О важности разговоров

      Кончики ушей подавленно опустились, стоило Даламару плотно затворить за собой дверь и прижаться к той спиной. Внутри всё ещё клокотал не выплеснутый гнев, который нельзя было показывать здесь никому, кроме самого себя. Не отказывая желанию, Даламар коротко вскрикнул в полумрак комнаты, избавившись от нахлынувших эмоций, и обессиленно прошёл к столу, тяжело опустившись на стул.       Подобное происходило нечасто, но, к сожалению, всё же происходило. И природу этого установить ему, как бы он ни бился, не удавалось.       Шалафи, всегда говорящий настолько тихо, что его мог перебить треск камина, иногда отчего-то взрывался и кричал, в ярости выгоняя прочь. Эта смена настроения всегда происходила незаметно – не было предпосылок: не было тех проклятых писем от его брата, не было свитков от конклава, не было проблем в их экспериментах. Даже сам Даламар не совершал ошибок, за которые его могли бы отчитать.       Да и на ошибки наставник реагировал совсем не так! Мог усмехнуться, мог, не глядя, велеть убрать за собой, мог блеснуть золотом глаз из тёмного угла лаборатории, молча выражая недовольство. Он ведь не повышал голос, даже когда Даламар едва не расщепил сам себя! Только дал ему по рукам, выбивая из тех артефакт, и то ли захрипел, то ли тихо зарычал (хотя, скорее всего, это был всего лишь подступающий приступ кашля) от нарушения своего запрета. Ну да, после хлопнул тяжелым фолиантом о том «почему-нельзя-брать-запрещенное» о стол, отчего с края упала и разбилась оставленная ранее Даламаром колба, и усадил эльфа штудировать главы о правильном поведении каждого уважающего себя мага на рабочем месте, но не ругался! А тут…       Подобное происходило уже несколько раз. И в прошлом всё было точно так же – без причин. Тогда шалафи просто ждал его следующим утром на запланированную ранее лекцию и никак не объяснил своё поведение, он снова был спокоен и сосредоточен, будто ничего не произошло. Даламар тогда выдохнул – может, был дурной день.       Но когда это произошло ещё несколько раз… Он всё чаще украдкой наблюдал, пытаясь поймать нужный момент, но время шло, учитель был самим собой, отчего Даламар успокаивался, и, стоило ему выдохнуть, как это происходило вновь.       В этот раз они просто работали. Он задавал вопросы, возникающие по ходу изучения реакций, сам отвечал на редкие вопросы по материалу, который они уже успели изучить, и, когда урок закончился, довольно потянулся, не собираясь уходить. Рейстлин продолжал что-то смешивать, теперь уже не поясняя своих действий, и порой очаровательно хмурился.       Признаться честно, Даламар многие привычки своего наставника находил очаровательными. Он даже однажды сознался в этом, рассказав Рейстлину о том, как у того застывает в пространстве взгляд, стоило ему задуматься. После рассказа шалафи так делать перестал. – Хочешь, я приготовлю ужин? Мы не ели с самого утра, – Даламар подал голос, когда тишина начала становиться гнетущей. – Или помогу тебе с экспериментами? – Не нужно, – уже тогда Рейстлин отмахнулся слишком раздражённо, но это осталось незамеченным – слишком хорошо прошёл день. – Что именно не нужно? Шалафи, может, тогда хотя бы травы заварить? – эльф появился за плечом и ненавязчиво коснулся кончиками пальцев рукава мантии.       Он всё не мог понять, в какой позиции находятся их отношения. Порой Рейстлин не подпускал его к себе несколько лун, а иногда позволял садиться на подлокотник своего кресла и укладывал ладонь на колено, мерно его поглаживая. Он то привлекал к себе, то вновь отталкивал, и Даламар мог твёрдо заявить – наука изучения этого человека была самой сложной из всех, что он изучал.       За дюжину дней до ссоры шалафи принял в подарок горшок с гардениями и оставил тот в комнате, которую Даламар обозначил для себя как их общую и безопасную зону. За неделю до ссоры он принял белые фиалки и долго смотрел на те, периодически моргая. За два дня до ссоры он позволил взять себя за руку, за день – сесть к себе на колени и опуститься в объятия. Казалось, чувства ученика стали очевидны и взаимны. Теперь же шалафи вновь вёл себя холодно, точно зимние ветра заставили всё внутри него застыть. – Ничего не нужно, – Рейстлин резко вырвал рукав из пальцев, отчего тот колыхнулся, и поток воздуха погасил свечу рядом. – Ты можешь заняться своими делами, Даламар. – Я бы хотел…       Закончить он не успел. Те реактивы, что ранее просто бурлили над огнём, внезапно зашипели, дно колбы хрустнуло, отпадая, и вся тёмно-зелёная жидкость вылилась на стол, распространяя едкий запах. Даламар успел отметить, как нервно дёрнулась рука учителя со сжатым в пальцах пером, но тот оставался спокойным. – Я уберу, – он тут же вызвался помочь, желая быть полезным, и даже успел надеть перчатки, чтобы собрать разлившееся.       Рейстлин обернулся и теперь следил за ним, поджав губы и широко раздувая ноздри. Да, пахло действительно неприятно. Нужно после проветрить, когда сквозняк не сможет затронуть полы тёмных одежд. – Даламар… Эльф тут же расплылся в улыбке, и кончики ушей поднялись вверх, выдавая его настроение. – Да, шалафи? – Убирайся. – Что?.. – Я сказал, что ты можешь уходить! Тебе было что-то не ясно? Или ты разучился говорить на общем? Будешь сдавать мне языковой экзамен. – Но шалафи… – Даламар знал, что тот не шутит. Как и понимал, что экзамен сдавать придётся. Но… – Я ведь помочь хочу. – Убирайся! – Вот как? – он в чувствах стянул перчатки и откинул те прочь, прижимая уши к голове. – Хорошо! Вот и оставайся здесь один!       Тогда страшно не было. Страшно стало потом, когда он, забыв о коридорах магии, пробежал вверх по лестнице и захлопнул за собой двери в комнату. Что, если теперь Рейстлин от него откажется? Бросит учить и скажет, чтобы он возвращался обратно. То, что тот может сделать что-то с душой или телом – не волновало. Нет-нет-нет, нужно успокоиться, а после подойти и принести извинения.       Он устало опустил голову на сложенные руки и выдохнул, вслушиваясь в завывания ветра за окном. Хорошо, что в жилых и рабочих комнатах башни всегда было тепло. Жаль, что жар камина не способен согреть охладевшее когда-то давно ко всему, кроме магии, сердце учителя.       Проснулся Даламар, когда свеча перед ним почти догорела, а всё тело затекло. Нужно было ложиться в постель, но и засыпать он не планировал, а теперь с трудом разогнулся и растёр щеку, на которой остался след от рукава.       Раздался стук, и Даламар медленно обернулся к дверям. Стало понятно, что тот раздался не в первый раз – вероятно, он и разбудил, и само осознание разом сняло всю сонливость. Призрачные стражи, которых порой посылали за ним, не стучали. – Шалафи! – возле дверей он оказался совсем скоро, распахивая те и успевая остановить уже поворачивающегося Рейстлина. – Шалафи, мне нужно с тобой поговорить! Ты зайдёшь? Заходи, пожалуйста.       Он вбежал обратно в комнату, оставляя дверь открытой, и подтянул своё кресло ближе к камину, поворачивая то к медленно вошедшему Рейстлину. Учитель молчал, но сейчас Даламар уже знал, чем это может обернуться, оттого беспокойно переступал с ноги на ногу, пока тот не остановился всего в шаге подле него. – Нам есть, что обсудить, – последовал сухой кашель. По спине от этих слов пробежал холод. – Да! Вернее. Да. Я должен принести тебе свои извинения. И… – Ты? – Рейстлин вскинул ладонь, прерывая ученика. – Это я пришёл извиниться. И лучше бы тебе выслушать меня, потому что второй раз я повторять не стану. Даламар, готовившийся к худшему, замер ещё более испуганно. Какие ещё извинения?.. – Я признаю, что зря вспылил, – маг сгорбился сильнее обычного и всё же опустился в подготовленное для него кресло. Между фразами были столь долгие промежутки, что начинало казаться, будто он и вовсе не намерен продолжать, но продолжение было – тихое и немного свистящее. – Порой я… Порой плохие дни оказываются слишком плохими. Всё смешивается между собой, и я чувствую только ненависть и злость. Тогда меня раздражают даже самые обыденные вещи, а ты… Ты постоянно рядом, поэтому тоже раздражаешь меня. Я знаю, что ты не заслужил этого. Сегодня ты действительно неплохо подготовился! Просто…       Когда молчание повисло слишком надолго – стало ясно, что больше слов из Рейстлина не выйдет. Тот, очевидно, и так наступил сам себе на горло, но услышанного было достаточно. Может, учитель и не мог объяснить, что чувствует, зато Даламар мог чувствовать за двоих. Он начал улыбаться ещё в самом начале, но когда его ещё и похвалили! Эльф обогнул кресло, вставая перед тем, и немедленно опустился на колени, прижимаясь щекой к шершавой мантии. – Я всё понял. – Правда? – Да. – Тогда у меня есть ещё кое-что… – Рейстлин дождался, пока ученик поднимет взгляд, и опустил руку в один из многочисленных потайных карманов. Даламар проследил за тем, как длинные пальцы скользнули вдоль вышитых рун, ненадолго провалились в темноту одеяния, и появились обратно, уже сжимая тонкий засушенный цветок. – Это для тебя. Даламар принял подарок с благоговением и, поднеся тот ближе к лицу, не смог вдохнуть воздух, закашлявшись. Пурпурные фиалки могли значить только одно. Он подался вперёд сильнее нужного и почувствовал, как под его объятиями учитель рвано выдохнул, пытаясь втянуть в себя живот ещё сильнее. Но отпускать не хотелось. – Это значит, что ты не злишься на меня? – Угу. – И экзамен мне сдавать тоже будет не нужно? – Не перегибай.