так и мало. Глядя на перспективного юнца даже подзабыла, что металась по Эдику. Данька неплохо переключал, потому что выглядел большой целью. Вырастить из щегла серьезного специалиста, разве не задача? К тому же ее призрачная личная жизнь ровно никуда не денется, как, кажется, и она от этого призрака личной жизни. Прикусила губу, которая хотела целовать Эдика и пошла на лед. В конце концов, работа хотя бы отдает на вложенное, а мужчины… как придется. В основном, почему-то не приходится! Наверное, не заслужила их честности, да и любви, пожалуй. Дудаков сделал круг и подкатился к женщине. Смотрел на фигуристов. Говорил не глядя на собеседницу: - Чего взъерошенная? - Липницкая чудит,- сморщилась, потому что Юля тоже ерошила душу. - Чего душа Юлькина желает?- приглядывался к конькам спортсменов.- Морис, шевелись живее! - Личного офпшника,- снова закусила губу, уже по другому поводу, без воспоминаний об Эдуарде.- Может, пусть походит? - Хочешь, чтобы я принял решение?- поинтересовался Дудаков. - Хочу, Сереж, но ты же не станешь?- вздохнула в ответ. - Не стану. Но твое донесу,- предложил мужчина. - Пусть ищут, кого хотят. Все надоело!- дернулась и резко покатила в круг детей, отрабатывающих элементы. - Внешнее ребро! Внешнее!- командовал Даниил.- Женя, еще более внешнее! - Работаешь?- улыбнулась молодому человеку. Ответная улыбка была смущенной, будто он не ждал вопроса. Вместо ответа закивал болванчиком. - Ну, работай, работай! Молодец!- потрепала по рукову куртки и осталась рукой на плече. Внимательно следя за спортсменами. На плече у Дани оказалось спокойно. Настолько, что и не заметила, как продолжала прикасаться, хотя никакой потребности не было. И что парень замер от этого прикосновения - не заметила тоже.