С открытыми глазами

На улице такой мороз, что рука, лишившись перчатки, леденеет почти мгновенно. И я, торопливо затягиваюсь, с некоторой опаской косясь в сторону переминающегося рядом с ноги на ногу Женьку. Холодно так, что даже вкуса табака не чувствуется. Горло на вдохе обжигает ледяным воздухом так сильно, что все остальные ощущения истираются об этот ожог почти в ноль. Жека прав, на таком морозе только дураки курят. А я, вроде, не дурак… Но я смотрю на него, нахохлившегося, почти целиком спрятавшего лицо в недрах шарфа и шапки и думаю о том, что это мои десять минут. Что здесь, на заднем дворе столовки, в темноте этих разномастных зимних вечеров, мы как будто на другом конце Галактики. В самом дальнем чулане Вселенной, до которого никому нет никакого дела.        Я и он.        Мы. А сигарета… она всего лишь ключ от чулана. Надо же, блин, как-то в него попадать! Я усмехаюсь своим мыслям. Запрокидываю голову и… делаю вид, что считаю звёзды на небе. А на самом деле, на самом деле…        – Давай мне тоже. – Внезапно говорит Мелкий. Так неожиданно, что я вздрагиваю, прежде чем догоняю и перевожу на него взгляд. Как раз в тот момент, когда он сдёргивает с подбородка шарф, а с руки перчатку и смотрит при этом в упор и как-то… дохуя странно.        – Что тебе тоже? – Недоумённо уточняю я, всё ещё продолжая его разглядывать. Пытаясь расшифровать и смысл слов, и выражение лица и… взгляд, да.        – Сигарету… – Женька призывно шевелит вмиг замёрзшими пальцами и прикусывает губу, в явном нетерпении.        – Охренел? – Уточняю я, даже не пытаясь скрыть удивления в голосе. – Ладно. – Тут же с чем-то соглашается он, кивает. Быстро шагает вперёд, перехватывает моё запястье и подносит руку к губам. К своим. Затягивается тлеющей в моих пальцах сигаретой. Так резко и глубоко, что даже щёки у него на мгновение западают. Он стоит так близко, что мне видно, как на глаза ему наворачиваются слёзы, и каких бешеных сил ему стоит не закашляться. Несколько секунд мы оба не дышим. Я, так кажется, вообще перестаю существовать в пространстве в качестве физического тела. Растворяюсь в его взгляде. Превращаюсь в отражение на дне его зрачков. В башке у меня ни единой мысли. Ни единого внятного ощущения. И только пульс лупит в виски с бешеной силой, будто пытаясь настучать мне сообщение азбукой Морзе с информацией о том, что на самом деле происходит…        – Хуйня твои сигареты. – Сообщает Женька, выдохнув дым куда-то в сторону от меня. На секунду он всё-таки морщится. Мимолётно передёргивает губами. Жмурится, смаргивая с ресниц лишнюю влагу так и не пролившихся слёз. – Но, ты прав… – Он разворачивается, чуть наклоняется в мою сторону. Уже настолько близко, что пуговицы наших дублёнок на мгновение цепляются друг за друга с мелким звяканьем. И этот короткий тихий звук неожиданно возвращает меня в реальность. С другого конца Галактики – прямиком на задний двор столовой учебно-тренировочного центра Новогорск. Не очень понимая, как я здесь оказался и… абсолютно не доверяя ощущениям собственного запястья, всё ещё чувствующего прикосновения его ладони, я скашиваю взгляд, боясь пошевелиться, но испытывая бешеную потребность убедиться в том, что… он всё ещё реально меня держит. И его губы всё ещё неприлично близко. А значит… – Ничего нельзя отрицать не попробовав… по настоящему… Так? – Спрашивает он и за этим вопросом мне слышится… – А ты вообще, когда-нибудь по настоящему ..? – Я затыкаюсь недоговорив. Спросить страшно. До звона в голове страшно произнести вслух последнее слово и… понять, что до этого, вот только что, я всё понимал неправильно. Пока я молчу, никакие слова как будто не имеют значения. Теряют смысл, растворяясь в глубине его расширившихся зрачков, в облаках пара, создаваемых его дыханием, чуть заметно мажущих по моим губам влажностью остаточного тепла. Он всё ещё очень близко. Моё запястье всё ещё в плену его пальцев. И мне больше не надо смотреть на собственную руку, чтобы убедиться в этом. Он еле заметно качает головой, отвечая на мой вопрос… Так и не дождавшись от меня его окончания. И я понятия не имею, что именно он не делал по настоящему. Не курил или не целовался?        Но прямо сейчас, мне это абсолютно без разницы. – Закрыть? – Серьёзно спрашивает он, и я дёргаю подбородком отмахиваясь от его дурацкого вопроса, прежде чем наклоняюсь и… целую. Прямо в глаза ему глядя. Ну, давай, Мелкий! Ори, толкайся, ударь меня, свали из номера, нажалуйся Мишину! И пусть выгонит меня нахуй! Если в этом твой план! Ну! На этот раз я целую его как положено. Правильно. Нетерпеливо прикусываю губы, заставляя открыть рот, и толкаюсь языком. В первые секунды не чувствуя ни реального ответа, ни сопротивления. А потом… потом уже ни то, ни другое становится как будто не важным. Далёким, как другой конец Галактики. Да или нет… какая к чёрту разница, если ни до, ни после ничего не было и не будет. Если есть только одно это мгновенье. Только влажная, жаркая, обжигающая после мороза, изнанка его губ и чуть горьковатый вкус не успевшего истаять на языке никотина. У меня. Или у него. Это тоже не важно. И даже если он сейчас заорёт и, пусть с опозданием, но заедет мне кулаком в челюсть… я всё равно хер его отпущу. Я… далеко не сразу понимаю, что орать он не собирается. Не сразу, а только когда лёгкие сдавливает от нехватки кислорода и мир за закрытыми веками расплывается цветными всполохами хаотичных пятен. Глаза. Я открываю глаза, которые совершенно непонятно когда, успел закрыть и заставляю себя остановиться. Оторваться. Глотнуть воздуха. Лёгкие сковывает льдом и я… вспоминаю, что на лице мороз. Дохреллионный минус от которого оба мы должны были бы уже превратиться в заиндевевшие статуи. Пять ли, десять, двадцать, или чёрт знает сколько, минут назад я буквально кончиков пальцев не чувствовал от мороза. А сейчас… сейчас мне так жарко, что приходится сдвинуть на макушку шапку, чтоб хот чуть-чуть охладиться. Я улыбаюсь разглядывая Жекино раскрасневшееся лицо. Закрытые глаза. Чуть подрагивающие веки. И хочу сказать что-нибудь про то, что я ведь не просил их закрывать. Глаза, в смысле. Не в этот раз. Хочу… Но вместо этого утыкаюсь влажным лбом в его висок, всё ещё надёжно прикрытый колючей шапкой, и шепчу в щёку: – Какого хрена ты не заорал, Мелкий? – А должен был? – Так же, шёпотом, уточняет он. И я несколько секунд честно раздумываю, прежде чем ответить: – Не знаю… – Я тоже… – После короткой паузы, сообщает он. А я всерьёз обдумываю вариант снова его поцеловать. Хотя бы для того, чтобы проверить: не заорёт ли на этот раз. Совсем, на самом деле не для этого… я улыбаюсь собственным мыслям и чуть притираюсь губами к его щеке. Совсем чуть-чуть. Почти невесомо. Женька вздыхает, разворачивается, подставляя лицо, и быстро проговаривает мне в губы, с явной досадой: – Сейчас уже искать будут, Лёх. Надо идти. Ужин почти закончился… Искать. Да. Ужин. Сборы. Новогорск. – Какой же ты зануда, Жек… – Я чуть отпихиваю его от себя, натягиваю ему на нос шапку и делаю шаг назад. Только потому что… да. Надо идти. Он прав. – Ну да. А ты бы хотел чтобы тебя здесь… – У него, наконец, получается вернуть шапку на место и он прячет подбородок в недра шарфа, оставляя для меня только взгляд. – Чтобы меня здесь что? – Уточняю я, так и не дождавшись продолжения. – Засекли, как ты… куришь. – Я?! – Уже на ходу возмущаюсь я, пытаясь натянуть на вконец отмороженную руку перчатку. Справляюсь с ней почти перед самым входом в столовку и, смеясь, снимаю заново. Часы в фойе показывают почти ровно семь и я с некоторым ужасом представляю себе реакцию Алексей Николаича. – Мы… – Жарко сообщает мне прямо в ухо Жека и тут же оборачивается на зовущий его из противоположного края фойе, чей-то чужой голос. Оборачивается. Отвечает что-то. Смеётся. Уходит, на ходу стягивая с плеч дублёнку, а с головы – шапку. Я провожаю взглядом его светлую макушку, спутавшиеся под шерстяным «колпаком» чуть влажные пряди и понимаю совершенно ясно: последнее, о чём я сейчас могу думать, это еда. – Лёх! Ты поел уже? Николаич вас потерял. – Нас? – Я переспрашиваю, даже не до конца понимая у кого именно. Приходится пару раз моргнуть, чтобы лицо Олега приобрело полноценную чёткость. – Тебя и Жеку с Русланом. – С Русланом? – Алё, гараж! Ты чё такой невменько? – Олег машет у меня перед лицом ладонью с ратопыренными во все стороны пальцами и ржёт. – Плющенко, Новосельцев. Фигуристы. Коньки. Сборы. Приём! – Бля! Да знаю я кто такой Руслан! В душе не ебу куда они с Плющом делись! – Ну, куда-то делись, и никто, похоже, не ебёт куда. И за это кто-то кого-то завтра с утра выебет конкретно. – Олег подхахатывает в такт своей дебильной шутке и я тоже заставляю себя улыбнуться. – Догадываюсь кто и догадываюсь кого. И прямо счастлив, что для разнообразия, я в этом участвовать не буду. Во всяком случае, активно. – Лёша! Ягудин! Ты ужинал? – Да, Алексей Николаевич! – Тут же вру я, даже не оглядываясь. – А опоздал почему? – Проспал! – Ужин проспал? – Саркастически вопрошает Мишин, уже обойдя меня и в глаза глядя. – А чё? У нас теперь и это наказуемо? Нельзя спать в свободное время? Я вздёргиваю подбородок и теперь внаглую разглядываю Мишина почти в упор. Ну, чё ты мне на это скажешь? ОФП сраное отрабатывать? Завтра последний день! Все уже не здесь почти, а дома! Задолбал… шагу ступить нельзя, чтоб ты не в курсе! – Иди уже отсюда. Раз поел. – Неожиданно спокойно говорит Алексей Николаевич и едва заметно качает головой. Едва заметно, но дохуя осуждающе. И мне так хочется ответить. Так хочется уточнить куда бы ему самому стоило пойти… что я запихиваю уже готовые сорваться слова обратно в глотку невероятным усилием воли. И отворачиваюсь. Чтобы и правда уйти. – Ты Плющенко с Новосельцем не видел? Я уже прилично отошёл от него и не сразу понимаю, что обращается Мишин не ко мне. Не сразу, а только после того, как оборачиваюсь, отвечаю: – Плющенко в столовой. Ужинает ещё. И ловлю на себе удивлённый Олегов взгляд: «В душе, значит, не ебёшь? Да, Яг?» Да уж… – Мысленно соглашаюсь я, уже в одиночестве. Стоя на заднем дворе, выбивая сигарету из почти полной пачки и прикуривая. На улице мороз. Дохреллионский минус, мгновенно забирающийся и под, застёгнутую на все пуговицы дублёнку, и под натянутую до самых бровей шапку. Уже на второй затяжке сигарета примерзает сразу и к губам и к пальцам, а меня самого начинает мелко потряхивать то ли от вездесущего холода, то ли от внезапно обрушившегося мне на голову… осознания. Всё, что раньше было только смутным призраком каких-то туманных мечтаний. Приятным щекотным чувством в животе от неясности и абсолютной запретности собственных желаний. Стало вдруг огромным, всепоглощающим и… очевидным в своей ненормальности. Причём, очевидным не только мне. И теперь нельзя, не получится, ни сделать вид, что ничего не было, ни отшутиться, ни убедить его в том, что он всё не так понял. Потому что он однозначно понял всё именно ТАК. И теперь… Что, блядь, теперь?! Что?! Никто из нас внезапно не стал девчонкой! Ни он, ни я! И по всему выходит, что он должен был, просто обязан был заорать! Ударить меня! Отпихнуть! Нахуй послать! Это было бы… нормально! А то, что получилось на самом деле, это… это… Я смотрю, как он выворачивает из-за угла здания и идёт ко мне, смешно переставляя ноги на узкой, протоптанной в сугробе, тропинке. И в голове моей пусто, как в самом дальнем чулане Вселенной. Так пусто, что аж звонко. – Ты чего ужинать не пошёл? – Спрашивает Женька, подойдя достаточно близко. Настолько, чтобы не приходилось говорить громко, но чтобы это было… прилично. Между нами сантиметров пятьдесят. И это расстояние кажется мне пропастью. Однозначным ответом на все мои: «Что, блядь, теперь?»… – Не захотел. – Сообщаю я ему, стараясь… очень стараясь, чтобы это прозвучало максимально нейтрально. Ровно. – А куришь зачем опять? – Женька чуть кивает в сторону моей ладони. В которой всё ещё сигарета. И неожиданно резко уточняет: – Захотел? В его голосе прямо вибрирует вызов. Яркая, чистая, звонкая, откровенная подъёбка. Второе дно. Первый смысл. И я собираюсь ответить. Что-нибудь в таком же духе. Злости и отчаяния во мне самом достаточно. «Захотел, да! Я чё ТЕПЕРЬ перед тобой отчитываться должен?! Или ты думаешь, что я теперь…» На самом деле я понятия не имею, что он думает. Я и сам-то не знаю, что самому о себе думать ТЕПЕРЬ. И я не говорю вслух ничего такого. Ничего из того, чего на самом деле не хочу говорить. Молча отбрасываю так и не докуренную сигарету и шагаю в него, через все пятьдесят сантиметров, приводящей меня в ужас, пропасти. Ладони тесно под жёсткой шерстью его шапки и когда я пытаюсь притянуть его к себе, обхватив затылок, выходит неловко. Дебильная шапка сползает ему на глаза, мои заледеневшие пальцы скользят по гладким волосам и я промахиваюсь, задевая только самый краешек его губ. И даже успеваю беззвучно выругаться от разочарования, до того как он поворачивает голову и… целует сам… – Если ты ещё раз… – Полузадушенно говорит он моему шарфу, когда я наконец нахожу в себе силы его отпустить. Не совсем конечно. А только дать вдохнуть. Или… не знаю, всё-таки заорать… И начало его речи, на мгновенье заставляет меня запаниковать, что «если я ещё раз»?! – Свалишь от меня вот так… я… – Что ты? – Счастливо выдыхаю я ему в макушку и… прижимаю губами спутанные, уже покрытые инеем волосы. Он молча сопит, уткнувшись носом в мой шарф. Ничего не отвечает. Но ответ его не имеет никакого значения. Какая разница, что там он, если я… я, похоже, не собираюсь никуда сваливать. Не только «так». А вообще… никак… никуда… и… Никогда?...