— Бери четыре, лошара!
— Химера…
— Привыкай, пупсик.
Ноздри от агрессивных вздохов раздуваются так, что Минхо становится похожим на освирепевшего быка перед красной тряпкой. Суми, которая и предстала перед ним в виде этой самой тряпки, на его громкие хлопки отсчитываемых — четырех! — карт лишь натурально ржет, от счастья высовывая язык и откидываясь спиной на царгу дивана.
— Больше никогда, — раздается глухой стук карты о ковер, — не играть, — еще один, — с тобой, — предпоследний стук перед заключительным, особенно агрессивным, — в уно.
— Эх, Минхо, — Суми улыбчиво разглядывает свои карты, подпирая ладонью щеку. — Я была бы рада назвать тебя полным профаном в этой игре, но дело не в тебе.
— Дело в твоей неповторимости, я в курсе.
— Ну, если честно, играешь ты лучше Джисона, — хмыкает Суми, секундой позже растягивая истинно дьявольскую ухмылку на лице, медленно проговаривая: — Из этого можно наскребать всякого полезного, знаешь?
Минхо знает. Абсолютно превосходно знает, о чем говорит этот черт в юбке, но усиленно делает вид, что все совсем наоборот.
У Минхо есть секрет. У этого секрета две ноги, две руки, завидное количество медалей, пересдача по менеджменту и имя — Хан Джисон. А пересдача у этого двуногого-двурукого по той причине, что подготовку к соревнованиям по волейболу он поставил выше великого менеджмента, на зачете по которому просто-напросто отсыпался. Дурак, не иначе.
Но все в университете знали, кто такой Хан Джисон и как сильно он любит волейбол. И только Минхо из незнакомой парню толпы студентов знал, как он ненавидит менеджмент. Ладно, возможно, Минхо незнакомцем для Джисона назвать будет грубой ошибкой, потому что младшая сестра волейболиста его хорошая подруга, посему в квартирке сиблингов он появляется почти каждые выходные. Делает он это, правда, под абсолютно искренним предлогом помочь подруге подтянуться в учебе, но в большинстве случаев — когда Суми удается сделать особенно щенячьи глаза — они заканчивают игрой в уно и подохшими нервными клетками Минхо.
О секрете этом знает только Суми. Она, в конце-то концов, не слепая, чтобы не заметить плотоядный взгляд своего дружочка на собственного братца. Но еще хуже, когда она смеется над ним из-за, внимание,
влюбленного взгляда.
Какова чушь.
Минхо не спорит, он правда хочет Джисона. Затащить в постель, сорвать с него всю одежду, засосать по самые гланды, а потом… еще всякого натворить. Но на этом все. Возможно, он был бы рад возможности быть с ним друзьями с привилегиями, но для начала им бы просто друзьями стать.
Максимум их общения приходится на редкостное присоединение Джисона к их играм и сплетням по выходным, посещение Минхо волейбольных матчей, только если Хан в этот день на поле, и… странные переглядки.
Не поймите Минхо неправильно, он банально недостаточно знает Джисона как человека, а для того, чтобы влюбляться только в образ катастрофически привлекательного волейболиста, он слишком в своем познании преисполнился. Не надо ему таких сюрпризов. Но вот если поставить вопрос другим боком: хочет ли он узнать Джисона получше, а в дальнейшем рассмотреть нечто большее в их отношениях? — вот это уже резонное дело. Вот тут уже как будто бы и интереснее становится.
То, что Хан Джисон бисексуал, знают многие, кто им интересуется в романтическом — или около того — плане. Минхо, логично предположить, тем более. Но он никогда не слышал о его отношениях с кем-то, старался не выпытывать эту информацию у Суми, которая как-то обронила фразу, мол, братец с ней таким делиться не рвется. Но Минхо понимает, что вряд ли на данный момент у объекта его голодных слюней есть похититель сердца. Ну вот чувствует он так. А если совсем приспичит, просто уже напрямую спросит.
Или Суми заставит, на худой конец.
На самом деле, если уж не врать, Суми многое ему предлагала провернуть, чтобы с братцем свести, но Минхо все отнекивался. Да, в постель с ним, безусловно, хочется, но и гордость какую-никакую он все-таки имеет. Ровно такую, чтобы не поджидать его после соревнований у раздевалки, подкупив всю команду с помощью очаровательной Суми, дабы те побыстрее оттуда смылись или, что еще хуже, заперли бедного-несчастного Джисона. Это уже больше на какое-то насилие походит, хотя и планы Суми никогда ничем хорошим не отличались.
Но Минхо в свои чары веры не теряет. Он в состоянии здраво оценивать степень симпатии к своей скромной персоне его краша. Был. Нет, правда, Джисон ему в любви не клялся, в штаны не лез, за причинное место не хватал и под венец тоже не таскал, но эти
гребаные переглядки. Они выбивают весь воздух из легких.
Джисон смотрит так, что ноги подкашиваются. Нет, не так, будто раздевает его. В его взглядах вообще никакого сексуального подтекста не чувствуется, он просто смотрит так глубоко в душу, так вкрадчиво, так внимательно, будто единственное, что его интересует в данный момент времени, — весь Минхо с головы до ног.
Минхо, а не его тело. Это сбивает с толку. Потому что тот Джисон, которого он знает, ему не симпатизирует в романтическом плане совсем, а вот этот, который кости ему пересчитывает одним лишь кинутым взглядом, — вот это уже совсем не весело. Не смешно, не вызывает азарта, не интригует, а только заставляет коленки свести да булки поджать. Странно, непонятно, ново, но, зараза, интересно.
Когда Джисон в один из выходных дней решает присоединиться к их занятиям, Минхо мысленно воет. Потому что плюхается на ковер этот глазастый прямо напротив него, укладывает подбородок на вытянутой по кофейному столу руке и смотрит-смотрит-смотрит. И Минхо впервые хочет не просто дать ему, а конкретно в глаз.
— Тебя за такой бизнес-план повесят и даже жалеть не будут.
Минхо старательно делает вид, что очень плохое зрение имеет, чтобы заметить пялящегося на него парня, и вместо этого тычет в бумаги перед лицом хлюпающей носом Суми.
— Скажу, что болею, мозг выкипел, думать было нечем, — бубнит она, подминая под себя ноги. — Меня преподавательница хотя бы любит, а этого, — тычет Суми на брата, — даже за порог не пустит.
Тот лишь хмыкает, но внимание с Минхо не переключает
ну вот вообще.
— Пустит, я на пересдаче ей весь предмет вылизал.
— Предмет ли… — шепчет Суми, получая в ответ секундный суровый взгляд.
— Завались, мелочь.
Ну конечно. А кто ему конспекты скидывал, нытье слушал, по полочкам расставлял, на тупые вопросы терпеливо отвечал? Правильно, Минхо. Минхо, который пожертвовал сном перед парами, всю ночь готовил этого небывалого спортсмена к проклятому менеджменту, а потом весь день на всех огрызался, потому что накопил всю агрессию за ночь. Виноват Джисон, а пострадали невинные люди. Вот незадача, аж стыдно.
Это был первый раз, когда Джисон обратился к нему за помощью. Что он делает сейчас с ними вместе за распечатками и книжками, Минхо натурально не понимает. Полезную информацию парень явно мимо ушей прогоняет, просто… сидя рядом? Таращась на Минхо? Чтобы что?
— Ну как достал, а, — Минхо кряхтит под нос, остервенело роясь в кипе бумаг в поисках нужного конспекта.
— Да ну чего ты злой опять, — дуется Суми, смешно морща нос и поправляя лохматый пучок на голове. — Ну да, туплю иногда, но не совсем критично же. Наверное…
Отыскав необходимый лист, Минхо лишь зевает, мельком поглядывая на часы. Не время спать, но его этот лупоглазик напротив больно уж напрягает, умаялся уже.
— Да не ты, — вздыхает он, откидываясь на стуле и решаясь на отважный шаг.
Он будет пялиться в ответ до тех пор, пока Джисон не сдастся. Хватит уже постоянно ему в этом проигрывать только из-за незнания природы подобных действий.
Минхо скрещивает руки на груди, поднимая решительно настроенный взгляд на парня. Джисон сидит расслабленно, все еще развалившись на столе, и совсем крошечная улыбка, едва заметная за прикрывающим ее предплечьем, расцветает на покусанных губах. Он явно рад развитию событий.
Минхо все еще хочет дать ему в глаз.
Джисон красивый — это общеизвестный факт. И если при первой встрече он казался просто мило выглядящим парнем с его забавно круглыми щеками и абсолютно сражающей наповал улыбкой, которую подчеркивала очаровательная родинка на левой щеке, то по мере возрастания таких встреч все это превращалось в откровенно прыгающий вверх краш Минхо. Джисон умел влюблять. Это очевидно. Он умел пользоваться своей харизмой, но достаточно, чтобы никакие грани ни с кем не пересекать. А Минхо никогда не отнекивался. Он не боялся влюбиться, потому что сделать это с малознакомым лично человеком для него трудно, но ему было интересно наблюдать за Джисоном с самого поступления младшего в университет.
С Суми, которая учится на одном с братом потоке, он познакомился совершенно случайно по инициативе самой девушки. Как-то попали они в одну компанию на обеде, разговор пошел о чем-то, касающемся Минхо, и она задала ему напрямую некоторые вопросы. Так мало-помалу и понеслась. И потом уже Минхо узнал, что тот новенький в их секции по волейболу, подающий внушительные надежды, является братом Суми.
Ну, в общем, сама судьба, ничего тут не попишешь.
И судьба эта нагло посмеивается ему в лицо, когда Минхо первым отводит взгляд, поджав губы.
🏐🏐🏐
Как бы Джисон ни начинал его в последнее время бесить, любовь к волейболу проснулась именно благодаря ему. До этого Минхо интересовал только футбол, он даже в футбольном клубе своей школы состоял, но в универе решил не вступать: для поддержания физической формы ему и тренировок хватит, а мяч погонять он в любое время сможет с друзьями. Как бы то ни было, теперь вырос интерес и к волейболу, поэтому и соревнования по нему, конечно же, Минхо пропускать не собирается. Негодование негодованием, а залипание на Джисона по расписанию.
И есть на что: зачесанные назад мокрые темные волосы, влажная от пролитой воды с бутылки шея, липнущая к телу майка, что лишь подчеркивает грудные мышцы, черные шорты выше колена с желтыми полосками по бокам, удивительно стройные по сравнению с другими волейболистами ноги, но в меру накачанные руки. Господи, у него даже затылок красивый. У кого-то явные проблемы с головой начинаются.
Минхо клянется: мысль стянуть эту черно-желтую майку зубами и его тоже заставила удивленно вытянуть лицо.
Джисон обожает подавать, потому что действительно делает это умело — да и по части атаки в целом он хорош, — и каждый гребаный раз перед подачей этот чертенок ищет его своими сверкающими глазками, чтобы
подмигнуть, не заботясь об ограниченном времени. В такие моменты Минхо начинает казаться, что решетка в глазах у него не из-за висящей над окошком какой-то странной сетки, а потому что Хан Джисон довел, паразит.
Вообще, у Минхо честно все тело чешется от желания встать ближе, чтобы лучше наблюдать за
Ханом игрой. Но он смотрит вниз, на спортзал, со второго этажа через широкое окошко, потому что туда никому из зрителей нельзя: трибуны переустанавливают. Но он стойко терпит, чуть ли не вываливаясь за проем, хотя Суми это предусмотрела и теперь держит того за толстовку стальной хваткой. Без преувеличения.
— Я все понимаю, влюбленность и все дела, но вот только умирать за него не надо, не достоин.
— Чушь не неси, — цокает Минхо, выпрямляя спину. — И не собирался.
— Оно и видно.
В итоге, да, подмигивание глюком не оказалось. Джисон превратил это в привычку.
Теперь он делает это всегда: и когда в коридоре встречает, и когда за стол к ним на обеде подсаживается, и когда мимо кофейного столика в их гостиной проходит, и даже когда снится. А вот тут остановимся. Какого черта он еще и сниться начал?
Минхо ответить на этот вопрос, увы, не может. Когда — скажет, но вот по какому поводу… И у самого Джисона не спросишь, он-то заговорами вряд ли занимается. Да, сложно. Но успокаивает лишь то, что сны вполне порядочные, всегда разные, иногда размытые, иногда яркие. Один только смущал — тот, в котором Минхо с поистине офигевшим лицом предъявлял Джисону, мол, какого лешего я в тебя, дурака на палочке, влюбился. Проснулся таким же ошалевшим, зубы чистил яростно, расширяя глаза в размер блюдец, на парах сидел так, что все преподаватели думали о том, какой у них сегодня вдумчивый студент, а на смешки Суми даже не реагировал. Ну, может, ударился головой перед сном, вот и приснилось всякое. Гусей-убийц с ножами в крыльях в недавнем сне же он как-то пережил. Вот и этот переживет.
Но если подумать, злых гусей объяснить вполне рационально можно: он их до жути боялся в детстве, вот и пошлепали они убивать его во сне. А вот как Джисона-то объяснить…
Но, как бы то ни было, жить с этим придется, поэтому Минхо тогда лишь глубоко вздохнул под конец дня и плюнул на все. Всякое в жизни случается.
— Влюбленность, например.
Минхо удрученно ковыряет пальцем потертые в коленях джинсы Чонина, отвешивая тому подзатыльник и продолжая свои раскопки в поисках волос.
— Дебил ты, хен, — чешет пострадавшее место младший, дергая обидчика за ухо. — Слепой дебил.
Оказывается, вырывать волосы на ногах друзей — занятие довольно вдохновляющее.
— Ай, блять! — Чонин пинает коленом его в плечо, прикрывая оголенные участки кожи подушкой, и грозится плюнуть другу в лицо, если тот еще раз свои маленькие культяпки к нему потянет. — Не посмотрю, что ты хен, и врежу.
Минхо лишь фыркает, отползая от забившегося в углу дивана парня подальше, и скрещивает руки, садясь поудобнее на полу.
— Ой, кажется, яйца от страха отпали.
С Чонином он живет с тех пор, как младший поступил в университет. До этого жил с каким-то грязнулей с его же потока, которого уже на дух не переносил, потому чистоплотный Чонин как благословение на его многострадальную голову. Но и этот экземпляр ангелочком только на первый взгляд кажется. Приглядеться на его тень — рожки увидеть можно. Но Чонин плохого не посоветует. Каким бы гаденышем ни был, но пакостям и шуткам границы знает. От этого Минхо только сильнее закипает, потому что какая, к черту, влюбленность? Нет такого, ну просто невозможно. Во что там влюбляться? В тупую голову, в вид потного волейболиста, в странные привычки, в круглые милые щеки, в большие глазки, в красивую улыбку, в теплый взгляд, в милые прозвища, в…
Да к черту все.
Да быть не может.
— Да не влюбился я ни в кого! — хмурится Минхо подбоченясь. — Мне что, десять? Я не могу так легко влюбиться. Исключено.
Чонин только цокает, убавляя звук на жужжащем на фоне телевизоре, и закатывает глаза.
— Ладно, может, это не влюбленность. Вероятнее всего. Но влечение есть, правильно?
— Спасибо за подсказку, бро, я и без твоих умозаключений знал, что хочу его трахнуть.
— Да не только к его заднице, тупоголовый. К его душе, к его личности, к его… Ты сейчас глазами свой мозг увидишь, хватит вести себя, как последний тупица, — Чонин бросает в его лицо подушку, попадая прямо в цель. Баскетболист хренов. — Сил моих нет.
— Моих тоже.
Но Минхо правда задумывается. После сотого закатывания глаз, после внутренней борьбы, после третьей чашки кофе, после тридцатого вздоха за последние минут пятнадцать. Он задумывается. Так, что едва улавливает сказанное уходящим в свою комнату Чонином:
— Побазарим на вашей свадьбе, чувак.
— Ах ты жопа немытая…
Минхо не баскетболист, кинутая им подушка попадает не в затылок Чонина, на что он очень надеялся, а в закрытую дверь его комнаты.
🏐🏐🏐
— Твой сосед тебе так сказал? Мне срочно надо с ним подружиться. Прекрасный человек.
— Хочешь с ним спеться, чтобы окончательно меня задавить? Два дьявола.
Суми лишь зловеще смеется, потирая ладоши, и, полная энергии, прощается с ним, вприпрыжку направляясь к лестнице. Пары на сегодня закончились, и Минхо бы с радостью побежал домой, но последняя переписка с Чонином, где тот сообщил ему об отключении воды, машет средним пальцем перед его оскорбленно вздернутым носом. Предпоследней парой у них была физкультура. Он устал, хочет спать, есть и помыться. Но в таком виде он точно не уснет: без душа ему не обойтись, — поэтому он с благодарностью воспользуется университетской душевой в мужской раздевалке. Пары у всех закончились, так что никто в этом деле по планам ему помешать не сможет.
Как и ожидалось, спортзал и сама раздевалка пустуют. Но вот незадача: он отчетливо слышит плеск воды за дверью. Ну, он помнит, что после них на пятую пару в спортзал кто-то начал заползать, поэтому, в целом-то, неудивительно сейчас будет кого-то в одной из душевых застать. Минхо, пожав плечами, нарывает себе несколько тканевых одноразовых полотенец и, раздевшись до вида «в чем мать родила», уверенно топает в сторону душевых.
Занята была самая последняя, та, что у стены. Между кабинками есть лишь высокие перегородки, но нет дверей, и это все еще не дает Минхо наглости вытянуть шею, дабы утолить свое любопытство тем, чтобы узнать, кто там моется, тихо напевая себе под нос. Поэтому он лишь хмыкает и скрывается за ближайшей к выходу душевой, мечтая о приготовленном Чонином ужине. Тот нечасто готовит, великолепием вкусов его еда не отличается, но Минхо сейчас и тот бутерброд, живущий в их холодильнике уже неделю, готов поглотить.
Намыливая плечи и сверкая задом, Минхо с закрытыми глазами пытается подавить улыбку от предвкушения теплой кроватки и вкусного ужина под какую-нибудь второсортную комедию. Он настолько задумался, что не сразу заметил, как в кабинке на другом конце отключили воду, а в помещении раздался шлепающий звук шагов. По тому, как утихли шаги прямо около него, Минхо понимает, что кто-то нагло стоит и пялится на его спину — хочется верить, что именно на нее, — поэтому возмущенно собирается развернуться, но эти наглые короткие ножки успели быстро ушлепать за дверь, оставляя Минхо одного.
— Что за говнюк… — шипит он себе под нос, заканчивая мыться с нахмуренными бровями.
Наплевав на произошедшее, Минхо выходит из душа и натягивает свои темные джинсы. Одноразовые полотенца, промокшие насквозь, летят в урну в углу раздевалки, а рюкзак на скамейке отодвигается в сторону. Парень плюхается на нее, вешая толстовку на плечи: в помещении достаточно тепло, но сразу вещицу он надевать не торопится, поскольку тело еще влажное. Такие полотенца всегда плохо впитывали воду, поэтому многие ребята, пользующиеся ими, часто досушиваются таким образом, просто сидя в ожидании хоть немного.
Минхо тянется за телефоном, затерявшимся в рюкзаке, а после принимается листать сообщения от друзей и однокурсников. Там и мемы от Суми, после которых она ему присылает голосовые, где
хрюкает смеется, и дразнящие фото приготовленной Чонином еды с подписью: «Не подавись слюнями», — и много всего разного, заставляющего то хмыкать, то хихикать.
— Чанбин, блять! Ты там сдох? Утонул? Для тебя и душевая теперь глубокая?
Минхо не сразу догоняет, если честно. С застывшей на лице улыбкой, вызванной фотками его кота, которые отправила мама, он поднимает голову, отчетливо слыша, как скрипит собственная шея, и ждет. Дожидается он пыхтящего от негодования Джисона, завернувшего в его сторону с характерным звуком скольжения кроссовок о кафель.
— А я когда Чанбином стал? — чешет Минхо нос, хлопая ресницами и обводя взглядом с головы до ног вдруг резко затормозившего парня.
Джисон глупо округляет глаза, выглядя неожиданно растерянным. Минхо привык созерцать его по большей части с самодовольной лыбой на лице, уверенным и словно знающим о своем влиянии на старшего. Особенно в последнее время. Как раз с тех пор, как ему начали затирать о том, что он выглядит влюбленным.
— Фу, блять.
Минхо дергается, когда понимает, что сказал это не только в своих мыслях.
— Да что «фу»? — мямлит под нос Джисон, сводя носки обуви.
Он выглядит… странно. С отчего-то розовыми щеками, бегающим взглядом, теребящими футболку пальцами. Этот парень продолжает удивлять.
— Просто мысли вслух, — прочищает горло Минхо. — То есть… Не о тебе мысли, нет. Хотя… А, блин, достал, чего пришел?
Очевидно, он прошляпился перед собственным крашем. Фиаско. Расскажет Чонину — тот на его надгробии напишет: «Сдох от позора». Но у него есть оправдание! Нервничает человек, с кем не бывает. С Минхо всегда бывает, поэтому никакого осуждения.
Черт, как же неловко.
Джисон хмурится, мельком кидая на него взгляд.
— Не за тобой, не бойся, — фыркает он, с надутыми щеками разворачиваясь, словно собирается выйти из раздевалки.
— Эй, погоди.
Минхо подрывается на ноги так, что толстовка спадает с голых плеч на пол, и касается чужого запястья. Руки Джисона сжаты в слабые кулаки, а взгляд какой-то странно потерянный, побитый.
— Это правда… Я ничего плохого о тебе не думаю. Это «фу» было самому себе. Я
серьезно, — тише добавляет он, пытаясь заглянуть в круглые глаза. — Веришь?
Он внимательным взглядом проходится по лицу напротив, замечая каждое в нем изменение, каждую напряженную мышцу. Хан несколько секунд мнется, но все же тихо отвечает:
— Верю.
Минхо облегченно вздыхает, отпуская его руку и прокашливаясь.
— И все-таки, что ты здесь в такое время делаешь?
Джисон чешет затылок, пялясь куда-то в районе талии Минхо.
— Ну… У Бина только что пара по физкультуре была, и я ждал, пока он душ примет. Мы должны были пойти к Чану, потусить вместе. Но, видимо, все отменяется, раз этот придурок ушел, — вздыхает он, добавляя тише: — Вот засранец, он опять…
Очень хочется спросить, какого черта он ушел, а Джисона не предупредил, но Минхо вдаваться в подробности не будет: этот один из лучших друзей Хана всегда что-то странное выкидывал. Однажды и вовсе забавы ради — оправдывался потом пьяным мозгом — запер их вместе на вечеринке, проходившей в загородном доме одного из студентов их универа. Они тогда весь вечер рубились в какие-то игрушки на телефонах, считая свои победы и поражения. Минхо, кстати, Джисона обыграл, и он этим долго хвастался.
Как бы то ни было… ситуация странная. Как минимум становится таковой ровно в тот момент, когда он понимает, что перед крашем своим стоит полуголый.
Не то чтобы ему неловко. Не то чтобы он стесняется своего тела и прочий бред. Но Джисон натурально
смущается, пытаясь деть взгляд куда угодно, только бы не задерживать его на Минхо.
Вероятно, приступ гейства, — так Минхо и думается. Интересным все становится именно в ту секунду, когда приходит осознание, что именно он и является причиной стремительно краснеющих щек, чешущегося носа, опущенной головы и неловких покашливаний.
— Да ладно, — с удивлением проговаривает Минхо, пытаясь подавить улыбку и поймать избегающий его взгляд, пряча руки в карманы. — Я тебя смущаю? Серьезно?
Оскорбленно выгибая бровь, Джисон в оборонительном жесте скрещивает на груди руки.
— Чушь, — хмыкает он. — Сдался ты мне. Будто я голых мужиков не видел.
— Видел, верю. Как минимум в зеркале. Или тебя любой голый мужик заставляет щеки в два спелых помидора превращать?
Джисон цокает, закатывая глаза.
— Ой, да иди ты. Больше не буду тебе в игрушках поддаваться, противный.
— А вот тут не надо! — вздергивает подбородок Минхо. — Ты просто играть не умеешь. Джисон, милый, умение признать свои слабости делает тебя только сильнее.
Упомянутый лишь косится на него с многозначительным взглядом, но изо рта вылетаешь лишь:
— К черту иди.
Минхо на полпути не сдается. Никогда. Он вообще-то тот еще баран упертый, и никакие Хан Джисоны исключениями не станут, поэтому Минхо, используя свой прищуренный кошачий взгляд, дерзкую ухмылку и природное обаяние, выплевывает приторно ласковое:
— Не будь таким очаровашкой.
В его ожидания входило удивление Джисона, еще большее смущение или неловкое бормотание, но уж точно не взгляд «дурак, что ли?» и беззлобное:
— Сам такой.
— Спасибо, я знаю, — бурчит не совсем впечатленный Минхо.
Обычно Джисон тот, кто в шутку яйца к Минхо катит. Смена ролей в этой игре чересчур необычна, но, как бы то ни было, интереса к ситуации все больше и больше.
— Оденешься, может? — поднимает бровь Джисон, кивая на его голое пузо. — Тут вроде как прохладно.
Минхо мычит откуда-то из-под толстовки, пока натягивает ту через голову.
— Я высыхал, не смотри на меня так.
Джисон мотает головой и недолго молчит, кажется, о чем-то задумавшись. Он стоит в своей темно-синей кофте с капюшоном, широких темных джинсах и несуразно массивных белых кроссовках. Минхо улыбается, когда вспоминает, какие на самом деле маленькие стопы у этого парня.
— Ты… домой уже, да?
Вопрос застает его врасплох, вырвав из мыслей. Минхо задумчиво мычит, не зная, к чему вообще Джисон ведет, и склоняет голову набок.
— А есть предложения?
— Не хочешь со мной немного в спортзале проторчать?
Слова Джисона выходят неуверенными, хоть их обладатель и старается не показывать этого. Минхо думает о том, не волнуется ли младший перед предстоящими соревнованиями: через два месяца заключительный этап между командами двух университетов. Финал, в котором Джисон так хотел одержать победу, даже если никаких весомых плюшек ему это не принесет.
Так бывает, когда человек горит каким-то делом. Когда он действительно знает, что это именно
его увлечение. Когда делает что-то не ради материальной выгоды, а потому что живет этим.
— Хочу, — уверенно заявляет Минхо, хватая парня за рукав пальцами и ведя в пустой спортзал.
Именно это место странно видеть пустым во всем здании. Обычно тут всегда шумно, звонкие голоса отскакивают от стен, а свисток на шее физрука ни секунды не отдыхает. Сейчас же во всем помещении только они вдвоем, одиноко стоящие в углу корзины с мячами и
надежда.
Минхо
надеется на то, что из этой игры что-то выйдет. Что-то, что позволит ему улыбаться Джисону, и это никому странным и необычным не покажется. Что Джисон улыбнется в ответ, переплетет свои пальцы с его, шутливо толкнет плечом, будет наслаждаться совместно проведенным временем.
Плавно и ненавязчиво его
«хочу с ним разок переспать» переросло в
«хочу слушать его всю свою вечность». И Минхо либо совершил фатальную ошибку, оказавшись в этой ситуации, либо получил возможность построить истинное счастье с тем самым человеком. Потому что он
крепко, давно и
бесповоротно. А по-другому и быть не могло, но понял он это только сейчас, стоя посреди пустого спортзала с человеком, из-за которого улыбка с лица никогда не сползала, к которому вечно тянутся руки, дабы обнять, которого хочется слушать, а еще говорить все на свете самому, которому без единой секунды на раздумья отдашь свой плед, если ему станет холодно, и кого хочется радовать значимыми мелочами. И все это таким огромным комом вдруг свалилось на него, сжимая горло до слез в уголках глаз, выбивая весь воздух из легких и подкашивая колени.
Он так влип.
— Эй, осторожно!
Минхо выбирается из своих мыслей недостаточно быстро для того, чтобы успеть полностью увернуться от кинутого в его сторону мяча, который от локтя отскочил в лоб.
— Ты как? — Джисон подбегает к нему ближе, скидывает на плечи его капюшон и зарывается пальцами в челку, зачесывая ее назад. — Сильно болит? Прости, я крикнул, чтоб ты поймал мяч, но только потом заметил, что ты задумался. Все в порядке?
Минхо смотрит на него побитым щенком, наблюдая за встревоженным и извиняющимся взглядом, и может только хлопать ресницами. Он неосознанно тянет руки к Джисону, который так и не убрал ладони с его лба, и цепляется пальцами за его кофту, смотря прямо в глаза.
— Чт… Что такое? — совсем тихо спрашивает тот, растерянно бегая взглядом по лицу напротив.
Минхо приходит в себя, убирая руки, опускает голову и бубнит под нос:
— Врезать тебе хотел. Больно было, вообще-то.
Чуть не обнял, дурак.
— Ой, да ладно тебе, — цыкает Джисон, ероша его волосы. — Ну дай, что ли, поцелую твою болячку, раз я виноват.
И действительно целует: встает на носочки, обхватывает руками его щеки и почти невесомо касается губами покрасневшего лба, оставляя за собой призрачное ощущение теплоты и мягкости.
— Да не слюнявь меня, — запоздало фыркает Минхо, принимаясь тереть лоб, чтобы хоть как-то скрыть руками свое ярко-красное лицо, на котором хоть яичницу жарь.
Дожили. Сказал бы ему кто ту же неделю назад, что он будет на Хан Джисона
так реагировать, он бы рассмеялся и подзатыльник прописал.
Джисон в ответ угрожающе высовывает язык, но после пытается сдерживать смешки от вида такого смущенного старшего. Конечно, не каждый же день его таким увидишь.
— Мне что-то про голых мужиков затирал, а сам от поцелуя в лоб так горишь?
— Заткнись.
Со смехом Джисон делает несколько шагов назад, оказываясь по другую сторону сетки, и берет из корзины еще один мяч.
— Попробуй принять, футболист, — говорит он так, что слова эхом разносятся, и отдаляется к краю поля для удара.
Минхо вопросительно хмыкает, вставая чуть поодаль от сетки, хрустит пальцами и пытается встать в нужную позицию по памяти. Не зря ведь он столько на Джисона во время игры залипал.
— Откуда ты знаешь, что я в футбол гонял?
— И гоняешь до сих пор, — улыбается Джисон, расслабленно отбивая мяч от пола. — Суми жужжала что-то про это.
— А что еще она тебе обо мне прожужжала?
Джисон задумчиво мычит, пряча одну руку в карман:
— В основном про то, что ты любишь рандомных котов больше, чем ее, и что я с тобой поймал бы хороший коннект, — c его губ слетает слабый смешок. — Ну, там, похожую музыку слушаем, вкусы в жанрах пересекаются и бла-бла. Предлагала даже вечер кино с тобой устроить. Ну, она тебя, на самом деле, в итоге и позвала, но ты тогда отказался. Помнишь?
Он помнит. Но эта мелкая зараза не упоминала, что в этом киномарафоне участвовать будет и ее брат тоже, иначе Минхо бросил бы свой реферат лежать в одиночестве в пустой комнате посреди творческого беспорядка на рабочем столе. Но он не бросил, потому что кое-кто очень нагло промолчал о ключевой детали. Видимо, в ней боролись два желания: свести этих двоих и отомстить за то, что Минхо прогулял пары, не предупредив ее. Она б тоже в таком случае в тот день в университет не пошла бы: тяжелый день предстоял.
Ну, в общем, да. Приплыли.
— А ты почему не предлагаешь?
Минхо достаточно пробыл сторонним наблюдателем в этой санта-барбаре, ему хватит. Пора уже хоть как-то действовать, а то не дело это.
— Потому что Суми не дала бы мне спокойно существовать, — смешно поджимает губы Джисон. — Поэтому мне приятнее мысль пригласить тебя в кино. Типа, вдвоем. Я и ты. Сечешь?
Вот оно как. Вдвоем. Без Суми. Он что, на гребаное свидание его зовет? И Минхо клянется, что не думал бы так, если бы не застенчиво поджатые губы Джисона и его нервные броски мяча о пол, но… Кажется, у него давление. Уже не молодой он для таких сюрпризов.
— Да вроде как, — выдает Минхо, хлопая ресницами и на этот раз следя за мячом, чтобы тот снова не прилетел ему куда не надо.
Джисон совершенно очаровательно улыбается, отчего его щеки становятся еще более привлекательными для того, чтобы их потискать, но Минхо на честном слове держится, кивая на мяч.
— Пойдем только при одном условии: у меня будет десять попыток принять твой мяч, и если я не смогу сделать это ни один раз, то я весь твой, — хмыкает Минхо и расставляет ноги шире, готовясь к самостоятельно затеянному бою. — И фильм будешь выбирать тоже ты.
— Весь мой? Как заманчиво.
— На один день, Хан Джисон.
— Мне хватит, — довольным котом улыбается тот, явно что-то придумав, и тоже встает в более удобную позу для броска. — Мне хватит дня, чтобы слепить из этого нечто большее, знаешь. Только постарайся!
Вот как.
Минхо на честном слове держится, чтобы не поперхнуться.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Лови мяч, недалекий ты мой.
— Чт… Эй, ты кого недалеким наз… — не успевает он договорить, как Джисон бьет по мячу, нацеленному прилететь ровно меж бровей, но Минхо, слава рефлексам, успевает неуклюже от него отбиться и сохранить лицо целым и невредимым. — Черт, ну помягче!
— Прости, буду нежнее.
— Этот парень…
Спортзал наполняется заливистым смехом Джисона и шутливыми ругательствами Минхо, иногда пускающего ему одному слышные смешки. За окном, находящимся почти под самым потолком, с каждой минутой становится все темнее, а время бежит неумолимо быстро. Но в то же время есть ощущение полного спокойствия, будто все в мире замерло, кроме них двоих. Сколько бы они знакомы ни были, Минхо только сейчас понимает, каким приятным человеком на самом деле является Джисон. Как сильно он себя обманывал, держа в голове мысль о том, что этот парень самый-самый обычный, что нет ничего в нем привлекательного, как в человеке, чего-то уникального и неповторимого. Хотя именно Минхо был тем, кто всегда говорил, что каждый человек особенный.
Значит ли это, что он уже очень долгое время знал, к чему все это могло привести? К реальной
симпатии, уже, кажется, перерастающей во
влюбленность? И этот вихрь мыслей очень сбивает с толку: он воодушевлен и волнуется, словно перед экзаменом, но при этом совершенно точно готов всем говорить о том, насколько он счастлив. Как он рад знать, что в действительности влюбился в кого-то, что этот человек проявляет какой-то интерес в ответ. Это удивительное чувство. И как бы Минхо ни старался остановить себя приземляющим «а вдруг», у которого вариаций неблагоприятного исхода туча и маленькое облачко, это мало помогает. Ну вот совсем.
Особенно когда он пропускает все десять мячей.
Особенно когда после этого Джисон приглашает его на свидание.
Особенно когда он соглашается.
🏐🏐🏐
У Джисона многогранная личность.
Минхо правда не подозревал, что может так часто и широко улыбаться, что вызвать у него смех так легко. Что видеть чью-то улыбку
настолько приятно. Но рядом с Джисоном так комфортно, тепло и по-особенному, что такому удивляться будет просто неправильно.
В ближайший выходной после того, как Минхо проиграл ему в спортзале, они действительно сходили в кино, побродили в парке, поели разных вкусностей, напились кофе и пошлепали к Джисону домой продолжать марафон фильмов, во время которого Минхо ненамеренно уснул в чужой кровати. И его даже не потревожили, позволив спать на удобном матрасе, пока Джисон пытался уснуть в гостиной на диване под злорадные смешки Суми.
И в этом всем не было ни грамма пошлости. Минхо вообще забыл, чем, как он думал, Хан привлекал его с самого начала. Какая вообще была его цель, и во что в итоге она обратилась.
Они изредка держатся за руки, на обеде в столовой всегда договариваются сидеть вместе дружной компанией, где Суми на них по полной программе отрывается, ходят гулять, зачастую все-таки проводят время вместе в домах друг друга и много-много переписываются. Каждый день они узнают все больше информации, находят больше точек пересечения, лучше понимают друг друга и
влюбляются. Минхо нетрудно понять, что дело это не одностороннее, даже если словами никак все не обозначается.
Джисон тащит его широченные футболки и толстовки, а взамен дарит парные черные напульсники с вышитыми белыми ромашками на них. А еще поначалу скомкано всем отвечал, что просто совпадение, в одном магазине купили, а Минхо так и говорил: «Да, было». Потом и Джисон отнекиваться перестал.
Он совершенно случайно берет в привычку покупать Джисону на каждой их прогулке холодный американо, а тот все тащит ему на обед онигири — любимая еда Минхо, да и вообще единственная, которую Хан готовит, не боясь спалить кухню. Говорит, специально для него учился.
Минхо узнает, что младший плетет из бисера, и с самым довольным выражением лица на свете носит все сплетенные им кольца и браслеты, абсолютно очаровательные и удивительно аккуратные. Джисон же делает вид, что его это нисколечко не трогает.
И Минхо все еще помогает Хану с менеджментом, проклиная все эти бесконечные бизнес-планы и тех, кто их создал, хотя тому это уже явно не нужно. Но есть что-то крайне приятное в таких вот посиделках с конспектами, взлохмаченными волосами и ручками, зажатыми меж зубов. Когда уставший Джисон, совсем ничего не впитывающий требующим отдыха мозгом, шутливо ноет о том, что ему срочно нужно какао, незамысловатый мультик на фоне и обнимашки. В идеале с Минхо, других вариантов он не рассматривал.
И со временем он понял, что может быть слаб на объятия с человеком. Но еще больше — на поцелуи в щеку.
Такое бывало лишь пару раз: первый случился, когда Джисон уже почти уснул под боком, напоследок пробормотав пожелание спокойной ночи и оставив едва ощутимый след губами на пылающей коже. И Минхо даже списал все на сонливость младшего, на неконтролируемость ситуации, на ретроградный Меркурий, на что угодно. Именно поэтому был ровно таким же удивленным и тогда, когда такое случилось во второй раз. В третий поцеловал уже он сам.
Настоящий Джисон такой же шумный, игривый и любопытный, как тот, которого видит весь университет. А еще он может быть тихим, вдумчивым и очень-очень обнимательным, особенно с утра, когда потягивается сонным котом на кровати, щурясь в улыбке проснувшемуся Минхо.
— А Чонин не врал, оказывается, — выпалил он в один из таких дней, смиренно вздохнув. — Говнюк глазастый.
Джисон тогда лишь медленно моргнул, очаровательно надув губы, и хриплым ото сна голосом спросил:
— О чем не врал?
— А там… О всяком.
И Чонин все еще не перестал говорить о том, какой он всезнающий, и какой Минхо дебил, раз понял все так поздно. Но все равно молодец, что вообще что-то понял. Минхо с ним спорить не стал. На этом фоне, в общем-то, и спелись два его дьявола: сосед по комнате и сестра парня, в которого он влюблен. Ну это уже целая психологическая травма нарисовалась. Джисону хорошо, его только с одной стороны атакуют — хотя Суми целого отряда чертят стоит, — а вот Минхо нелегко приходится. Но не жалуется: и не такое переживет.
На глазах этих двоих, по правде говоря, они все равно стараются тесно друг к другу не жаться, слишком широко не улыбаться и все похожее, чтобы не кормить и поводов для ехидных комментариев не давать. Но в какой-то момент эта непоколебимая стена должна была рухнуть.
Сегодня наконец-то настал день итоговых соревнований, к которым Джисон усердно готовился последние два месяца. Ночью от предвкушения почти не спал, бесперебойно писал Минхо, а тот не мог себе позволить оставить в таком состоянии Хана одного, вот и отвечал на все сообщения и по максимуму подбадривал. Оба уснули под утро, проснулись вообще никакими, но у Джисона будто шило в одном месте, поэтому за его работоспособность никто не переживал.
И не зря: сначала он хоть и был рассеянным, но быстро включился в партию, играя в своем узнаваемом темпе.
— Ты, наверное, — косится на него Суми на пару с Чонином, — больше братца переживаешь.
Чонин согласно кивает, пожевывая кислый мармелад.
— Да он сейчас сам на поле выпрыгнет, ты его держи на всякий.
— На привязь его надо.
Минхо сверкает в их сторону своими фиолетовыми кругами вокруг глаз и злобно фыркает:
— Головы вам двоим сейчас откушу.
— А я говорила тебе успокоительное ему в завтрак добавлять, — шепчет Суми, наклонившись ближе к другу.
— Так он меня раньше встает, тут…
Не успевает Чонин договорить, как незаметно для них забивается заключительный мяч, давая победное очко в пользу команды Джисона. Все моментально встают с трибун: кто-то разочарованно закатывает глаза, а у кого-то от счастья взмывают кулаки вверх. Минхо находит в толпе людей бегущего к нему навстречу Джисона почти сразу, крепко обнимая его и крутя в воздухе всего пару секунд под всеобщий гул в помещении, чтобы сразу же опустить на пол и лучезарно улыбнуться.
— Ты был невероятен, — говорит он тихо, так, чтобы его услышал один-единственный человек, и не спешит убирать руки с талии, спрятанной за черной формой.
— Просто, знаешь… чувствовал поддержку.
Джисон солнечно улыбается в ответ, заглядывая своими блестящими глазами в глаза напротив, а потом, секунду подумав, натягивает капюшон Минхо на его голову, притягивая за ткань того к себе ближе.
Визги, свист, громкие голоса, победные возгласы и стук мяча о пол — все это сливается в один оглушающий водоворот звуков, который даже не идет в сравнение с тем, как громко стучит сердце Минхо, когда Джисон нежно сминает его губы собственными, абсолютно мягкими, теплыми и такими
желанными. И это чувство поразительно схоже с тем, которое люди испытывают, когда ложатся в свою теплую постель после изнурительного и холодного дня, когда едят самое любимое мамино блюдо, по которому успели соскучиться в своей взрослой самостоятельной жизни, когда понимают, что, оказывается, нашли
своего человека.
Когда Джисон оставляет последний поцелуй на его губах, Минхо недолго отказывается открывать глаза, боясь, что все произошедшее было лишь жестоким, но таким прекрасным сном. И это даже заставляет младшего тихонько посмеяться, пока он разжимает пальцы на капюшоне старшего и обратно стягивает тот на чужие плечи, оставляя покоиться свои ладони там же.
— И все же… Чонин был прав.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем именно.
У Минхо был секрет. У этого секрета было две ноги, две руки, завидное количество медалей, пересдача по менеджменту и имя — Хан Джисон.
Но теперь у Минхо на один секрет меньше.
🏐🏐🏐
— Ну как тебе не стыдно, Чонин-ши, не верить в лучшего друга? Даже я в этого тормоза поверила!
Чонин лишь пожимает плечами, жуя какую-то булку, и листает что-то в своем телефоне.
— Если б и ты не верила, нам не на что было бы спорить.
Почесывая голову с самым задумчивым выражением лица, на которое он вообще способен, Чан проговаривает:
— А я в этот спор вообще как ввязался? Бин, признайся честно, ты просто заработать на мне решил?
Чанбин впервые за весь обеденный перерыв отвлекается от своих сэндвичей, максимально оскорбленно выгибая брови и обиженно отворачиваясь от своего друга.
— Фу, какие слова ты мерзкие говоришь, — хмыкает он, откладывая свою еду подальше. — Аж аппетит пропал. Не веришь в собственного друга — так и признайся. А я вот в нашего Джисон-и верил больше всех, болел за него, все для их счастья делал.
— Закрыть нас в комнате огромного дома, пока половина универа тусит в гостиной, не сделало нас счастливыми, Бин, — Джисон позволяет короткому смешку сорваться с губ, с весельем поглядывая на Чанбина. — Мы рубились в игрушки и спали на полу, потому что не было сил заползать на кровать. А не то, что ты там себе придумал.
— Так, стоп, — Минхо вдруг отвлекается от своих конспектов, которые надо зазубрить для следующей пары. — Да тебя вообще с трех сторон атаковали?
— Ага.
— Опупеть… — он ободряюще хлопает по плечу
своего парня, с сожалением заглядывая в его глаза, а тот лишь посмеивается, морща нос.
Прекращая спорить с Чонином, Суми хлопает по столу, дабы привлечь внимание.
— Это все хорошо, но вы кошельки-то вытаскивайте, спор ведь проиграли.
Зазвеневшая вдруг тишина дала девушке понять, что что-то здесь не так, и тут она широко открывает рот в удивлении, спеша прикрыть его руками и бегая взглядом по недавно образовавшейся парочке.
— Черт…
— Суми…
— Это был спор на деньги? — почти выкрикивает Минхо, хватаясь за края стола от греха подальше.
— Это… На пары уже бежать пора… Ага, давайте…
Чонин подрывается на ноги с булкой во рту, чуть не забыв о рюкзаке, и спешит убежать подальше от свернувшего свой конспект в трубочку Минхо.
Ну, хотя бы остальные видели орудие убийства и смогут дать показания. Наверное.
