Пацан

      На улице совсем стемнело, и комната погрузилась в полную темноту. Дождь выстукивал монотонный тоскливый ритм, а из-под завала на письменном столе доносился громкий стук стрелок часов в форме красного грибочка, мухомора с веселой рожицей. Бабушка подарила Грише часы на его двенадцатилетие. Тогда веселая рожица очень мило смотрелась в общей радости всех домочадцев, а теперь тиканье довольно часто действовало мальчику на нервы. Вот как сейчас…       Гриша не знал, сколько прошло времени с тех пор, как за отцом закрылась дверь и он, наконец, смог взять себя в руки и успокоиться. Он приподнялся на локтях и вернул одежду на место, издав при этом тихое болезненное шипение. Зад нещадно пульсировал, отдавая тупой болью в бедра и в колени, казалось, что боль разлилась по всему телу и застряла где-то в области груди… На левой щеке чувствовался отпечаток отцовской ладони, он горел от противных слезных дорожек, которые высохли и начинали чесаться.       Гриша повернул голову и взглянул на дверь. Из-под щели виднелся свет — значит, отец не лег спать. Должно быть, время не позднее, и спать еще рано ложиться. Хотя в их доме давно отсутствовал обычный режим. Гриша ложился спать когда хотел, потому что никто не проверял, в постели ли он, помылся ли он перед сном, поужинал… Даже пожелание доброй ночи стало очень редким явлением. Отец мог пожелать спокойной ночи, если, уходя с кухни, он первым желал хорошего сна. Но в последнее время Гриша перестал это делать. Зачем желать человеку хорошей ночи, если на самом деле хорошей ночь уже никогда не будет, и слышать в ответ не искреннее пожелание, а автоматический бубнеж, звучавший как «отстань от меня». Мальчик опустил голову обратно на подушку и закрыл глаза. На душе, если это душа, было не только тяжело и больно, но и очень гадко.       Тяжело и больно, потому что несмотря на то, что он выкрикнул громкое и злобное «нет» на слова отца о скорби, на самом деле он переживал, и переживал очень сильно смерть любимого брата. Только по-своему. Тихо и без лишних слез и истерик. Гриша никому не показывал боль от потери, но он страдал. Медленно и мучительно. Ему не хватало веселого брата, не хватало их совместных игр. Он все еще слышал его голос, когда тот читал ему. Брат часто читал книги, чтобы он заснул. И Гриша точно знал: иногда брат переделывал и придумывал истории сам. Смеялся и дурачился, если история была страшной, и он прятался от брата под одеяло. Ему очень этого не хватало. И теперь всегда будет не хватать. Гриша был уверен…       Брат мертв. Но он жив. И он не хотел умирать, хотя когда проходили похороны и брат лежал в синем гробу в черном костюме, Гриша представил себя на его месте. Он глядел на похороны большими глазами, слышал бесконечный плач и видел всех людей, которые смотрели только на брата. Потом были поминки, и все говорили только о брате, а Гриша представил, как говорят о нем… Но брату бы не понравились его мысли и фантазии. Он это точно знал. Когда брат умирал, то сказал, что Гриша — его замена, но он ошибся в этих словах. Нет, он не замена. Сначала Гриша с этим согласился, а потом понял, что он совсем на брата не похож. Он другой, но этого никто не видит, а еще он хочет жить…       Гриша открыл глаза, ощутив, что по лицу снова бегут слезы. Как же гадко. Больно и гадко. Он не желал видеть отца, слышать его хриплый голос, кашель от курения и причитания, какой он эгоист, а потом, что нужно съездить к маме в больницу…       Гриша резко вскочил с кровати, скривившись, когда задница отозвалась сильной болью на его движения, и в то же время боль стала отрезвляющей, ее сменила злость, ярость, хотелось убежать куда глаза глядят. Подальше от дома, подальше от мрака… Вдруг стало очень душно… Словно легким не хватает кислорода…       Мальчик схватил со спинки стула свои вещи: спортивные штаны и темный свитер с ветровкой, быстро переоделся и осторожно приоткрыл дверь, прислушиваясь к звукам и пытаясь понять, что делает отец.       Дверь на кухню была закрыта, но даже несмотря на плотно закрытую дверь в коридоре отчетливо ощущался запах сигаретного дыма. Ясно. Отец как всегда курит в кухонную форточку. На плите засвистел чайник, и через секунду послышались шуршащие шаги по кухне, хлопок дверцы от гарнитура и звон чашки.       Гриша на цыпочках прокрался к входной двери, и в этот момент зазвонил телефон, и грубоватый женский голос сообщил, что номер не определен. Отец поднял трубку и с кем-то заговорил на довольно повышенных тонах. Гриша понял, что нельзя терять время. Если он хочет уйти из дома, то должен уйти незамедлительно. Он быстро обул старые кроссовки, по привычке схватил свою связку ключей и выскочил на лестничную площадку, как можно тише прикрыв дверь. Адреналин зашкаливал, сердце колошматилось, норовя выскочить через горло, зад горел, но все чувства слились в единое ощущение безумия, пока мальчик бежал с четвертого этажа, перелетая через несколько ступенек.       Наконец подъездная дверь открылась, и холодный воздух ударил в лицо, на секунду даруя Грише облегчение. Немного легче стало дышать, но мальчик понятия не имел, куда пойти. Мелькнула мысль заглянуть к лучшему другу Кольке. Он жил у него две недели, после смерти брата, пока проходили похороны, поминки, и он с радостью пожил бы в его семье еще некоторое время, но родители вернули Гришу домой. Отец говорил, что маме будет легче, если он будет рядом…       Нет. Гриша быстро отмахнулся от идеи пойти к другу. Когда отец поймет, что его нет дома, то первым, кому он позвонит, будет дядя Сережа — папа Кольки. А он не хотел, чтобы отец так быстро его нашел. Он вообще не желал, чтобы кто-то его нашел…       Пойти к бабушке? Тоже не вариант. Бабушка сама позвонит отцу и доложит, что он к ней пришел. Да и не любил он у нее ночевать. Как-то странно пахло в ее квартире. Жареным и духами «Красная Москва», кажется… Отталкивающий аромат.       Гриша накинул капюшон от ветровки на голову и побрел прочь от дома. На улице не было ни души, из окон лился теплый свет, отражаясь в широких лужах. Гриша на секунду остановился и посмотрел на окно второго этажа. Какое-то движение, тень на грязной воде привлекла его внимание. За кружевным белым тюлем виднелась голова девочки с двумя косичками. Она смотрела прямо на него, и вдруг помахала ему ручкой и широко улыбнулась. Искусанные губы мальчика дрогнули, а позади девочки вдруг появился мужчина и подхватил ее на руки, прижимая к себе…       Гриша опустил голову и пошел дальше. Когда-то и его отец кружился с ним по всей квартире, а он заливисто смеялся и видел ответные счастливые улыбки. Маленькие радостные обрывки из совсем раннего детства. Вспоминая их, он ощутил горечь и снова это проклятое ноющее чувство в груди…       Гриша свернул за угол дома, и внезапная мысль, куда прогуляться, пришла сама, как незваный гость. Точно! Он пойдет в одно место, куда бы никогда не пошел его брат. Да брат бы сам ему голову открутил, если бы узнал, что он туда собрался. Но он не его брат. Он Гриша. И он хочет жить…       Гриша улыбнулся и ускорил шаг…