Бестия

Утверждать, что близнецы всегда совершенно одинаковы, мог лишь тот, кто никогда в жизни не был знаком с близнецами. Утверждать, что близнецы Маджере чем-то похожи между собой, мог лишь тот, кто не был знаком с близнецами Маджере. Утверждать же, что у них есть хоть что-то общее, кроме, пожалуй, немыслимого упрямства на грани с ослиной упертостью, не брались даже те, кто знал их всю жизнь. Свое отличие от Рейстлина Карамон осознал довольно рано. Осознал и принял, что брату всегда будет нужна его помощь. Особенно после того, как в Рейсте пробудилась магия. Матушка, помнится, как-то спрашивала самого Карамона, не замечал ли он за собой чего-нибудь… Такого же. Карамон не замечал, да, честно говоря, никогда и не хотел никакой магии. Как выяснилось, магия тоже не хотела его. Испытание Рейста Карамон помнил смутно. Отчетливо врезалось в память только то, как брат сломанной куклой оседал на светлый пол Вайретской Башни, сжимаясь в комок. Совсем как в Утехе, когда ему попадало от мальчишек, а Карамон не успевал вовремя прийти на помощь. Тогда, в Вайрете, Карамон, заревев раненным медведем, рванулся к брату прямо через слабо мерцавший защитный барьер. Заметил краем глаза бледное перекошенное лицо Пар-Салиана, его взмах посохом. А потом словно ударился всем телом о гладь воды, как если бы спрыгнул в озеро с самого высокого валлина. Во все стороны посыпались серебристые брызги. Карамон рухнул на колени перед братом, подхватил его на руки, прижимая к себе, и вскинул голову, невольно оскалившись и готовясь защищаться. Однако никто на них не нападал. Маги всех трех Лож переводили одинаково ошарашенные взгляды с Рейстлина на Карамона и обратно. Потом Конклав еще долго решал, кто же удивил их в тот день больше – юнец, прошедший Испытание, или его брат, на которого совершенно не подействовала магия. Только после этого случая Карамон и стал замечать, что на него не действуют чары. Словно зажженные факелы кидали в ледяную озерную воду. Рейстлин кривился, фыркал, бормотал что-то о феномене близнецов, но ничего объяснять не рвался. Или просто не знал сам. Карамону такие тонкие материи не были интересны. Ему было важнее помогать брату. Даже в этой совершенно глупой затее с Вратами Бездны. И да, Карамон совершенно не собирался отпускать брата туда одного. Крисания не в счет. Ей Карамон не то чтобы не доверял. Просто светлая жрица сама была такой хрупкой, такой нежной и так странно мало знающей о мире, в котором живет, что, слушая ее, невольно щемило сердце. В распахнувшиеся Врата из огня и тьмы Карамон шагнул мгновением позже брата и Крисании, успев сжать тоненькие пальцы жрицы своей широкой шершавой от меча ладонью. И, очевидно, поэтому магия и взбрыкнула, как норовистый конь. Карамона будто наотмашь ударили по лицу мокрой тканью. Рука Крисании выскользнула из его ладони. Сам Маджере несколько раз кувыркнулся в воздухе в кромешной темноте. В ушах завыло, голова взорвалась на мгновение болью. А потом удар о землю едва не вышиб из Карамона дух. Осознать, сколько времени понадобилось, чтобы прийти в себя, встряхнуться и подняться на ноги, не вышло. Потому что там, куда занесло Карамона, времени, кажется, не существовало вовсе. Во всяком случае, до самого горизонта, насколько хватало глаз, тянулась розовато-сиреневая пустыня, смыкавшаяся с такими же, да еще и непривычно плоскими небесами. Солнца не было, и неприятный тусклый свет шел будто отовсюду. Если долго не опускать веки, от этого света начинало темнеть в глазах, и тогда казалось, что кругом царит непроницаемая, как чернила, тьма. Карамон встряхнул головой, проверил, как ходит в ножнах меч, коснулся фибулы плаща у горла, поправляя сбившийся ворот, и пошел, куда глаза глядят. Если брат был прав в своих предположениях насчет Бездны, то никаких дорог здесь нет, а любое направление рано или поздно приведет туда, куда тебе не хочется. Встречаться с хозяйкой этого жуткого мира Карамону как раз очень не хотелось. Но ведь только так можно найти брата. Он шел, облизывая временами сухие губы, но не чувствуя ни голода, ни жажды. Временами по сторонам прямо из воздуха появлялись мертвые сухие деревья, выгнутые в противные природе стороны. Следы на розоватом песке оставались, но через несколько шагов сами собой растворялись. Деревья то появлялись, то исчезали, и Карамон не поручился бы, что идет прямо, а не по кругу. Под одним особенно хитро выгнутым деревом, напоминавшим слившихся в страстном объятии любовников, Карамон остановился. Усталости он не чувствовал, но ощущение, что он даже не идет по кругу, а вообще перебирает ногами на одном месте, стало нестерпимым. Как назло пустыня Бездны уже слизала все его следы. Древесный ствол, которого Карамон коснулся ладонью, дрогнул, сделавшись полупрозрачным. Стоило убрать руку, как он почернел снова. Карамон тяжело вздохнул и отбросил со лба волосы. И тут же одним движением выхватил меч, осознав, что больше здесь не один. Звонкий смех разорвал тишину мертвой пустыни. Опиравшийся плечом о другое дерево юноша гибко оттолкнулся от него и удивленно округлил большие золотистые глаза. Юноша был красив безупречной, немного девичьей красотой. Сходства с девицей ему добавлял странный наряд – какие-то просторные полупрозрачные штаны, больше смахивающие на пышную юбку – и невысокий рост. А еще волосы. Карамон ни у одной девицы не видел таких длинных мерцающих золотом пушистых кудрей. Юноша кокетливо прикусил полную нижнюю губу, сверкнул глазами и вкрадчиво проговорил: −Надо же, какой славный воин. Не меня ли ищешь, молодой Маджере? −Был бы ты моим братом, искал бы тебя. – проговорил Карамон, не опуская меча, хотя юноша не двигался. −Братом… − насмешливо сморщил нос юноша. – Забавное сравнение. Значит, ты хочешь найти брата? −А ты знаешь, где его искать? – живо спросил Карамон. Юноша пожал обнаженными плечами. Нет, все-таки за девицу его при всем желании принять было нельзя. Чем дольше Карамон его рассматривал, тем больше примечал. И крепкие широкие плечи, и мускулистые руки, и рельефный рисунок мышц на груди и животе, и манеру держаться – вроде бы вальяжно-расслабленную и, одновременно, будто готовую к прыжку. И все же красив он был просто невероятно. −Знаешь или нет? – Карамон вскинул меч, одним легким скользящим шагом сокращая расстояние между ними. Юноша безмятежно опустил золото глаз на замерший у своей шеи клинок. −Спешишь, Маджере. – с усмешкой на красивых пухлых губах выговорил прислужник темной богини. – Вы оба так спешите. А зачем? Ведь здесь нет времени. Ни прошлого, ни будущего. Одно сплошное сейчас. Так куда в таком случае торопиться? И так же легко и мягко, как до этого Карамон, шагнул вперед, упираясь основанием шеи в острие клинка. А потом непринужденно на него насаживаясь. Карамон распахнул глаза, отказываясь им верить. Сталь меча пронзила юноше горло, но тот, не испытывая ни малейшего неудобства, медленными короткими шагами приближался к Карамону, не отводя глаз и широко улыбаясь. Лезвие меча таяло, как сосулька под палящим солнцем. Простая прямая гарда уткнулась юноше в ключицы. Тот стоял, запрокинув голову и глядя на Карамона снизу вверх. Широкая плутовская улыбка открывала кончики слишком острых для человека белых клыков. Мерцающие золотые глаза притягивали, не давали отвести взгляд. Карамон почувствовал, как ловкая рука скользнула по его животу, быстро расправляясь с застежками нагрудника. Пробралась под него. Потом под рубаху. Проворные, нечеловечески быстрые пальцы распутали завязку штанов. Тварь не отрывала глаз от его лица и улыбалась. Как же соблазнительно эта бестия улыбалась. Карамону, в постели никогда не делавшему различий между женщинами и мужчинами, стало жарко от этой улыбки. Однако рука с мечом, от которого осталась одна рукоять, по-прежнему не дрожала, упираясь юноше в горло. −Ты меня не хочешь, молодой Маджере? – капризно сложив губы бантиком, поинтересовался тот. Проворная ладонь сноровисто огладила Карамона спереди прямо сквозь штаны. Коротко сжала стремительно твердеющую плоть. Золотые глаза сверкнули ярче. −Или все-таки хочешь? От прикосновения стало еще жарче. В голове словно во все стороны искры разлетелись. Карамон всей кожей чувствовал магию этого существа – такую плотную, горячую, саму очень похожую на томные прикосновения умелых рук. −А как тут… − негромко выговорил Карамон. – Устоять? Видимо, тварь все-таки слишком сильно увлеклась своими чарами, раз не успела отреагировать. Одним движением Карамон отбросил бесполезную рукоять меча и сгреб вскрикнувшего юношу за пышную копну волос, разворачивая спиной к себе и пережимая твари горло сгибом локтя. Тот, однако, шустро пришел в себя, весь окутался какой-то золотистой дымкой, но ничего не произошло. Замер, явно озадаченный провалом, а потом забился, как пойманная рыба. Он совершенно определенно был сильнее человека. Но не сильнее Карамона. −Говори, где мой брат, и я тебя отпущу. – проговорил Карамон в пышные растрепавшиеся волосы. Эффектнее было бы в ухо, но юноша был на добрых полторы головы ниже. Чтобы его держать, и так пришлось не очень удобно сутулиться. Тварь в ответ зашипела совершенно по-змеиному, впилась зубами в кожаный наруч, попробовала лягнуть в колено, но не преуспела. Карамон усмехнулся. Видно, вся сила этой бестии была в магии. Которая на Карамона не действовала. −Ну ладно. – отрешенно пробормотал Карамон. Тварь забилась отчаянно, но как-то странно – почти сладострастно выгибаясь всем гибким сильным, как у змеи, телом. Карамон прищурился. Может быть, магия на него и не действовала. Однако же… Что-то на дне разума возмутилось, что так нельзя. С другой стороны голосом брата любезно напомнили, что перед ним не человек, а слуга Такхизис. Удерживая тварь одной рукой, Карамон свободной расстегнул фибулу, бросил ее в песок, стянул с себя плащ и так же небрежно швырнул его перед собой. Крепче сдавил нечисти горло, заставив судорожно закашляться, и толкнул в спину. Юноша рухнул на четвереньки прямо на алую ткань плаща. Обернулся через плечо, скаля клыки и сверкая глазами. Он по-прежнему был бесовски красив, и человека напомнил теперь совсем отдаленно. Карамон не дал ему времени опомниться. Толкнул между лопаток, заставив распластаться грудью по плащу, жадно огладил красивую бугрящуюся мышцами спину. Широкие плечи соблазнительным контрастом перетекали в поджарые бока и безумно узкую талию. Ткань причудливых штанов поддалась с едва слышным треском. Сердце колотилось в ушах кузнечным молотом. Карамон сам за собой не помнил, чтобы когда-нибудь так терял голову. Но это существо – инкуб, всплыло вдруг в памяти слышанное от брата слово – оно сводило с ума. Инкуб вдруг повернул голову, неловко придавив собственные волосы. С искривленных оскалом губ сорвалось: −Кто ты?! −Ты сам сказал. – оскалился в ответ Карамон. – Маджере. Имя древнего полузабытого бога подействовало на инкуба как-то странно. Он сверкнул глазами еще яростнее и вдруг едва заметно выгнулся назад, подставляясь под ладони Карамона, оглаживавшие его спину. Карамон не отказал себе в удовольствии стиснуть жесткие от мышц бока, тонкую талию, рванул прочь мешавшиеся лохмотья, в которые превратились штаны. Развел половинки крепкой аппетитной задницы, открывая розовое кольцо входа. Коснулся там пальцами, с усмешкой подмечая, как легко поддаются его напору мышцы. Инкуб зашипел рассерженной змеей, заерзал, но вырываться не стал. Вместо этого оперся о локти, гибко поднимаясь на них и на колени, и изогнулся, выставляя задницу уже откровенно. −Любопытные у вас в Бездне порядки. – хмыкнул Карамон, окончательно расшнуровывая собственные штаны и стаскивая исподнее. – Такхизис, надо думать, сейчас так же перед Рейстом вертится. Или уже под ним? −Ты слишком высокого мнения о своем брате. – сквозь зубы прошипел инкуб, вновь поворачивая голову и сверкая глазами. – А ведь он ничтож-жество. Карамон пожал плечами, сгреб инкуба за волосы и без церемоний намотал пышные кудри себе на руку. Тварь взвыла, прогибаясь дугой. −Ни слова о моем брате. – процедил Карамон. – Не в твоем положении говорить гадости. Инкуб, может, и хотел что-то сказать, но Карамон ему не дал. Грубо сплюнул между разведенными ягодицами и толкнулся напряженной истекающей смазкой плотью. Инкуб глухо, совершенно по-человечески застонал, однако не зажался, а напротив, весь как-то расслабился. Упругие стенки обхватили так, будто тварь из Бездны перед этим хорошенько смазали и растянули. Карамон вновь ухватил инкуба за волосы. Второй рукой стиснул ему бедро и толкнулся снова, в этот раз до конца. Тварь вздрогнула всем телом. Но больно инкубу, очевидно, не было. Карамон прикрыл глаза. Под веками пульсировали звезды. Такие яркие посреди блаженной темноты. Чемош ведает, откуда вообще взялась эта тьма. Из каких глубин души выбралось желание отодрать вздрагивающего под ним инкуба, так похожего на красивого изящного юношу. Под гладкой кожей у слуги Такхизис проступали напряженные канаты мышц. В ложбинке позвоночника выступила испарина. Сквозь шумящую в ушах кровь Карамон слышал негромкие стоны, от которых, кажется, плоть становилась еще тверже. Инкуб, несмотря на крепко прихваченные волосы, как-то неуловимо выгнулся и сам подался назад, насаживаясь и вскрикивая так звонко и сладко, что у Карамона помутилось в глазах. Шершавая от мозолей ладонь соскользнула с бедра инкуба и перебралась вперед. Пальцы коснулись крепко стоящей влажной плоти. Карамон убрал руку, вырвав у инкуба долгий разочарованный стон. −Сам справишься. – сквозь зубы выцедил Карамон, отпуская инкубу волосы и перехватывая его обеими руками за бедра, чтобы не вздумал диктовать свои правила. Время размывалось, растягивалось в тоненькую, но бесконечную нить, и Карамону почудилось, что и этот момент можно растянуть надолго. Такой восхитительно горячий, острый, как танец на острие клинка. Те самые сладкие мгновения перед тем, как накрывает опустошением пика. То, как плотно обхватывают член тугие нежные стенки. Как гнется под ним красивое сильное тело. Как стоны инкуба начинают превращаться в короткие вскрики. Тварь уткнулась лицом себе в руки. Волосы рассыпались и прилипли к мокрой от пота спине. Мышцы на ней проступили так, что казалось, вот-вот лопнут вместе с гладкой светлой кожей. −Как мне найти брата? – прохрипел Карамон, до синяков стискивая инкубу бедра и толкаясь еще сильнее и резче. Человеку он бы давно уже все порвал. Но инкуб только вскрикнул звонче и выговорил, задыхаясь: −По-же-лай… Просто… Поже-лай. Карамон усмехнулся, наклонился и коснулся губами вздрагивающей влажной поясницы. −Спасибо. – прошептал он в кожу инкубу. Того передернуло, словно Карамон хлестнул его кнутом. Инкуб не вскрикнул даже, а взвыл, сжимаясь так, что у Карамона потемнело в глазах от острой вспышки наслаждения. Инкуб забился под ним, сжимая собой, и Карамон все-таки излился с долгим облегченным выдохом. Прийти в себя оказалось до странного просто. Карамон скатился с лежавшего неподвижно и тяжело дышащего тела. Лениво покосился на растраханное покрасневшее отверстие, из которого вытекало семя. Обтерся обрывками одежды инкуба, заправляясь и поднимаясь на ноги. С досадой пнул рукоять меча. И что было сил подумал о брате. Пространство кругом дрогнуло, сворачиваясь в воронку. А потом схлопнулось, утаскивая Карамона за собой. Инкуб повернулся набок, отрешенно разглядывая то место, где только что стоял Маджере. Сел, поморщившись и зашипев. Беспокоила не задница. Поясницу жгло прикосновением губ человека. И этим проклятым словом. Правда, жгло не больно. Скорее до дрожи в коленях возбуждающе. Инкуб прищурил золотые глаза и задумчиво облизнулся. Какой же все-таки этот Маджере вкусный. И странный. Будто бездонный колодец, в котором без следа сгинули все чары, не подводившие никогда. −Ничего-ничего. – пробормотал инкуб, подбирая рукоять меча Карамона и оглаживая ее вполне однозначным жестом. – Если твой братец свергнет повелительницу, я от тебя не отстану. Если повелительница прибьет твоего братца – ты будешь моим. Я в любом случае свое получу. И растянулся прямо на песке, блаженно улыбаясь в плоские небеса. Покрутил в руке рукоять, облизал навершие и удовлетворенно вздохнул. Инкуб всегда останется в выигрыше.