Пометки на полях

Успокаиваться сложно, особенно, когда собственное нутро сжиралось под натиском таких сильных эмоций. Одновременно хотелось что-то разбить, сделать кому-то или самому себе больно или просто спустится по стене, уткнутся в голые колени и в голос зарыдать. Но Седрик просто стоял посреди «своей» комнаты, сжимая кулаки и смотря красными от непролитых слез глазами в одну точку. Обида смешивалась с виной за случившееся. Ему отнюдь не нравилось, когда эмоции брали над ним верх. Черт, почему он не смог сдержаться? Не его право было срываться, говорить хоть одно обидное слово в сторону такой женщины. Даже не удивится, если после произошедшего на него лишь косо посмотрят, пожелают разорвать связь. Он не удивится. Это ведь было и так понятно - это ненадолго. Долго и счастливо у них не будет. Он лишь оборвал все намного раньше, чем их бы разлучила ее уход или его смерть. Пока он не станет достаточно удобным для других - он будет вечно возвращаться к одиночеству. Он будет вечно слоняться по миру, но уже без искры в глазах. Этот мир ему слишком понятен, скучен и не вызывает восторга. Сам же разорвет все ниточки, что связывали с чем-то более воодушевляющим, своей никому ненужной гордостью. Унизится раз-два, станет не-мужчиной для Гонды. Зато будет с женщиной своей мечты. Просто потерпеть он мог, но момент упущен. Упущен до той степени, что он впервые за долгое время чувствует безысходность. Заперли в маленькой комнатке: сколько не бейся, лишь сам получишь увечья от неподдающихся стен. У него нет сил терпеть самого себя. У него нет сил стоять на ногах, которые буквально подгибаются. Пыль взлетает с покрывала, стоит только ученому сесть. Пойди, извинись, стань удобным. Это же не такая большая цена за собственное счастье? Или, по твоему, оно выглядит не так? В тепле, уюте, под боком человека, в которого ты влюблен по уши, который любит тебя в ответ. С тихими рассказами на ночь о других мирах, изобретений, магии, существах, людях. С нежными поглаживаниями по макушке, по теплу сплетенных пальцев под одеялом, по душевным объятиям во сне. По совместной трапезе, когда партнеру искренне нравится то, как ты готовишь и что готовишь. По приятной ломоте в шее, когда вечно задираешь голову, чтобы снова и снова посмотреть партнеру в глаза. По слишком худому, но такому прекрасному женскому телу. Просто по возможности быть рядом и дышать одним воздухом. Просто за возможность чувствовать любовь. Извинится ничего не стоит. Надеяться на лучшее стоит лишь разбитых надежд. А в его случае и сердца. Слезы, катящиеся по щекам, не помогут. Даже наедине с собой он не может быть «мужчиной», что уж говорить о том, чтобы стать им для своей спутницы. Мягкий и податливый, а не опора и поддержка, каким он должен быть. Каким он обязан был быть. В его картине мира это правильно. И он сам же не вписывается. Подходить под стандарты не может. Ни свои собственные, ни ее. Он даже не может понять кто он для нее. Мимолетное увлечение или что-то большее? Наверное, он может стать любым. Тем, кем она захочет. Должен быть настолько сильным, чтобы суметь сломать самого себя. Чтобы склеить то, что хотят в нем видеть. А его хотят видеть подчиняющимся, с похотливо разведенными ногами, принимающим в себя что-то.

***

Фарагонда не может найти себе места. Нервным шагом движется по комнате бесцельно, лишь бы хоть как то разгрузить голову и успокоится. Она не может найти себе места. Не стоило трогать настолько щепетильную для человека тему. Не стоило пытаться так резко и прямо идти исправлять ситуацию. Аккуратность и постепенность были бы лучше. Но сделаного не воротишь, а благими намерениями выстлана дорога в Незер. В расчет не была взята такая реакция, такой эмоциональный порыв. Хотя реакция была определенной с самого начала. Фарагонда не ожидала сильной терпимости от человека из столь отсталого и патриархального мира. Седрик хоть и исключение, но даже так его убеждения, выдолбленные в подсознании, были слишком сильны. Сильны для женщины, для которой человека формировали поступки, а не физические или другие, не зависящее от желания человека, качества. Проблема все еще стояла ребром. И это была проблема, которая вообще возникла благодаря самой Фарагонде. Магия в сексе лишь сначала казалась блажью, а по итогу оказалась ядом, который постепенно впитался в тело партнера так, что яд стал необходим. Необходим для удовольствия. Для стабильного настроения. Для желания. Для любви. Самое плохое в этой ситуации то, что она прекрасно знает, что прощения просить будут у нее. Всегда так было: было без разницы кто виноват. Седрик всегда думал, что он в большей степени. И Фарагонда собирается это исправить. Уж что-что, а ее намерениями «как лучше» и была создана проблема, которая еще и усугубилась после озвученного желания. Но она не может. Не может заставить себя подняться, открыть дверь, последовать по коридорам замка до любимого человека. Ей тоже бывает стыдно. Ей тоже бывает страшно. И не на все ситуации у нее есть заготовленные фразы. Она к таким ситуациям не привыкла. Не привыкла до той степени, что горло неприятно жжет. Соль и лимон сейчас непостижимое удовольствие, чтобы перебить вкус текилы. Лишь для храбрости, былое не забыто, но закопано. А обещание нарушено. Опять же, во благо. Хотя это и привело к тому, что сейчас происходит. Два глотка. Пожалуй, она готова. Впервые извиняться перед ним.

***

Седрик привел свое состояние в относительную норму. Настолько, насколько сам мог. Поддержка со стороны всегда работала лучше, чем его собственные тщедушные попытки успокоить самого себя. Он хотел извинится. Очень сильно хотел хоть как-то сгладить ситуацию. Обтереть пороги, встать на колени, обнять, произнести заветные слова. Вариация всегда разная, но неизменно одно - спотыкаюшийся о буквы голос, тихо-тихо просящий о прощении. Но никогда таких ссор не было. У них были лишь недолгие непонимания, которые быстро решались. Но никак не ссоры.

***

Седрик шарахается от стука в дверь. Чертовы два раза. Даже нет вариантов, кто бы это мог быть. Лишь один ответ. Ответ, который пугает. Фарагонда не приходит к нему в комнату. Варианты слишком быстро сменяются в голове, один другого хуже. Разница в пару минут, он должен был выйти раньше.

***

Он открывает сразу, стоит только смочь подняться на ватных ногах. Она тихо сглотывает и переступает порог, пытаясь споймать чужой убегающий взгляд. Секундная тишина длится вечность, но в итоге она пересиливает себя и открывает рот, чтобы что-то сказать. Слова не идут: ей стыдно, она чувствует вину. Тишина гнетом висит над их душами. Снова собравшись она подходит к нему ближе и сразу же переходит к теме, пытаясь не утопать в пустых словах. - Седрик, - та мягко, на сколько может, зовёт его. Мужчина поднимает свой тревожный и испуганный взгляд на нее в тихом ожидании. - Седрик, милый, я...- слова застряли в горле, - я не хотела давить на тебя. Я не хотела делать тебе больно, - роняя слова, она больше погружалась в пучину собственных, запутанных мыслей. Она не смотрела на Седрика: боялась увидеть его разочарованный взгляд, лицо полное отвращения. - Прошу, прости меня, - сдавленным, полный отчаяния голосом. - Я не знаю что на меня нашло...- глухо. Она смотрела в пол. Голова опустилась. Тень скрывала покрасневшие глаза и подступившие к ним слезы. Ее ладони сжимались в замке ещё больше сковывая тело, будто становясь меньше под давлением смешанных чувств. Мужчина молчал. Его чувства, мысли, эмоции смешались в один снежный ком. Не понимал: как? Как женщина, стоящая перед ним может извинятся перед таким, как он. Отвратительный хруст - это ломается мир. Тело его не слушалось, будто ударили сильным зарядом электричества - он не знал, что говорить, что думать, что делать. Он мог лишь глупо молчать и пытаться сдержать вихрь, бурю своих эмоций, которые даже он не может полностью понять. Он всегда плохо понимал себя. Один образ извиняющейся Фарагонды заставляет его внутренности сжаться, что тяжело дышать. Ну давай, сделай что-нибудь! Ответь! С каждой секундой самообладание женщины все больше и больше уходило куда-то в тень, давая волю давно спрятанным чувствам. - Прости меня, мне так жаль, что я не могу помочь тебе...помочь себе. - надтреснуто. Так быть не должно. Седрик сжался ещё сильнее. Стало вновь страшно. Фарагонда сгорбилась, опустив плечи, закрывая лицо рукой, пытаясь удержать себя в реальности. - Я люблю тебя. Я правда...- не выдержав, отчаянно молвили тонкие губы. Мужчина был в шоке: его уши горели, горло пересохло, а глаза наполнились слезами. Он снова заплачет. Всю свою чертову жизнь он хотел слышать лишь эти три слова и уже неважно, что между ними было. Не сдержавшись, мужчина дал волю чувствам, эмоциям управлять собой. Заплакал. Горячие слезы текли по только высохшим щекам, снова обволакивая их. - Прости...Это я должен был извиниться, - сквозь слезы проговаривая и привлекая внимание Фарагонды. - Седрик...- удивлённым и полным печали голосом. - Это не так, - покачав головой и смахивая только что появившиеся слезы. Чуть погодя та подошла к нему ближе. Аккуратно, подрагивающими руками, заковала в объятия. Ответной реакции долго ждать не пришлось. Седрик обвил руками спину Фарагонды, утыкаясь ей в грудь. Они стояли так несколько минут, обнимая друг друга, делая попытки не утонуть в собственных океанах отчаяния. Первым тишину нарушил мужчина. Тихо, шепотом озвучил вопрос, который мелькал до этого на переварит. - Ты пила? Этот вопрос застал ее врасплох. Она секунд пять думала что ему сказать: соврать? сказать правду? Но в итоге выберет второе. - Да, прости меня снова... - Прощаю... За все.

***

Седрик поглаживает спину женщины. От лопаток до талии, совсем нежно, будто бы боясь каждого своего действия. Но с каждым движением будто бы смелея. Руки задевают уже поясницу и бока, а скула сильнее прижимается к чужой груди. Громкий выдох. - О чем думаешь?- женщина аккуратно отодвигает чужое лицо от своей груди, ладонями нежно поглаживая чужие скулы. - Не знаю. Не могу сформулировать,- уклончиво. Прямо сказать слова не подбираются. Оправу очков аккуратно поддевают длинные бледные пальцы, перемещая те на макушку. Седрику нравится, когда его целуют. До сжатого пальцами чужого халата, до зажмуренных век, до редко расслабленных челюстей и приоткрытых мигом губ. Ему нравится и самому целовать. Но не сейчас, не в этом моменте. Будто бы смиряясь с мыслями - он не может и не хочет быть инициатором. Его целуют нежно, мокро. Крепкие для ее комплекции объятия за его еле заметную талию. А он лишь обнимает за шею, не давя, лишь для удобства - он без понятия, куда деть руки. Фарагонда обрывает поцелуй. Хорошее невечно, хорошее имеет свойство прекращаться. И она рада, что не успела смыть помаду - часть осталась мазками на чужих устах. Ей мужчина казался красивым в любом виде. Но такие узоры всегда занимали отдельное место в ее виденье прекрасного. Седрик догадывается в чем дело, когда видит улыбку на чужих устах с также смазанной помадой. Улыбается в ответ, слегка щурясь. Но и улыбка пропадает, наступает смущение, заставившее вновь уткнуться в чужую грудь. - Гонда? Ладонь ложится ему между лопаток в успокаивающем жесте. Поглаживания. - Да, Седрик? Лишь вздох. Лишь снова напрягшееся тело. - На что похоже это по ощущениям?,- шепотом, глаза прикрыты. Страшно. - Что «это»? - Я не хочу это говорить вслух,- Седрик не дожидается ответа, лишь слушает чужое слегка сбитое дыхание,- пеггинг,- совсем тихо добавляет. - Седрик, я не смогу дать тебе точный ответ, который ты хочешь. Есть различия в ощущениях мужчин и женщин... - Понятно,- полушепот.

***

Они стоят, два одиночества, что нашли друг друга. Бешеный ритм сердец постепенно успокаивается. Они убаюкали друг друга в объятиях. - Пойдем к тебе? И получает лишь кивок, который не видит, но знает, что он есть. Тепло пропадает от распавшихся объятий, но они оба знают, что все продолжится в комнате. Наверное, они все еще не расставили все по порядку. Но оба знают, что мелькающие пустые коридоры старинного замка привету их туда, где они основа обнажат себя. Настолько обнажат, что у них уже не будет дороги назад. Не будет хрупкой ниточки в жизнь «до». Отдать часть себя в обмен на часть партнера - это новая ступень искренности. И да, они готовы сделать этот шаг. А дальше будет что будет.