kirsche

      Весь вечер ребята играли в приставку, ели крекеры со вкусом сыра и обсуждали предстоящий им, завтрашний день. Глянув на часы, Антон предложил Диме, зайти до него, чтобы забрать школьные вещи и тетради. Ночевать дома совершенно не хотелось. В окне квартиры Шастунов горел яркий свет, который означало лишь то, что отец был дома и, возможно, даже не один. Увидеть то, что с ним сидит очередная пассия или друг алкаш, хотелось меньше всего. Поэтому быстро проскользнув, не разуваясь, в свою комнату, кучерявый кинул в рюкзак необходимые вещи: рубашку с галстуком, тетрадки, ручку и сборник вариантов по русскому языку. Уже собираясь покидать стены старой квартиры, он вышел в коридор, натыкаясь на пьяного Андрея. — Ты где был, сучоныш? — Еле шевеля языком, спросил мужчина, облокачиваясь на плечо сына. — Где надо. — Отчеканил парень.       Общаться со старшим не было никакого желания, его противил один лишь вид мужчины. — Чего рожу кривишь? — Снова забубнил Шастун, пытаясь сфокусировать взгляд на высоком. — Хочу и кривлю. Тебя, вообще, ебать не должно. — Оттолкнув мужчину к стене, ответил одиннадцатиклассник, хватаясь за ручку двери. — Какого хуя, ты так разговариваешь с отцом? — Закричал на всю квартиру Андрей, резко оборачиваясь на парня и хватая его за руку.       Ловко вывернув запястье, Антон выскочил из квартиры, быстро перебирая ногами и прыгая через лестничные пролёты. Позов всё ещё стоял в подъезде, ожидая друга с вещами. — Давай, пошли. — Кивнул головой в сторону двери, сказал кучерявый. — Все нормально? — Чуть нервничая, спросил Дима. — Да, пойдёт. Всё стабильно, скорее. — Заявил подросток, закуривая сигарету.       Лысый переспрашивать не стал, по лицу друга и так было видно, что ничего хорошего в доме не было после смерти матери. Конечно, можно было бы спросить — «Может сейчас всё лучше обычного?», но крики сверху и пьяный бас мужчины говорили сами за себя — хорошего не появилось и быть не может, пока старший заливает в себя водку литрами и срывает гнев на ребёнка. Как хорошо, что было куда идти.       До дома Димы было рукой подать, поэтому пройдя несколько десятков метров, школьники дошли до знакомого подъезда и поднимаясь на второй этаж, зашли в квартиру. Антон уселся на своё спальное место, которое ему отвели в этом доме, а Позов сел за домашнюю работу, включив настольную лампу, которая озарила помещение ярким светом. Хотелось просто лечь и уснуть, не думать ни о чем. Проблем наваливалось на подростка с каждым днём всё больше: отец и вечные пьянки дома, экзамены, школа, а в частности учитель немецкого, теперь ещё и работа будет ебать мозг. Шастун никогда себя не жалел, жалость — это мерзко, такие люди никогда ничего не добиваются в жизни и потом скитаются по мусоркам, или стоят в переходе, выпрашивая деньги. Одно дело, когда у тебя нет ноги или руки, ты физически не можешь работать, другое, когда все части тела на месте, а ты себя жалеешь и дожалелся до такого состояния, что уже, даже работа за кассой для тебя тяжело и слишком ответственно. А вдруг, грабители прибегут и ты будешь виноват в том, что отдал кассу с деньгами, а если не отдашь, то что? Застрелят и тебя даже никто не вспомнит. Антону не хотелось ни того, ни другого, он видел свет в переезде, смене обстановки и мыслей, посредством этого, стремился, но все силы вкладывал в то, чтобы махать лопатой и разгребать говно в своей жизни. Он мог, как и все школьники, делать домашнее задание, ходить на все уроки и соблюдать правила школы, но тогда, парень не был бы собой — нигилистом, принципиальным и свободным. Шастун считал, что именно свобода выбора делает человека таким.       Утром кучерявый проснулся из-за своего будильника. Открывая глаза, он выключил надоедливую мелодию и оглядев комнату, заметил Диму, который завязывал у зеркала галстук. Поднявшись с матраса, Антон оделся и вместе с другом вышел в уборную, приводить себя в порядок. На завтрак было печенье с чаем. Родители Позова уже были на работе, о чем гласила записка на холодильнике. Парни обулись и закрывая квартиру на ключ, вышли на улицу. — Зайдём за Серёжей? — Чуть смутившись, спросил очкарик, поворачиваясь на товарища. — Да, давай. — Держа большим пальцем лямку рюкзака, ответил тот.       Матвиенко вышел довольно быстро. Пожав друзьям руки, ребята отправились в школу, по пути обсуждая расписание и запланированные мероприятия на ближайшее время. Шастун участвовал во всех спортивных соревнованиях, которые только были — волейбол, баскетбол, футбол, теннис, а ещё, когда было тепло, то и плавание на короткие дистанции. Дима напротив, предпочитал что-то более умственное или творческое, участвовал в олимпиадах по биологии, ходил на «Что? Где? Когда?» и играл в шахматы. Их сближала только литература, на которую парни катались вместе, иногда соревнуясь друг с другом и занимая почетные места. В том году, например, конкурс за лучшее сочинение выиграл Позов, забрав приз в виде путёвки в летний лагерь «Артек», но по несчастливой случайности, заболел и так никуда не поехал. Антон шутил, что это карма — злая штука, которая знала лучше, кому и что надо.       В школьном дворе уже толпились ученики, греясь в лучах солнца, сбившись в кучки. До восьми часов, в корпус никого не пускали, наверное, это было связано с тем, что дети не умеют себя вести, а глаз за тем, чтобы за ними уследить, не хватало. Сверившись с телефоном, подходящие ко входу парни, почти самые первые прошмыгнули в заведение, поднимаясь по лестнице вверх. — О, всем доброе утро! — Слишком радостно, поздоровался Лазарев. — Как ваши дела? — Сойдёт. — Сонно ответил высокий, пожимая в ответ руку классного руководителя. — Ваши как? Журнал можно уже забрать на первый урок? — Всё хорошо. Да, можно, забери из учительской, пожалуйста.       Ещё раз улыбнувшись, Сергей Вячеславович похлопал парня по плечу и побежал вниз по ступенькам. Одиннадцатиклассники отправились за Шастуном, который шёл чуть впереди, иногда приветствуя знакомых. В кабинете было тихо, кроме макулатуры никого не было. Мысленно вздохнув, кучерявый забрал журнал и они втроём поднялись на первый урок. Сегодня это была литература. Павел Алексеевич, наверняка, уже соскучился по Антону, их разговорам о книгах и шуткам. Открывая дверь, русый никак не ожидал, увидеть Добровольского в компании Попова. Шатен стоял возле руссоведа, скрестив руки на груди и что-то не громко говорил, изредка улыбаясь сидящему коллеге. — Спасибо, что забежали, Арсений Сергеевич, буду рад пообщаться после уроков, — приобнимая голубоглазого и оголяя тридцать три зуба, громко сказал худой.       Тот лишь кивнул и обернулся на звук открывающейся двери в кабинет. Увидев на пороге подростков, он поприветствовал их и вышел, не отрывая взгляд от Шастуна. По телу пошли мурашки. «Зачем он меня так странно оглядывает?», — пронеслась в голове мысль, но как только деревянная захлопнулась, подросток поздоровался с Добровольским и положил журнал на стол. Урок прошёл за обсуждением заданной литературы на лето, а после и за небольшим началом новой темы, которая Антону очень понравилась — «История русского реализма двадцатых веков».       Спустя ещё три урока, которыми были алгебра, геометрия и география, ребята отправились на немецкий язык. Кажется, ненависть к Попову уже текла по жилам и взгляд, устремляющийся на учителя, сразу становился холодным, агрессивным и пугающим. Арсений Сергеевич относился ко всем своим недоброжелателям проще, чем могло показаться. Не любят — значит завидуют или ещё не приняли факт того, что он им нравится. Взгляд Антона его немного пугал, мужчина не мог подумать, что когда-нибудь будет вести игру против своего ученика, нарочно рисуя ему двойки. Нет, конечно, это были заслуженные оценки — подросток ничего не делал, не хотел отвечать и грубил старшим, но где-то внутри, Попова съедала совесть. Наверное, потому что он сам был в школьные годы таким же — мог сказать то, что думал, пропускал занятия и редко делал домашнее задание, едва понимая, на каком занятии сейчас находится. Узнавать себя в ком-то было тяжело. Шатен понимал, с чем связаны такие бунты, принципы и отрицание мира, но сейчас Арсений был учителем, и позволить себе закрывать глаза на безобразие не мог, это всё-таки его работа. — Guten Tag, sie können sich setzen.— Здороваясь с классом, сказал старший и все сели на стулья, шурша листами учебников и тетрадей. — Давайте сразу проверим домашнее задание, потому что оно будет частично связано с нашей новой темой, — утыкая взгляд в журнал, сказал Попов. — Арсений Сергеевич, можно мне выйти к доске? — Не громко сказала девушка, поднимая руку.       Мужчина поднял голову на неё, улыбнулся и сказал: — С удовольствием, но я знаю, что ты готова, поэтому хочу послушать Шастуна. — Ехидно усмехаясь, он повернулся на парня. — Антон, выходи к доске. — Я не готов, ставьте два. — Даже не смотря на учителя, ответил кучерявый, рисуя каракули в конце тетради. — Хорошо, тогда напиши ты, Влада. — Кивая ученице, которая хотела изначально выйти, сказал мужчина.       Быстро начеркав мелом на доске ответы на домашнюю работу, девушка села на своё место, вытирая руки о предложенную ей влажную салфетку. Попов любил чистоту и носил с собой предметы гигиены повсюду. В его сумке лежала пачка сухих и влажных салфеток, антисептик и сухое листовое мыло, которым он пользовался при мытье рук, чтобы не брать, лежащее в туалете. Понять его можно было, подростки не самые чистоплотные существа на планете, поэтому лишний раз, учитель избегал контакта с общими гигиеническими средствами.       Худощавый лежал на парте, уныло разглядывая её поверхность. Дима что-то писал, активно участвуя в дискуссии с Арсением Сергеевичем. Урок тянулся медленно и когда прозвенел звонок, парень облегчённо выдохнул, вставая с места. — Шастун, останься, пожалуйста. — Послышался голос Попова, который заполнял школьный журнал.       Высокий кивнул друзьям, что догонит их, медленно шагая к учительскому столу. Когда одноклассники покинули кабинет и кучерявый остался наедине с причиной всех своих недугов, с недавнего времени, шатен закрыл ручку колпачком и поднял голову. — Антон, в чем дело? — Поправляя сползшие на нос очки, спросил старший. — Не понимаю вас. — Ответил русый, облокачиваясь бедрами о парту напротив. — Почему ты не делаешь домашние задания, не участвуешь на уроках? Ты же понимаешь, что я не могу вечно ставить тебе двойки? Но за безделие тоже хорошие оценки не появляются. — Сложив руки на груди, закинув одну ногу на другую, сказал мужчина. — Да, понимаю. У меня нет желания учить новый язык, который мне, очевидно, не пригодится. — Ответил школьник. — Вы можете ставить мне двойки, вызывать на педсовет, но я не изменю своё решение. — Антош, послушай. — Так его называла только мама и Оксана, от этого защемило в груди, а дыхание перехватило. — У тебя выпускной класс, ЕГЭ на носу, я не хочу валить тебя своим предметом. — Так, не валите. — Сказал Шастун, поднимая уголки губ. — Это всё? Я могу идти? — Отталкиваясь от парты и выражая оконченный диалог, спросил парень. — Да, иди.       Арсений Сергеевич вздохнул, снял очки и протёр глаза пальцами. «Ну и что мне с тобой делать?», — подумал он. Идей не было, сил, если честно, тоже. Последней надеждой до педсовета и директора оставался классный руководитель. Шатен встал со стула, поправил футболку с жилеткой и вышел из своего кабинета, закрывая его на ключ. Быстрые шаги по коридору среди толпы детей вели учителя в столовую. Попова раздражали крики, громкие звуки и маленькие дети, но жизнь связала его с педагогикой, а ещё с Добровольским, который попросил учителя приехать к ним в школу и отучить школьников, хотя бы до зимней четверти, пока они не найдут преподавателя немецкого языка на постоянную работу. Отказать старому другу было тяжело, поэтому смирившись со своей судьбой-злодейкой, Арсений приехал из Петербурга в Воронеж. В своем родном городе, мужчина занимался писательством книг и перевод на другие языки, многие из которых знал довольно не плохо.       Подойдя к столовой, Попов ощутил приятный запах. Оттуда уже вкусно пахло борщом и чем-то печёным. Здороваясь попутно со старшеклассниками, мужчина небыстро зашёл в зал, оглядываясь вокруг. За обеденным столом преподавателей уже сидела учительница физкультуры, математики и географ. Вот он, то и был нужен Арсению. — Всем приятного аппетита! — Улыбаясь, сказал очкастый, присаживаясь рядом с коллегой.       Педагоги закивали головой, пережевывая еду. Лазарев пожал руку, доедая порцию второго, попутно вливая в себя ягодный компот. В помещении было шумно и душно. — А вы чего не обедаете, Арсений Сергеевич? — Спросил классный руководитель одиннадцатого класса, поворачивая голову на него. — Аппетита нет. — Поджав нижнюю губу, ответил он. — Хотел с вами поговорить. — Кивая в сторону коридора, сказал голубоглазый, как бы намекая, зачем он, вообще, сюда пришёл. — Опять на счёт одиннадцатого класса? — Останавливая трапезу, спросил Лазарев и получив положительный ответ, томно вздохнул. — Хорошо, сейчас отнесу посуду и весь ваш. — На последних словах, географ улыбнулся, играя бровями.       Немец засмеялся, прикрывая ладонью губы, поднялся с места и встал у входа в обеденный зал, в ожидании коллеги. Обсуждая журналы и документы, идя по коридору, мужчины ретировались в кабинет иностранного языка, закрывая за собой дверь. Кареглазый приземлился за парту рядом с учительским столом, оглядываясь по сторонам и выставил локти, подпирая ими подбородок. — Ну, что там мои снова натворили? — Уныло спросил учитель, смотря на Попова. — Ваши молодцы, способные дети, выполняют все домашние работы, есть надежда на нынешнее поколение, все таки, — улыбнулся шатен. — Но, что делать с вашим Шастуном, я, честно говоря, не знаю. — Взяв ручку в руку, он пару раз постучал ей об стол. — Ох, этот Шастун, Арсений Сергеевич, сколько я с ним уже натерпелся. С вашим предметом какие трудности возникли у него? — Кивнув головой, спросил Лазарев. — Принципиально не учит ничего, домашнее задание не выполняет. Я уже разговаривал с ним до вас, говорит, что ему это не нужно и поэтому, делать он этого не будет. — Со всей серьёзностью сказал немец, прожигая взглядом коллегу, параллельно думая о своём. — Арсений Сергеевич, я поговорю с ним. — Чуть улыбнувшись, заверил его мужчина. — Он парень не плохой, просто у него разлад в семье, мама умерла и мальчику тяжело, конечно. — Вздохнул тот. — Я не знал, простите. — Теряясь, сказал учитель, тут же натыкаясь на карие глаза. — Но сами понимаете, оценки из воздуха я нарисовать ему не смогу. — Разводя руками, констатировал тот и получил положительный кивок.       У одиннадцатого класса, тем временем, проходил урок физкультуры, на который парни все же решили прийти. Антонина Николаевна громко свистела в свисток, заставляя под каждый свист приседать, бегущих по кругу подростков. Зал был большим, окрашенным в сине-зеленые оттенки, в нём имелись баскетбольные кольца, канаты, коморка для учителя, в которой хранились мячи и прочий спортивный инвентарь; а посреди зала стояли металлические столбы для того, чтобы можно было натянуть волейбольную сетку. Рядом с помещением в параллельной от него части школы, располагался бассейн, который открывали только весной и летом. Серёжа наматывая третий круг, проклял сегодняшний день, потому что решил пойти на занятие и уже ненавидел каждого из присутствующих. Дима сидел на лавке вместе с несколькими девчонками, ему бегать было нельзя по медицинским показаниям. Шастуну хотелось бегать так безостановочно, чтобы ни о чем не думать. Спорт для парня был неким способом отвлечься от проблем, поэтому любая секция — Антон там. Ему нравились игры с мячом, битой, прыжки, бег, отжимания, подтягивания. Он любил причинять себе боль посредством развития тела, но из-за телосложения, сложно было сказать, что под футболкой у него мог скрываться пресс или хоть какие-то мышцы.       Когда Батова крикнула «Встать в строй», школьники выстроились в линию, рассчитались по номерам и разделили на две команды. Высокому, как и всегда, было доверено натягивание сетки. Вместе со своим, вторым по росту, одноклассником — Эдом, они крепко завязали её на столбах, оповещая об этом учителя. Женщина села на лавку, рядом с незанимающимися и сказала, что команды могут начинать разыгрывать мяч. Бросок и через сетку летит резиновый шар, устремляясь прямо на Антона. Ловко выставив руки, подросток подкинул его вверх, а сокомандники перебросили через сетку. Ещё раз давая пас друг другу, команда Шастуна все же забила гол, радостно празднуя это событие.       Кучерявый ловко подбросил мяч вверх, оторвался от пола и подпрыгнув, ударил по нему раскрытой рукой, перебрасывая через сетку. Ребята с соседней команды отдали пас и принялись ждать следующий. Серёжа ловко принял подачу, отбегая в сторону и Света несильно ударив по резине, подкинула его ровно под сетку. Соперники не ожидали такой подставы, пропуская гол. Ещё один мяч, бросок, три — один в пользу команды Антона, но ход переходит к другой команде, которая в этот раз всё же забила. — Чего стоите, носом клюете? — Спросил Матвиенко, обращаясь к одноклассницам в их команде. — Серый, остынь, всё нормально. — Хлопая по плечу, успокоил его Шастун и тот, облокотив руки на колени, присел, ожидая подачу.       Мяч долго ждать не пришлось, он во всю уже летел прямо в угол спортзала, где стоял высокий. Сомкнув руки между собой, худощавый подпрыгнул, отбивая пас ближе к сетке. Поворот головой и парень замечает знакомое лицо на лавочке. «Попов? Чего он тут забыл?», — промелькнула мысль и взгляд голубых глаз встретился с зелёными. — Тоха, мяч! — Крикнул Дима, не успевая добежать до друга.       Всё, что успел сделать русый, это присесть и закрыть голову, понимая, что подачу он уже не отобьёт. Удар пришёлся прямо по рукам, лицо скривилось от боли и кучерявый распрямился, садясь на пол. Испуганные учителя и друзья парня тут же подскочили к подростку. — Ты как? Сгибать руки можешь? Пальцы шевелятся? — Начала осматривать его Батова, щупая красную кожу. — Да, вроде. — Кто-то сзади помог парню встать, а Серёжа осторожно придерживая, донёс одноклассника до лавочки, усаживая его на неё.       Русый облокотился головой о стену, закрывая глаза. Всё вокруг кружилось, в ушах звенело. «Хорошо, хоть успел закрыться», — промелькнула мысль. Делая глубокие вдохи, он услышал знакомый голос. — На, выпей, полегче станет. — Сказал Попов, подавая Антону пластиковый стакан с водой. — Спасибо, — медленно глотая прохладную жидкость, часть которой стекала мимо по подбородку на футболку, ответил младший. — Зачем вы пришли? — Отдышавшись, разминая кожу на руках, спросил Шастун. — А что нельзя? — Усмехнулся учитель немецкого, отворачиваясь, продолжая следить за игрой. — Можно, — хмыкнул парень, не добиваясь никакого внятного ответа. — Интересно было посмотреть на игру. — Все же решил ответить мужчина, поворачиваясь на подростка, встречаясь с зелёными глазами.       Одноклассники гудели на фоне, перекрикивая друг друга. Свисток Антонины Николаевны разрывался с каждой подачей, а недовольный голос Матвиенко иногда проскакивал среди остальных. — Я думал, чтобы меня убить. — Продолжая смотреть в голубые глаза, сказал Шастун.       Немец чуть засмеялся, сразу подавляя улыбку и сжимая губы. Поправив волосы и снова сделав вид, что наблюдает за игрой, Попов отвернулся. — Напомню, что ты сам засмотрелся на меня и пропустил пас. — Продолжая улыбаться, сказал он.       Прозвучал громкий долгий свист, оповещая класс об окончании урока. Мужчина встал с лавки и смотря на ученика сверху вниз, отошёл подальше, пропуская к нему Батову. — Антон, пошли в медпункт. — Кивнула Антонина Николаевна. — Арсений Сергеевич, поможете донести больного? — Улыбаясь и чуть смущаясь, спросила женщина. — Конечно. — Растянув губы в улыбке, ответил шатен. – Не надо! Сам дойду. — Подскочив с лавки, Шастун вышел из зала в раздевалку за вещами.       Руки горели, голова от резких движений кружилась, а в горле стоял ком, не давая сделать вдох. «Эд бьёт, как обезьяна с гранатой», — тут же провёл параллели русый, закидывая рюкзак на плечо и вышел из маленького помещения. Дима с Серёжей шли позади, догоняя друга, почти сравнявшись с учителями. Те, не громко общаясь про собрание, состоявшееся вчера, двигались в сторону кабинетов и медпункта. — Спасибо, что составили компанию, — улыбнулась женщина и расстегнула молнию на олимпийке почти до груди. — До свидания. — Попрощался с ней Попов, поднимая уголки губ и ретировался вверх по лестнице, оглядывая школьников.