Крутое пике

Снился Фёдору Родионычу дивный сон. Не в плане приятности, а именно дивности, то бишь, странности: он там, как обычно, сжимал штурвал в руках, облачён был в форму с золотистыми нашивками, но управлял судном не водным, а воздушным. Вместо привычных льдов и моря за стеклом были густые тёмные облака. Ладно бы, та же вода, лишь в другом агрегатном состоянии. Клубятся гребни, набегают потоки... К тому же – ну, как сказать, «управлял». Вспомогательным образом, потому что слева от него сидел Иван Иваныч со своей тяжёлой рукой и бараньим упрямством. Он был командир, а Крозенко – второй пилот. И ему это жутко не нравилось. Потому что погодные условия на пути к Магадану – Родионыч почему-то запомнил, что конечным пунктом был Магадан – оставляли желать лучшего, и самолёт входил в зону турбулентности. Намечалась гроза. Крозенко шестым чувством угадывал, как она может разыграться. Стоило садиться, а Францев и в ус не дул. Возможно, потому что у него не было усов. - Может, в Якутск уйдём? – сквозь зубы проронил Крозенко. – Он ещё открыт. Я спрашивал. Наддать бы, и туда... - Слышал я, Федь, что ты спрашивал, сам тебе и разрешил, - чуть раздражённо, но с улыбкой отвечал Францев. – А «наддавать» не стоит, ты же знаешь, как нас потом дерут за перерасход топлива? Всё-таки дотянем. - Уверен? - Более, чем. Францевский гордый профиль на фоне сумрачно затемненного иллюминатора вызывал тошноту похуже, чем болтанка. - Тебе виднее, ты командир, - ядовито проронил Крозенко. - То-то и оно, - прохладно отозвался Францев, по привычке заправляя седеющие волосы за ухо и поправляя фуражку. «Опытный-ёпытный, мать вашу», - привычно вздохнул Родионыч, скосив глаза на приборы и «собирая стрелки в кучу», то бишь, сличая и соотнося показания беглым взглядом. - Грозу обходим поверху, - будничным тоном объявил Францев, готовясь связаться с диспетчерами. Крозенко после секундной паузы бросил: - Сдурел? Там льдище просто ебать. А гроза, как я слышал от Блинкова в рапорте, затяжная. Нет, понизу надо идти. Так диспетчеру и говори. - Ага, да. Попробуй развести все борта "сибиряков", - ядовито откликнулся Францев. – Думаешь, там диспетчеры вундеркинды какие-то? В двести метров нам эшелоны установят? - А ты прихоть эту как объяснишь? - Это не самоуправство и не прихоть. Я буду идти, как изначально сказано. Проследовал шумный вздох. - У нас не так много времени, минутка, что ли. Я считаю, надо запрашивать проход понизу. - Федя, это, может быть, ты сдурел? Прямо в грозовой фронт кидаться? Гляди на засветки. Францев раздражённо ткнул пальцем в экран радиолокатора. И правда, впереди виднелось практически сплошное зелёное марево изменяющихся форм. - Я летал в грозу, - ровно произнёс Крозенко. – Я знаю, как и что. - А на пассажиров клал хрен. Ах, да, у тебя же их не было. Это было обидное замечание – Родионыч и правда перед учёбой пару лет назад управлял транспортником. А сейчас только стал пилотом одной из престижных российских авиалиний. - Так что идти надо поверху, - монотонно повторил Иваныч. - Понизу. - Поверху. Свинцовые наковальни облаков были всё ближе, машину начали овевать первые рваные волокна. - Понизу. - Поверху. - Да как же ты задрал, "командор"! – вскипятился Крозенко. Францев не ответил и просто резко взял штурвал на себя, а второму пилоту оставалось только сквозь зубы чертыхнуться. Гудение двигателей быстро нарастало, как звучание органа во время концерта или церковной службы. Внизу вспыхивали белые молнии в вязкой массе облаков. Увы, они наблюдались с каждой минутой всё выше. Вот уже перед самым носом вспыхнула толстая белая нить с рваными краями. И кто угодно испугался бы, но не Францев и Крозенко: они знали – где только что полыхнуло, уже разрядилось, можно лететь смело. Хороша была бы их смелость, если б машину не начало люто трясти. - Очевидно, обледенение, - озабоченно доложил штурман Осокин. - Без вас знаем, дорогой, - сокрушённо отозвался командир Францев. – Но снизиться пока не можем. Тут дверь в кабину распахнулась – мягко, но решительно – и так же захлопнулась. - Томочка, вы? – тепло осведомился Францев, а Крозенко лишь хмыкнул от такой фамильярности. Потому что прерогативу называть стюардессу Томочкой он хотел бы иметь единолично. Родионыч краем сознания отметил, что вообще-то это должен быть Тимур, его аспирант из морской академии – но тут была Тамара. Тамара Джапаридзе. Ну, мало ли странностей во сне... - Разрешите доложить! Она машинальным беспокойным движением поправила красную форменную пилотку на идеально лежащей чёрной шевелюре. - Что ж так официально, - пожурил Иваныч. – Докладывайте. - Помпаж правого двигателя! Пламя аж факелом... Крозенко зыркнул на Францева: «Допрыгался?!» - но тот предпочёл игнорировать эти взгляды. Иваныч быстренько установил ручку управления двигателем в положение «Стоп» и начал плавно отдавать штурвал от себя – была не была, снижаться нужно, - пока Родионыч закрывал пожарный кран, включал сигнал бедствия и пытался связаться с землёй. Всё было в штатном режиме, но Иван Иваныч не был бы собой, если бы в самый ответственный момент не умел выбесить до белого каления – он нервно расхохотался и воскликнул: - Не дрейфь, Родионыч! Движок горит, да и хуй с ним! – у нас ещё два, мы будем дома вовремя! Вот тут-то всё завертелось, померкло, сон оборвался – и неясно было, проснулся Крозенко тупо от негодования или от когнитивного диссонанса по причине произнесения Иванычем непечатного слова, да ещё так чётко и громко. Последним, что уловил Фёдор Родионыч уже в наступившей темноте, была жуткая вибрация и тряска машины, входящей в крутое пике...

***

Но, конечно же, никто не погиб. Кое-кто, наоборот, вернулся к жизни, пусть и в крайне офигевшем состоянии. Родионыч продрал глаза и понял, что это его трясёт за плечо Иваныч. Лежащий рядом под одеялом. В сбившейся влажной пижаме, лохматый и с непередаваемым выражением лица. - А, доброе утро, Вань. Как спалось? - Ты что, долбанутый?! Ты что тут делаешь? – хрипловато проговорил Францев. - Что-что, успокаиваю тебя, горе луковое! – досадливо проворчал Крозенко. – А то ты заебал полночи стонать и метаться! Думаешь, мне нормально спать с таким раскладом? Иван Иваныч, обладатель уникальной везучести, умудрился посредь летнего отпуска свалиться с гриппом. Фёдор Родионыч, товарищ-сослуживец и ближайший сосед по даче, пусть и матерясь и ворча, но взялся за ним присмотреть да помочь по хозяйству. Штука заключалась в том, что их женщины – Евгения Ивановна и Софья Андреевна – были на курорте, отдыхая отдельно от мужей по принятой традиции. Вот и пришлось справляться самим. - Так и спал бы в другой комнате! - Чтоб ты тут концы отдал?! Францев как раз переживал самую тяжёлую стадию болезни – Крозенко решил, что ночью не помешает находиться поблизости, следить за ситуацией и оказать помощь в случае чего. Поэтому постелил себе на раскладном кресле прямо в спальне. Но его не могли оставить равнодушным страдания бедного Иваныча, который проворчал: - Лезть ко мне под бок было необязательно. Тебе вообще нормально было?! - А чего нет. Помнишь, мы в лесу в еловых ветках в обнимку ночевали, когда заблудились? - Ну, это другое. А тут... Ах да, и ты сказал, «успокаиваю»?.. Ты что, полномочия Евгении Ивановны решил узурпировать? – подозрительно сощурился Францев. Он уже жалел, что в минуту слабости пожаловался Крозенко, что во время болезни только жена и может его утешить и что он очень ценит выражения сочувствия. А тот лишь головой повёл невозмутимо: - Ничё я не узурпировал, сама же просила за тобой приглядеть. - Как будто я дитя малое, - проворчал Иваныч. - А то! – проворчал Родионыч. Отбросив широким жестом одеяло, он объявил: – Ладно, я пошёл – ща таблетки тебе приволоку и завтрак сварганю. Вскоре Иваныч потихоньку ковырял пышный омлет с укропом, сидя в постели, а Родионыч уплетал то же нехитрое блюдо, поставив тарелку на тумбочку. - Всё равно ты, Федя, чудак человек... – пробормотал Францев, глянув исподлобья. – Полез так прям, и заразиться не побоялся? - Да я и так постоянно с тобой тусую, какая разница? Да и ты ж знаешь, я вообще никогда не болею! – беззаботно усмехнулся Крозенко. – Давай я тебе лучше расскажу, какой упоротый сон видел! И он начал рассказ...