Кладбище секретов

Жизнь киллера не совсем проста и точно не представляет из себя ту загадочную кровавую романтику пистолетов, черных машин с тонированными стеклами и гонок на мотоциклах, а редкие заказы, на место начала которых обычно приезжают на вполне обычных и неприметных машинах со скрытыми номерами. Все происходит быстро, чаще в подъездах или отдаленных от глаз лишних зрителей местах. Никаких винтовок, которые метким выстрелом пули пробивают окно небоскреба и вгоняются в голову жертвы, спокойно пьющей чай за столом в своем шикарном офисе. У Скарамуччи и Тартальи в доме хранится только несколько автоматов-пулеметов и около пяти штук короткоствольного оружия, что обещают летальный исход. От рук Скарамуччи погибло шесть человек. От рук Тартальи куда больше, но деньги, добытые таким способом, заставляли только рыдать по ночам. Однако их это устраивало, а Чайльд, душа которого переполнена азартом и готовностью ринуться в бой, буквально кипела от радости от каждого согласия на очередное задание. Скарамучча был рядом. Так они и сошлись вместе. Зарплата, выплачиваемая только за состояние в преступной группировке, подкупала каждого и тотчас убивала в нем хоть какой-то шанс на исправление. Они оба грязные, пропитанные запахом крови убитых, увязшие в болоте душевных терзаний, которые скрывают даже друг от друга. Скарамучче часто снятся кошмары с криком детей тех взрослых, которые были замешаны в политических потасовках, и образ той маленькой девчушки, отца которого они вдвоем застрелили на берегу лесного озера. — Черт, — скулил тогда Скарамучча, смотря на несчастного ребенка лет четырех, когда она схватила его за рукав и спросила, куда пропал ее папа, — Он дома, милая. Наверняка тоже потерял тебя и ждет. Он взял ее на руки и отвез вместе с напарником к продиктованному малышкой адресу, передав матери. Пришлось нещадно наврать, что девочка потерялась в лесу и прибилась к отдыхающей компании. Они не знали, что стало с потерявшей кормильца семьей. Они догадывались, что группа волонтеров искала в лесу пропавшего мужчину и предположила, что того утащили дикие животные. Волонтеры не знали, что ходили по месту закопанного тремя метрами глубже в песок мужчине, а организация подтерла все следы и переписки. Их не опрашивали после случившегося. Но, кажется, Чайльда это очень впечатляло. А отдушиной брюнета были лишь тихие общие вечера, такие как этот. — Ча-а-а-айльд?! Куда ты снова засунул кофемашину? — кричит он, вставая на носочки и заглядывая уже в пятый раз в кухонный шкафчик. — Ты снова пьешь кофе на ночь? Потом не уснешь, а я буду обречен идти в аптеку за снотворным, — Тарталья чистит пистолет после работы, его рыжие волосы были смешно взъерошены и отливали золотым в приглушенном теплом свете настольной лампы. Аккуратно разбирает, постукивает стальными деталями друг о друга, копается в пакете, полном всяких уходовых растворов. — Я не спрашивал у тебя разрешение. Говори. Куда спрятал? — У-у-у, какие мы злые. Я начинаю вспоминать, почему я тебя люблю, — возможно, Тарталья и говорит это от большой любви, но не искренне. Убегает от темы. Скарамучча развернулся на пятках и убийственно посмотрел на избранника. — Да ладно, подумаешь, я ее выкинул. Выкинул, потому что боится за здоровье Скарамуччи, за его сердце. Но и повторять опыт, когда напарник начал что-то кричать посреди ночи с закатившимися глазами, не хотелось от слова совсем. И вот что с ним делать? Чайльд аккуратно встал из-за стола, сжалился, ведь сейчас спокойно открыл шкафчик и начал искать хоть какой-нибудь чай, кроме какой-то краски с виноградом. Черный был выпит еще позавчера, а зеленого у них и не было. — Упс, сегодня ты сидишь либо на воде, либо на водке. — Ты идиот или притворяешься? Блядь, я сколько раз говорил тебе не шариться по моим вещам?! Она моя, какое вообще право ты имеешь., — Тарталья склонил голову в бок, пропуская все слова мимо ушей. Вот так всегда. На одно слово у него всегда найдется свои пять громких. Скарамучча выносил мозг, если ему что-то запрещали, если что-то шло не по его планам. Но почему с ним рядом так комфортно? Наверное, потому что никого другого рядом нет. Или ему просто нравится такой тип людей, который чуть что налетает, словно разъяренная чихуахуа. Рядом с таким человеком можно стоять и улыбаться, наблюдая за взрывами и фонтанами крови вокруг. Таких людей защищать не нужно, но Тарталье очень хочется. Вот и сейчас Скарамучча как и всегда горд собой и агрессивен. Как прекрасно. — Чайльд, я в какой раз!.. Благо, за эти несколько лет Тарталья нашел кнопку выключения этого безудержного потока слов — накрыл чужие губы своими и сейчас довольно смотрел в два океана напротив, в которых летают огни и взрываются корабли, посмевшие заплыть на опасную территорию, что утопит любого. И Тарталью. Но постепенно шторм в глазах Скарамуччи утих, и он позволил себе закрыть их. Многочисленные громкие чмоки мгновенно наполнили комнату, язык Чайльда начинает по-хозяйски изучать чужую полость, цепляя своим языком язык брюнета, наслаждаясь потяжелевшими вдохами и выдохами старшего. Самый лучший момент, чтобы постебать, Тарталья бы сказал, что святой. Именно поэтому он, разрывая поцелуй, наклоняется ближе и шепчет в ухо, убирая вороную прядь: — А я твоей матери расскажу, что ты с парнями тут целуешься, — еще и оскалился соблазнительно. Но смог соблазнить Скарамуччу только на то, чтобы тот оторвал рыжему голову. — Нет у меня матери, ты это прекрасно знаешь, — Скарамучча снова закипел, но, кажется, внутренне он был спокоен. — Отлично! Поэтому она не узнает, чем мы будем заниматься. Я соскучился уже, — мужчина положил голову на плечо избранника, немного сгорбив спину. — Аякс, нет, — ого, Скар стал раскидываться домашними кличками? Какие мы серьезные. — Выбирай: либо ты сейчас брыкаешься, и тогда я разложу тебя прямо на этом кухонном и, на минутку, твердом столе поверх пистолетов, либо на мягком диване. — Ты, смотрю, экстремал: кровать тебе не нравится, — выдохнул брюнет, ухмыляясь. У него ужасно болят ноги, сегодня ему пришлось пешком преследовать жертву, так как: «ну, ты низкий, подумаешь, подросток увязался следом, домой идет». Какой на хуй подросток? Было обидно, но всю работу он выполнил сам, даже кобуру и портупею не успел снять, а Аякс уже привязался. Но, протестуя своей боли, он запрыгивает на руки избраннику и обвивает ногами его торс. Он даже не против, когда в его кобуру, что обвила черными кожаными шлейками правое бедро, залезла кисть руки и достала прочищенный первым в очереди травмат. Уже был не против. Его взяли на поводок и приручили. Он бы так просто не принял этот факт, если бы сила воли характера Тартальи не была сильнее. Он шумно сглотнул, когда к его подбородку приставили пистолет и, легким давлением заставляя поднять голову выше, коротко поцеловали в тонкие приоткрытые губы. Скарамучча опускает голову обратно, пока его придерживали и носили по всей квартире, чтобы подготовиться, благо, все лежало на поверхностях. И все же через несколько минут его опустили на диван, где парень тут же попытался притвориться мертвым, лежа на спине и пользуясь моментом. — Ты буквально ведешь себя, будто кот, — ворковал Тарталья — А ты ведешь себя как псина безудержная. Тебя командам не научили? Он чувствовал, как с него снимают портупею, нависают сверху, аккуратно расстегивают пуговицы черной рабочей рубашки, снимая ее, невесомо оглаживают грудь. — Я прекрасно знаю, что ты строишь из себя жертву. Если бы ты не разрешал, то я бы валялся на плитке с простреленным плечом, — Тарталья тихо усмехнулся куда-то в шею и тут же невзначай прикусил кожу, совсем немного оттягивая, медленно очертил носом нижнюю челюсть. — Фу, отвянь, бешеный, — цокнул языком старший и тут же распахнул глаза. На шее железной бляшкой звякнуло что-то тяжелое, — …Ты нахера на меня ошейник нацепил?.. — брюнет, не успев договорить, только хныкнул, когда его заставили сесть, резко потянув за железную цепочку. — Потому что котов тоже воспитывать нужно, не так ли? — по-лисьи прищурился Чайльд, вопросительно выгнув бровь. Его лицо буквально прекрасно: бледную кожу украшает россыпь аккуратных веснушек, выделяющие курносый нос, глаза, полные холода, выглядывают из-под длинных ресниц, но сама форма глаз уже будто заигрывает с каждым собеседником. Многие влюблялись в него, многие до сих пор не могут отпустить. Но он принадлежит только Скарамучче, он отдал ему свою душу и сердце, словно подписал контракт с самим дьяволом. Тарталья поманил напарника пальцем, без слов приказывая сесть тому на свои колени. Скарамучча это и сделал, аккуратно перекидывая ногу через бедра, и застыл. Его взгляд буквально кричал: " Ну давай, удиви меня, заставь, чтобы я захотел продолжить». Берет на понт. Ну вот точно кот. Черный горделивый кот, который сам себе на уме. — Ну, долго ломаться будешь? Я тебя отлично знаю. Скарамучча не шевелился даже когда его легонько пытались придвинуть ближе к себе, натягивая цепь. Купил эту удавку, пусть сам ее и носит, вот он к чему. И даже не нужно упрашивать, он лишь немного подразнит… Даже когда брюнет почувствовал затылком прижатое к голове дуло пистолета, ничего не ответил. Блефует, конечно же, он не заряжен, нашел чем возбуждать. Это он сам кончает от такого азарта, пусть не втягивает в свой клуб извращенцев Скарамуччу. Стоп. Прекрасная идея, волшебная, можно сказать, только что посетила голову парня. Он, улыбнувшись уголками губ, перехватывает запястье рыжеволосого и отводит ближе к своему лицу. Не разрывая зрительный контакт, с вызовом в глазах и до жути медленно проводит языком по корпусу пистолета. Сталь, недавно обработанная раствором, на вкус ужасна, но оно того стоило: Тарталья широко распахнул глаза и затаил дыхание, но тут же вернул самообладание и рассмеялся. — Знаешь, Скарамучча, в этом доме все делается с твоего разрешения, — он прижался ближе, выцеловывая, а затем кусая, кажется, чуть ли не каждый сантиметр груди старшего: оставлял бордовые пятна, отметины от клыков и в извиняющемся жесте зализывал, — Но, ты понимаешь, я не привык так долго ждать. Скарамуччу одним рывком снимают с колен и придавливают грудью к подушкам дивана. — Послушные мальчики должны выполнять команды хозяина, ты уж извини. О, да ты уже твердый. — Кто тут чьи команды еще должен выполнять? — обиженно хрипит Скар, больно пиная ногой в колено Тарталью. За это ему прилетает звонкий шлепок уже по голой коже задницы, Скарамучча лишь зажмурился, дыхание потяжелело. — Сегодня мы посмотрим, как на тебя работает эта новая для нас кожаная штучка, — пропел Тарталья, что-то рассматривая сзади. — Эй, смотритель, хватит пялиться туда, — Скарамучча истерично хихикнул, поджимая пальцы на ногах. — Оу? Тебя это смущает? Какой ты милый. За цепь снова потянули — создалась иллюзия удушения. Колени разъезжались в стороны, за это Скарамучча и ненавидел коленно-локтевую позу, а голову пришлось запрокинуть, чтобы ослабить давление. Тарталья теряет терпение. Когда он последний раз терял терпение, работа была выполнена слишком грязно. Подробности того задания даже вспоминать нет желания. Да что уж там, он уже низко рыкнул, злясь на то, что штаны Скарамуччи до конца сниматься вот уж совсем не хотят даже со второго раза. Затем судорожно выдохнул и остановился. — Строишь из себя само целомудрие, а потом будешь кричать, как последняя сука, — затем его тон стал ласковым, до невозможности приторным. — побудь сегодня послушным мальчиком, хорошо? Иначе это дуло окажется у тебя в заднице, — мужчина терпеливо прикрыл глаза, подув старшему в ухо. Как же бесит. Хорошо. Скарамучча понял. Да, у него у самого руки чесались быстрее продолжить, он же тоже не резиновый. У него тоже есть свое терпение, которое сейчас испытывают. Главное быстрее… Однако его спокойной жизни мешают колкости, которые он просто обязан сказать. За секунду таких на ум приходят сотни, если вовсе не тысячи. Иногда возникало чувство, что он что-то интересное упускает, если не говорит. Это его темперамент, Скарамучча ни в коем случае за это не извинится. Только вот сразу же после того, как Скарамучча вышел из секундных раздумий и открыл рот, чтобы съязвить, Тарталья, оказывается, не терял время: вставил сразу два пальца, причем резко, что брюнет буквально подавился словами: — В отличие от тебя, я хотя бы- Парень зажмурился, втягивая горячий воздух ртом через зубы. — Чего-чего? — наверняка Чайльд мерзенько лыбится за его спиной, проводя носом по шее и коже ошейника заодно, добавляет третий палец, зная, куда давить, однако все равно избегает простаты. Лишь один раз невесомо провел по ней, тем самым заставив парня содрогнуться и выдохнуть: — С-сука… — Кто? — Тарталья там чуть ли не мурчал, вытворяя со спиной и шеей любовника все, что заблагорассудится. — Ты, тварина, — как грязно: последний слог оскорбления утонул в всхлипе, ведь Тарталья резко двинул фалангами, зайдя глубже, заодно и жестко пройдясь ими по чувствительной точке. Член стоит колом, перед глазами словно дымкой застелило, ноги конкретно разъезжаются из-за уставших мышц, но упасть не дает заботливо поддерживающая рука на животе. Жарко. Хочется быстрее, жестче, чтобы выбило из него все совершенные грехи. Больше… Пальцы в мгновение исчезли, причем на достаточно продолжительное время, Скарамучча практически смог недовольно обернуться и сказать что-то наподобие: " Ты какого хрена там заснул?» — но, не успел, снова падая на грудь и утыкаясь носом в диван, параллельно схватившись рукой за угол, чтобы хоть как-то зафиксировать свое положение. Чайльд вошел неожиданно и достаточно грубо, заставил напарника постыдно вскрикнуть и снова прикусить язык. Он не будет кричать под этим придурком, еще чего. Скарамучча же не такой? Не такой. Вот пусть Тарталья и довольствуется невнятным мычанием и оскорблениями, сжимая большими руками костлявые бедра с бледной кожей, да так, что остаются красные пятна. Одна рука, к слову, исчезает, но через секунду уже понятно: чтобы снова натянуть металлическую цепь. Ощущение заполненности, размеренный темп, но его ужасно не хватает для полной эйфории, и, мать его, удушение… Боже, почему они раньше это не пробовали? Взор загородили фиолетовые солнышки. — Б-быстрее! Сзади послышался лукавый смешок. Тарталья только рад, жалеет только о том, что не может видеть это прекрасное лицо в экстазе, однако только представляя его, рыжеволосый возбуждался еще больше. — Подними зад, — Чайльд медленно натягивает цепь снова, наваливаясь сверху и упираясь руками в матрас по обе стороны талии брюнета. Скарамучча слушается: пытается остановить дрожь в ногах, но пока это у него получается плохо, из-за этого и шипит ругательства вперемешку со вздохами, мычанием и несвязными звуками. Черт. Брюнет чувствует, что простата стала чувствительнее, и он сейчас… — Тарт… Аякс… Он сходит с ума, кажется, уже вслух читает молитвы вперемешку с оскорблениями, понимая, что не может связно мыслить. Тарталья еще и немного поменял свое положение, чтобы дотронуться до члена старшего. — Госп-поди, сука-а-а, — даже язык заплетается, тело содрогается и в секунду становится ватным. Он кончил в ладонь напарника, даже толком не понимая, что его все еще не отпустили, продолжая двигаться внутри. Тарталья подцепил пальцем ошейник, тем самым и заставил Скарамуччу снова запрокинуть голову. Прикрытые в наслаждении потемневшие глаза, тонкая ниточка слюны, тянущаяся к подбородку — этого хватило, чтобы рыжеволосый тоже достиг пика. Затем отдышался секунду, провел по своим волосам чистой рукой и тихо рассмеялся. Брюнет лениво перевернулся на спину, обессиленно наблюдая, как напарник сначала вытирает руки влажными салфетками, а потом надевает белье, наклоняется и целует Скарамуччу в лоб. — Я тебя когда-нибудь застрелю во сне, чтобы даже последних слов у тебя не было. — Я тоже тебя люблю, — рыжий лишь ослепительно широко улыбается, снимая ошейник со старшего. — Секс для тебя — лучшее снотворное, не благодари. Только не засыпай прямо сейчас. И не будет. Никогда и никому в жизни он не скажет «спасибо». — Где, блять, ты купил эту херню, — показывает взглядом на кожаную полоску, откинутую куда-то на стол. — В зоомагазине. Он серьезно? Отлично сэкономил, аж обидно. Теперь сам будет ходить с этим, Скарамучча у себя в голове пометит, что за такие шутки нужно будет жестоко отомстить. Доигрался ты, Аякс, теперь спишь на входном коврике с завтрашнего дня. Поясницу уже начинает ломить. --- Я точно тебя застрелю, давай пистолет. Тарталья, к сожалению, подал не оружие, а руку, чтобы усадить особо буйного. А когда усадил, начал усыпать лицо и плечи любовника успокаивающими поцелуями, прижимая еще ближе к себе. — Конечно-конечно, только я тебя помою сначала, держись за мою шею, сейчас полетим в ванную. — Отвяжись, мне впадлу. Тарталья уставился на Скарамуччу недовольным взглядом, состроив до отвратительности серьезную и неподходящую его амплуа гримасу: — Я куплю тебе новую кофемашину, договорились. — И? — Я больше не появлюсь на пороге любого зоомагазина. Скарамучча слабо улыбнулся и, кивая, резво закинул руки на плечи напарника, прижавшись к его груди. Тарталья заметно повеселел, подхватил на руки Скарамуччу. — Дамы и господа, вас приветствует на борту рейс бизнес-класса «Кухня — Ванная» авиакомпании «Самый красивый мужчина ближайшего десятилетия», спасибо, что выбрали нас. Убедительная просьба пристегнуть ремни, самолет готовится ко взлету! С этим рыжеволосым куском чуда всегда так: весело, громко, смешно и уютно, как бы это не хотел признавать Скарамучча, благо, его чувства Чайльд понимает без слов. Имея свое кладбище секретов, они все же нашли того, с кем можно беззаботно скоротать время перед тем, как они абсолютно точно попадут в Ад, куда для них проложена прямая дорога. Можно раствориться в глазах напротив и не вспоминать о том, что через пару дней назначен новый заказ, что это будет преследовать их неугомонные и мечущиеся из стороны в сторону души. Зачем тревожить то, что не имеет значения: испачканные в крови собственной матери руки брюнета или же многочисленные статьи Чайльда, доказывающие его нездоровые наклонности. На них уже стоит жирный красный крест. Но они вместе. Вместе зализывают друг другу душевные раны. — Слушай, молись почаще. Как-будто монашку трахнул. Скарамучча лопнул пальцем очередной пузырек пены, кружащийся на воде. — Я тебя сейчас же сдам в ближайший участок, придурок.