Шрамы

Макс не понимает, честно не понимает, когда всё так круто изменилось - он задавался этим вопросом раз за разом, а потом его губы накрывали другие, принадлежащие пожалуй самому холодному, но в тоже время трепетному человеку, и все мысли мгновенно улетучивались из головы Луцема, всё вокруг исчезало, становилось неважным, обращалось в прах, всё, кроме образа такого любимого человека перед глазами. Раскрасневшиеся, алые губы Стефана целовали нежно, почти невесомо, будто их обладатель чего-то боялся, временами они целовались нетерпеливо и страстно, еще реже грубо, с невысказанным желанием. Всё это и было чем-то необъяснимым для Макса, ведь раньше, в самом начале, в те времена, о которых оба никогда уже не вспомнят, они были готовы разорвать друг друга в клочья, чуть позднее стали друзьями, которые ведали о самых сокровенных секретах друг друга, а затем... Затем появились эти взгляды, с интересом изучающие, тёплые, искрящиеся, любящие, неловкие прикосновения, улыбки, такие редкие, мимолётные, но абсолютно искренние. Ещё чуть позже неуверенные поцелуи и кроткие объятия стали обычным делом, без которого ни один из них не мог провести и дня. Всё это помогало скоротать время между протекторством, заданиями, однако дальше они не заходили, пока... Между ним и Стефом уже выстроилась, сформировалась настолько крепкая связь, которая никогда раньше не доходила до интимной близости. Будет враньём сказать, что Макс об этом не думал - ни дня Луцем не провёл без мечтаний о том, чтобы запустить пальцы под одежду Водолея, коснуться кожи и наконец ощутить не холод души Стефа, а жар его тела. Феррари был привлекательным, что уж скромничать - Стефан был красивым, его лицо словно было выточено самыми талантливыми скульпторами из прекрасного белого мрамора, его глаза цвета янтаря на солнце становились золотистыми, а темные как ночь волосы так и манили запустить в них руки, что уж говорить о телосложении - Стефан не был высоким, не был крупным, скорее был слегка худощав, но хорошо сложен, всё его тело состояло из не перекаченных, чуть суховатых мышц, точеная, довольно тонкая и изящная талия, для мужчины, вытекала далее в относительно широкую грудь и крепкие плечи. и Макс честен в том, что никогда не мечтал ни о ком так, как грезит о Стефане. И вот сейчас они только вернулись с очередного задания по зачистке от сплитов, оба, уставшие и дурно пахнущие гнилью, приняли решение о срочной необходимости душа, и когда уже пришлось время расходится по комнатам, Макс внезапно, даже для себя, схватил Стефана за руку, останавливая от ухода, Луцем потянул его в сторону своей комнаты, и закрыл дверь, когда они прошли внутрь комнаты Стрельца. Луцем быстро настигает Стефа, притягивая, чтобы поцеловать, Ошеломлённый таким внезапным порывом Стефан даже не сразу среагировал, пропустив вздох, а затем подался навстречу, отвечая на поцелуй, но лишь для того, чтобы спустя пару мгновений оторваться: - Звезданутый, ты мне нравишься, конечно, но что от тебя, что от меня несёт остатками той твари, поэтому я бы предпочёл продолжить после принятия душа. - переводя дыхание выпаливает Стефан, а затем направляется в сторону двери. Внезапно Водолей вновь чувствует чужую руку на собственном запястье, останавливающую его. Он разворачивается, когда Макс тихо, еле слышно произносит: - Останься. - голубые глаза смотрят с некой надеждой. - Останься сейчас со мной. - Макс... - Пожалуйста, я так хочу этого. - Стрелец заминается, неуверенный в том, что хочет сказать. - Хочу, чтобы ты остался, хочу... тебя. Макс взгляда не отводит, видит некую растерянность в лице Водолея, а затем там внезапно мелькает страх. - Не могу, не проси, - тихо отвечает Стефан, вырывая руку из хватки и пятясь назад. - Ты не можешь хотеть этого, хотеть меня...- взгляд тупит в пол, а затем шепчет почти неслышно, но в звенящей тишине комнаты Луцем слышит отчетливо каждое слово. - Я - урод, палач, ты не можешь хотеть меня. - Ты что такое говоришь вообще? - в непонимании произносит Макс, возможно, он двигается к Водолею слишком резко, отчего тот слегка отшатывается. - Откройся мне, доверься, прошу... Стрелец осторожно ступает ближе, протягивая руки к Феррари, и тот больше не отступает, даёт ладоням Макса взять его собственные. Большие пальцы сына Антареса начинают нежно, успокаивающе потирать тыльную сторону кистей Стефа, и он чувствует табун приятных, пробирающих мурашек, пробежавшихся по его спине. Макс медленно стягивает защиту с рук протектора, расстегивает пояс, а следом стягивает и сам тёмно-синий мундир со Стефана, который на удивление никак не противится действиям со стороны Луцема, лишь янтарные глаза в беспокойстве бегают по лицу Макса в поиске любых изменений, перемен в настроении. И, когда Стефан остаётся лишь в черной рубашке и штанах, Макс снимает свой мундир, оставаясь в повседневной одежде. Ни один не проронил ни слова, когда Макс потянул Стефана в свою ванную комнату, Феррари же в подчинении шёл за Стрельцом. Тёплый жёлтый свет от небольшой лампы освятил просторную ванную комнату. Макс отпускает Стефана и тянет за края своей футболки, снимая её, обнажая торс, он кидает её в корзину для грязного белья. Стефан замирает - не то, чтобы он раньше не видел Макса без футболки, но это было совсем иное, он нервно сглатывает, а на бледных щеках проступает румянец. - Стеф, - голос Макса вырывает Феррари из желаний, Стрелец приближается к нему и тянется к верхней пуговице чёрной рубахи. - Можно? - спрашивает Макс, и Стефан наконец осмеливается посмотреть в глаза Луцему. Стефан тонет, тонет в голубых океанах глаз Максимуса, сгорает в озорных искорках желания, горящего в них, умирает от беспокойства их обладателя, которое так же находит своё отражение там. Феррари боится, что взгляд изменится, как только он откроет своё тело, покрытое десятками, если не сотнями, уродливых шрамов. Конечно, шрамы для протекторов обычное дело, да и если быть честным, Стефан раньше никогда не заботился о том, как выглядел, до этого самого момента никогда. Только сейчас он боялся, что вид его искалеченного, истерзанного тела может вызвать отвращение у Макса, который за свою относительно короткую службу ещё не успел нахвататься увечий, подумать только, из всех людей, он так боялся лишиться расположения и симпатии Макса... - Стеф, - вырывает из мыслей Макс, рука Стрельца покоиться на плече второго протектора. - Можно... - сдаётся Феррари, никогда не чувствовав себя ещё более мерзким. Он боится увидеть в глазах Макса отвращение и разочарование, поэтому отводит взгляд, когда цепкие, тонкие пальцы цепляются за пуговицы, расстёгивая одну за другой, и когда наконец самая последняя тоже расстёгнута, Луцем аккуратно стягивает рубашку, тут же бросая её к остальной грязной одежде. Стеф внезапно чувствует себя как никогда уязвимым, он вздрагивает, когда холодные пальцы ведут по одному из самых крупных линий шрамов, тянувшихся от бёдер почти до груди. Макс едва касается его кожи подушечками пальцев, однако по телу Феррари бегут электрические заряды. Следом он чувствует, как его собственно лица касается одна из рук Макса, а вторая ложится на грудную клетку Феррари, так близко к сердцу, что Луцем наверняка чувствовал, как оно почти ломает рёбра своим ритмом. Стрелец поворачивает лицо Стефа к себе, и они снова встречаются взглядом. Стеф ожидал увидеть всё, что угодно - от чистой ненависти, до полного отвращения, однако наткнулся на взгляд наполненный любованием, настолько добрый, мягкий. Макс целует его куда-то в челюсть, спускаясь ниже по шее, он покрывает нежными поцелуями несколько тонких белых шрамов на ключицах. - Макс... - тихо произносит Стеф, стараясь сдержать стон наслаждения, однако Луцем продолжает, он целует костяшки рук, на которых кожа ожесточилась из-за многочисленных сражений. Так бережно, словно Стефан был хрустальным, словно от лишнего давления он мог бы просто раствориться. Макс отрывается и сразу следом льнёт к губам старшего протектора, Стефан пальцы в копну волос Луцема погружает, чуть сжимая, отвечает на поцелуй. Губы размыкаются, лишь когда обоим уже требуется сделать отчаянный глоток воздуха. - Я так этого ждал, - неверяще шепчет Луцем, - Так ждал и жаждал тебя. - Неужели тебе правда не противно? - в изумлении вопрошает Стеф, чувствуя, как по всему телу разливается такое незнакомое тепло. Живот сводит от трепета внутри, он нервно сглатывает. - Нисколько, - твёрдо и уверенно отвечает, и вновь льнёт к любимому, стараясь прижаться как можно ближе. Макс покроет нежными поцелуями каждый шрам, каждый рубец и царапину на теле Стефа. А обжигающе-горячий душ смоет все сомнения.