Окно спальни в Шейсдисайд

Ночь богом забытого Шейсдисайда выжигала глаза своей тьмой. Разбросанные по полу вещи, новые вперемешку со старыми, что оставляли воспоминания. Комната осталась такой же, какой ее помнил Сайрус: просторной, с белыми стенами и синим ковром на полу. Он не удосужился разгрузить вещи, и обнаружил, что мама превратила его спальню в музей воспоминаний о когда-то счастливом и бурном детстве. Прошло пять лет с тех пор, как он был тут в последний раз. Постоянные просьбы родителей приехать в гости им отклонялись, заставляя их приезжать в шумный Нью-Йорк, где он снимал настолько маленькую и обшарпанную квартиру, что было стыдно признаться в этом даже самому себе. Сайрус наизусть выучил, что такое убегать. Убегать от проблем, связанных со счетами, которые он не мог оплатить, убегать от воспоминаний и боли. Если Вселенная бесконечна, то точно есть та, в которой сейчас у них со светловолосым парнем из баскетбольной команды на пальцах одинаковые серебряные кольца, а на свадебных фотографиях все его друзья в сборе и девушки и парни, вперемешку, ловят их бутоньерки. На деле, всё не так. Ушедшая в искусство Энди перестала писать еще классе в десятом, оставляя за собой вежливые визиты в закусочную, вплоть до отъезда в колледж. Она пошла на сокращенную программу по современному искусству, и теперь, как Сайрус знал из историй в инстапик, подрабатывала крафтом и на пол ставки работала в небольшом музее, местоположение которого Сайрус не мог себе вообразить даже примерно. С Баффи они общались дольше. Она писала почти регулярно, но разговоры становились суше, пронизанные безмолвным пониманием, пока не превратились в ежемесячную формальность и неуютное радиомолчание. Баффи оставалась такой же веселой и поддерживающей, в особенности потому, что их отношения с Марти, на удивление, на исчерпали себя за столько лет, и из милой школьной привязанности превратились в крепкое партнерство, в котором Марти всегда немного преследовал Баффи. Казалось, что даже его работа спортивным журналистом в удаленном формате, была идеальной для того, чтобы сопровождать Баффи во всех ее командировках и поездках, в которые она таскала свою команду девочек-подростков какой-то элитной спортивной школы. И он зарабатывал больше, чем она, чтобы Дрисколл могла идти к своей цели, и он ездил за ней по пятам, постоянно освещая каждое событие ее спортивной карьеры. Баффи стала эталоном и путеводной звездой, которой Марти всегда уступал, и Сайрус это знал и видел еще со старшей школы. Баффи была хорошей девушкой, никогда не ругала Марти за бесконечное количество флирта с другими девушками, поджимала губы на каждую его пьяную выходку и смиренно готовила завтраки с тостами и кофе, чтобы он мог писать больше и лучше, чем просто отработка ставки в газете. Джона мог пропасть на год или больше, а потом резко появлялся, звонил, как ни в чем не бывало, и пропадал снова. Это было самым комфортным для Сайруса. Джона не исчезал, Джона не уходил — он просто оставался Джоной Бэком во всем его повзрослевшем великолепии. Все знакомые Сайруса знали, что он друг того самого завирусившегося в социальных сетях молодого кавер-музыканта, и Сайрус неуверенно кивал на все вопросы, связанные с их веселым детством и тем, как ему повезло, что сам Джона Бэк пишет о нем в социальных сетях, делая репосты постов Сайруса, в которых он освещал свою деятельность. Они даже виделись иногда, но фотографии в историях с целью поздравить с днем рождения, становились всё старше, и в итоге, могли бы начать повторяться, если бы они продолжили поздравлять друг друга публично. Сухие звонки стали больше похожи на правду, как и лепет, когда два человека ведут, казалось бы, диалог, но, если честно, каждый просто говорит о чем-то своем. Холодный воздух открытого окна дурманил Сайрусу мозг еще больше, чем плохие сигареты, которые он курил. Как и положено творческому человеку, Гудман выкуривал пачку плохих сигарет раз в несколько дней и пил кофе, сваренный в самой примитивной кофемашинке, которую вы только можете себе вообразить. Сайрус смотрел на чернеющий сад и на звёздное небо. В Нью-Йорке не было видно звезд, им мешал надоедливый городской свет от высоток и дорогостоящих квартир. Сайрус не видел звезды с того момента, как восемнадцатилетний уехал покорять большой город, уверенный в своих силах, и не понимающий, что оставляет за спиной те крупицы счастья и вдохновения. Он легко поступил, легко вдохновлялся своей болью первые пару курсов, пока не понял, что истории из школы закончились, людей больше рядом не было, и он один среди белого шума человеческих голосов, пьяных соседей, просыпается от стонов незнакомой девушки на соседней с ним постели. Он смутно помнил своего вежливого и неловкого соседа, который напоминал Сайрусу Джона Бэка больше, чем ему бы хотелось. Бесконечно позитивный, с доброй улыбкой и совершенно не замечающий, он приводил разных девушек, а потом говорил им, что не любит ярлыки, и они уходили расстроенные, а потом он долго думал о том, что не понимает, почему они расстроенны, ведь они отлично проверил время. Сайрус мотал головой, думая о том, что будь это Джона, он бы попытался ему объяснить. Но несмотря на сходство, то парень Джоной не был, поэтому и говорить с ним было бесполезно. Для Сайруса личная жизнь парня с университета не имела значения. Он запретил себя привязываться после того, как потерял всех, кто действительно занимал отдельное место в его сердце. Воздух слегка одурманил Сайруса, и она затянулся снова, беспощадно стряхивая пепел прямо вниз на траву под окнами. Когда он опустил взгляд на свою сигарету, то увидел, как под окнами стоит хорошо знакомая ему фигура. Очевидно, что он пришел тихо и был там уже какое-то время, но ничего не говорил, просто молча стоял и смотрел. Сердце Сайруса сжалось, что после всего, что их объединяло, им было даже нечего сказать друг другу. Чувства, которые в нем хранились теплым местом в душе, подступили к горлу. Он никогда не мог выразить их открыто, потому что не решался, потому что это усложняло бы то, что уже итак было, их повисшее многолетнее молчание, их взгляд друг на друга, печальный, с полным осознанием безнадежности и бессмысленности ситуации. С полным пониманием того, что ни один из них не сможет переступить ту стену, которую они сами построили. Крепкую стену крепкой дружбы. Осознанный отказ от чувств, чтобы сохранить то огромное, светлое и теплое, что между ними было. Частая история, которая случается с теми, кто встречает свои родственные души слишком рано. К моменту, когда вы готовы к отношениям, вы уже слишком близкие друзья, чтобы это рушить, а к годам, когда вы готовы к серьёзным отношениям, за спиной уже такой огромный груз лживых клятв, а на теле столько прожигающих пятен чужих касаний, что уже невозможно и отвратительно снова говорить навязанные и липкие признания, какими бы искренними они бы не были в этот раз. Это те самые чувства, которые остаются вечным теплым пламенем в глубине души, постоянным «а что если бы мы….» С возможностью подставить варианты «встретились бы позже», «попробовали тогда», «были исключением из правил, что пары расстаются сразу после школы» или любой другой, который может прийти в голову в ситуации с подобным контекстом. Пламень Сайруса стоял прямо под его окнами, с пустым выражением лица. Их глаза не встречались, они смотрели сквозь друг друга, будто оба были призраками. Один из бывших Сайруса сказал ему, что невозможно любить человека, который любит призрака прошлого. Это было в тот момент, когда Сайрус сокрушался мысленно, что Джейк играет на гитаре, а не фортепиано, играет не в баскетбол, а в шахматы и волосы у него слишком длинные и он совсем не укладывает их должным образом. Джейк не осознавал, почему Сайрус кривит губы на каждый гитарный аккорд из-под его пальцев и почему к его увлечению шахматами относится скорее снисходительно, до того момента, как однажды Сайрусу не позвонил Джона, радостно сообщающий, что ТиДжей приехал со своей сборной юниоров в Солт-Лейк-Сити, и позвал Джону на игру и они даже записали вместе кавер-трек, ссылку на который Джона прислал сразу после их разговора. Джейк тогда долго смотрел на Сайруса, и в его серых глазах читалась боль и предательство. Сайрус показал ему видео, потому что раньше Джейк нравились каверы Джоны, но после просмотра, он неожиданно спросил Гудмана: — Этот парень, который играет на пианино, раз Джона звонил насчет него, значит, вы были близки? — Джейк смотрел тогда не зло, скорее его взгляд отражал понимание и обиду. Сайрус тогда не ответил. Он смотрел ему в глаза, сохраняя хладнокровие, и спокойное, но участливое выражение лица. В тот момент Джейк всё понял, кивнул, похлопал Сайрус по плечу и, собрав свои вещи, просто ушел, не оставляя нового адреса или каких-либо контактов, лишь сказав перед уходом свою фразу про призрака, который преследовал Сайруса. Потом он ухмыльнулся, бросил неловкое «прощай» и закрыл за собой дверь. Сайрус воспринял его уход как должное, и как то, что должно было случиться в один день. Это было то неминуемое расставание, когда ты понимаешь, что как бы хорошо не было в моменте, какие бы идеальные отношения не были со стороны, и как бы спокойно и почти что скучно не протекали бы отношения, у них есть только одна логическая точка, есть конец где-то чуть ближе горизонта, и конец этот не «жили долго и счастливо» после сцены трогательной свадьбы. Сайрус знал, что их отношения не закончатся кольцами, еще когда они шли на первое свидание, когда переезжали вместе, когда знакомил Джейка с Баффи и Марти, что были проездом в Нью-Йорке, когда Баффи привозила свою женскую команду на соревнования, а Марти писал репортаж о спортивных секциях. И, казалось, Баффи тоже это знала. Она смотрела на Джейка вежливо, но отстраненно, в меру смеялась над его шутками, и прощалась, как со случайным попутчиком в самолете, с которым больше никогда в жизни не заговорит. Марти был свободнее на той встрече, смело пил под строгим взглядом Баффи, пока та не положила руку поверх стакана, одним взглядом сообщая ему, что пора остановиться. Марти улыбнулся, послушно кивнул и поцеловал прикрывающие стакан пальцы. Сайрус много думал о том, что их отношения нельзя было назвать идеальными, но они были, живые, и казалось бы, даже счастливые. Соревновательный дух их поддерживал, и за те почти десять лет, что они были вместе, никуда не выветрился. Сайрус бы тоже хотел отношения, которые бы не были картонными и которые он мог бы назвать счастливыми, но его попытки построить небоскреб на фундаменте для двухэтажного дома одноэтажной Америки, никогда не были удачными. Все держалось, ему даже мерещился призрак счастья, но пара звонков Баффи или Джоны, разрушало эту иллюзию, симпатии и влюбленности, основанные на страсти близости умов и тел, заканчивались в то время, когда должны были перерастать во что-то больше, и просто исчезали, день за днем, оставляя после себя раздражение теми привычками, которые вы не сразу замечаете. Может, все его бывшие всегда не так открывали порошок или не закрывали зубную пасту, но раздражать это начинало через какое-то время, разговоры о важности разговоров не давали результатов, обсуждение казалось пресным и бесполезным, оставляя за собой только больше проплешин в отношениях, чем ответов на вопросы. И тогда или Сайрус уходил, в поисках новых чувств, или от него уходили, в поисках тепла, которое он переставал давать, вымещая заинтересованность раздражённостью от самых простых привычек. Сайрус смотрел сквозь призрака того, ради кого однажды возвел фундамент, крепкий и надежный, который был у него до сих пор, и кажется, что только залил бетоном и укрепил сваи, вместо того, чтобы разрушиться и потеряться в почве. Сайрус сделал последнюю глубокую затяжку, пламя сигареты оранжевой вспышкой разрезало темноту двора. Он потушил сигарету о пепельницу, которая балансировала на оконной раме. Он снова взглянул на призрака, не встречаясь с ним взглядом, подавляя те чувства, которые заставляли его прямо сейчас вылезти в окно, как в старшей школе, броситься на шею, заплакать, попросить прощения за все эти годы, но он просто несколько секунд смотрел на высокое дерево, которое столько лет служило импровизированной лестницей для выхода и входа через окно, убрал пепельницу вглубь комнаты и пошире раскрыл окно, убирая шторы за распахнутые рамы. После этого Сайрус отступил обратно в спальню. Глаза тянулись посмотреть, что будет делать призрак за окном, но вместо этого, он открыл шкаф, лениво прошелся взглядом по сложенным там до сих пор вещам. Его взгляд наткнулся на полу-пустую полку, на которой лежала некоторая формальная мелочь и старая помятая футболка с потертыми свободными штанами. Сайрус достал их с полки, вдохнув легкий затхлый запах и ощутил под пальцами прохладную поношенную ткань. Он положил комплект на тот край кровати, что был ближе к окну, в ноги поверх одеяла, и отделив плед от большого, мягко одеяла, небрежно кинул его рядом с собой. Сайрус взял с тумбы пластмассовую электронную сигарету, со вкусом каких-то малопонятных ему химических ягод, сделал затяжку, и лег в кровать, укрылся половиной одеяла, а вторую положил на пустую половину. Немного поворочавшись, натянув одеяло до самой шеи, Сайрус затих. Он намеренно замедлил свое дыхание, стараясь соблюдать спокойствие и не ждать от его ритуала ничего особенного. Еще несколько лет назад весь проделанный за пару минут до этого ритуал, был практически ежедневной рутиной для Гудмана. У ТиДжея в семье начался раздор, и он ночевал в кровати Сайруса практически каждую ночь, влезая по дереву в окно. Сначала родители брюнета противились, потом спрашивали, что говорят на это родители ТиДжея, потом заставляли их спать с открытой дверью, но в итоге сдались примерно через полгода подобных ночевок. ТиДжей не приходил в определенное время, поэтому если Сайрус уходил спать раньше, то просто оставлял ему на кровати спальный комплект и часть своего одеяла. За спиной Сайруса раздался шум. Он услышал, как скрипнула оконная рама под весом кого-то тяжелого, как кроссовки ударились об пол. Потом шаги приблизились к кровати, по легком вздоху и едва ощутимой ухмылке Сайрус понял, что Киппен взял комплект для сна. Потом звякнула пряжка ремня, раздался звук расстегиваемой молнии, а после этого шум стих. Сайрус лежал почти неподвижно, стараясь дышать как можно тише, чтобы себя не выдать. Он почувствовал, как соседняя сторона кровати прогибается, раздается шорох одеяло, и замерзшее, но теплое тело пробирается к нему под одеяло. Киппен шумно выдохнул, и Сайрус чувствовал, как он напряжен. Мышцы светловолосого будто сводило судорогой, когда он ложился на подушку и неуверенно ерзал, поправляя на себе одеяло. Сайрус хотел протянуть руку, зарыться в его плечо и плакать всю ночь напролет. Вдохнуть знакомый запах, запах того, кто никогда так и не побывал в его маленькой квартире, того, кто стал стеной, отгоняющей всех, кто едва мог приблизиться к той грани отношений, которая называется «любовью». Но он этого не сделал. Вместо этого, брюнет прижал к себе сильнее подушку, подавая тем самым невербальный сигнал, что он не спит, и что он не против, и шумно выдохнув, провалился в крепкий спокойный сон, без сновидений, но наполненный теплом расслабившегося рядом тела. *** Солнце мягко осветило комнату. Лучи полосами тянулись к лицам молодых людей, что мирно посапывали на большой постели. Сайрус зажмурился, когда самый наглый луч добрался по его носа и ласково погладил по растрепанным волосам. Он неуклюже поерзал и распахнул глаза, вспоминая события прошлой ночи. Спиной он чувствовал, что крупное тело призрака всё ещё тихо лежит рядом с ним. Аккуратно распахнув одеяло, брюнет потянулся, чтобы взять с тумбочки помятую пачку сигарет. Он любил первые утренние затяжки, они были особенно одурманивающими и отвратительный вкус сигарет смешивался с привкусом на языке, заставляя Сайруса вспомнить о несовершенствах этого мира. Он подошел к окну, предварительно забрав со стола пепельницу, и прикурил ярко-красной зажигалкой сигарету. После первой затяжки, когда тело его расслабилось, а воздух вокруг наполнился дымом, он услышал позади себя шорох. Полы тихо скрипнули под звуком тяжелых шагов, и отлепляя потные ступни ног, которые издавали еле слышный звук, ТиДжей подошел к Сайрусу. Он не посмотрел ему в глаза, но молча, одними пальцами, чтобы их руки не соприкоснулись, забрал у него сигареты и зажигалку. Прежний ТиДжей точно бы сейчас ругался, но вместо этого, он выудил ловкими движением сигарету, и поджав губы, вставил ее себе в рот. Он крутил пластмассовую зажигалку, в руках, будто не зная, что делать с ней дальше, и Сайрус вырвал ее резким движением. Раздался щелчок, обдав пальцы брюнета несколькими искрами маленького огня. Он поднял огонь к сигарете ТиДжея, а тот затянулся одновременно с тем, как Сайрус ее поджигал. Первая затяжка была неглубокая, и краем глаза Сайрус видел, как ТиДжей скривил лицо от сигаретного вкуса. Он достал длинными пальцами изо рта окурок, и зажал его между средним и указательным пальцем. ТиДжей смотрел то на свою сигарету, то на стремительно уменьшающуюся сигарету Сайруса. Он нерешительно поднес тлеющую смерть к губам и снова попытался затянуться, но подавился душащим его дымом, и скривив лицо, шумно и комично закашлялся. Услышав это, Сайрус прыснул со смеху. Он не был уверен, что ТиДжей вообще когда-либо курил до этого, но сигареты Сайруса действительно были дешевыми и крепкими, поэтому неподготовленному, но опытному курильщику они точно не подходили, что уж говорить про спортсмена с многолетним стажем. Смех Сайруса разрезал ту тишину, что была между ними в течение последних пяти лет. Период радиомолчания затянулся, не прерываемый раньше ни поздравлениями с днем рождения, ни ответами на истории. Чего не знал Сайрус, так это то, как ТиДжей всегда первым стоит у магазина в тот день, когда объявляется старт продаж его книги. Чего еще он не знал, так это того, что Киппен видел каждый учебный фильм на его канале, и даже думал участвовать в розыгрыше книг с автографом автора, но потом передумал, отложив мысль, что однажды, если повезет, он сможет попросить Сайруса подписать зачитанные экземпляры лично. Когда в свободную продажу вышла первая книга Гудмана, Энди, всё же, раздобыла ему один из первых экземпляров с подписью Сайруса, и тогда для ТиДжея эта книга стала настольной, и он постоянно доставал ее, чтобы провести пальцами по знакомым буквам почти каллиграфического почерка. Киппен не был несчастлив. У него были дети, с которыми он работал, и он действительно любил их всем сердцем. Свободный от отношений и обязательств, он брал дополнительную подработку тренером в обычной школе, кроме своих юниоров и еще пары начинающих групп, и иногда посещал спортивный зал в котором работал подростком, разумеется, по совершенно другой ставке. Сочетание нескольких видов заработка не только выматывало его морально и физически, чего он хотел, но и позволяло ему откладывать средства на будущее. Он ездил на недорогой машине, не покупал хороших вещей и благодаря спортивной стипендии был избавлен от кредитов, поэтому мог спокойно копить деньги, чтобы иметь возможность оплатить суррогатное материнство и обзавестись родным ребенком, а дальше, подарить ему всю возможную любовь и заботу. Эти мечты были достаточно далеко, но первостепенны для одинокого тренера в маленькой студии на окраине маленького города. Он мог бы усыновить ребенка, но острее всего ТиДжею хотелось, чтобы рядом была его родная кровь, родное тепло и кто-то действительно свой. Энди даже заговаривала с ним пару раз о том, что она готова бесплатно выносить ему дитя, если он будет готов к отцовству до того, как у нее появятся серьезным и перспективные отношения. Зная счета за ведение беременности и осознавая, что он хочет дать ребенку и Энди лучшие условия, он откладывал, и про себя надеялся, что удача будет на его стороне, хотя разумеется, что Энди заслужила счастье. Не то, чтобы ТиДжей отказывал себе в перспективе отношений, он общался и иногда ходил на свидания, но целенаправленно не знакомился и не искал влюбленностей. Жизнь его была направлена на то, чтобы наслаждаться любимой работой и строить карьеру тренера, чтобы в будущем обеспечить себе и ребенку интересную жизнь без лишений и даже с капризами, и он больше видел себя отцом, чем мужем. Будучи собственником, Киппен не хотел делить ни с кем случайным свое будущее чадо, и хотел принимать все решения, начиная от цвета носков, заканчивая фундаментальными вещами, собственнолично. По крайней мере, пока у его маленького наследника или наследницы не прорежется голос и мнение. Где-то на задворках своего сознания у него еще были светлые мечты о кареглазом парне, который, как он был уверен, стал бы отличным папой и с которым он был готов разделить то самое дорогое, что у него будет, но чем больше бежало время, тем более туманными становились фантазии и более расплывчатым образ. Сайрус покачал головой почти снисходительно, сделал последнюю глубокую затяжку и потушил сигарету о пепельницу. Он отошел вглубь комнаты к двери, приоткрыл ее и обернулся на ТиДжея. Тот нервно крутил сигарету, не зная, что делать с ней дальше, но почувствовав на себе взгляд Сайруса, обернулся, стараясь не создавать контакт глазами. Сайрус постоял еще несколько секунд и вышел из комнаты, оставив дверь широко открытой, что означало, что ТиДжей может пойти за ним. Светловолосый потушил едва начатую сигарету и пошел за брюнетом. За последние годы в доме мало, что изменилось. Те же белые стены с теми же фотографиями, тот же идеальный порядок. Он спустился на кухню, где Сайрус поспешно замешивал тесто для панкейков. ТиДжей подошел к нему, и не говоря ни слова, нашел кофе на том же самом месте, где он стоял пять лет назад. Немного поискав, он так же обнаружил турку и поставил ее на огонь, параллельно доставая молоко и взбитые сливки. Попутно из холодильника он прихватил шоколадную крошку. Пока Сайрус жарил панкейки, ТиДжей успел найти тарелки и подготовить их. Сайрус методично раскладывал панкейки по тарелкам, чередуя их, пока на каждой не оказалось по три штуки. Брюнет достал все возможные приправы к сладким оладьям, пока ТиДжей смешивал кофе и украшал его сливками. Сверху на стакан Сайруса он посыпал немного крошки. Они в такой же тишине сели за стол. Сайрус не бросил на ТиДжея ни единого взгляда, но едва заметно улыбнулся, когда понял, что тот помнит про взбитые сливки и шоколадную крошку. ТиДжей уловил эту реакцию, и едва заметно победно выдохнул, радуясь, что хотя бы это не изменилось с годами. Когда они заканчивали трапезу, в коридоре послышался шум. Лесли, веселая и немного помятая после сна, в халате и бигудях на голове, вошла в столовую. Ее взгляд сначала непонимающе перемещался между Сайрусом и незнакомым ей молодым человеком, но когда Киппен поднял зеленые глаза, она моментально его узнала. Лесли расплылась в широкой улыбке, и практически подпрыгнула на месте. — ТиДжей, — как легкая птица она подлетела она к нему и, когда он встал, крепко обняла, — я так рада тебя видеть! Он сдержанно, но счастливо ответил на объятия. — Сайрус, ты не говорил, что ТиДжей придет, — она улыбнулась сыну, но тот смотрел в свою тарелку, — вы снова друзья? — в ее голосе скользнула надежда. Сайрус поднял взгляд на мать, и посмотрел на нее исподлобья, как бы сообщая, что вопрос был неуместным, а ее появление неожиданным. — Ой, — вырвалось у нее и она снова перевела между ними взгляд. Тактичность психолога подсказывала ей, что Лесли не стоит прямо сейчас здесь находится, — я, пожалуй, выпью кофе позже, — она натянуто улыбнулась и повернулась к Киппену, — ТиДжей, заходи почаще, — она взяла его за руку, сжала ее, но под суровым взглядом карих глаз сына, быстро отпустила. Немного удивленная миссис Гудман покинула столовую, про себя надеясь, что это утро изменит жизнь ее сына к лучшему. ТиДжей улыбнулся, садясь обратно, и Сайрус, заметивший эту улыбку краем глаза, недовольно, но беззлобно фыркнул. Когда они закончили завтракать, то в той же тишине поднялись обратно наверх. ТиДжей, будто игнорируя присутствие Сайруса, разделся до боксеров и сменил пижаму на одежду, в которой пришел ранее вечером. Пижаму он аккуратно сложил на стул. Раньше он убирал ее прямо в шкаф, потому что знал, где ее место, но сейчас не решился еще больше вторгаться в личное пространство. Сайрус ухмыльнулся про себя, будто не было этих пяти лет молчания, будто им снова по семнадцать, они влюблены и ничего не понимают. ТиДжей остановился около окна, пытаясь открыть рот, будто он рыба выброшенная на сушу, но из его горла не исходил звук. Он помялся, прикусил губу, будто размышляя, стоит ли ему выходить в окно по старой традиции, или лучше, как нормальный человек, выйти через парадный выход. ТиДжей оглядел комнату. Он зацепился взглядом за книжные полки, подошел ближе, проводя длинными пальцами по корешкам. Сайрус внимательно наблюдал за ним, пока ТиДжей не достал красочную книгу про Питера Пэна. Это была любимая книга ТиДжея, о мальчике, который очень не хотел расти. И о мальчике, который приходил через окно, чтобы наполнить жизнь героев приключениями. Брюнет нахмурился, пытаясь понять, что ТиДжей хочет сказать. Светловолосый пролистал книгу, намеренно не доходя до тех страниц, на которых Питер навсегда улетел от Вэнди. ТиДжей полистал еще немного, пока не открыл необходимую страницу. Он пробежал глазами по столу, нашел цветные стикеры, и приклеил полупрозрачную бумажку прямо на то место, на которую Сайрусу нужно было обратить внимание. Потом он поднял книгу обложкой к Сайрусу и вопросительно посмотрел на красочную картинку на обложке, где Питер залетал в окно детской спальни. ТиДжей не поднимал взгляд, чтобы не встретиться глазами с Сайрусом, но смотрел так, чтобы он мог краем глаза видеть его реакцию. Сайрус внимательно посмотрел на обложку и нахмурился. В его голове было много мыслей, он пытался вспомнить все их разговоры за годы дружбы, пытался вспомнить того человека, которым был Киппен. Питер Пэн залезает в окно. ТиДжей Киппен залезал в его окно все четыре года старшей школы. Сайрус понял, что имел ввиду ТиДжей. Он не был готов прервать молчание, но теперь не был готов пропасть и уйти. Он не хотел быть Питер Пэном, подарившим сказку на одну ночь. Он спрашивал, может ли снова войти в окно Сайруса Гудмана. Сайрус посмотрел прямо на обложку. Он хотел сделать шаг вперед, тыкнуть пальцем в картинку и воскликнуть «да, идиот!», но сдержался. Вместо этого он выразительно, но сдержанно кивнул. ТиДжей ухмыльнулся, аккуратно положил книгу с закладкой на стол и развернулся. С грацией кошки он оказался на оконной раме, и перед тем, как ухватиться за ветку, лишь слегка обернулся на Сайруса, смотря скорее на него в целом, чем в глаза. Он снова едва заметно улыбнулся, а потом скрылся в утреннем свете. Пару мгновений Сайрус стоял, будто закованный в цепи. Он смотрел на пустое окно и чувствовал, как давно забытое чувство просыпается в нем. Впервые за столько лет он ощутил тепло, и впервые вспомнил, что это такое, когда воспоминания совсем свежие, когда это было всего несколько секунд назад, а теперь тебя душит одно единственное чувство — не хватает. Вот так просто, просто не хватает. Как-будто зуб еще вчера был, а сегодня на его месте зияет дыра, и ты ощупываешь языком пространство, а там нет зуба. Сайрус медленно, будто испугавшись, подошел к столу. Его руки перестали слушаться, но он поднял книгу со стола и раскрыл ее на том месте, где была прикреплена закладка. Он пробежался глазами по цитате, и почти теплая улыбка тронула его сухие губы. «Вы знаете это место между сном и бодрствованием, это место, где ты все еще помнишь сон? Вот где я всегда буду любить тебя. Вот где я буду ждать» *** Сайрус сидел на своей кровати, в темно-синей пижаме состоящей из спортивных штанов и мягкого удобного свитшота. Он лениво перелистывал страницы какой-то книги, делая пометки карандашом, и воздух в комнате был наполнен запахом химических фруктов. Он не ждал ТиДжея, он ждал его слишком долго до этого, но позволял себе немного надеяться, что он придет. Сайрус оставил лишь небольшой ночник над кроватью, чтобы глаза не уставали от чтения слишком сильно. В распахнутом окне, ловко цепляясь, появилась фигура ТиДжея. Он сел на подоконник, поежившись в своей белой толстовке, и почти поднял руку, чтобы помахать Сайрусу, но потом передумал и положил ее себе на шею. Сайрус, несмотря ему в глаза, смерил его оценивающим взглядом и ухмыльнулся. Одежда для сна уже лежала на его половине кровати, которая была ближе к окну, и Сайрус бы соврал, если бы сказал, что не развернул ее днем, чтобы почувствовать руками ткань. ТиДжей тихо слез с подоконника, стянул с себя толстовку, заменил ее на футболку, поежившись от холодной ткани, и почти без стеснения переодел штаны. Он на мгновение выглянул в окно, будто принюхиваясь к температуре, и Сайрус понял, что по дороге сюда светловолосый замерз. Гудман отложил книгу, подошел к шкафу, и аккуратно достал оттуда старую большую толстовку. Он уже рассортировал старые и новые вещи, чтобы они лежали отдельно, и практически навел порядок на рабочем столе. ТиДжей схватился за край толстовки и кивнул в знак благодарности, натягивая ее на себя. Сайрус закатил глаза и забрался обратно в постель. Он вернулся к чтению, и обычно он комментировал прочитанное вслух, но тишина была чем-то вроде их новоприобретенной фишки, и он понимал, что пока что они не имеют права ее разбивать. ТиДжей походил по комнате, осматриваясь, потом взял книгу про Питера Пэна и аккуратно, оставляя между ними максимально возможное расстояние, в условиях единой постели и одеяла, сел читать. Он скорее бежал глазами по страницам, рассматривая картинки и выделяя для себя мысленно любимые цитаты. В дверь раздался стук, и практически сразу она распахнулась. На пороге оказался веселый и улыбчивый Тодд. — Сайрус, — начал он, но заметив ТиДжея, замолчал. Наверное, ему хотелось по привычке сделать им замечание насчет закрытой двери, но он будто вспомнил, что они уже оба давно выпускники колледжа, которые имеют полное право находится в одной постели, если это обоюдно. Неловко стало ему, он замялся и уже в закрывающуюся дверь негромко сказал, — я зайду позже. Сайрус вздохнул. ТиДжей ухмыльнулся, за что получил осуждающий взгляд, но не в глаза, а на его книгу. Светловолосый закрыл сказку, положил ее на пол, поскольку с его стороны не было тумбы, и развернулся в сторону окна, оставляя одеяло на уровне пояса. Он не спал, а просто смотрел на небо сквозь распахнутые створки. Сайрус оглядел его уставшую фигуру, выдохнул и выключил свет. В этот момент ТиДжей расслабился и закрыл глаза, плавно проваливаясь в спокойный сон. Когда его дыхание стало глубоким и ритмичным, Сайрус отложил книгу, которую крутил в руках, сам того не замечая, последние десять минут, и тоже положил голову на подушку. Когда Сайрус проснулся утром, ТиДжей уже ушел. Сначала брюнет расстроился, и уже потянулся к телефону на тумбе, чтобы написать ему вопрос, почему он не остался на завтрак. Не глядя, Сайрус протянул руку. Он задел что-то небольшое, что упало на пол, и выругавшись, брюнет сел на кровати. Рядом с ножкой тумбы лежало что-то небольшое и блестящее. Сайрус поднял что-то, похожее на очень маленький стакан. Когда он осознал, что это, в его груди поднялось ощущение тепла и спокойствия. Это был наперсток. ТиДжей придет снова. Сайрус потянулся к телефону, чтобы проверить пуш-уведомления, и кинув взгляд на дату, обнаружил, что в тот день был понедельник. Мысленно он хлопнул себя по лбу. Конечно, ТиДжей наверняка ушел рано, потому что ему нужно было на работу, а не потому что избегал завтрака. Как бы странно это не было осознавать. *** Весь день Сайрус провел пытаясь написать хотя бы одну главу своей книги. Мысли у него не шли, он то и дело агрессивно нажимал на бэкспейс, чтобы стереть написанное. Он не заметил, как наступил вечер и знакомая тень снова появилась у него на подоконнике. Стрельнув глазами на небо, видное через распахнутое окно, Сайрус подумал, что ТиДжей сегодня пришел раньше. Киппен почти вальяжно скинул ботинки, пнув их под батарею. Он медленно подошел к Сайрусу и встал у него за спиной, что вызвало у брюнета неловкое ощущение. Он знал, что ТиДжей, вероятно, не будет над ним смеяться или как-то комментировать. Светловолосый окинул его взглядом, оценил несколько кружек кофе и взлохмаченную прическу и понял, чт Сайрус, вероятно, весь день пытался писать, и очевидно, это было или очень хорошо или очень плохо, но ему точно требовался отдых. ТиДжей цокнул языком, впервые за несколько дней сломав тишину, и Сайрус всем телом дернулся на этот звук. ТиДжей аккуратно забрал чашки со стола и удалился в дверном проеме. Сайрус вернулся к попыткам написать еще хотя бы немного, и ТиДжей зашел в комнату в тот самый момент, когда Гудман яростно бил кнопку «стереть» указательным пальцем. Светловолосый ухмыльнулся, выпуская носом воздух, и поставил перед Сайрусом тарелку с сандвичами из белого хлеба, которые были аккуратно разрезаны на треугольники и горячий шоколад, на котором таяли сливки. Сайрус постарался сдержать улыбку, но губы его расплылись, и он мягко покачал головой. ТиДжей стоял за его спиной, поэтому Гудман не мог видеть, как парень самодовольно и облегченно улыбается. Киппен сел на край кровати за спиной Сайруса, а брюнет немного отодвинул стул, и включил на компьютере серию какого-то телевизионного ситкома. Он старался есть не слишком жадно, но сандвичи напомнили ему о том, что он не ел практически весь день. Киппен славился своим горячим шоколадом, и кружка, приготовленная им, согревала Сайруса больше, чем все одеяла в соответствующем отделе икея. Когда он закончил есть, то отсоединил ноутбук от зарядки, и вместе с ним пробрался в кровать. ТиДжей подсознательно понял, что ему нужно проследовать за ним, и занял свою половину кровати. Сайрус включил еще одну серию ситкома, и теперь их тишина прерывалась неуверенным смехом. Каждый из них пару раз смеялся слишком долго и уже набирал воздуха, чтобы сказать, но потом воспоминания падали на голову бетонной плитой, и они шумно выдыхали. Когда закончилась очередная серия, и Сайрус заметил, что ТиДжей, который успел переодеться, пока брюнет ужинал, начал ежиться в одеяле, он выключил ситком и отнес ноутбук обратно на стол. ТиДжей проваливался в глубокий сон, когда Сайрус пробирался под большое шуршащее одеяло. Брюнет посмотрел на умиротворенного друга прошлого, и тень улыбки снова скользнула по его лицу. Он снова покачал головой, и впервые за все эти ночи лет к ТиДжею не спиной, а лицом. Он смотрел в знакомый светловолосый затылок и на мгновение ему захотелось поднять руку и ласково погладить парня по волосам, но он вовремя себя остановил. Сайрус заснул сегодня особенно спокойно, и ему снились добрые сны про теплые взгляды и душевные разговоры. А еще качели и много, очень много шоколадных кексов с шоколадной крошкой. Он проснулся достаточно рано, когда ТиДжей еще спал. Брюнет тихо выскочил из-под одеяла и босиком пробрался за дверь. Он понимал, что нужно торопиться, потому что момент, когда ТиДжей должен уйти, неминуемо приближался, а он даже не знал, какой это должен быть момент. Сайрус быстро приготовил кофе, и чтобы не тратить время на блинчики, сделал сандвичи. Балансируя двумя кружками и тарелкой с бутербродами, он зашел в комнату как раз в тот момент, когда телефон ТиДжея беззвучно завибрировал. Тот практически моментально выключил его, и оглянулся, будто проверяя, не проснулся ли Сайрус. В голове брюнета мелькнула мысль о том, что вчера, вероятно, он сделал то же самое, и крупица этой заботы заставила его улыбнуться. Он прошел в комнату и поставил на стол две кружки и тарелку. Потом взял треугольник сандвича, и упал в офисное кресло рядом со столом. ТиДжей стрельнул боковым зрением, по его лицу проскользнула едва заметная ухмылка. Он подошел к столу, взял треугольник сандвича и чашку, и шумно отпил горячий кофе. Сайрус всегда морщился на его эту привычку, делать первый глоток шумным, и сейчас он сморщил нос в отвращение. Взгляд ТиДжея скользнул по лицу Сайруса в этот момент, и внутри него разлилась радость, что он смог вызвать у другого парня такие памятные и почти родные ему эмоции. Быстрый завтрак был окончен, когда ТиДжей снова переоделся в свою одежду, и Сайрус обнаружил, как идет Киппену белая мягкая толстовка и облегающие спортивные ноги голубые джинсы. Натянув старые кроссовки, спортсмен ловко скользнул на подоконник, но прежде, чем спрыгнуть на ветку обернулся и несмело помахал Сайрусу рукой. Тот поднял ладонь в ответ, не создавая контакта взглядов. Киппен улыбнулся и выскользнул в окно. *** Вечер опустился на Шейсдисайд прохладой. Небо заволокло тучами и Сайрус был расстроен, что во время того, как он курил в окно, он не мог любоваться звездами. Небо практически полностью почернело, когда знакомая Сайрусу фигура, бодрой и уверенной походкой проследовала через его двор, ловко взобралась на дерево и в несколько широких движений оказалась на ветке прямо перед ним. Про себя обозвав ТиДжея проклятым Тарзаном, Сайрус отступил, забирая с собой с подоконника пепельницу, чтобы потушить сигарету. ТиДжей спрыгнул с подоконника немного громче, чем следовало, будто побуждая Сайруса сделать ему замечание. Это практически сработало, и Сайрус открыл было рот, но сдержался. Он прикусил губу почти до боли, и демонстрируя свое недовольство, шмыгнул в кровать и взял телефон, чтобы демонстративно листать новостную ленту. На его губах была игривая ухмылка. Он не злился на ТиДжея, но их игра в молчанку затянулась на добрые пять лет и в последние дни приобрела странную тенденцию. Если молчать, когда вы в разных колледжах и городах было легко, то молчать с тем, кто входит к тебе в окно, как в себе домой, кормит тебя ужином и оставляет романтические жесты, было ощутимо сложнее. Они не могли разорвать это молчание сейчас, как не могли все эти годы. Когда ТиДжей нарочно громко топнул, зная, как это раздражало Сайруса, когда они были школьниками, у брюнета в голове появилась мысль, что если раньше их молчание было конфронтацией, то сейчас оно стало какой-то игрой, вроде гляделок, когда вы соревнуетесь, кто сдаст позиции первым. И им вроде снова по семнадцать, и нет этого груза дел и ответственности, нет банковского счета на имя, нет договора аренды и не приходится постоянно подсчитывать деньги. Гудман отдал бы добрую половину своих неплохих гонораров за то, чтобы ему действительно снова было семнадцать и он бы сделал куда больше, чтобы предотвратить это молчание. Прошлое нельзя поменять, но можно сделать лучше будущее. Он не знал, будет ли лучше это будущее, если он будет первым, кто проиграет эту игру, но точно знал из психологической практики родителей, что гештальты должны быть закрыты. Его лучший друг, его первая, и возможно, единственная любовь, звездный игрок школьной баскетбольной команды точно был его самым главным гештальтом. И найти сейчас решение этой ситуации, дать ей логический конец или начало — наверное, имело смысл. Молчание всегда висит ношей, история с хорошо прописанным эпилогом оставляет приятное, возможно, меланхоличное, или наоборот, слишком радостное послевкусие, этому Сайруса на курсе литературы научили абсолютно точно. Брюнет убрал телефон и развернулся лицом к стороне ТиДжея. Переодетый в пижаму гость, которые еще недавно светился нахальством, куда менее уверенно лег рядом, теперь лицом к лицу со своим старым другом. Сайрус смотрел в глаза ТиДжея. Впервые за столько лет их взгляды встретились, вопреки тому, что несколько дней подряд они, находясь рядом, избегали минимального зрительного контакта. Зеленые глаза парня, который раньше так хорошо знал брюнета, будто изучали заново его лицо. ТиДжей мельком посмотрел на губы брюнета, а потом вернулся обратно к глазам, будто спрашивая разрешения. Он всегда спрашивал, Сайрус помнил это со школы. Вместо ответа, брюнет немного дольше посмотрел на сжатые губы когда-то самого дорогого человека. Киппен воспринял это как знак, поэтому подвинулся ближе, и родным и до боли знакомым движением, притянул к себе за талию Сайруса, частично укладывая его на себя. Он сократил между ними расстояние, и чтобы не отставать, Сайрус прильнул своими губами к губам ТиДжея. Гудман вспомнил давно забытое чувство тепла и электрических разрядов, которые бегут по телу, а потом собираются в одном месте, где-то немного ниже пупка. Он провел языком по знакомым и незнакомым одновременно губам, но теперь поцелуи с ним были не шоколадными, а прокуренными, с примесью дешевых электронок и не спасающей положение мятной жвачкой. Он прошел языком дальше, сплетаясь с ТиДжеем, и почувствовал, как тот нежно прикусил его губы. Они не говорили все эти дни, но в этом поцелуе было всё, что они когда-либо хотели сказать друг другу: «прости», «я был не прав», «я скучал по тебе», «мне без тебя плохо», «почему ты не пришел раньше», «почему пришел сейчас», «спасибо, что мы сейчас рядом»… мысли, как безумные курицы, носились в голове Сайруса, возвращая его к одному — к шару тепла и энергии, который собирался внизу его живота, к ощущению чужого возбуждения, которое он ощущал животом, в теплу, которое струилось по его телу. Он поднялся, сел верхом на талию когда-то любимого друга, и запустил свои пальцы под несвежую футболку. У него всегда были ледяные руки, которые контрастом, закаляющим душем, проходили по горячей коже ТиДжея. Светловолосый понял брюнета без слов, поднял руки и поднимая от колен, аккуратно погладил Сайруса по ягодицам. Простонав в губы, Сайрус улыбнулся в поцелуе, и отпустил руку под себя, аккуратно и почти игриво проводя пальцами немного ниже живота ТиДжея. Киппен выпустил стон, и довольный собой Сайрус, в минуту особой смелости, откинулся назад, усаживая давнего любовника перед собой. Он стянул с него футболку, оголяя почти смуглое спортивное тело, и сорвав рубашку с себя, прижался к нему, разрывая поцелуй, чтобы почувствовать потерянное им столько лет назад тепло, ощутить мурашки, бегущие по его спине. ТиДжей дышал почти так же тяжело, прижимая к себе стройное бледное тело Сайруса. Они дышали почти в унисон, прижимаясь друг к другу всё ближе. Сайрус зарылся носом ТиДжею в плечо, а тот запустил руку в мягкие волосы, запах которых был знаком ему каких-то несколько лет назад. ТиДжей не торопил его, ему жадно хотелось тепла и любви, а не похоти и быстрой страсти. Сайрус вдыхал запах пота, смешанный с дорогим дезодорантом и дешевым одеколоном, потому что ТиДжей всегда верил в защиту от пота, но не уделял особого внимания выбору парфюма. Набравшись смелости и уверенности, что он правильно истолковал ситуацию, Сайрус оторвался от ТиДжея и потянулся к тумбочке около кровати. Он выдвинул верхний ящик, небрежно доставая оттуда коробку с презервативами и лубрикант. ТиДжея ухмыльнулся воспоминаниям и происходящему, позволяя грустной мысли о том, что когда они были моложе, им точно не требовались презервативы, ведь они были друг у друга первыми, и доверие между ними зашкаливало. Сайрус не сказал ничего, только вернулся обратно на руки к ТиДжею, и снова крепко его обнял. Киппен гладил его по спине, и нежной кожей брюнет ощущал морщины на его крупной спортивной руке. Он поцеловал его в место за ухом, что заставило ТиДжея шумно выдохнуть, опустить руки ниже талии Сайруса и мягко очертить круг ягодиц, немного задев руками края спортивных домашних штанов. Сайрус подался бедрами вперед, прижимаясь к бедрам ТиДжея, давая ему безмолвный ответ, что он может продолжать. ТиДжей нежно перевернул Сайруса на спину, позволяя ему стянуть штаны вместе с боксерами, оголяя возбужденную плоть. Сайрус неуверенно провел рукой по всей длине, и ТиДжей снова выпустил стон, на этот раз громче, утыкаясь Сайрусу в плечо. Брюнет ухмыльнулся, и уже более смелыми движениями начал водить рукой вверх и вниз, медленно, не убирая крайнюю плоть, чтобы не сделать больно сухими руками. ТиДжей мычал от забытого чувства возбуждения и нежности, и аккуратно стянул штаны с брюнета, приподняв ему бедра. Киппен скользнул глазами по обнаженному телу того, кто когда-то показал ему, как прекрасно любить кого-то физически, и кто был единственный, с кем ему действительно хотелось делать это сердцем, а не пустой похотью. ТиДжей приподнялся, чтобы дотянуться до тумбы. Не разрывая физического контакта, он сильными руками поднял Сайруса обратно себе на колени, притягивая его за бедра ближе к себе. Светловолосый аккуратно провел руками Сайрусу по спине, опускаясь всё ниже, и сухими пальцами дотронулся до входа в анальное отверстие. Сайрус нервно выдохнул, продолжая немного более активно гладить ТиДжея, размазывая естественную смазку по всей длине. Киппен обильно выдавил смазку на пальцы, потом аккуратно, нежно и невесомо прикоснулся ко входу, но сначала поймал губы Сайруса и вовлек его в страстный поцелуй, желая успокоить нервы обоих. Синхронно с тем, как он углубил их поцелуй, он аккуратно ввел первый палец в отверстие, начиная медленно шевелить им, растягивая вход. Он сделал круговое движение, потянув узел мышц в стороны, чем вызвал тихий стон брюнета. Киппен слегка ухмыльнулся и добавил второй палец, на этот раз вводя его немного резче и решительнее. Сайрус нервно выдохнул, и свободной рукой, которой до этого русый держал брюнета за бедра, ТиДжей начал успокаивающе гладить Гудману спину. Под прикосновениями тот немного расслабился, позволяя ТиДжею установить спокойный размеренный темп. Когда Сайрус перестал реагировать болью на прикосновения, ТиДжея аккуратно пошевелил пальцами, стараясь найти точку, прикосновения к которой Сайрусу будут особенно приятны. Он покрутил пальцами, а потом напряг их, выпрямляя и надавливая тыльной стороной на стенку. Сайрус испустил шумный стон наслаждения, и ТиДжей улыбнулся, отрываясь от поцелуя и самодовольным шепотом спрашивая: — Хах, нашёл, да? — его сиплый возбужденный голос, давно забытый Сайрусом, раздался эхом по комнате. — Заткнись обратно, — так же тихо, но нежно и с улыбкой ответил Сайрус, немного подвинув бедрами назад, чтобы снова почувствовать это ощущение. ТиДжей понял его намек, еще несколько раз надавил на простату, а потом уделил внимание тому, чтобы растянуть вход немного сильнее. Сайрус цеплялся за него ногтями, впиваясь в спину, и светловолосый целовал его в плечо, давая понять, что они могут остановиться в любой момент. ТиДжей вынул пальцы, вытер смазку о свой член, и добавил ещё из баночки. Они с Сайрусом практически не разрывали зрительного контакта, и когда ТиДжей вопросительно склонил голову, брюнет уверенно кивнул. ТиДжей вытер остатки лубриканты об отверстие Сайруса, и нежно взял обеими руками брюнета за бедра. Он немного приподнял его над собой, и медленно ввел головку. Сайрус всхлипнул от некоторой боли и вопрос в голове ТиДжея о том, что было в жизни Сайруса после их экспериментов в старшей школе, остался у него в папочке «мне интересно, но может быть больно». ТиДжей входил медленно, не ускоряя темп, но плавно выходя и входя снова, но немного глубже. Сайрус был рядом с ним, сидел на его коленях, прижимаясь всем горячим телом к его. Он снова доверял ему, он снова его целовал и впивался пальцами в его спину. ТиДжей позволил себе стон наслаждения, когда вошел на полную длину и немного задержался внутри. Сайрус пошевелил бедрами, намекая, что ему бы хотелось движения. ТиДжей переместил руку на член Сайруса, и, сплюнув вниз слюной, начал нежно поглаживать. Сайрус простонал, когда ТиДжея прикоснулся к натертой нижним бельем головке, на которой не было крайней плоти. Им не нужно было слишком много, не нужны были выразительные стоны и жестокие толчки. Сайрус почувствовал, как его тело отвечает на прикосновения ТиДжея, и как по всему организму проходит дрожь, а дыхание захватывает. Он толкнул бедрами назад, чтобы ТиДжей вошел до основания, и почувствовал, как его наполняет тепло, а приятная пульсация внутри сливается с его собственной. ТиДжей схватил Сайруса за талию, приподнял, чтобы аккуратно выйти, а потом снова прижал к себе, беспорядочно целуя щеки, шею, лоб и плечи, обвивая руками и поглаживая талию, спину и раздавшиеся за эти годы, плечи. Сайрус хихикал, но прижимался к ТиДжею в ответ, пытаясь отвечать на поцелуи, но явно проигрывая, поэтому он просто держался за другое липкое и знакомое тело, прижимаясь к нему так сильно, будто от этого зависела его жизнь и наступление завтрашнего дня. Из глаз обоих брызнули эмоциональные слезы, и они рассмеялись, падая вместе на кровать, продолжая обнимать друг друга. — Наш первый «первый раз» был не таким, — сказал ТиДжей, переплетая их пальцы. — И второй и все последующие, тоже, — Сайрус мягко рассмеялся. — Как это было у тебя? После… — ТиДжей пытался собраться с мыслями, но не знал, как правильно закончить вопрос. Его лицо немного поникло, и он смотрел на брюнета внимательно, с тенью боли на лице. — Странно, наверное, — Сайрус пожал плечами и начал перебирать пальцы ТиДжея, — больше не эмоционально, а физически. Не знаю, как объяснить. — Я понимаю. — А у тебя? — Случайные связи никогда не бывают слишком эмоциональными, — спокойно ответил ТиДжей, — обычно в моей жизни никто не держится слишком долго. — Думаю, в моей дольше, но в общих чертах тоже самое. Они немного помолчали. — Мы должны об этом поговорить? — Сайрус поднял взгляд с пальцев ТиДжея на его глаза. — Хочешь сейчас или позже? — Хочу сейчас. ТиДжей уверенно кивнул. — Мы должны умыться и сделать какао для такого разговора, верно? Сайрус ухмыльнулся воспоминаниям о том, что ТиДжей помнил, как у них всегда проходили особенно откровенные разговоры. Брюнет начал подниматься, и совершенно не стесняясь обнаженного тела, потащил ТиДжея за собой. Сначала в глазах русоволосого были сомнения, но они быстро сменились игривой ухмылкой, и он поддался. Они вошли вместе в ванную и долго стояли под прохладной водой, обнимая друг друга, целуя и смывая с тел пот вперемешку со спермой. Вода забирала сомнения, усталость, смывала их маски и многолетние обиды. В момент очередного поцелуя, Сайрус притянул ТиДжея к себе за плечи, и оторвавшись, уткнулся в его мокрое плечо. Шум воды заглушил его всхлипы, но ТиДжей чувствовал, как его теплое тело содрогается в его руках, читая в этом и боль, и страх, и бесконечное сожаление. И ему тоже было страшно. Сейчас это был кот Шредингера и они оба не знали, что будет после этого разговора, но и оба надеялись, что будет лучше, чем они могут вообразить. И пока коробка не открыта, жива надежда. ТиДжей обвил нежными мозолистыми руками лицо Сайруса и начал целовать все капли на его щеках, смешивая слезы с проточной водой. Гудман рассмеялся и потряс головой, ему не приходило в мысли, что токсичный Киппен вырос в такого романтика. Они стояли непростительно долго под душем, напитываясь друг другом и контактом их тел. Когда они вышли, Сайрус оставил ТиДжея в комнате, а сам пошел и сделал огромные кружки какао. Когда брюнет вернулся, Киппен сидел на краю кровати и задумчиво, но отстраненно листал Питера Пэна. Сайрус тихо поставил кружки на стол, и замер, ожидая, что ТиДжей сам на него посмотрит. Светловолосый поднял взгляд от книги, но не закрыл ее. — Знаешь, — Киппен прокашлялся, — мне бы хотелось, чтобы мы это сорвали, как пластырь. Сайрус неуверенно заерзал на том месте, на котором сидел. — Если мы начнем сейчас говорить обо всём, то не закончим и через неделю, — начал ТиДжей, — мы найдем много причин и много отговорок. Но если мы примем решение сейчас, то тогда всё, что останется за кадром станет не препятствиями, а проблемами, которые мы сможем решить. — К чему ты клонишь? — Сайрус изогнул бровь, теряясь в размышлениях ТиДжея. — К тому, что мы должны были сделать много лет назад, — выдохнул ТиДжей, — мы должны быть вместе. Не приходят под окна просто так пять лет спустя, и, если что, не пускают чужих людей в свои постели. — Может быть, мы не знаем друг друга. Может быть, мы изменились, — задумчиво сказал Сайрус. ТиДжей фыркнул. — Да, мы изменились, но есть время узнать, — он помолчал, — но только если ты этого хочешь. Если нет, то это хотя бы станет закрытием, после которого мы сможем пойти дальше. Сайрус сухо рассмеялся. — Я бы хотел идти дальше, — громче, чем следовало бы сказал он, — только вот мои самые долгие последние отношения распались потому, что мой бывший сказал, что не может жить с тем, кто любит призрака. Ему понадобился один звонок Джоны Бэка и одно ваше с ним видео, чтобы он понял, почему я отстранён и раздражаюсь чаще, чем следовало бы. Он нравился мне, правда, и другие нравились, но эта стадия симпатии не перерастала ни во что большее, будто там есть стена, которую ты возвел. Стена, которую никто не смог пробить, потому что ТиДжей Киппен отлично строит стены. — Да, это я уж точно умею, — ТиДжей ухмыльнулся, — много воды утекло, на самом деле, — сказал он с сомнением, — это действительно может не сработать, хотя бы из-за количества проблем, — сокрушенно заметил он. — А может сработать, — примирительно сказал Сайрус, и взял остывающий какао, -- если мы не попробуем, то мы не узнаем. Но про какие проблемы ты говорил? — О, оно самое, — ТиДжей улыбнулся, — нам нужно будет решить, как это будет работать. На расстоянии или кому-то надо куда-то ехать или что-то в таком роде. Вообще нужно будет много решить. Сайрус махнул на него рукой. — Я вернусь в Нью-Йорк за вещами и приеду в Шейсдисайд, поживу у родителей, — он никогда не хотел возвращаться, но сейчас решение казалось таким правильным, будто единственно возможным вариантом, — у меня там все равно не клеится с режиссерской работой, я сейчас пишу в основном, а это я могу делать и удаленно. Мне все равно нужен глоток свежего воздуха, да и гонорар с прошлой книги заканчивается, а мне не пишется, поэтому было бы неплохо где-то подработать, чтобы выдохнуть. — У меня в школе есть место режиссера в ученический театр, если тебе нужна практика в этой сфере. Никак не могут найти кандидата, не то, чтобы в Шейсдисайде много режиссеров живет. — Ты работаешь в школе? — Сайрус изогнул бровь. С этим вопросом пришло осознание, что он ничего не знает о жизни ТиДжея, кроме смутного представления, что он до сих пор связан со спортом и что он тренирует молодую команду, но это со слов Джоны Бэка. — О, — протянул ТиДжей, — ты и правда ничего не знаешь о моей жизни. — Ты о моей тоже! — Сайрус рассмеялся. — У твоей последней книги тираж 25 тысяч экземпляров, самая успешная твоя короткометражка «призраки кинозала» про сценаристов-неудачников на большой премьере, была в топах на пятнадцатом месте 4 дня. У меня только одна книга с твоим автографом, и это подарок Энди, я надеялся, что остальные ты мне подпишешь сам. — Вау, — Сайрус выдохнул и почувствовал себя виноватым, — так вот почему Энди написала мне спустя годы радиомолчания и попросила прислать экземпляр на подарок другу. Вы общаетесь с ней? — Да, немного. Она единственная, кто остался в Шейсдисайде, кроме меня. — Энди здесь?! — изумленно воскликнул Сайрус, — я должен был с ней встретиться сразу, как приехал! — Еще успеешь, ты же не передумал остаться за эти пару минут? — с надеждой спросил ТиДжей. — Да, но тебе придется меня рекомендовать, чтобы я получил эту работу, — Сайрус мягко улыбнулся. — Сделаю всё возможное, — ТиДжей тоже мягко улыбнулся, — будет забавно объяснять знакомым, что мы теперь встречаемся. Спустя столько лет. — Баффи запустит в небо салют, она исправно мне говорила, что уверенна, что это должно случиться. Даже спустя пять лет. — Да, мне тоже. Хочешь завтра пойти со мной работу? На одну из моих работ, хотя бы. После этого предлагаю ресторан и долгие разговоры. — Прямо-таки ресторан? — Сайрус по-мальчишески ухмыльнулся. — Могу себе позволить, но только по особому случаю. — Давай обойдемся чем-то попроще, пожалуйста, не хочу сильно бить по твоему кошельку. — Я забронирую? — Опять я ведомый? — Ни в коем случае! — притворно задохнулся ТиДжей, — просто я тут был последние пять и знаю о переменах немного больше. — Справедливо, — Сайрус сделал жест рукой по воздуху, — только будет ли это свиданием? Если ты знаешь про мои книги, то знаешь, вероятно, что я открыт в своей ориентации. — Я не скрываю, если тебя это беспокоит. Не теперь. ТиДжей почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Та причина, по которой они не смогли быть вместе столько лет назад, сейчас повисла между ними. ТиДжей не смог себе признаться тогда в своей ориентации, называл всё, что было между ними «экспериментом» и «опытом», даже уверенно флиртовал с девушками в школе, но на вопросы отмахивался, говоря, что ждет ту единственную. Он так и не позвал Сайруса на свидание, не отвел его на школьный бал и все их украденные поцелуи, касания и объятия оставались в ночи за плотными шторами. Сайрус ждал перемен долгие годы, но когда ТиДжей сказал, что остается учится в университет Шейсдисайд, почти сдался. Когда Киппен отклонил его приглашение пойти на выпускной бал, как пара, сдался вовсе. Понимание, что его друг страдает внутренней гомофобией остро висело в сознание брюнета, но годы помощи и поддержки тогда не дали своих плодов. Сайрус смирился и растворился, сбегая от всего, что могло напомнить ему о его многолетней влюбленности в парня, который мог бы стать его счастьем, но не стал. Он всегда был готов его дождаться, принять в любой момент, от неловкого отказа до долгой речи про то, что для мальчиков-натуралов свойственно экспериментировать в подростковом возрасте. Сайрус Гудман знал, что ТиДжей Киппен был влюблен в него с четырнадцатилетнего возраста. Сайрус Гудман знал, что он был влюблен в ТиДжея Киппена. Последний не знал, что влюблен — он зарывался в шею брюнета, не готовый получить ответы на все вопросы, что на самом деле крутились у него в голове. Когда он принял себя и осознал, что потерял, то позволил себе прощение самого себя и двигаться дальше, чтобы изо всех сил не потерять то остальное, что он любил в своей жизни. Сайрус так отчаянно пытался ему помочь, а решением для ТиДжея стало одиночество и лишь в потере он осознал ценность. Он пообещал себе, что если однажды у него снова будет шанс на это счастье, он ни в коем случае его не упустит. — Хорошо, — Сайрус облегченно выдохнул, выпуская с этим выдохом обиды многолетней давности. — Хорошо, — ТиДжей мягко улыбнулся. *** Пять лет спустя где-то в Нью-Йорке — Я не могу поверить, что ТиДжей Киппен новый ассистент тренера НБА! — Баффи шумно выдохнула, забавно фыркнув в свой стакан, — это немыслимо! Токсичный Киппен! — Я уже три года, как токсичный Киппен-Гудман, но спасибо большое, — светловолосый рассмеялся. — Я не могу поверить, что ты Киппен-Гудман, если на то пошло, — Марти обнял рукой свою жену. — О, я могу! — рассмеялась Энди, — я смотрела за этой драмой с седьмого класса школы, я просто заслужила слышать эту двойную фамилию. — Я так рад, что мы все здесь, — Джона поднял бокал, — не могу поверить, что этим двоим удалось собрать нас вместе снова. — Это была сложная задача, но мы справились, — самодовольно ответил баскетболист. — Ты просто создал групповой чат! — запротестовала Баффи. — Да, а потом начал собирать нас вместе на праздники, на значимые события в жизни друг друга. Может быть мы и свадьбу устроили, чтобы вас собрать снова вместе! — пошутил ТиДжей. — Боже, не говори это Сайрусу, — рассмеялся Марти. Вся компания стояла около банкетного стола и говорила до того шумно, что на них оборачивались все присутствующие. Серьезные и взрослые люди в костюмах тройка, нарядные молодые ребята, чьи щеки были украшены флагами гордости, даже операторы проекта, пришедшие в джинсах, иногда косились и улыбались. — Кстати, где он? — спросила Баффи, — мы подготовили ему подарок на премьеру его первого полнометражного фильм. Я бы хотела подарить его раньше, чем Марти его потеряет. — Он так нервничал, читая эту речь и благодаря каждого из нас поименно, мне хотелось достать плакаты, как те, что он делал в школе, — нежно сказала Энди. — Думаю, его разрывают журналисты, — заметил Джона. — Все верно! — из-за спины раздался знакомый звонкий голос, — они хотели фотографию с моим мужем и мной, но я сказал, чтобы они шли к черту, потому что это не мой муж и я, а ассистент тренера НБА и его муж, я, ваш покорный слуга, режиссер фильма о важности поддержки ЛГБТК+ подростков. Сайрус подошел к ним и нежно поцеловал ТиДжея в щеку. Брюнет схватил со стола стакан и поднял над головой: — За моего мужа и моих любимых друзей! Послышалось поддерживающее улюлюканье и раздалась мелодия чокающихся бокалов. Они прошли большой путь, но они были здесь. Молодые, успешные и снова вместе. Потерявшие себя, но обретенные друг другом снова.