Часть 1
7 сентября 2023 г. в 20:28
Перерыв между танцами оказывается недолгим — скрипки снова заливаются высоким смехом, и Винчесто решается.
— Ты позволишь?
Когда его тяжелая ладонь недвусмысленно опускается Ребекке на талию, она вздрагивает — по старой памяти, да и как тут отвыкнуть, когда в ее сны намертво въелся ярчайший образ — алые глаза, ищущие ее в толпе, дубовая плаха, запах мокрого от крови дерева. Уступает Ребекка нехотя — подает прохладную руку, мерит его ледяным взглядом, и адмирон с готовностью принимает это вынужденное согласие, окутывает ее черной тенью.
— Что дальше? — шепотом спрашивает он.
— Ничего еще не закончено, — Ребекке явно претит ликующий шум преждевременного праздника. Последние дни войны тянутся мучительно долго, но ее исход уже предрешен, и в шаткие мгновения спокойствия им всем так отчаянно хочется жить.
— Но впереди у нас — годы Равновесия. — Винчесто плавно ведет ее между кружащихся пар, не позволяя себе лишнего, но от подчеркнутого эротизма медленного танца Ребекку по горло затапливает горячей волной, как от выпитого залпом бокала глифта.
— Годы неустанного труда, — возражает она. Близость и осязаемость адмирона все еще кажутся дурным сном. — Винчесто… как это было?
Адмирон замирает, не найдя ответа. Долгие годы в небытие для Ребекки были целой жизнью, а для него пронеслись одним холодным мигом беспамятства, за которым были болезненное пробуждение и снова — она, теперь уже бесконечно далекая.
— Я не помню, — признается он. Они оба не замечают, как легкое касание рук превращается в нерасторжимо-крепкое объятие, и приходит ясное осознание — тонкая нить тайной связи между ними еще не разорвана. Ребекка едва отстраняется от него, чувствуя, как предательски дрожат ноги, как ее снова затягивает в вязкий омут выстраданного, и только воля, железная воля серафима не позволяет ей поддаться…
Когда музыка, наконец, смолкает, Ребекка благодарит Винчесто сдержанным кивком.
Когда ей удается темными коридорами сбежать от всеобщего веселья в свою спальню, она впервые оставляет дверь приоткрытой.
*
Обитель Ребекки в Ордене совсем непохожа на великолепные покои в Цитадели — аскетичная, не по положению, комната с узкой кроватью, потемневшее от времени дерево, небольшой камин, — но грубая медвежья шкура на скрипучем полу кажется им торжественным ложем. Целую вечность спустя нежные ласки для Винчесто немыслимы, эти резкие, торопливые действия — раздеться самому, запутаться в снежном шелке ее платья, ощутить ее вес на своих руках — полны бесценно острого удовольствия. Теперь он, почти всесильный адмирон, доводит до конца то, за что однажды лишился головы, и снова ощущает себя как на эшафоте — так глубоко откликается внутри, так ранит его вид прекрасного, бесстыдного действа в зеркальном отражении. В милостивой ретуши зимних сумерек, в седой вуали курящихся благовоний Винчесто созерцает ее роскошную наготу — призывно разведенные бедра, скульптурные стати, жадный, зовущий взгляд, — и осознает, что над ним, поправшим закон Неприкосновения, отныне довлеет нечто стократ сильнее.
Когда он одним рывком оказывается в ней, время останавливается; в этот миг он — и у врат Рая, и в адском пламени. Словно со стороны Винчесто видит выражение мольбы на ее лице — от сладкой пытки бездействием, ее белое трепещущее тело, бледное золото волос, и себя самого — демона, будто высеченного из камня, так жадно вторгшегося в нее, а потом, обмирая от восторга, начинает медленно двигаться в ее раскаленном лоне. Затерянное поселение Ордена, которого нет на карте, заметают первые суровые метели, — кто бы мог подумать, что долгожданная победа придет не с весенним ветром, не с шелестом летней листвы, а вот так — лютым холодом, стирающим все набело?.. Весь свет вокруг них лежит в руинах, теперь им предстоит отстраивать его заново, возводить былые опоры; все это будет потом, а сейчас, в этот благословенный миг в предвкушении мира, они сливаются воедино — не в схватке, не в противостоянии, но в естественной игре светотени, предначертанной Равновесием.
…— Все это время я был рядом, — Винчесто первым прерывает молчание. Перед глазами проносится мрак всех промозглых одиноких ночей, что они провели порознь, не переставая слышать внутри себя голоса друг друга. — Тогда почему, Реви?..
— Ты уже умирал однажды, — в усталых глазах Ребекки нет привычного ледяного блеска. Винчесто долго смотрит, как алые отсветы пламени пляшут на ее золотистой коже, а потом произносит:
— Вот именно.
Больше он не намерен терять ни минуты.