Любимая кружка

Юноша раскачивался на стуле, с интересом потягивая алкоголь из большой керамической кружки с нацарапанным на одном из её боков весёлым Роджером. В полутёмном классе горела только одна лампочка; в её свете два десятка перевёрнутых стульев смотрелись жутковато, но восседающий за учительским столом парень не замечал их; всё его внимание поглощал журнал с отметками и самиздатная книжечка с одним единственным непонятным словом в качестве названия: «Методичка». Юноша встал и прошёлся по кабинету, держа в одной руке кружку, а в другой — книгу. — Не стройте отношения на ревности и оскорблениях, — продекламировал он, повернувшись к окнам. За его спиной тихонько скрипнула дверь; высокий черноволосый мужчина проскользнул в кабинет и замер за спиной декламатора. Юноша продолжал. — Ревность — самая разрушительная сила в отношениях, поэтому вы, как свободный человек… — Мистер Пэн, — рука мужчины тяжело легла на худое плечо юноши, — потрудитесь объяснить, чем Вы занимаетесь в моём кабинете в сей неурочный час? Юноша вздрогнул и от неожиданности выронил кружку; та с грохотом разлетелась на куски, заливая пол кабинета тёмным терпким напитком. — Мистер Хук, — пробормотал Питер, бледнея. Взгляд учителя по этике и психологии семейной жизни из растерянного стал бешеным. — Мерзкий мальчишка! — зашипел мужчина, — это была моя любимая кружка! «Что?» У Питера столкнулись две полярности: холодный строгий учитель и любимая кружка. Хорошая антонимическая пара; о том, чтобы поставить их рядом, не могло быть и речи. Это же… смешно! И Пэн засмеялся. Пьяный смех вылетал из его горла несколько неестественно. Учитель принюхался, слегка наклонившись к осколкам; его глаза распахнулись от удивления, он резко выпрямился и схватил ученика за хвост рыжих волос. Хвост, собранный на затылке, был коротким, но, вцепившись, Джеймс не намерен был отпускать. — Ты, гадёныш, ещё и ром мой выпил, — прошипел он в самое ухо юноши и тот перестал смеяться; его охватило смутно знакомое чувство, — этого я тебе не прощу! — Да и не надо, — не думая о том, что говорит, ответил юноша и сглотнул. Слюна вдруг стала такой вязкой, во рту пересохло, а учитель в порыве гнева был похож на разбушевавшееся море. Питеру несколько раз снилось, что он летает в шторм, едва не касаясь пенных волн, готовых утащить его в самую пучину. Эти сны, по пробуждении оставляющие чувство покинутого дома, светло-голубые глаза, в которых плескались молнии, горячий шёпот, словно пустивший разряд тока по чувствительной молодой коже — всё это свернулось спиралью, закрутилось, смешиваясь в один дикий коктейль из снов, ощущений и памяти о том, чего никогда не было. — Капитан, — глубоко дыша, простонал Питер и сделал шаг в сторону учителя. — Ты что несёшь? — мужчина был шокирован; он не первый год работал в школе, но никогда ещё пьяные старшеклассники не вели себя так нагло по отношению к нему. — Защищайтесь! — юноша бухнулся на колени так, что его лицо оказалось ровно напротив широкой пряжки ремня. Он схватил осколок и слабо ткнул им учителя. — Господи боже, блять! — мысли скакали в голове Джеймса. Этот маленький наглец сидел на коленях так безрассудно и близко… А это раскрасневшееся лицо и поминутно скользящий по пересохшим губам язык? Такие фантазии не приходили ему в голову даже самыми тёмными ночами. Ужасно! «Ты учитель! — твердил себе Хук, — а этот пиздюк твой ученик. Да, пьяный как мразь. Но ты же не можешь оставить его так, он порежется, а обвинят тебя…» Он схватил Питера за шкирку и рывком посадил на широкий учительский стол. «Конечно, не могу,» — ответил Джеймс своему доброму эго и в его глазах загорелись искры, не предвещающие ничего хорошего. Юноша опёрся на руки и, пошло улыбнувшись, запрокинул голову. Джеймс замер: надо было привести в чувство нерадивого ученика, но, с другой стороны, жутко хотелось придушить эту малолетнюю бестолочь. Хук смотрел тонкую шею и представлял, как его пальцы смыкаются на мальчишеском горле… — Мистер Хук, — Питер поднял голову и мужчина растерялся под прямым, хоть и пьяным взглядом зелёных глаз, — вы ведёте у нас психологию семейной жизни, потому что никогда не были женаты? Нервы, натянутые как струна, сдались. Длинные пальцы сжались на тонкой шее. — Я убью тебя, Питер Пэн, — прорычал Джеймс, а потом замер, глядя на свои руки. Воспользовавшись заминкой, юноша прохрипел: — Я научусь летать? — и улыбнулся. «Блять!» Желая любой ценой компенсировать причинённый вред, мужчина кинулся целовать бледную шею Пэна настолько усердно, что местами оставались тёмно-бордовые отметины. — Долбанный мальчишка, — причитал Хук в шею ученика, — какого чёрта ты вообще сюда припёрся! Питер поднял голову и выдал совершенно дурацкую фразу: — Я так и знал, что в Вашей кружке не чай… И снова пьяно улыбнулся. Джеймсу до смерти надоели эти игры. «Хочешь по-взрослому? Я тебе устрою урок этики,» — зло думал он, расстёгивая ремень. Питер, пользуясь свободой, разлёгся на столе и давил лыбу, не переставая пялиться в потолок. Хук даже не стал предлагать тому раздеться; он резко сдёрнул с Питера шорты вместе с бельём, едва не поранив юношу острым крюком, который заменял ему правую кисть. Пэн безразлично дёрнул ногой. — Ты у меня получишь нравственно-светское воспитание, — хрипло шептал мужчина, пристраиваясь удобнее и почти ложась на казавшегося хрупким юношу. — Я готов, — насмешливо подал голос Питер и одной рукой обхватил Джеймса за шею. Резкое рваное движение бёдрами — и юноша болезненно застонал, почти сразу же улыбнувшись и толкнувшись бёдрами навстречу. Хук впивался ногтями в худые плечи, оставляя на коже следы, стараясь сделать это как можно больнее, царапал спину и кусал шею, сопровождая всё это комментариями. — Ведёшь себя как дешёвая шлюха, Пэн, — стон боли, смешанный с неземным удовольствием. — Ты же понимаешь, что скоро твоя беззаботная жизнь кончится и ты окажешься на улице? — в ответ Питер промычал, закусывая губу, а потом приоткрыл рот и блаженно застонал. Его дыхание сбивалось фрикциями. — Тебе исполнится семнадцать и Неверленд навсегда закроется для тебя, — наклонившись к самому уху шептал мужчина, не задумываясь о словах. — Не-е-ет, — протянул Питер, широко распахнув глаза, но ещё сильнее выгнулся навстречу своему учителю. — Да, да — тысячу раз да! — нащупав больное место, Джеймс с наслаждением наблюдал, как у распростёртого под ним юноши наворачиваются слёзы. — Ты никогда не попадёшь туда, — мужчина лёг на ученика, практически накрывая его тело своим, не переставая двигаться, — а знаешь, что будет на следующий день после твоего семнадцатилетия?.. Джеймс замер, ожидая ответа. Пэн, чьё возбуждение только нарастало, недовольно заскулил, требуя продолжения. Гримаса нетерпения и вожделения на юном лице доставляла мужчине огромное удовольствие. — Не-ет, не знаю, — дрожащим голосом ответил Питер и тогда Хук ворвался в него вместе с ответом: — Ты навсегда забудешь о существовании Неверленда! — полувсхлип-полувздох сорвался с губ юноши. — Не говори так, — горячо попросил юноша, откинув рыжие волосы с лица. Хук зловеще улыбнулся. — А иначе? — ему так хотелось довести этого мальчишку до того места, где кончается психологический болевой порог, но… — А иначе я навсегда останусь подле тебя, — ответил Питер. Было видно, что собственные слова причиняют ему боль; и чем сильнее эта боль, тем больше наслаждение. — Я стану твоим помощником и проведу в этом чёртовом приюте всю свою жизнь. Джеймс не ожидал такого; хищный оскал вмиг исказил губы мужчины. — Ты уже выбрал, куда будешь поступать? — спросил он, а после прикусил зубами мочку уха и держал, пока юноша не вскрикнул. — Я ничему не буду учиться, — ответил Пэн, зажмурившись; Джеймс отметил, что ему нравится покрасневшее лицо мальчишки. «Стыд тебе к лицу,» — мысленно отметил мужчина. — Я буду самым низкооплачиваемым и легкозаменимым работником, — продолжил Пэн, и Джеймс чуть не присвистнул. «А ты у нас амбициозный, оказывается!..» Не открывая глаз, Питер поднёс к губам свою руку и обхватил средний и указательный пальцы губами, погрузил в рот до самого основания, вытащил и провёл рукой по разгорячённому торсу мужчины, задрав безукоризненно накрахмаленную рубашку последнего. «Что этот маленький дьявол делает!» — Джеймсу сносили крышу бесшабашные выходки Питера. Чувствуя скорый оргазм, он за волосы притянул к себе лицо Пэна и впился в полуоткрытые губы. Он облизывал, посасывал и кусал язык и губы по очереди. В последний момент он захватил нижнюю губу юноши и с силой сомкнул на ней зубы. Мальчишка вскрикнул. Ровно три удара сердца и Джеймс, тяжело дыша, отстранился и оглядел Питера; тот сидел, держась за прокушенную губу, из которой кровь тонкой струйкой сбегала идеально на журнал его класса, валявшийся сейчас на полу. Из задницы Пэна вытекала жемчужно-белая сперма, но он не обращал на это внимания. Мужчина замер, стараясь сохранить эту картинку в памяти на всю жизнь. Пэн, несмотря на нагловатую улыбку, выглядел несчастным; возможно, в этом были виноваты множественные синяки и царапины на коже, бывшей до этого такой безупречной, что аж челюсть сводило. Одежда Питера валялась тут же; то, что не снял Хук, Питер скинул сам, пока Джеймс до потери ощущения реальности трахал его на своём столе. Мужчина как ни в чём не бывало подошёл к зеркалу на стене, снял висевший рядом с зеркалом на гвозде гребень и привёл в порядок свои волосы. Чёрные, волнами спускающиеся на грудь мужчины, теперь они вновь были безупречны. Пока Хук одевался, он вспоминал, как с самого первого дня, как Питер попал в приют, он сразу же вскипел лютой ненавистью к этому безалаберному мальчишке. Чем старше становился Пэн, тем больше крепчала ненависть мужчины к этому ученику. В Питере его раздражало абсолютно всё. Ненависть была чистой до тех пор, пока однажды Джеймс не поймал себя на мысли, что хочет не просто прибить этого мальчишку, но и изрядно поиздеваться над ним прежде. Это новое для себя чувство Хук легкомысленно списал на свои садистские наклонности — обычная для их заведения профдеформация; ничего личного. Джеймс не сразу заметил, как меняется направление его фантазии: днём учитель хотел, чтобы Пэн праведно страдал, стоя на горохе, получая пощёчины или заучивая сотую заповедь подряд наизусть, а ночью мужчина не мог уснуть, представляя, как Питер стонет под ним от боли, но просит ещё и ещё… Джеймс очнулся от этих мыслей, стоя в своей комнате с чёрным кожаным плащом в одной руке и вешалкой в другой. Короткая свеча сиротливо догорала на подоконнике, а за окном в туманной сумрачной дымке, прячась за каменными домами, весь исколотый безжалостными шпилями церквей брезжил рассвет… *** После уроков мистер Хук сидел в своём кабинете. Слегка помятый после ночи без снов, он аккуратным почерком заполнял новый журнал; старый, испорченный самым неприятным образом, пришлось выбросить. Дверь тихо скрипнула пропуская стройную фигурку и быстрее, чем Хук успел осознать, что произошло, ему в упор прилетела фраза Питера: — Учитель, это я вчера разбил Вашу любимую кружку… Можно ли одной фразой убить человека? А учителя?