aespa — I'm Unhappy
Чону услышал разговор, который выбил его из колеи, в пятницу утром от секретаря отца, заехавшего за документами к ним домой. Разговор был — естественно — о нем. И о его будущем муже. Мужем его должен был стать человек, которого он никогда в жизни даже не видел. Точнее, видел, но очень давно, и воспоминаний о нем у него не осталось совсем, поэтому это совсем другая история. Не то чтобы для Чону это стало открытием: он всегда знал, что его готовят к браку по расчету и что брак этот будет всего лишь вопросом времени. Но это не означало, что он этого хотел. На самом деле, он малодушно надеялся, что это время никогда не наступит и этот вопрос никогда не поднимется. Вот вещи, которые важно знать о Чону: во-первых, он был единственным сыном одного из богатейших людей Азии, но не мог стать прямым наследником бизнеса, потому что — и это во-вторых — с самого детства имел хрупкое здоровье и слишком мягкий характер, неподходящий для жестокого мира элиты. И это все привело к третьей вещи, которую необходимо знать — именно поэтому ему было предрешено связать себя узами брака с человеком, который встанет во главе отцовской корпорации. Он не тешил себя мечтами о свободной жизни, но все же, когда это было просто словами, ему удавалось не переживать слишком сильно о принудительном замужестве. Ну, как удавалось — он просто начисто игнорировал все мысли и разговоры об этом. А теперь это замужество нависло над ним дамокловым мечом. И Чону не знал, куда от него сбежать. В пятницу к обеду он слег с простудой. На самом деле, наверное, это не была простуда — просто от переживаний у него поднялась температура, и он вернулся в свою комнату, пролежав там до утра субботы. Ему хотелось сбежать, но он знал, что на это у него не хватит духу. Потому что вот еще одна очень важная вещь о Чону — практически с самого детства его совершенно никуда не выпускали без сопровождения. К этому он привык. Честно говоря, даже к тому факту, что его жизнь совсем ему не принадлежит, он тоже давно привык. Ему казалось, что и с мыслью о браке ему удалось смириться. Но, видимо, он переоценил себя. Потому что в нем, как в любом мягком и ранимом человеке, жила тайная мечта о романтичной истории любви. Мечта эта была совсем крошечной, и Чону старался спрятать ее как можно глубже, чтобы уберечь от жестокой реальности, но тот подслушанный разговор о том, что брак состоится уже в этом году, когда его дражайший жених вернется из-за границы, вытащил эту мечту и безжалостно ее растоптал. И Чону от этого заболел. Правда, долго болеть ему не позволили: в субботу его подняли с постели, накормили, напичкали жаропонижающими и отправили с водителем в город — смотреть квартиры. Чону должен был выбрать те, которые нравятся ему больше всего, чтобы потом они с будущим мужем определились, какую покупать. От самой мысли от этого Чону стало еще хуже, но сопротивляться он не решился, поэтому покорно собрался с силами и пошел к машине. Прислуга в особняке смотрела на него с сочувствием — они любили молодого господина за ласковость и приземленность и всем сердцем желали для него счастья, но что они могли сделать? Никакие слова и никакие утешения не помогли бы развеять сгустившийся в его душе мрак. Они ехали в тишине, и Чону смотрел в окно на лежащие между городом и их элитным поселком деревушки, на людей, суетящихся возле своих домов. Это были простые люди в простой одежде, дома, в которых они жили, были простые, и машины, на которых они ездили, — тоже. Но сейчас Чону завидовал им больше всего на свете. Он не хотел выходить замуж за человека, которого никогда не видел. Он осознавал, что его жизнь не изменить, но все еще не мог понять, почему обязан нести ответственность за то, чего никогда не просил. Чону не был засранцем и понимал, какие привилегии дают ему деньги, но клетка остается клеткой, даже если ее прутья сделаны из золота. С самого детства он не знал, что значит свобода. Он не сбегал с одноклассниками с уроков, чтобы поесть токпокки в ларьке недалеко от школы. Он не обсуждал сплетни, задержавшись после учебного дня на детской площадке. Из-за здоровья он был на домашнем обучении — у него никогда не было друзей. Поступив в университет, Чону толком не ходил на пары: посещаемость ему не отмечали. Достаточно было сдавать экзамены, на которые раз в полгода его привозил водитель — от ворот и до ворот. Чону никогда не сидел в кофейнях с однокурсниками; не готовился с ними к зачетам в общей библиотеке; не отмечал удачно сданную сессию в ресторанах и парках аттракционов. У него был доступ к роскоши, но сама жизнь проходила мимо него, а он с тоской смотрел на нее сквозь прутья своей золотой клетки, прямо как сейчас смотрел на деревушки из пуленепробиваемого окна отцовского лимузина. Чону всегда принадлежал родителям и следовал их воле, но это не было для него чем-то выбивающим из колеи. Конечно, иногда у него появлялось подростковое желание взбунтоваться, но оно быстро проходило, когда он понимал, что бунтом не добьется ничего кроме того, что слежку за ним только усилят. Но принадлежать родителям — это одно. Они его родили и вырастили. Кроме того, им почти не было до него дела — в тот момент, когда отец понял, что из Чону не выйдет достойного наследника, он махнул на него рукой и передал бесконечным нянькам и учителям. Они были в разъездах, на приемах, на встречах и в командировках, а дни в Сеуле проводили исключительно в своем офисе. Чону привык к ним. Совсем другое дело — принадлежать какому-то чужому мужчине. Мужчине, который будет диктовать ему, что делать. Куда ходить, с кем общаться. Мужчине, у которого будет абсолютное право на владение его телом, его чувствами, его жизнью. От одной мысли от этого Чону хотелось рыдать. Как сильно он желал… Просто поменяться с кем-нибудь местами. Ходить на работу как обычный человек. Ужинать вместе с семьей. Влюбиться в кого-нибудь по уши, потом оказаться с разбитым сердцем, потом снова в кого-нибудь влюбиться. Снять с себя эти надоевшие золотые наручники, вросшие в его кожу, и попробовать просто… Просто жить. Вот чего он хотел. Исполнять свои собственные желания, одеваться так, как придет в голову, делать татуировки и пирсинг, смотреть телевизор и вести соцсети — то есть все то, что сейчас ему запрещено. Внезапно дверь с его стороны открылась. Чону и не заметил, когда машина остановилась. — Господин Ким, мы приехали, — сообщил водитель. Чону слабо улыбнулся и вышел из салона, глубоко вдыхая городской воздух — запыленный и душный. Почему-то он все равно нравился ему больше, чем свежий воздух в лесопосадке, окружающей их особняк. К ним подошла молодая стройная женщина в деловом костюме и с собранными в высокий хвост волосами. Поклонившись ему, она представилась: — Меня зовут Им Чжиын, я представительница риэлторского агентства. Сегодня я покажу вам квартиры, которые отобрали ваши родители, господин Ким. На ее алых губах играла дружелюбная улыбка, но дружелюбия в ней было ровно столько, сколько требовал этикет. Чону вяло поклонился и пошел следом за ней к небоскребу, возвышающемуся над ними. Их водитель был еще и телохранителем, поэтому он, само собой, двинулся за ними. Этот день стал для него настоящей пыткой. Они ездили от здания к зданию, осматривая каждую из десяти квартир, которые выбрали родители, хотя Чону сомневался, что они выбирали лично: скорее всего, заставили кого-то отобрать по нужным им критериям, а потом попросили передать ему список. Да, вероятно, так и было. От мерного выверенного стука каблуков Чжиын, сопровождающих его целый день, у него разболелась голова, и он еле переставлял ноги, когда они спускались на парковку в последнем на сегодня здании. — Господин Ким, какие квартиры понравились вам больше всего? — с улыбкой, будто приклеенной к ее миловидному лицу, спросила женщина. Чону мутными глазами смотрел на нее. Он не помнил даже квартиру, которую они смотрели только что, как он мог вспомнить ту, которую они смотрели самой первой? Ему не было до них никакого дела. Они все выглядели для него как клетки. — Вторая, четвертая, шестая и десятая, — наугад пробормотал он. Водитель открыл для него дверь машины. — Отличный выбор! — похвалила его Чжиын, кланяясь ему на прощание. — До встречи, господин Ким. Чону не потрудился над тем, чтобы поклониться в ответ. Обессиленный, голодный и выжатый, как лимон, он рухнул на заднее сиденье автомобиля и откинул голову. Машина мягко тронулась с места. Они долго ехали по городу из-за пробок, но время все равно пролетело слишком быстро — и вот они уже практически за его пределами. Начался густой летний ливень, и капли дождя размыли картинку за окном. По ощущениям прошло несколько секунд, прежде чем машина вновь остановилась. Чону нахмурился, непонимающе глядя на водителя. Он был уверен, что им ехать еще минимум час, неужели время так быстро пролетело? Они едва выехали из города. — В чем дело? — спросил он. Голос хрипел после целого дня практически полного молчания. Водитель обернулся, глядя на него с беспокойством. — Что-то с машиной. Мне нужно будет позвонить в дорожный патруль, — сообщил он. Ровно в этот момент живот Чону громко заурчал от голода. — Супер, — мрачно пробормотал он. Водитель замялся, и Чону отвернулся к окну, за которым лил ливень. — Это не твоя вина. Делай что должен. — Господин Ким… — неуверенно начал он, и Чону махнул рукой, приказывая ему продолжать. — Здесь на дороге есть одна закусочная. Вряд ли она соответствует вашему уровню, но готовят здесь вкусно и качественно. Я бы мог… проводить вас туда, чтобы вы переждали там, пока машину отремонтируют. Чону вскинул брови. Он был, несмотря на свое происхождение, простым парнем, и возможность сделать то, что он не делал никогда раньше, тут же подняла ему настроение. — Ты серьезно? — с трудом сдерживая эмоции, спросил он. Водитель кивнул и улыбнулся. — Только никому ни слова. — По рукам! — рассмеялся Чону. — Проводи меня, давай! Водитель достал из бардачка зонт и первым вышел из машины, открывая для Чону дверь. Ливень был таким сильным, что мгновенно промочил ему ноги, но было лето, было жарко, поэтому его это не обеспокоило. Они торопливо направились к закусочной. Чону настоял на том, чтобы водитель держал зонтик и над собой тоже, но тот твердо отказался, и он вынужден был смотреть на то, как мужчина промокает. Он толкнул дверь заведения, пропуская Чону вперед, затем внимательно огляделся. Посетителей внутри не было, за задней дверью слышалась какая-то возня. — Минутку! — попросил мужской голос. Телефон водителя зазвонил, он достал его и взглянул на экран. — Дорожная служба, — сообщил он. — Подожду… — Все в порядке, — вмешался Чону. — Дальше я справлюсь. Ты можешь идти к машине. Мужчина еще раз оглядел помещение, но оно было пустым — присматриваться было не к чему. В конце концов, он кивнул. — Господин Ким, пожалуйста, не убегайте, — попросил он, прежде чем выйти на улицу. — Меня не просто уволят — меня убьют. Чону хмыкнул. — Неужели я похож на бунтаря? — скептически поинтересовался он. Мужчина улыбнулся, но его глаза оставались настороженными. — Я буду наблюдать за входом, — предупредил он. — Если кто-то войдет, я вернусь. Чону пожал плечами. — Как скажешь. Мужчина вышел, и Чону незамедлительно плюхнулся за один из столиков и вытянул ноги. Заведение выглядело откровенно неважно, но ему все равно было интересно: он с любопытством ребенка оглядывал каждый сантиметр небольшого помещения, впитывая в себя его неброский интерьер, будто и не верил, что где-то может существовать закусочная, обставленная настолько просто. Что она существует в одной вселенной с чем-то вроде его особняка. — Твою мать, — раздался стон из-за двери, и Чону вздрогнул, переводя взгляд за стойку. — Чертов ублюдок! Как же я хочу жить жизнью, в которой его нет!.. Чону поднялся и подошел ближе к стойке. — Я прошу прощения… — повысив голос, обратился он к загадочному — и, судя по всему, единственному — работнику закусочной. — Черт! — дверь распахнулась, и из подсобки вывалился парень в фартуке. — Здравствуйте! Простите, я просто… — он отряхнулся, поднял голову, и они замерли друг напротив друга, встретившись взглядами. Их глаза синхронно расширились. Чону мог бы подумать, что владельцы закусочной просто установили зеркало в таком неподходящем месте, если бы у парня напротив не было другой прически, пирсинга на губе и рабочего фартука. Они выглядели как близнецы. Нет, даже… даже более похожими. Словно две капли воды, они не отличались ни чертами лица, ни телосложением. — Твою мать, да я вчера, похоже, здорово перебрал с соджу на вечеринке… — пробормотал парень, прикрывая глаза и с усилием растирая лицо. — Мерещится уже всякое… Открыв глаза, он снова уставился на Чону так, будто видел перед собой по меньшей мере корову, стоящую прямо. — Как это возможно? — одними губами ошеломленно пробормотал он. — Как это, блин, возможно? Чону сглотнул. — Я… меня зовут Ким Чону, — растерянно промямлил он. Парень моргнул и нервно хохотнул. — Ну, хоть имена различаются. Я Чон Чонгук, — он протянул ему руку, точь-в-точь похожую на его собственную. Когда Чону пожимал ее, у него появилось чувство, что он находится в какой-то нелепой симуляции. Его волновал всего один вопрос, но Чонгук его уже озвучил, и он не видел смысла повторять. Тем не менее, он все вертелся и вертелся в его голове. Как это возможно? Чонгук отошел от шока первым. — Ты… будешь что-нибудь заказывать? Чону рассеянно кивнул. — Сэндвич с курицей и капучино? — неуверенно произнес он. Чонгук хохотнул. — Ты у меня спрашиваешь? С тебя восемь тысяч вон, картой, наличными? Чону завороженно наблюдал за его отточенными движениями. Словно со стороны смотрел на себя — только он так наверняка не смог бы. Голоса у них тоже были похожими, но Чонгук разговаривал по-другому — громко, четко, вызывающе. — Картой, — ответил Чону. Чонгук подтолкнул в его сторону терминал, и Чону приложил к экрану карту. — Садись, сейчас все принесу. Чону послушно уселся за столик поближе к стойке, чтобы продолжить наблюдать за Чонгуком. Казалось, если он хоть на секунду отведет от него взгляд, это видение испарится, и за стойкой окажется совершенно другой парень, который вовсе не выглядит как его двойник. Приготовив кофе и вытащив из холодильника сэндвич, Чонгук вернулся к Чону и сел напротив. — Итак, — начал он с улыбкой. Она могла бы быть похожа на улыбку Чону, но тот никогда не улыбался так открыто и непосредственно. Он поерзал на сиденье, делая глоток кофе. На вкус было, откровенно говоря, неважно, но у Чону и не было высоких ожиданий от еды в этой забегаловке. — Какой жизнью живет мой двойник? Чону вяло улыбнулся. — Знаешь Luxury Village вверх по дороге? — поинтересовался он, разворачивая сэндвич и вытаскивая из него кусочки соленого огурца. Чонгук расширил глаза. — Серьезно? Ты там живешь? — охнул он. Чону пожал плечами. — Все не так круто, как ты думаешь. — Ну да, конечно, — закатил глаза Чонгук. Чону вопросительно посмотрел на него. — Легко богатым людям так говорить. «У нас тоже есть проблемы», — он пренебрежительно махнул рукой и подался вперед. — Ни одна проблема не идет в сравнение с тем, что тебе банально не на что есть. Чону вгрызся в сэндвич, по вкусу напоминающий бумагу. Он прожевал и проглотил еду, прежде чем ответить: — Возможно. А тебе нечего есть? Он почему-то почувствовал себя виноватым за свое происхождение. Они с Чонгуком выглядели абсолютно одинаково. Как так вышло, что один жил в роскошном особняке в нескольких километрах от скудной забегаловки, в которой работал второй? — Конечно нет, — фыркнул Чонгук. — Я работаю в этой дыре, зарплата вполне может меня прокормить. — С кем ты живешь? Взгляд Чонгука смягчился. — С дедушкой. Чону нахмурился, опуская взгляд на свой сэндвич. Он не знал, насколько корректным будет вопрос, но ему было очень интересно — кроме того, вряд ли когда-нибудь он встретит этого парня снова. Ему хотелось узнать о нем как можно больше. — Где твои родители? — Давно умерли. Чону замер с сэндвичем, поднесенным ко рту. Ему стало до ужаса неловко. — Мне жаль. Чонгук растянул губы в легкой улыбке и потянулся, чтобы хлопнуть его по плечу. — Забей, я их и не помню почти, — успокоил он Чону. — Я с дедушкой вырос. У меня еще брат есть, но он придурок. Чону кивнул, делая глоток кофе. — Что насчет твоих родителей? — с искренним интересом спросил Чонгук. Чону вздохнул. — Почти не появляются дома, — и, неизвестно зачем, добавил: — Они хотят насильно выдать меня замуж. Чонгук присвистнул, откидываясь на спинку стула и барабаня пальцами по пластиковому столу. — Чувак, мне жаль, но поверь, это все еще лучше, чем жить так, как я, — наконец ответил он. На взгляд Чону просто передернул плечами. — Можешь обвинить меня в недостатке эмпатии. — Наверное, во мне тоже недостаточно эмпатии, — признал он, комкая обертку от сэндвича. — Потому что я бы лучше жил так, как ты. Чонгук вскинул брови и скептически ухмыльнулся. — От зарплаты до зарплаты? Чону уверенно кивнул, а затем ткнул пальцем в его губу. — Это делать не разрешают. — Серьезно? Чону снова кивнул, а Чонгук прихватил зубами колечко пирсинга. Это явно заставило его задуматься. — Что тебе еще не разрешают? — Одеваться вне стиля, — начал перечислять Чону. — Ездить в город без охраны. Смотреть телевизор… — А телевизор-то в чем провинился? — изумился Чонгук. — Бесполезная трата времени. Чонгук пораженно похлопал ресницами. — Какой бред! Я бы взбунтовался. — Легко сказать… А каково тебе работать? — перевел тему он. Чонгук обвел взглядом помещение. — Незапарно. После тусовок бывает тяжело рано встать, но к этому можно привыкнуть, — объяснил он. — К тому же, тут редко бывает много народу. Чону кивнул, допивая кофе. — Закусочная работает круглосуточно? — Ага, — улыбнулся Чонгук. — Первую половину недели я работаю в ночь. — Не страшно? — наивно поинтересовался Чону. Чонгук подпер щеку ладонью, и его глаза угрожающе блеснули. — У меня за стойкой лежит бита, и я хорошо умею ею пользоваться. Чону с неприкрытым восхищением уставился на него. Надо же… у этого парня было то, чего он так страстно желал, и что нельзя было купить ни за какие деньги. Свобода. — Давай поменяемся местами, — без особой надежды предложил Чону. Чонгук хохотнул и потрепал его по волосам. — Ты смешной. Я был бы не против, — усмехнулся он. — Очень хочу узнать, каково это — иметь безлимит на карте. Чону закатил глаза и подумал о черном кусочке пластика, лежавшем у него в брендовом портмоне. Она была безлимитная, конечно же. Таких в Корее было всего сто, и пять из них принадлежали его семье. Две были оформлены на его имя. Его это не делало ни капли счастливее. — Жаль, что мы больше не увидимся, — внезапно сказал Чонгук. — Наверное, мы бы хорошо сошлись. Чону кивнул и слабо улыбнулся. — Да, и вправду… жаль. Он вышел из закусочной пятнадцать минут спустя, прямо под ливнем добежав до машины, которая только подъехала. Почему-то ему не хотелось, чтобы водитель тоже увидел Чонгука. Пусть это остается только их тайной. — Господин Ким!.. — охнул водитель, тут же отпирая для него дверь. — Как же так… Почему вы не… Сев в машину, Чону встряхнул мокрыми волосами и убрал их со лба. Через некоторое время водитель тоже сел в салон и обернулся к нему. — Господин Ким, почему вы не дождались меня? Вы же промокли. Что, если вы заболеете? Чону отмахнулся от него. — Не переживай. Лето ведь. Все готово? — Да, машину отвезли в автомастерскую неподалеку, все сделали, и я приехал обратно. Чону кивнул. — Тогда поехали домой. Он бросил последний взгляд на закусочную. В темноте и за стеной дождя она была практически неразличима, но от одной мысли о том, кто там работает, Чону тянуло улыбаться.***
Чону смотрел из окна на кортеж черных мерседесов, въежавших на территорию дома и останавливающихся на широкой подъездной дорожке. — Джемин! — позвал Чону дворецкого, как раз проходившего мимо по коридору. Мужчина остановился, кланяясь молодому господину. — Да, господин Ким? — Это отец или мать? — он кивнул в сторону окна. — Господин вернулся на неделю. Госпожа еще в Милане. Чону нахмурился, складывая руки на груди. — Зачем отец так внезапно приехал? — поинтересовался он. Мужчина постоянно был в разъездах и без необходимости домой не возвращался — если ему нужны были документы или какие-то вещи, он чаще всего присылал своего помощника. О его приезде Чону всегда узнавал минимум за две недели. Такого, чтобы он вернулся на целых семь дней без предупреждения, давно не было. — К сожалению, не могу удовлетворить ваше любопытство, господин Ким, — развел руками дворецкий. — Вчера ночью помощник вашего отца позвонил и сообщил, что сегодня он приедет, и дал указ подготовить дом. Это все, что я знаю. Плохое предчувствие начало зарождаться в груди Чону, но он постарался не показывать этого. Кивнув дворецкому, он произнес: — Хорошо, спасибо, Джемин. Отец захочет отужинать вместе? — Скорее всего, да. Вы пойдете к себе? Я попрошу Минджон позвать вас, когда придет время. Чону натянуто улыбнулся, и дворецкий удалился. Он сам развернулся к окну, наблюдая за тем, как из второй по счету машины выходит высокий поджарый мужчина в строгом черном костюме. Его отца сложно было назвать красивым из-за холодного высокомерного выражения на лице — казалось, один взгляд на него способен превратить в лед. Из-за того, что он редко улыбался и всегда строго поджимал губы, вокруг них образовались морщинки, выдававшие его возраст. Юным независимо от возраста лицом, огромными оленьими глазами и аккуратными розовыми губами Чону пошел в мать. От отца ему достались черные волосы, светлая кожа и ладная фигура: широкие плечи и контрастно тонкая талия, длинные ноги и округлые бедра. Ни от одного из них Чону не унаследовал характер. Пожилой садовник, работающий на его семью уже много лет, говорил, что он похож на бабушку со стороны отца — та была такой же мягкой, робкой и податливой, будто кусочек теплой глины. Дедушка пылинки с нее сдувал, сходя с ума от ее нежной манеры разговаривать и заботы, которой она всегда окутывала его и всю остальную семью. К сожалению, Чону ее не застал — она умерла еще до его рождения, а после ее смерти дед Чону совсем очерствел, и сын его оказался лишен всякой ласки. Без ласки суждено было расти и Чону. Его мать на нее была неспособна — она никогда не скрывала, что вышла замуж за отца только из-за денег, и брак у них был исключительно по расчёту. Появление ребенка не растопило ее сердце. Если бы ей предложили за него большую цену, она бы его без раздумий продала. Чону вспомнил об ожидающем его браке и не сдержал горькой усмешки. Впрочем, она и продала. Он вернулся в комнату, но ничем толком не мог заняться из-за волнения, накатывающего на него волнами. Во время каждой такой волны он начинал задыхаться и принимался бродить из одного конца помещения в другой, пытаясь применять тактику десяти глубоких вдохов и медленных выдохов для успокоения. Естественно, ему ничего не помогало, и с каждой прошедшей минутой он лишь сильнее себя изводил. Казалось, до наступления вечера он натуральным образом свихнется. Если честно, Чону и сам не понимал, о чем он переживает. Зачем отец вернулся? Это очень редко хоть как-то касалось его. Он знал, что отец глубоко презирает его мягкий характер, что даже на милю не подпускает к своим делам и делам компании. Скорее всего, причина его возвращения не в Чону. Но эти мысли не дарили успокоения. Странное предчувствие терзало его ранимое сердце. Помимо вполне очевидных и бесполезных, по мнению его родителей, достоинств Чону, вроде доброты, эмпатичности, необидчивости, у него была хорошо развита интуиция, и в этот раз она сходила с ума и сводила с ума его. В конце концов, Чону заставил себя сесть на кровать и взять в руки книгу. Он читал страницу за страницей, толком не вникая в смысл, и стук в дверь раздался одновременно словно через несколько минут и через несколько часов. — Входите! — позволил Чону. Дверь приоткрылась, и внутрь заглянула Минджон. Ее огромные глаза были наполнены сочувствием. Чону от этого стало еще больше не по себе. — Младший господин, вас зовут к ужину. — Хорошо, я подойду через несколько минут, — кивнул он. Минджон, неуверенно улыбнувшись, удалилась и мягко прикрыла за собой дверь. Чону спрятал лицо в ладонях, дав себе минуту на то, чтобы выровнять дыхание. Время тянуть нельзя — отец не любил ждать. Поэтому, собравшись с духом, он встал и, взглянув на себя в зеркало и убедившись, что выглядит приемлемо, вышел из комнаты. Его отец уже сидел за столом. На его лице было необычайно кислое выражение, будто он не ужинать с сыном собирался, а дегустировать корм для свиней. Чону сглотнул, подходя к столу. — Здравствуй, отец. Мужчина поднял на него холодный взгляд, но не удостоил ответом, и Чону едва сдержался, чтобы не поежиться от унижения, которым тот окатил его, не произнеся ни слова. Отец кивнул на противоположный конец стола, и Чону сел. Дрожащими руками расправил салфетку, кладя ее себе на колени. Звенящяя тишина в комнате нервировала его, поэтому он сделал еще одну попытку ее разрушить: — Почему ты один? Где мама? Мужчина поджал губы. Видимо, разговор с собственным сыном причинял ему слишком много неудобств. — Мама не приедет. Я вернулся по делам, — коротко ответил он. Его голос был сухой и прохладный. Чону испытывал противоречивые чувства к своему отцу. С одной стороны, это все-таки был его папа. Он ощущал с ним родство, да и мужчина вырастил его, никогда не лишал всего нужного, в особой строгости не держал, не пытался переломить хрупкий стержень внутри Чону и подстроить его под себя. В какой-то степени Чону даже был ему благодарен. С детьми из таких семей, если они не подходили под определенные критерии, обращались гораздо хуже. Но с другой стороны, любви от отца он тоже никогда не ощущал. Только это бесконечное презрение, скользящее в его взглядах, в его выражении лица и тоне голоса. Оно было неявным, а оттого казалось еще более обидным. Отец относился к нему со снисхождением. И Чону знал, несмотря на то, что это никогда не произносилось вслух, что если бы у него была возможность заменить сына, то он бы без раздумий ей воспользовался. Он не боялся его, потому что знал, что отец не сделает ему больно — физически. Но рядом с ним ему становилось тяжело дышать, будто воздух вокруг него был лишен кислорода. — Твои дела как-то касаются меня? — прямо спросил он. В этот момент им подали горячие блюда, и отец молчал, пока горничные не отошли. — Да, — наконец ответил он, и Чону вскинул на него расширившиеся глаза. — Через три дня сюда приедет Ким Тэхен. Твой будущий муж. Чону застыл, и все внутри него будто покрылось коркой льда. Боковым зрением он заметил, как горничные переглянулись и с сочувствием уставились на него, но ему от этого сочувствия сейчас было ни горячо, ни холодно. — Почему… — просипел он. Рука, в которой он держал ложку, нещадно затряслась. — Почему так внезапно? Отец смерил его безучастным взглядом. — Какая тебе разница? Чону приоткрыл рот, и внезапная вспышка злости обожгла его и придала храбрости. В конце концов, ему больше нечего было терять. — Что значит «какая разница»? — воскликнул он. — Отец, это мой брак! Я мог хотя бы узнать о нем заранее! Отец прищурился. — Ты знал о нем заранее. Ты знал о нем всю свою жизнь. — Я не… — Чону запнулся и опустил голову. — Я не думал, что вы серьезно. Воцарилась напряженная тишина. Казалось, ее можно коснуться, из нее можно выпустить воздух, как из шарика. — Ты не думал, что мы серьезно, — в голосе отца послышалась усмешка. — Честно говоря, меня удивляет, что ты вообще умеешь думать. Чону смотрел на него стеклянными глазами. — Отец… — снова попытался он, проглотив унижение. — Я прошу, не надо… Я ведь тоже человек. Я не хочу… Я не знаю этого Ким Тэхена. Как я должен принять его как своего мужа? Тонкие губы отца растянулись в улыбке, но его взгляд оставался ледяным. И, наверное, в этот самый момент он понял, что его приговор подписан и обжалованию не подлежит. — Мне все равно, Чону, — сказал мужчина, и его голос звучал почти ласково. — Мне абсолютно плевать. Будет он тебя бить, будет тебе изменять, будет насиловать хоть каждый день — мне нет до этого дела. Потому что Ким Тэхен — гениальный бизнесмен. И я хочу видеть его во главе своего бизнеса. С каждым словом отец словно отрезал от его сердца по кусочку. — Я твой сын, — прошептал он, такой жалкий и униженный. Он ничего не мог ему противопоставить. Отголоски его речи крутились в голове. Он не знал Ким Тэхена. Что, если он совершенно больной ублюдок? Кто его спасет? Где ему искать спасения, если собственный отец толкает его к краю пропасти? — Если бы ты не хотел замуж, ты бы что-то делал, — отрезал отец. — Ты бы учился. Ты бы изменился. Ты бы стал достойным занять кресло директора. А если ты оставался таким же бесхребетным слюнтяем, значит, тебя все устраивало. Я должен отдать бизнес такому, как ты, а потом наблюдать за тем, как он рушится? Не смеши меня. По крайней мере, моя корпорация окупила вложенные в нее труды. Чону резко поднялся из-за стола, не решаясь поднять наполненные слезами глаза. Он хотел выйти, но отец окликнул его. — Куда ты собрался? Сядь и ешь. Мы ужинаем. Чону хотелось схватить эту тарелку супа и впечатать в безэмоциональное лицо отца. Хотелось откинуть стул и сбежать. Хотелось ослушаться, поднять бунт — так, как это наверняка бы сделал Чонгук. Но Чону не был Чонгуком. Поэтому он стиснул зубы и сел на место. Он давился супом, давился слезами, и ему хотелось заскулить от боли, но он не смел произнести ни звука. В конце концов, он никогда не был бунтарем.***
— Сделай вид, что не видел меня, — приказал Чону Джемину, преграждающему путь машине в гараже. На улице вовсю хлестал дождь — его звук заглушал шум колотящегося в груди Чону сердца. Он был бледен и изможден, но настроен крайне решительно — слишком решительно, чтобы поворачивать сейчас назад. — Молодой господин… — практически проскулил Джемин. — Куда же вы? Если вы сбежите, меня ведь… убьют. — Ты не должен быть ночью в гараже, нет ничего страшного в том, что ты мог меня не заметить, — отрезал Чону. — И я не собираюсь сбегать. Я вернусь. Но сейчас дай мне уйти. — Молодой господин… — снова попытался вразумить его дворецкий. — Если ты не позволишь мне выйти, я вернусь на кухню, возьму нож и перережу себе вены, — с пугающе серьезным лицом пообещал он. С лица Джемина схлынула вся краска. — Я клянусь, мне нечего больше терять. Лучше пропусти. Джемин сглотнул. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем он сделал шаг в сторону, освобождая путь. Чону сразу же распахнул дверцу. — Молодой господин, пожалуйста, возвращайтесь… — успел произнести он до того, как Чону захлопнул дверь и завел машину. Он выехал с территории особняка быстрее, чем закрылись гаражные ворота, и Джемину оставалось только молиться, чтобы молодой господин не приехал прямиком в объятия смерти. Чону мчал по улицам в знакомом направлении, крепко сжав челюсти и глядя в одну точку на лобовом стекле. Ему повезло, что в такой поздний час дороги были пусты, иначе он въехал бы в кого-нибудь в первые же минуты. Он впервые ощущал в душе такой штиль. Не потому что ему было спокойно — потому что ему было все равно. Он вспоминал слова отца, они прокручивались в голове снова и снова, как надоевшая пластинка, каждый раз проникая все глубже, будто стремились навек отпечаться на подкорке мозга. Чону подозревал, что не скоро их забудет. Ведь его отец был прав. Он всегда знал, какая судьба его ждет, и никогда не старался ее изменить. Даже сейчас — он не бежит к переменам, он просто бежит. Сбегает. Как самый последний жалкий трус. Может быть, он этого и заслуживал? Этого унизительного брака по расчету с человеком, из которого вряд ли получится хороший муж, но который несомненно является отличным бизнесменом. В мире, в котором он жил, все решали деньги. Вся его жизнь — это просто товар. Если отец не смог извлечь из него выгоду как из будущего главы корпорации, значит, он получит выгоду по-другому. Продаст этот товар. Чем не идеальный супруг? Симпатичный. Добрый и покладистый. Робкий и стеснительный. Слова поперек не скажет, всегда поддержит и выслушает. Конечно, его будущий муж будет его избивать, кто бы не стал? Как можно не выпустить пар на том, кто никак не сможет себя защитить? Кто примет все удары, а потом предложит чай, потому что у него нет выбора? Чону яростным движением стер слезы с бледных щек. В темноте и под проливным дождем трудно было различать дорогу, к тому же, он очень давно не был за рулем сам, поэтому пару раз он свернул не туда, но в итоге, спустя потраченный в никуда час, он резко затормозил на парковке перед маленькой убогой закусочной. Неоновая вывеска прорезала ночную тьму и сияла, словно луч надежды. Чону выскочил из машины и направился к дверям. Дождь стоял стеной, и за несколько секунд, пока он бежал до дверей, он вымок до нитки и внутрь ввалился, похожий на мокрую несчастную собаку. Колокольчик над дверью звякнул. — Одну минуту! — раздался из глубины голос Чонгука. Чону выдохнул и обессиленно повалился на стул. Сегодня был вторник — начало недели, так что Чонгук должен был быть здесь в ночную смену, но он все равно не был уверен. В его жизни так много всего шло наперекосяк, что он почти смирился с неудачей. Чонгук вышел из подсобки и обвел взглядом помещение. Когда он увидел промокшего и продрогшего Чону, его глаза расширились. — Боже, ты что тут делаешь? — воскликнул он, торопливо подходя к нему. — Поднимайся давай. Быстрее! Он дернул его за руку и повел за собой в подсобку. Чону едва переставлял ноги — весь запал вдруг куда-то исчез, оставив его совершенно обессиленным. В подсобке Чонгук бросил в его сторону полотенце и, пока Чону вытирался, откопал где-то старую футболку и растянутые спортивные штаны. — Переодевайся в сухое, — приказал он, и Чону послушался без слов. В тишине, нарушаемой только стуком дождя об окна, он разделся и натянул на себя сухие вещи. Они пахли старостью — видимо, довольно долго пролежали здесь. Чонгук сложил руки на груди, наблюдая за ним. — Что произошло? — спросил он, когда Чону убрал влажную одежду в сторону. Чону посмотрел в его глаза — точно такие же, как у него самого. Это все еще никак не укладывалось в голове. Но это было прямо перед ним. Его копия. Хотя, нет, не копия, отдельный человек, с совершенно другим характером, с другой жизнью, с другой историей. Но при этом похожий на него, как две капли воды. — Давай поменяемся местами, — произнес Чону побелевшими губами. Чонгук прищурился, с подозрением глядя на него. — Ты пьян? — Я предлагаю тебе поменяться со мной местами, — менее уверенно, но не менее серьезно предложил он. До Чонгука начало доходить, что он вовсе не шутит. Он вскинул брови и подошел ближе, садясь рядом с ним на диван. — Подожди, так ты… действительно хочешь поменяться местами? Типа всерьез? — недоверчиво спросил он. Чону кивнул и с надеждой уставился в лицо Чонгука. — Через пару дней в особняк приедет мой будущий муж, — торопливо объяснил он. — Свадьба будет не за горами… Я не хочу, Чонгук, я уже ненавижу этого человека. Просто за то, что он в этом участвует. Чонгук фыркнул. — И ты хочешь, чтобы с ним в браке был я? — Вовсе нет! — поспешил оправдаться Чону. — Я прошу тебя… Побыть мной до свадьбы. Сделай так, чтобы Ким Тэхен сам отказался от брака. Чонгук покусал колечко в губе и с интересом взглянул на него. — С чего ты взял, что я смогу это сделать? Чону пожал плечами и опустил взгляд на подол футболки, замечая маленькую дырочку и принимаясь ковырять ее указательным пальцем. — Можешь использовать биту. Чонгук расхохотался, откидываясь на спинку диванчика. — Да ты сумасшедший! Чону хмуро взглянул на него. — Прекрати! Я предлагаю серьезно. Поменяться местами на какое-то время. Если ты не хочешь, то я просто… я уеду, — последние слова он произнес совсем тихо. Это был его единственный шанс на спасение, его единственная призрачная, пусть и действительно абсолютно сумасшедшая, надежда. — Как ты себе это представляешь? — наконец поинтересовался Чонгук. Смешинки пропали из его глаз. Чону сжал пальцы в кулаки. — Мы выглядим одинаково, Чонгук. Я расскажу тебе про прислугу в доме, про основные моменты, о которых нужно знать. Ты научишь меня варить кофе. А потом ты поедешь ко мне. Я доработаю твою смену и вернусь в твой дом, — после этих слов Чону потянулся к своим вещам, достал из кармана джинсов портмоне и вытащил из него черную карту, протягивая Чонгуку. — Будет в твоем распоряжении. Чонгук прищурился и криво ухмыльнулся. — Пытаешься купить меня? Чону отзеркалил его ухмылку. — Ты ведь хотел узнать, каково это — иметь безлимит на карте. Чонгук пихнул его в бок. — Ты же понимаешь, что тебе нужно будет проколоть губу? — вскинул брови он. — А тебе — постричься, — парировал Чону. Глаза Чонгука в панике расширились. — Что? Я так долго отращивал волосы! Чону моргнул, а потом вдруг рассмеялся. Его смех быстро перерос в истерический, и Чонгук уже без особого веселья наблюдал за ним, ожидая, пока он успокоится. — Мне нужно, Чонгук, — сквозь смех выдавил он, и его щеки заблестели от слез. — Мне нужно, чтобы ты заставил Ким Тэхена отказаться от брака. Чонгук кивнул, утешающе похлопывая его по плечу. — Хорошо, Чону, — произнес он. — Звучит как отличное приключение, не правда ли? Я обожаю приключения. Чону, отсмеявшись, перевел дыхание, вытер лицо подолом футболки и взглянул ему в лицо. Взгляд Чонгука блестел, а на губах играла беззлобная усмешка. Для него это действительно было отличным приключением. Для Чону это был вопрос всей жизни. Для Чону Чонгук стал спасителем. Может, он и не сможет ему в итоге помочь, и этот сумасшедший план обернется грандиозным провалом — это уже было неважно. Даже то, что Чонгук просто согласился, значило для него невероятно много. Пол ночи они обсуждали детали плана. У Чону не было фотографий прислуги, и он постарался на словах объяснить имена основных. — К остальным можешь не обращаться по имени, — объяснил он. — Это невежливо, на мой взгляд, но мой отец не обращается к ним лично вообще, поэтому, я думаю, никто особо не удивится. Чонгук кивнул. — Ты знаешь, как выглядит Ким Тэхен? — Понятия не имею. Можешь поискать в интернете. Ну, или подождать два дня и удивиться. Чонгук хмыкнул. — Люблю сюрпризы. После этого он научил Чону готовить кофе и управляться с кассой. — Работа не пыльная — после работы протирай столы и пол, снимай кассу. Думаю, ты справишься, ты кажешься умным малым. В любом случае за косяки тут не бьют. Чону действительно впитывал в себя все как губка. — Я учусь на заочке, на экономическом факультете, — продолжил он. — Без особого желания, но дед настоял. Сможешь, если что, за меня? Чону кивнул. — В экономике я разбираюсь. — Отлично, — расплылся в улыбке Чонгук. Коротко рассказал о друзьях, но посоветовал особо с ними не пересекаться, если он не хочет слишком быстро себя раскрыть. После этого протянул руку. — Ключи от тачки. Чону удивленно распахнул глаза. — Уже? — Время делать пирсинг, — заискивающе протянул он. Чону кинул ему ключи, и Чонгук подмигнул ему, прежде чем скрыться на улице. Он вернулся быстро — Чону даже не успел особо пожалеть о том, во что только что втянул себя и Чонгука. Прямо сейчас он даже толком не понимал, насколько реально то, что происходит. Он действительно собирался… просто занять место другого человека. Жить другой жизнью. И Чонгук пошел на это. Когда он вернулся, Чону с ужасом заметил в его руках небольшой полиэтиленовый пакет. — О нет, — промямлил он, и лицо Чонгука расплылось в дьявольской улыбке. Его зубы угрожающе блеснули. — О да. — Чонгук, это негигиенично… Это опасно… — Я знаю, что делаю, — уверенно кивнул Чонгук. Чону зажмурился и плюхнулся на стул. Руки Чонгука не дрожали, когда он натягивал перчатки и дезинфицировал губу Чону. Боль, которую он почувствовал, когда Чонгук проткнул кожу иглой, едва не заставила его потерять сознание. — Да держи себя в руках, — проворчал Чонгук, пихая ему под нос ватный диск, пропитанный нашатырем. — Мы закончили. — Это ужасно больно! — пожаловался он. По ощущениям его рот стал в несколько раз больше, пирсинг в нем ощущался невероятно горячим. Чонгук скользнул языком по колечку в своей губе и ухмыльнулся. — Красота требует жертв. Чону сквозь боль закатил глаза. — Скорее приходи в себя, — потребовал Чонгук. — Тебе еще стричь меня. В этом Чону оказался на удивление хорош. Ему удалось сделать Чонгуку практически ту же стрижку, какая была у него самого, но у Чонгука едва ли не слезы стояли в глазах. — Мои прекрасные волосы, — разнылся он. — Боже, да я похож на мокрую мышь! — Я бы попросил! — возмутился Чону. — Выглядишь прекрасно. Впрочем, как и я. Чонгук смерил невпечатленным взглядом его точно такое же лицо. На часах было пять утра, когда Чону сказал, что Чонгуку пора возвращаться. — В шесть встает отец, нельзя, чтобы он знал, что я… то есть ты. Что мы, — Чону поморщился, — в общем, что мы были за пределами особняка. Чонгук кивнул. — Все понял, босс. В семь придет мой сменщик. Если вдруг что, пиши, окей? Чону согласно хмыкнул, а затем, не сдержавшись, подался вперед и крепко обнял Чонгука. — Спасибо, Чонгук. Чонгук обнял в ответ, похлопав его по плечу. — Тебе спасибо, Чону, — тихо ответил он. — И правда… без тебя такого приключения мне точно было не видать. Чону зажмурился, прижимая его к себе чуть крепче, прежде чем отпустить окончательно. — Удачи, Чонгук, — улыбнулся он. Чонгук улыбнулся ему точно такой же улыбкой. Его копия. Совершенно другой человек. — Удачи, Чону. Он вышел из закусочной. Дождь прекратился, поэтому из широких окон Чону смотрел на то, как отъезжала его машина. И за рулем сидел он сам. По крайней мере, он надеялся, что все будут думать именно так.