О, дивный новый мир!

      Я до сих пор не мог поверить, что Саске смог зайти так далеко. Когда мы бились в Долине Завершения, он ведь мог со мной покончить, пока я лежал без сознания. Но что-то тогда остановило его, и вместо того, чтобы оставить меня остывать под ледяным дождем, он ушел. Что ж, теперь понятно — ушел лишь для того чтобы покончить со мной сейчас.       Все эти мысли пронеслись в голове галопом, прежде чем тело снова вспомнило, что мне только что прошили глаз кунаем.       Медленно, словно время замедлилось так, что секунда стала равна часу, Саске вытащил кунай, с которого ручейком стекала кровь и что-то еще, не слишком понятное, но мерзкое на вид и жуткое при осознании. Между тем горячее и липкое лилось из раненной глазницы, стекало по щеке и беспомощно капало на камень.       — Гх-гх-х-х… — полу-прохрипел, полу-простонал я, силясь подняться, но ноги отказывались повиноваться. А Учиха между тем снова мерзко улыбнулся, хотя и было видно, что он жутко устал.       — Передавай привет старику Третьему! — прохрипел он, в его свободной от куная руке расцвел цветок Чидори.       Сразу в голову долбанет или как в тот раз начнет с груди?       — УБЛЮДОК! — вскрикнул сбоку девичий голосок, после чего Саске в прямом смысле снесло волной воздуха, и возникшая рядом с ним девушка принялась окучивать моего несостоявшегося убийцу:       — Стихия Огня: Техника Огненной ладони! — и руки девушки полыхнули рыжеватым пламенем, которое раз за разом обрушивалось на Саске, оставляя на лице, шее и руках множественные ожоги. Учиха орал от боли, лишенное контроля пользователя Чидори развеялось.       Хах. И снова та, которую я сам должен защищать, спасает меня. Даже как-то обидно….       Между тем, Саске отлетел в сторону и приложился об остатки разрушенной колонны. Тихо шипя что-то нечленораздельное, он попытался приподняться. Девушка остановилась неподалеку, в руке у нее возник вакидзаси (как она подобрала его, когда успела достать, — вопрос без ответа). И приблизилась к полуживому Учихе.       Убьет?       Внутри я испытывал очень противоречивые чувства — с одной стороны я все еще видел в нем своего друга, потому что…       Потому что мы слишком похожи в своей непохожести, мы оба прошли через многое, в результате чего стали теми кто мы есть. Наверное, и Саске мог бы стать кем-то вроде меня, а я напротив, пасть во тьму и мечтать уничтожить Лист вместе со всеми теми, кто пытался меня убить, кто отказывался со мной общаться, играть, всех тех, кто смотрел на меня как на пустое место. Но, по иронии судьбы я нашел себе цель — добиться признания, стать Хокаге, пусть это совсем и не так просто, как могло бы показаться вначале. Об этом говорили и Извращенный Отшельник, и Пейн. Мог ли я повторить судьбу Пейна? Вполне, наверное. Появление Аяко в моей жизни тоже оттащило меня от края пропасти отчаяния и злобы — когда я чувствовал её взгляд, в котором перемешивались надежда и радость от того, что она кому-то нужна, темные мысли не добирались до меня и вовсе. В конце концов, мой оптимизм был моей визитной карточкой и многие шли за мной именно благодаря позитивному настрою и моей силе воли пройти ад, но добиться своего.              Но вместе с тем, Саске становился все более неуправляемым, а его ненависть к деревне из-за действий Итачи превосходила все пределы. Несмотря на то, через что прошли мы все в качестве Команды №7, он готов отринуть все это как нечто несущественное, не говоря уже о чувствах Сакуры-чан к нему, что игнорировать просто преступно. Именно потому тогда, когда она призналась мне в любви, я отказал ей не только из-за того что мое сердце принадлежало Аяко-чан. Большей частью это обусловлено тем, что я не хотел вынуждать ее предавать саму себя, идти против своих чувств к Саске. Теперь же он лишил меня глаза. Рана не то чтобы страшная, даттебайо, но неприятная. Однако, убить сразу его за это…              Кое-как я все же вернул себя в вертикальное положение и поплелся к разворачивающемуся действу.        — Моя судьба, — прошипел Саске, — все должно быть по-другому!       Неужели он сдается? После произошедшего я не был так уверен в этом, потому стоял рядом, ожидая возможного подвоха.       — Все наоборот, Саске, — тяжело дыша от едва сдерживаемой злости, произнесла Аяко, поднимая меч, — К сожалению… К сожалению я не могу допустить, чтобы это закончилось иначе.       Сталь блеснула на солнце, еще секунда и она отправится в полет, прошивая грудную клетку и избавляя Коноху от очередного отступника.       Свист воздуха прорвал мерзковатый звук удара, что-то жалобно всхлипнуло или даже треснуло.       Мир остановился. Прямо передо мной пролетели капли крови. Оставшийся глаз задергался.       Это… Это что такое?       Я почувствовал, как похолодел так, что окружающий холод казался всего лишь ветерком.       То, что произошло просто не должно было произойти. Все мое внутренее естество спорило и кричало, что нет, этого не может быть! Это просто кошмар, затянувшийся чересчур долго и слишком… Слишком… Реалистичный.       Вначале с тихим лязганием упал вакидзаси. Звякнул о какой-то булыжник, нашедшийся в ровном как стрела мосте.       Затем я услышал смех. Он потихоньку нарастал, в нем было все что угодно, но не радость. А может и была — но чернющая, как горелая от огненной техники земля, еще недавно бывшая непроницаемой каменной стеной.       Аяко-чан стояла над Саске, её руки повисли плетьми. А прямо посередине спины веселилась, сверкая синевато-голубоватым, тонкая линия, немного возвышаясь ввысь.       Слова, какими бы они не были, так и застряли у меня во рту. Я не был в силах сказать хоть что-то или двинуться. Перед глазами лишь стояла прошитая молнией девушка, с кровоточащими ранами.       Именно эта кровь и вернула меня в чувство.       Смех продолжался. Саске хохотал, прикрыв глаза, после чего обмяк. Я бросился вперёд, намереваясь добить его, как вдруг на месте него зааертелась воронка, и его тело исчезло, а на стоящем неподалеку камне появился Тоби.       — Ублюдок, мать твою! Отдай мне Саске, сволочь! — прорычал я, делая шаг в его сторону и оказываясь рядом с Аяко. Та тоже заметила появление масконосца, на бледнеющем лице мелькнуло удивление: ну да, она же видит его в первый раз.       — Ха. Думаю, что у тебя сейчас есть дела куда важнее, чем наставлять Саске-куна. Например, заказать панихиду по этой девчонке, или хотя бы ирьениненов вызвать. Пока! — самодовольно произнес Тоби и исчез во все том же вихре.       Почти одновременно с его уходом сзади раздались два движения — я знал, что это Сакура-чан и Какаши-сенсей.       И как будто бы в подтверждение его слов, Аяко-чан, развернувшаяся в мою сторону, сделала несколько шагов и начала заваливаться вперед. Один только вид этого был непередаваем словами. Но я успел — перехватил ее в падении, обнял, и плевать, что измажусь, но это был не какой-то нукенин, которого можно было бы стыдится. Она была такой легкой, что если бы не прерывистое дыхание и моргающие глаза, то можно было бы уже совершенно точно записывать ее в покойники.       Я обернулся со своей ношей. И вправду, сенсей-Какаши и Сакура. Розововолосая прижала ладони к лицу, глядя на нас расширившимися от ужаса глазами. То же самое было и с сенсеем.       А хуже всего было мне.       — Ха-ха… Все-таки достал он меня, — Аяко все так же как и всегда пыталась шутить даже в ситуациях, когда смех совсем не был к месту.       Оптимистка. Результат тяжелой жизни, как и у меня. Когда ты проходишь в прямом смысле сквозь ад или что-то соразмерное, что непосилам пройти обычному ребёнку, ты радуешься, думаешь, что ты сверхсилен… Но на деле ты получаешь такой избыток серьезности, что потом предпочтешь веселиться просто потому что можешь. Все встает наоборот.        — Аяко-чан, прошу, не говори! Тебе надо беречь силы, милая… Как же так, даттебайо?! — шептал я, осторожно опирая девушку на себя, из уцелевшего глаза начали бежать слёзы, а в ушедшем в отпуск лишь мерзко щипало и что-то отваливалось — не иначе корочки из крови, застывших, как лед схватывает воду в озере. А еще шок от пережитого ужаса, который заставляет меня нести околесицу.       К нам уже подбежала Сакура. Наконец, она справилась со своим ужасом и приложила руки в район раны. Ладони девушки засияли зеленым светом. Какаши тоже приблизился, что-то спрашивал, Аяко что-то ответила. Но я не запомнил ничего из этого, пред моими глазами все ещё стояла картина случившегося несколько минут назад.       Это ведь должен был быть я!       Почему за мое желание спасти друга заплатил другой друг?!       — Не старайся, подруженька, — как громом с неба, голос милой вернул меня в реальность, — голос усталый, с угасающей иронией, — тут уже ничего не попишешь.       — Ты… Совсем не веришь? — тихо спросил Какаши.       — Сложно верить во что-то… Когда ты как телега без кучера… сердце пробито, — ответила девушка, а я каким-то чувством, чем-то полуподсознательным, уже понявший все, лишь опустил голову. Мне хотелось чтобы все это оказалось либо дебильным розыгрышем, либо иллюзией от Цукиеми или ещё чего угодно. — Такая вот справедливость, ребята.       Сакура тихо отняла руки от груди Аяко и склонив голову, зарыдала.       — Наруто, повернись ко мне чуток, — попросила Учиха, пытаясь не показывать, что голос ее начинал слабеть. Это были лишь первые признаки, но они уже вели к необратимому финалу.       Если бы я забрал у Пейна Риннеган…       Рефлекторно я повернулся. Думать сейчас не хотелось ни о чем.       — Аяко-чан… Прости меня, идиота… Не говори ничего, тебе силы нужны, — снова забормотал я.       — Наруто… Ты действительно об этом сейчас думаешь? — Аяко прищурила глаз, намекая на подмигивание. А затем потянулась ко мне, обвивая шею руками.       Так странно…       Каково это, целоваться с умирающим?       С тем, кто через несколько секунд переселиться в лучший мир — мир, где нет ни безумных молодых шиноби, жаждущих смерти всем, кто по их мнению приложил руку к гибели его семьи, даже если это и не так; глупых пацанов, думающих, что дружба что-то значит, когда есть эгоистичная цель; учителей, не видящих в своем ученике задатков зла и не могущих если не вылечить, то купировать эту болезнь или ампутировать пораженный орган, даже если это голова?       С тем, кто был дорог как сестра?       Этот поцелуй совсем не был похож на другие. Он казался каким-то завершающим, недостающим мазком в невероятную картину, подписью художника, который оставляет свое имя на картине, чтобы какой-то ценитель смог выделить ее сред мириадов похожих…       Мы оторвались друг от друга. Сакура все также рыдала. Какаши молчал. Говорить было нечего. На губах у меня мерзко отдавало соленым. Но не так, как я однажды пересолил рамен и потом чувстствовал каждую крупинку, пока не напился сока.       — Вот так вот, — рассеяно сказала девушка, слабым движением пальцев отирая проступающую с губ кровь. — Знаешь, а ведь история вышла занятная…       — Аяко…       — Молчи, — упавшим голосом сказал Какаши, опуская голову. — просто послушай её, Наруто.       — Мы ведь оба начинали как никому ненужные отбросы. Даже те хулиганы в тот день. Как будто не хотели рук марать, били больше шутки ради, чем по серьезному. Но вот больно и обидно было не хуже, чем тебе сейчас… — продолжала Аяко, словно не замечая уже ничего вокруг, но я знал, что эти слова обращены ко мне. И только ко мне. — Когда я впервые увидела тебя, то думала, что ты такой же как и я… Но ты улыбался и был готов пройти через многое, лишь бы дойти до своего… Стать Хокаге — это мечта очень высокая, Наруто-кун… А решающей точкой для меня стала твоя битва с Пейном… Ты защитил Деревню, схватившись с куда более сильным… В тот день ты спас не только деревню, но и меня. Если бы не это, я возможно тоже пала бы во тьму… Впрочем, в нее я все равно паду, только по не своему желанию, — Аяко слабо улыбнулась, и это действительно можно было бы принять за улыбку, вот только медленно расползающаяся по лицу бледность говорила о совсем ином.       — Помнишь, когда под полной Луной я сказала тебе главные слова? Она была такая большая, круглая…       Помню. Я все помню. А то, что происходит сейчас, отпечатается в моей памяти круче чем лица Хокаге в скале.       — Наруто-кун…       — Да? — все же я не смог сдержаться и ответил ей. Куноичи подняла на меня взгляд своих красных глаз с тремя тамоэ, было видно, что ей это уже непросто.       — Пообещай мне кое-что…       Джирайя-сенсей когда-то сказал, что обещать что-то умирающему — это священная клятва. Её нельзя нарушать… Наверное.       — Пообещай, что станешь Хокаге. Что не откажешься от своей мечты.       — Даттебайо… Ты всерьез просишь меня об этом сейчас?! — простонал я, слезы неслись по щекам, падая на лицо куноичи. — Пообещай, — глаза медленно гасли, но в них еще что-то оставалось. Может только они сейчас, сила этих удивительных глаз, дающих возможность видеть чакру, копировать техники и насылать гендзюцу, отделяли нас от того водораздела, после которого останемся лишь я и Аяко…       — Обещаю, — тихо, едва слышно сказал я, пытаясь обнять куноичи, запомнить каждую клеточку тела.       — Хорошо… — тихо сказала девушка, как мне показалось, удовлетворенно, — И… Ещё кое-что… Саске…       — Мы разберемся с ним, — сказал Какаши. В его голосе сквозил металл. Возможно, от злобы, что его ученик лишил жизни одну из перспективнейших куноичи Конохи?       — Он очень силен, Наруто, и способен на многое, — сейчас она говорила почти нормально, было видно, как тяжело ей начали даваться слова, но именно это, судя по всему, ей нужно было мне сказать. Будто это что-то важное. — Я даже не представляю, как далеко он зайдет, но… Если хоть часть слов его — правда, то тогда… Останови его, Наруто. Не позволь ему разрушить… Наш дом.       — Как? — тихо спросил я, руки стали деревянными, последние слова я и вовсе не воспринял, а ведь это было важно, наверное… — Даже с сендзюцу я не смог оказаться быстрее него.              — У тебя будет сильнейшее оружие, чтобы его одолеть, — Аяко снова пыталась улыбнуться, затем собралась с силами, тяжело повернулась к Сакуре.              — Сакура…              — Да, Аяко-чан? — та отняла руки от покрасневших глаз.              — Пересади Наруто. Мой Шаринган… У тебя… Минуты две…       И теперь я совершенно потерял суть происходящего. Не запомнил, как Сакура осторожно продезенфицировала мою рану. Как меня положили на землю, а рядом Какаши положил Учиху. Единственное, что я не смог отпустить — это ее руку. Так мы и лежали, — схватившись за руки. И как мог, я согревал её. Не запомни ли момента, когда Сакура что-то проворно делала рядом с Аяко, не запомнил, как она подошла ко мне, стараясь быть максимально сосредоточенной, не ощутил как в мою глазницу закатилось нечто, как полились слезы вперемешку с соленой кровью…              — Зачем мне все это, если тебя нет рядом, Аяко-чан… — сказал я, тупо глядя в небо.              — Я буду рядом, — тихо, на грани слышимого, услышал я, даже не знаю, как это было возможно. Даже не знаю, придумал ли это я, или это одна из тайных способностей Шарингана. — Пока с тобой мой глаз, и ты жив, значит буду жива и я.              Я даже успел приподняться и преодолеть разделявшее нас расстояние. Даже успел заглянуть ей в лицо.              Прежде чем начал видеть.              Как чакра замедляет и прекращает свой бег.              Та, кто подарила мне часть себя, перестала быть.              Аяко-чан, девочка, лишившаяся своего клана, девушка, опасно стоявшая к тьме, моя подруга и защитница Листа, была окончательно и бесповоротно мертва.