***
Днем ранее
Бах! — Отличный выстрел, Ваше Величество, — с вкрадчивым налетом подобострастиях заметил кардинал, элегантно отмахиваясь от дыма. — Пока я не попал в вашу голову — едва ли. Улыбка Ришелье приобрела несколько нервозный оттенок. — Это шутка, — хихикнул Людовик и принялся перезаряжать аркебузу. — Когда вы уже привыкнете? — Думаю, что сразу после того как вы перестанете использовать мое чучело вместо мишени. — Но куда-то же надо девать эти дурацкие сувениры с вашей предвыборной кампании, — возразил король. — Вы явно переоценили свою популярность — их никто не покупает; а если и покупает, то только для того, чтобы сжечь и радостно поплясать вокруг костра. Ни на что не намекаю, кузен, но я на вашем месте предпочёл бы расстрел. — Ни на что не намекаю, сир, но с каждой минутой я все больше хочу предпочесть отставку… — Ладно-ладно, все — не начинайте, — отмахнулся Людовик. — Давайте, что у вас за дело? Снова какая-нибудь гадость? Испания? — Нет, сир. — Бунт? — Нет, сир. — Мой брат во что-то вляпался? — Нет, сир. — Моя мать опять с вами не разговаривает? — Нет, не разговаривает, мой король. Людовик резко обернулся и вопросительно уставился на кардинала. — Что это ещё за «мой король»? Какой я ваш, если я общественный? — Прошу прощения, мне просто надоело повторять «сир», и я решил разнообразить повествование. — Больше так не делайте. — Как пожелаете, — с поклоном отозвался Ришелье. Людовик смерил его неопределенным взглядом и вернулся к своему драгоценному ружью. — Так фто, вам так хофется погофорить с моей матерью? — спросил он шепеляво, сжимая в зубах бумажку с порохом. — Я если что с ней тоже не разговариваю, поэтому вам придётся общаться через попугая, которого вы ей подарили. Кстати, ужасно смышленая птица — сделаю её премьер-министром, когда вы уйдёте в отставку, вы не против? — Этот попугай работает на меня, так что без проблем, — пожал плечами кардинал. — А я вообще-то хотел пожаловаться на вашу жену. — И чем это вам не нравится моя жена? — О, она мне очень нравится! Людовик поднял бровь. — В самом деле? — Не в том смысле, Ваше Ве… — Да, я понял, — мрачно перебил его король и снова прицелился. Выстрел пришелся прямо в лоб. Из набитой головы соломенного кардинала на траву посыпались опилки. Ришелье внимательно проследил за этим действом и шумно сглотнул. — Так что? — немного повеселев, сказал Луи. — Как поживает моя дорогая Анна? Она там не родила дофина случайно? — Случайно — нет. Но может очень не случайно устроить международный скандал с участием господина Бэкингема. — Опять вы за своё, — тоскливо вздохнул король. — Мне тоже не нравится этот крендель, но вы по-моему перегибаете. К тому же, я посадил их с королевой в разные кареты, и матушка за ними приглядывает. Вот вы бы могли делать что-нибудь непристойное в её присутствии? Хотя… нет, не отвечайте. Ришелье удалось сохранить ледяную невозмутимость, когда Людовик сделал очередной выстрел. — И все же, Ваше Величество, я советовал бы вам принять меры, — осторожно подал голос кардинал после неловкого молчания. — Ситуация кране серьёзна. Мои люди видели, как герцог переодевался привидением и гулял под окнами Лувра. Король усмехнулся. — Что, правда? А чего вы меня посмотреть не позвали? — Вы заперлись в своей комнате вместе с господином де Туара и всю ночь сочиняли пьесу об охоте на дроздов. Мы не решились вас беспокоить. — Ах да… дрозды… — мечтательно протянул Людовик. — Славная выходит пьеса. Я вам потом зачитаю кусочек. Я собираюсь поставить по ней балет в следующем году. Правда, конечно, мало кто его оценит — перевелись у нас те, кто хоть что-нибудь смыслит в настоящей охоте… Искушенный в монарших привычках Ришелье вовремя почуял, что это грозит ему получасовым плачем о недостатке квалифицированных специалистов в охотничьей отрасли, и от греха подальше свернул разговор к первоначальному вопросу. — Сир, я хотел бы заметить, что речь идёт о деле государственной важности. Я настоятельно не рекомендую вам пускать это на самотек. Людовик вздохнул ещё более тоскливо. — А ещё говорят, что это я душнила. Ладно, что вы там предлагаете? Лицо кардинала преобразилось настолько, что даже щеки порозовели. Он принял свою любимую позу «во благо отечества» и произнес: — Я долго думал о том, как разрешить это сложное положение с наименьшими потерями для всех сторон и пришел к выводу, что первым делом — нам нужно напугать королеву. Король удивленно моргнул. — Напугать? Она что, икает? — Нет, сир, она подвергает риску репутацию Вашего Величества и всей Франции. Но вы не волнуйтесь — мы это исправим. Нам всего-лишь нужно показать ей, насколько её действия опасны для неё самой и для благополучия её новой родины, — с достоинством проговорил кардинал и скромно улыбнулся. — Как вы понимаете, у меня уже есть план. — О, подождите-подождите, я угадаю! — воскликнул Людовик неожиданно живо. — Мы должны компрометировать королеву, украв у неё подвески, которые я подарил ей в прошлом году, а потом приказать ей надеть их на бал в ратуше, и если она этого не сделает — публично опозорить её перед всем двором! В этом ваш план, да? Ришелье потрясено кашлянул. — Нет, вообще-то нет. Как вам такой бред пришёл в голову? — Да так, почитал тут на досуге кое-что… ладно, забудьте, — махнул рукой король и, снова заскучав, принялся чистить ружейное дуло. — Давайте ваш план. — Все очень просто, — заверил его кардинал. — Сегодня ночью в Амьене королева пойдёт на свидание с Бэкингемом в сад. Мы их подкараулим, и вместо герцога — она наткнётся на вас! Взгляд короля из просто незаинтересованного сделался скептическим. — Значит, вы хотите напугать мою жену мной, я вас правильно понимаю? — Кхм, ну, в некотором роде… — Что-то вы теряете хватку, кузен, — хмыкнул Людовик и снова нацелился в изрешеченное чучело. — Вообще, не стоит ли вам пойти проветриться куда-нибудь в Люсон, а? Мне кажется, вы слегка переработали. Ришелье побледнел. — Что вы имеете ввиду? — А то, что вы тут стоите и пытаетесь убедить меня в том, что моя жена собирается мне изменить с послом другой страны прямо под носом у кучи придворных! Вы её совсем за дуру держите? — Если вы спрашиваете меня, то я вам всей душой сочувствую, сир. — А я вас не спрашиваю, — огрызнулся король. — Я вам отвечаю, что моя жена выше этих гнусных подозрений. Она порядочная женщина! — Она сливает секретную информацию своему брату в Мадрид, — сдержанно заметил кардинал. — Я уже обсуждал с ней это. Она обещала, что больше не будет. — Это замечательно, что вы наконец-то начали хоть что-то с ней обсуждать, но я вынужден вам напомнить, что эта женщина вписалась в заговор с целью вашего убийства. — Это была случайность. Я тоже не всегда читаю мелкий шрифт, когда ставлю подписи. — Да, Бассомпьер так купил себе особняк Шайо за ваш счёт. Людовик в негодовании уставился на кардинала. — Вы долго ещё будете припоминать мне это?! — Это объективно был ваш косяк, — повёл плечом Ришелье, все ещё глубоко раненый тем, что в его будущей славной флотилии для будущей великой Франции недоставало половины фрегата и двух хорошеньких бригантин. — И что мне теперь — посыпать голову пеплом, отобрать у Бассомпьера все имущество и посадить его в Бастилию? — Звучит как отличная идея. — Ну да, — фыркнул Людовик, — и он настрочит там трехтомные мемуары, в которых выставит вас кровожадным маньяком-сатанистом, а меня так вообще — геем каким-нибудь! Вы этого хотите? Кардинал поворошил носком туфли гравий на дорожке и как бы между делом заметил: — Но согласитесь, сир, что вы даете некоторый повод… Король замер, угрожающе сжимая в руках ствол аркебузы. — Я извиняюсь? Ришелье встретил его закипающий взгляд с завидным хладнокровием. — Я совершенно ни на что не намекаю… — Ещё бы вы намекали. — …и тем не менее, это вы сидите у себя в спальне с левым мужиком и сочиняете пьесы о дроздах, пока ваша жена смотрит, как герцог Бэкингем гуляет по Лувру в простыне. — Из этого не следует, что я гей! — Конечно, нет. Я сказал только, что вы даете повод для сплетен. — Сплетни! Да вы вообще слышали, что про вас говорят? — Разумеется, слышал. Я только вчера из депрессии. — Ну вот там бы и оставались! — И где бы вы тогда были? — У себя дома! — Да если бы не я, сир, ваш дом уже давно стал бы домом Бассомпьера. — Ну и пожалуйста, мне не жалко! — А мне жалко! — А вас никто не спрашивает! — Ну тогда я и пойду! Сказал кардинал. И пошёл. — Я вас никуда не отпускал! — крикнул король, сердито сопя ему вслед. — А зачем я вам нужен, если вы не слушаете, что я вам говорю? — буркнул Ришелье через плечо. — Если бы я вас не слушал, я бы вас уже давно повесил! Ну вот куда вы идете, а? — В Люсон, очевидно. Ибо я больше ничем не могу быть полезен Вашему Величеству. Он продолжал очень медленно, но очень гордо удаляться, пока король принимал решение. — Ладно, стойте, — нехотя сказал Людовик спустя полминуты. — Поедем в Амьен, так и быть. Кардинал резко тормознул и стремительным пружинистым шагом вернулся назад. — Я знал, что вы поступите мудро, сир! Мир еще не видел правителя справедливее! — воскликнул он радостно. — Эй, кто-нибудь, седлайте лошадей! Король желает ехать в Амьен! Идемте скорей, сир, время не ждет! Людовик с сожалением положил ружье на подставку и поплелся вслед за кардиналом к конюшням. — И не боитесь вы, кузен, что однажды я все-таки возьму и перепутаю вас с вашим чучелом? — желчно поинтересовался он. Ришелье только снисходительно улыбнулся. — Сир, я служу вашей матушке с 1615-го года — я уже лет десять как адреналиновый наркоман.***
— …и четыре тысячи ливров на комплектацию ещё одного полка для похода на Ла-Рошель, — отрапортовал кардинал и захлопнул папку. — У вас все? — спросил король, не отрывая взгляда от углей в камине, которые он уныло ворошил кочергой. — Да, сир, — ответил Ришелье, неловко переминаясь за спинкой кресла. Людовик дулся за инцидент в Амьене уже вторую неделю, и хотя кардинал отчаянно искал пути к примирению, все его попытки жестоко игнорировались. А обиды король, подобно своей незабвенной родительнице, хранил долго. Хотя доклад был закончен, Ришелье уходить не спешил, и несколько минут в комнате висело мрачное молчание. — Ну, и чего вы ждете? — первым не выдержал Людовик. — Сир, так не может дальше продолжаться, — измученно проговорил кардинал. — Или простите меня, или позвольте мне подать в отставку. Я больше так не могу! — Чего вы не можете? — Не могу жить с мыслью о том, что причинил неудовольствие моему королю. — Во-первых — никаких «моих королей», я вам уже говорил. А во-вторых — когда вы вообще причиняли мне что-то, кроме неудовольствия? Раньше вас это не особенно беспокоило. — Это другое. Это все было во имя Франции. В этот раз я действительно поступил… не очень благородно. — Это мягко сказано. — Ну, простите меня, сир. Я клянусь вам, что это было только глупое недоразумение. Мне вообще не нравится ваша жена! — Мне кажется, совсем недавно вы утверждали обратное, — заметил Людовик. — Не в том смысле… я к ней совершенно равнодушен, честное слово! — Будет вам заливать, кардинал. Весь двор знает, что вы в нее уже два года как втрескались. Ришелье с самым несчастным видом умолк и обреченно спросил: — Вы не отпустите меня в Люсон, сир? — Королева уронила мою репутацию в Ла-Манш, у нас на носу война, а моя мать остаётся регентом в Париже — разумеется, я не отпущу вас в Люсон. — Тогда после этой кампании? — После этой кампании будет ещё одна кампания. — А потом? — А потом — суп с вашим котом, — фыркнул Людовик. — Чего вы у меня спрашиваете? Посмотрите в свой ежедневник, вы же сами составляли гос.программы на следующие сто двадцать лет. — Я могу их переделать, — с готовностью заявил Ришелье. — Сделаем из Франции маленькую региональную державу: будете торговать вином, тряпками и брендовой косметикой — я вам вообще не понадоблюсь. Людовик с сомнением поджал губы. — Ставлю душу своей матери, что и недели не пойдёт как вы прибежите обратно с криками: «о, во что же превратили мою бедную родину!». — Я обещаю, что ограничусь грустными памфлетами. — Кого вы обманываете? — устало вздохнул король. — Очевидно, что в этой жизни мне от вас не избавиться. — А вы бы хотели? — тихо спросил Ришелье. Людовик смерил его хмурым взглядом и снова принялся ворошить угли. — Куда я от вас денусь. — Значит, вы меня простили? — Ещё нет. — Сир, обижаться — грех. — Целовать чужих жен — тоже. — Это был последний раз, даю вам слово. — Я бы советовал вам, кардинал, «понаблюдать, откуда дует ветер и не мозолить королю глаза, когда он в дурном расположении духа.» Ришелье остолбенел. — Вы что, читали мои дневники? — Нет, — внезапно улыбнулся Людовик. — Просто попугай работает не только на вас.