Простите, мадама, вы - куртизанка!

ПЕРВЫЙ. В ГЛАЗ. Влад лениво скользил взглядом вдоль застрявших в пробке автомобилей. На удивление, никто не жал яростно, как бывало обычно в таких ситуациях, на клаксон, чтоб поторопить застрявшее на перекрёстке, у самого пешеходного перехода такси. Поражаясь своему безграничному терпению (благо все экзамены давно сданы, а до нового учебного года, последнего, слава богу, ещё неделя), Влад неспешно листал музыку в проигрывателе, мысленно настраиваясь на жаркую ночку — первую в их с Кристинкой, ну, так сказать, отношениях. Вино, презервативы, корзинка фруктов — всё уже лежало на заднем сиденье и ждало своего отличнейшего часа. Наконец к создавшему за собой не то что затор, а пробищу такси выпорхнул, как бабочка из душной кладовки на свет белый, парнишка лет семнадцати в узких чёрных брюках, белой широкой (наполовину заправленной в тугой ремень с объёмной бляшкой) рубашке и с развевающимися по отнюдь не летнему августовскому ветру золотистыми волосами. Свободные полы удлинённого кардигана расходились по двум сторонам, как мощные воды от волнореза. Влад почему-то замер на созерцании стройного длинноногого блондинчика (благо вторая позиция в ряду позволяла это делать почти без обмана самого себя), отойдя от гипноза лишь тогда, когда услышал за своей спиной брюзжащие трели. — Да, еду я, еду! Заткнитесь! — рявкнул Влад и быстро пересёк перекрёсток, напоследок обернувшись в половину корпуса на такси, что уже уехало в противоположную от его намеченного пути сторону. Стало грустно. Не сказать, что паршиво, но пыл, скопленный за полтора месяца недо-отношений, был процентов на семьдесят растерян. И Влад, свернув за два поворота от квартиры Кристинки, купленной предками в новом районе, устремился в сторону своего дома, не прекращая катать по черепушке одну плохенькую (позорную вообще-то) мысль: «что с ним не так?» ВТОРОЙ. В ЛОБ. Последняя неделя планируемого кутежа (после практики-работы, занявшей всё время от июня до почти конца августа) закончилась, не начавшись. Влад просидел за компом шесть дней и шесть ночей, прерываясь изредка на помощь матери по хозяйству или вполуха слушая «обзор спортивных событий» от блогера, на гулянки от дружбанов не отзывался, даже на порно не откликался. Провёл время как типичный гик: асоциальный, домоседливый и, пожалуй, немного виноватый в собственной обречённости. И это был не тот Влад, которого он знал сам и которого через мгновение позовёт Гарик. — Бор, хеллоу, май диа лост френд! — с жестоко русским акцентом пропел Абрамов, закидывая свою лапу на плечо друга. Влад нерешительно повёл плечами, недовольно зыркнув на Гарика. — Я играл. Новая версия ждала год своего часа. Абрамов угукнул, чем вынудил Влада бесконтрольно покраснеть. — Только погляди, какая довольная. Раскрасилась, каблуки необъятные напялила — того и гляди, заорёт: «Я впервые кончила на огромном хую, да так смачно повертелась!» — Абрамов загыгыкал, пока Влад с остервенением вглядывался в лицо и тело своей неслучившейся (по-настоящему) подружки. Времени она определённо не теряла. «Владик, давай немного потерпим? Чтобы быть уверенными в нашем желании». Он-то терпел, а она? С другой стороны, сам виноват, ибо время уже пришло, а он пропал, на связь не выходил. Может, решила, что он её кинул? — Привет, парни, — прохладная рука оказалась в его собственной. На абсолютном автоматизме, не отрываясь от созерцания изменщицы, Бор пожал протянутую ладонь. — Перевёлся к нам? — слышалось со стороны. — Так вышло, — улыбка на устах? Влад вздрогнул, нерешительно и почти бесстрашно переведя взгляд на говорившего. Чёрт, и стоит ли говорить о случайных совпадениях? — Мы будем вместе, — было произнесено прямо в лицо Влада — очень близко и крайне тепло. Он услышал аромат карамели и каких-то ягод — стало отчего-то хорошо. Бор уставился на улыбающегося парня и обмер: как так могло выйти вообще, что кожа, глаза и волосы светлые, а брови и ресницы — чёрные, как смоль, и густые? Захотелось в этом вопросе разобраться. Или — стоп — новенький красился? Смысл фразы из уст блондина растёкся по пустой черепушке Влада. Можно без уточнений? И, осекшись от такой ужасающей в своей пошлости мысли, парень замер, беззастенчиво прожигая в новеньком дыру. — Проект делать. Список вон там, — блондин указал за спину Влада, но тот и не подумал развернуться. Вместо него это сделал Гарик и, хрюкнув, ударил по плечу застывшего друга и, посмеиваясь, сказал: — Удачи. Я в этот раз на скамейке запасных — счастья-то привалило. Пойду покурю, а вы держитесь. Гарик, кстати, — он протянул лапу, в которую тут же скользнула бледная, тонкокостная, с ровными продолговатыми фалангами пальцев кисть руки. По телу Бора пробежался холодок. Испарина скользнула по пояснице, а лоб стал тут же влажным. Блондинчик как-то то ли сокрушённо, то ли издевательски глазел на бедного Влада, которому определённо было не очень, и молчал. Долго молчал. — Курить пойдёшь? — вдруг вновь, как гром среди ясного неба, раздался глухой и раскатистый голос Абрамова. — Благодарю за приглашение, но, пожалуй, нет. Герман, — словно не для Гарика произнеся своё имя, новенький умолк, продолжая сверлить лоб Влада, уткнувшегося взором в ту самую бляшку на ремне. — Окей, я ушёл, три минуты осталось, — с этими словами друг исчез, оставив Бора наедине с неведомой тому прежде потерянностью, чётким непониманием, что же с ним происходит и как это прекратить. — Ты словно призрака увидел. Или я такой страшный? — с уже знакомой издёвкой-иронией поинтересовался Герман, обволакивая своим нежным и плавным, почти не прерывающимся на какие-либо интонации голосом. Он будто укутывал от мира и укачивал, даря долгий и крепкий сон. Влад не хотел просыпаться, но звонок разрушил его ещё совсем чуткий сон. ТРЕТИЙ. В ВИСОК. Бор не знал, зачем проследил за новеньким, а также не смог бы ответить даже детектору лжи, почему его так мучило, физически трясло от близости Германа. Уже третью неделю они работали над проектом, можно сказать, вполне мило, полуофициально общались, но на том коммуникация обрывалась: Влад не ведал, о чём говорить с человеком, который вызвал в нём такую пока не опознанную бурю из чувств, ощущений и эмоций. С каждым днём становилось лишь хуже: взгляд на затылок вынуждал колени трястись, впопыхах подаренная улыбка сводила челюсти, а от любого брошенного из толпы острого светлого взора сосало под ложечкой. Душа падала со свистом в самый низ, в адово пекло, всякий раз, когда локоть или плечо Германа случайно задевали его собственные. Влад был настолько в ужасе от происходящего, что готов был плакать, как маленький малыш, просто реветь от неизвестности и мощности происходящего. Его корёжило, вещи падали из рук, мысли выпадали из головы, всё забывалось, контрольные писались не лучше, чем на «удовлетворительно», Влад мало с кем общался, всё чаще ловя себя на беспорядочных мыслях о Германе — всё это планомерно сводило с ума. Наверное, если бы Бор хотел найти решение, он бы обязательно разобрался с этой ситуацией, ну, как с девчонками: цветочки подарил, на пару свиданок сводил, в койку увлёк — и всё, о чудо, отпустило, как будто грозы и не предвиделось. Так, погрохотало и рассосалось. С Германом было абсолютно точно не так и не только потому, что он парень (а Влад, несомненно, из натуральных ингредиентов), но ещё и потому, что блондин на контакт (помимо учёбы) не шёл, часто подтрунивал над любыми, даже вовсе не глупыми вопросами Влада, после пар уезжал стремительно. Бор не успевал даже добежать до своей тарантайки (подаренной на восемнадцатилетие, стало быть, пару месяцев назад, старенькой Kia), когда утихал столп пыли под колёсами всегда премиального такси. Оттого хотелось раскричаться, и Влад орал, но бесшумно, глядя вслед ускользающей машины. В тот день, после сдвоенного программирования в субботу, Влад решил действовать радикально и не сдавать вещи в гардероб (ох как ему за это могло прилететь), сунув их в рюкзак, освободив тот от большинства тетрадок и нескольких книжек. Он отпросился из аудитории за две минуты до окончания занятия и поспешил вниз, чтобы завести своё чудо техники и подъехать туда, где обычно парковались такси. Буквально через минуту после этого во двор выскочил (словно как какая-то прекрасная бабочка, чёрт его дери!) Герман, спешно запрыгнул в такси, и началось преследование. Сначала они подъехали к квартире (судя по всему, Герман там жил) во всё том же новом районе, постояли минут тридцать, блондин спустился уже нарядный (в светло-голубом струящемся костюме — словно собрался на самый авангардный спектакль в центре Москвы!), заскочил в машину, и они поехали по новому адресу, за город. Авто припарковалось рядом с трёхэтажным коттеджем с высоким забором, и Герман пропал в нём на несколько часов. Пока Влад ждал, стоя неподалёку от выезда с территории, всё катал в голове мысль: ну вот что он здесь забыл, какого ляда хочет узнать? Кто таков этот смазливый (Влад это признал, о да!), загадочный и слегка не от мира сего парень? Ну, узнает, например, что у него три кошки, старая мать и подружка, живущая в этом богатом доме, — и что дальше? Что со всем этим узнанным дерьмом делать? Влад курил (хотя пару месяцев назад бросил, чем очень гордился), изредка посматривая на единственно виднеющуюся через забор часть здания — на балкон на третьем этаже, в конце холодного сентября никому не нужный. Иногда ему казалось, что он видел проходящую там тень молодой красивой девушки или стройного высокого парня. После ему казалось, что на третьем этаже лежала собака, изредка направляющая нос в сторону наблюдателя недалеко от придомовой территории. Всё это попахивало бредом, паранойей, сталкингом, наконец. Такое внимание было вне правил Влада, он ни себе, ни другим людям не позволял быть столь наглыми и бесцеремонными. Это невежливо и глупо в первую очередь, во вторую же — бессмысленно. И, о чёрт, Бор увидел то, что не должен был ни в коем случае лицезреть: ворота автоматически открылись, из-за них показался Герман, за которым шёл мужчина лет сорока, остановившись у самого выхода, они аккуратно, почти по-отечески поцеловались (губы в губы), после о чём-то коротко поговорили, и Герман направился ко всё так же ожидающему его таксисту. Голову повело от дыма, стало нечем дышать, и, боясь быть обнаруженным, Влад спрятался на заднем сиденье своей Kia, ощущая, что его вот-вот вырвет. ЧЕТВЁРТЫЙ. В СЕРДЦЕ. — Расскажи о себе. Влад не смотрел на товарища по проекту, он вообще не знал, как заглянуть в бледно-голубые глаза своего однокурсника. За предыдущие два дня (выходных) слежки Бор съездил с Германом по пяти адресам, в трёх из которых он увидел живые признаки того, что ездил блондин не к друзьям или родственникам, а к самым настоящим мужчинам, с которыми спал. Мягкие или требовательные прикосновения, лёгкие поцелуи — всё это до сих пор стояло перед глазами, и двум практически бессонным ночам Влад был обязан им. Герман удивлённо воззрился на Влада, но быстро нацепил маску и глядел едва ли не издевательски в профиль однокурсника. Бор тяжело сглотнул и повернулся к блондину, ловя в его глазах смешинки. — Мы уже практически месяц знакомы, много работаем вместе, но я ничего, кроме твоего полного имени, не знаю. Кто ты, Герман Бродский? Герман хотел что-то сказать, губы едва дёрнулись, но слова так и не сорвались с уст. — Ты что-то конкретное хочешь обо мне узнать? — иронично спросил он, и уголок брови взметнулся вверх. О да. — Нет, просто, — буркнул Влад и обратно уткнулся в доску с проектором. — Просто, — едва слышно вторил Герман, и Владу померещилось, что прозвучало это впервые невесело. … Бор стоял рядом с Гариком и пассивно курил, буравя взглядом изящную спину в модном удлинённом пальто оттенка серого октябрьского неба. На козырёк сыпались мелкие капли моросящего с самого утра дождя. Было зябко, одиноко и безутешно. Хотелось и поделиться, и пожаловаться, и поговорить. Всё с разными людьми, но сил на это найти было сложно. «Мама, мне нравится мальчик» «Отец, твой сын влюбился в развращённую шлюшку. И да, это парень» «Гарик, я, кажется, идиот» Зато, сука, честно. — Ты слышал, что Гера… «Не называй его так, он этого не любит», — то немногое (не из отвратительного), что узнал спустя месяц со дня знакомства Влад. -… В психушке лежал. Полгода или типа того. После того как отчим зарубил его мать топором при нём. Гере лет пятнадцать было. Потом ещё под домашним арестом сидел около года, когда после психушки избил отчима до тяжелого состояния. Судя по всему, его отпустили, раз он здесь, с нами, грызёт гранит науки, — Абрамов грустно хохотнул, стряхивая пепел под ноги. — Откуда узнал? — Бор отчаянно имитировал скуку в голосе, а внутри всё вопило от ужаса. Если в этом есть хотя бы намёк на правду — за что Герману этот кошмар? Неужели мерзкая реальность сделала его таким? — Кристи взболтнула. Они живут в соседних домах, и она общается с младшей сестрой Бродских. С Верой. Вот и новый факт, вот тебе и месяц хождения по мукам, а Гарик на пару с его недо-бывшей уже всё прознали! — И с кем он живёт сейчас? — вяло молвил Влад, отчаянно изучая свои ногти, пытаясь под этим нелепым жестом скрыть, что уже как минут пять пялится в спину Германа, ожидающего в первый раз опоздавшее такси. — Только с сестрой вроде. Ей то ли пятнадцать, то ли шестнадцать. Представляешь, он её опекун, в его-то неполные двадцать один. Влад перевёл на друга опешивший взгляд. Да господи, почему он вынужден делать вид, что ему не смертельно, до зуда в стопах хочется не подпирать сосну и пиздеть, а бежать по пятам стройных ног, вот-вот снова ускользнувших у него перед носом? Это одно сплошное мучение! — Я пойду, надо готовиться к защите. Не кури так много, прошу, Гар. — Три — это немного, — услышал он в спину, уже почти перейдя на бег, дабы поспеть к Бродскому. Да плевать, кто и что подумает, он лишь посмотрит снова в голубые глаза и увидит в них привычную насмешливость! Если возможно только это — так не отнимайте у него, другие люди, этот кусочек драгоценного внимания. Влад едва не сносит блондинчика с ног, успев ухватить того за хрупкие плечи и удержать. — Каши совсем не ел, — буркнул себе под нос и встретился со светлым ликом своей большой и страшной фантазии. — Зато кто-то за меня доедал, — ухмыльнулся Герман, искривив губы в полуулыбке. Парень зачем-то скользнул ладонями от плечей к запястьям Влада, и того мелко затрясло. Влад был выше где-то на полголовы, чуть ли не вдвое шире в плечах, и в его лице не было ничего светлого. Тёмные короткие волосы, тёмные глаза, лёгкая смуглость. — Хочешь поехать со мной? Бор выпрямился, словно натянутый на проволоку, и с поволокой уставился на блондинчика. Тот не имел никакого права с ним так общаться, а заигрывать тем более. Влад хотел оглянуться, чтобы понять, как много людей заметило, с какой интонацией Герман обратился к нему, но не смог отвернуться, отвлечься, забыться хоть на секунду. — Зачем? — хрипел Влад, несколько раз сглотнув засохшую слюну. Лицо Бродского преобразилось: вместо обычной усмешки нарисовалась теплота. Он взметнул ладонью по воздуху, словно кистью рисуя, и ничего не ответил. — П-проект закончить? — выдавил из себя Бор, не зная, почему он ещё не пустился вскачь и не забаррикадировался в квартире, окруженный играми, жратвой и тремя бутылками пива, пока мать на дежурстве. Герман улыбнулся, рукой показывая на очутившуюся рядом тачку (без опознавательных знаков такси), и обратился уже к представительному мужчине в возрасте, что вышел из авто и направился к ним: — Всё в порядке? — Да, босс, как вы и просили. Бродский легко улыбнулся, принимая ключи в руки, пока Влад зыркал в сторону уходящего на своих двоих мужчины. — Твоя? — наконец дошло до него. Герман ничего не ответил, жестом указав занять пассажирское место. … — Куда мы едем? — спустя десять минут молчаливой дороги отозвался Влад, не решившись глянуть на профиль Германа и понять все его мысли без слов. — В Москву. Бор озадаченно скользнул-таки по лицу Германа и, не ожидая того, получил широкую добрую улыбку. — Всего час — и мы на месте. Влад задушил в себе любые вопросы, в принципе, ему практически всё равно, куда ехать, главное — в компании Бродского. — Тогда, раз уж у нас целый час свободного (кхм) времени, может, поговорим? — без особенной надежды поинтересовался парень, скользя равнодушным взором по дорогой начинке качественной Audi. — Спрашивай, — нехотя отозвался Герман, грубо тормозя перед возникшим из ниоткуда «крузаком». — Зачем ты с ними проводишь время? Тебе это нравится? Влад ожидал чего угодно, но не довольного раскатистого смеха. — Неужели кто-то созрел поговорить о том, как развлекался последние недели? Бор тут же растерял весь пыл и былую уверенность, воззрившись на влажное стекло и пробегающие мимо машины. Зря он заговорил об этом, зря следил, зря думал. — Прости. Это было грубо. — Я сплю с ними, но ты и так об этом знаешь. — И ты получаешь от этого удовольствие? — Влад подавился возмущением, вовремя прикусив язык — в прямом смысле. — В какую-то очередь — определённо. Но в основном — поддержку. … Audi заняла своё место на подземном паркинге. Звякнув ключами, Герман безмолвно направился к лифту, лишь глазами указав Владу следовать за ним. Квартира оказалась довольно просторной. Высокие потолки под четыре метра, свежий ремонт, правда, мебели практически не было. Кухонный гарнитур, холодильник, большая кровать и так, по мелочи. Влад ходил по комнатам, как на экскурсии в музее. Очевидно, такого пространства и свободы авторского решения в дизайне ему видеть ранее не приходилось. И прогнозируемо парень споткнулся о порожек, едва успев схватиться за стену и удержать равновесие. Подняв взор из-под полуопущенных дрожащих ресниц, Бор поймал на себе крайне заинтересованное внимание. Герман опирался задницей о подоконник, находясь напротив едва не распластавшегося по деревянному покрытию парня. В пару шагов он подошёл практически вплотную, воспользовавшись неловкостью Влада, и прижал того спиной к стене, горячо обдавая дыханием шею и подбородок. Его ладонь скользнула по бедру, обтянутому плотно джинсами, и чутко обвела очертания ещё мягкого органа. — Скажи, — шептал он в ухо, чуть поднявшись на мысках, — что задевает тебя больше: то, что я не способен принадлежать только тебе, или то, что ты до сих пор не можешь отторгнуть все эти реакции? — Герман скользнул подушечками пальцев по оголённому запястью, дальше — под лёгкий полуспортивный пуловер, и губы, жаркие и сладкие, оставили на устах Влада след, скользнули глубже — ненавязчиво, осторожно, со знанием дела. — Подожди, — Бор дышал так, как и после десятикилометровки не задыхался, он выставил ладонь, привлекая внимание блондина, — ты спишь с ними за всё это? — он нашёл в себе силы спросить то, что волновало уже далеко не первый день. Герман блеснул глазами с очаровательно расширенными зрачками. Его губы дрогнули. — Прости. Мы неправильно, видимо, друг друга поняли, — руки оторвались от ласк, Бродский сделал шаг назад, но в глазах читалось расстояние сильно больше, — я про реальность, не про фантазии. Но если ты хочешь, я могу сделать вид, что вижу в этом будущее. Хочешь поверить, что мы влюблены и счастливы? Влад растерянно скользил взором тёмных глаз по светлому образу Германа, сглатывал горькую слюну и ощущал, как кровь приливает к болезненно вздувшемуся, как слизистая гнойниками, члену. Хотелось одновременно врезать по красивому лощёному лицу и позорно вылиться на него, получив невероятно красочный и яркий оргазм. — Встань на колени, — Влад вздрогнул, когда услышал свой голос. Блуждающая улыбка-ухмылка отразилась на лице Бродского. — Секундочку, — спустя мгновение Герман возник с небольшой подушкой. Подложив её под колени, опустился вниз, смотря на Влада снизу вверх. Желание и напряжение взрывали мозг. Хотелось ударить и обнять, пытаясь уговорить остановиться, пока ещё можно, пока жизнь не пошла в утиль. Тем временем умелые руки спустили джинсы, исцеловали и излизали всю паховую область. Влад гортанно постанывал, стыдливо отводя взгляд от золотистой макушки и похотливого, наглого голубого взора. Когда член проник в горячий влажный рот — времени оставалось совсем немного, чтобы прекратить это безумие и притвориться, что всего этого никогда не было. Герман профессионально одними лишь губами вытягивал, кажется, все мысли, что витали дотоле в голове Влада. Бор тяжелел всем телом, напрягался, как струна, изгибался и тяжело дышал. За секунду до взрыва он грубо пихнул широкой и сильной ладонью светлую голову и забрызгал спермой тщательно выкрашенную графитовую стену. Вот теперь хотелось рыдать от бессилия. Он стыдливо заглянул в голубые глаза и… Не увидел в них ничего, кроме неутолённой похоти. Слёзы скопились в уголках глаз, в горле и носу защипало. Влад продолжал испытывать конвульсионные дёрганья в теле, что уже отошло от оргазма, но не могло смириться с внезапным приступом сокрушающей боли. — Я не могу, — брякнул он и, едва вновь не свалившись на том же порожке, выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью и не взяв куртку, повешенную на крючке в прихожей. Холодный октябрьский ветер был менее страшен, чем тот взгляд. ПЯТЫЙ. УБИТ. Гарик, занявший свободное место рядом с Владом, грубо толкнул его плечом, шепча: — Ты пока с горчичниками валялся, знаешь, чего стряслось в нашем «бандитском Петербурге»? Влад сделал лицо кирпичом и уткнулся в доску. — Короче, Гера в больничке. Избили его — говорят, сильно. Девчонки хотели вчера к нему сходить, но их не пустили — мол, ещё в слишком хреновом состоянии. Бедный пацан, ничего больше не скажешь. … Влад сидел в отделении, ожидая наступления приёмных часов. За час он узнал, что из реанимации Бродского перевели ещё утром, — стало быть, шанс увидеть его относительно живым и здоровым имелся. После развода родителей Влад редко интересовался жизнью отца: несколько раз в год они созванивались, ещё меньше виделись. Лишь на день рождения Бор получал что-то, что хоть как-то обозначало присутствие отца в его жизни. В этом году это была машина, в прошлом — крутой комп, до того — велосипед. Сейчас Влад не питал особенного желания общаться с отцом, но таил обиду, завязанную на том, что Бор-старший однажды, когда Влад едва пошёл в школу, исчез из его жизни, не намереваясь, похоже, играть важную роль в ней. Оттого Влад старался не рассматривать крайний вариант — отца, надеясь, что ему удастся своими силами пробраться к Герману. И поговорить. О чём? Непонятно. Главное узнать, как он, и попросить остановиться. Ради своего же здоровья. Едва ли во дворе его хорошего района ему досталось от случайных преступников. Отец многие годы работал директором больницы, а до того — главврачом. Его знал весь город численностью чуть менее ста тысяч населения. Им гордились, обвешивали наградами, показывали по местному и областному телевидению — похоже, практически каждый житель города знал о его отце ровно столько же, сколько и сам Влад. Он прорвался спустя ещё полчаса. Ему сказали, что на всё про всё есть десять минут, и он поспешил. Не зная, что Герману можно есть, купил по дороге дико популярную книжку в жанре фэнтези и уже подходил к палате, обтирая мокрую ладонь о ткань чёрных джинсов. Палата оказалась одноместной, светлой. В ней приятно пахло, торшер у кровати уже был включён, а Герман сидел полулёжа, обвязанный бинтами, на правой ноге наложен гипс. Влад мазнул взглядом от Бродского до подоконника, оценив яркость тюльпанов и маков, перевязанных бечёвкой. Пышный букет привлекал внимание и вызывал лёгкую рябь перед глазами. Наконец Герман его заметил, и на его лбу образовалась недовольная складка. Правда, она достаточно быстро исчезла, принеся за собой иронично-привычное выражение лица. — Не ожидал, — Бродский облизнул сухие губы и вперился в вошедшего парня пустым взглядом. — Я ненадолго и… Я испугался, — выдавил из себя Влад, быстро усевшись на кресло близ постели и пытаясь совладать с нервами. Его снова трясло, и это было просто невозможно терпеть. Герман смотрел в упор, без толики стеснения или неловкости. Любой другой стыдился бы своего образа жизни. Но он был слишком уверен в себе. И это раздражало Влада. — Посижу тут с тобой? — на сплошном выдохе продолжил Бор, и Герман тихонечко кивнул. — Тебе, — парень почти болезненно ткнул книгой в руку Бродского. — Спасибо. Как раз хотел прочесть, — мило улыбнулся блондин, вежливо, тактично. Ноги Влада жили своей жизнью. Они тряслись, били по ножкам кресла, а сердце стучало в горле. — Ты ведь откажешься попробовать со мной, — Бор запнулся, переводя дыхание и мазнув тёмным взором по безликим стенам. — Встречаться? — плавно проговорил Герман, и Владу на секунду показалось, что тот может согласиться. Влад нервно кивнул, прислушиваясь к шуму за дверью палаты. — Даже если нет — это ничего страшного. Мы можем забыть обо всём, что было, — скороговоркой произнёс парень и умолк, до боли заламывая пальцы. Становилось нечем дышать. Влад затравленно смотрел на окно, за окно, на эти грёбаные цветы. Откуда они здесь? Это был первый день, когда принимали посетителей, в реанимацию и родственников не пускают, а если предположить, что у Германа только несовершеннолетняя сестра — кто принёс этот чёртов веник?! Память услужливо подкинула Владу воспоминания о том, как было, когда его родители, похоже, любили друг друга. Дома всегда благоухали живые цветы, и чаще всего — тюльпаны и маки. Бор моргнул несколько раз, судорожно пытаясь припомнить, при каких обстоятельствах он видел в последний раз точно такой же букет. Ах да. Тот день, когда отец уехал из их квартиры. Мать бросила ему в лицо букет, с которым отец пришёл к ней. Приносил извинения? А, неважно. Ручка двери опустилась вниз. — Макс... им Григорьевич, подождите, пожалуйста… — Едва показались полы медицинского халата, Влад уже понял всё, он знал, кого увидит. — Владислав? — по дурацкой привычке отец всегда его звал именно так. Долго, нудно, официально, глупо. Особенно для трёхлетки. — Здравствуйте, — Бор ждал, когда сердце, наконец, перестанет сходить с ума и разорвётся на кусочки, — Максим Григорьевич. Герман вопросительно переводил взгляд от сына к отцу и обратно. Владу стало смешно. Он никогда за свои почти девятнадцать лет не попадал в такие нелепые ситуации! Его отец и он запали на одного парня… Или. Да нет. Его отец — уважаемый человек, умный и уверенный в себе, не стал бы он платить за секс. Забавно в таком случае, что им уготована одна несчастная судьба на двоих: питать безответные чувства к человеку, который просто зарабатывает и даже не стыдится этого «просто». — Отличные цветы. Маме нравились. — Почти восторженно произнёс Влад и, без единой мысли, на ватных ногах скользя к выходу, ощутил, что весь его мир повалился на бок. Владу надо выйти. На воздух.