Последняя капля

— Кайус, Аро… — в хриплом голосе женщины послышались рыдания, она судорожно всхлипывала, ее голос дрожал и заикался. — Аро умер прошлой ночью. — Что? — что-то внутри оборвалось. Кайус не верил своим ушам, не верил, что это произошло. Так не должно быть, Аро было всего шестнадцать, врач прогнозировал счастливый конец. Так не должно быть. — Как? Севший разом голос, ком в горле, скулы сводит от едва сдерживаемых рыданий. — Ошибка медсестры. — мать Аро на другом конце провода рыдает. — Перепутала пациента, которого должна была отключить от аппаратов жизнеобеспечения. — Соболезную. — Кай всхлипнул, на глаза навернулись слезы. — Я… Я могу прийти на похороны? — Да, милый. Вы встречались, поэтому… В общем да. — женщина несколько раз глубока вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. — Я позже напишу дату и время. До встречи. Рука Кая с зажатым в ней телефоном обессиленно упала на кровать. Сил попрощаться не было. Сил не было вообще ни на что. Верить в произошедшее не хотелось. И хотя умом Кай понимал, что мама Аро последний человек, который будет шутить о смерти своего сына, внутри жила надежда на то, что ему сейчас позвонят снова, и хохоча скажут: «Это пранк, ты что, серьезно повелся?» Никто не позвонил. Истерика началась немногим позже, когда Кайус пошел на кухню заварить чай для того, чтобы успокоиться. Но все закончилось ошпаренными кипятком голыми ногами, осколками на полу, несдерживаемыми рыданиями и взбесившимися отцом, пьяным в стельку, снова кричащим о том, какой Кайус неправильный, больной, ненормальный, косой и как хорошо, что у него есть двое младших братьев, из которых еще можно сделать людей и настоящих мужчин, а Кайус уже давно и навсегда потерян для общества. Пьяная мать лишь поддакивала, а под конец обличающего монолога запустила в Кая пустую бутылку из-под пива. Кайус, пошатываясь, вышел из кухни, закрывая рот рукой, чтобы приглушить собственные рыдания. В ногу болезненно впился какой-то из осколков, пропоров кожу и эта боль на секунду отвлекла его. Кай вынул окровавленный осколок и сам не зная зачем спрятал его в карман джинс. Затем все накатило снова. Кай захлопнул дверь и скатился по ней на пол, закрывая лицо руками. В голову лезли воспоминания. «Легкое прикосновение чужих пальцев к кровоподтекам, оставленным отцом в пьяном угаре. — Пиздец. — емко резюмировал Аро. — Тут по-другому не скажешь. Погоди, — он достал откуда-то из глубины многочисленных навесных шкафов большую прозрачную косметичку с лекарственными препаратами внутри. — У нас тут где-то индовазин хранился. Аро достал наполовину пустой тюбик. Кайус подошел ближе и покорно повернулся пострадавшим боком, держа рукой задранное худи. Чужие пальцы ласково начали втирать мазь в кожу, Кай невольно поморщился, однако все же улыбнулся в ответ на нахмуренное лицо Аро.» Аро был единственным, кто всегда о нем заботился, любил, ценил и поддерживал. И от этого то, что теперь его нет в живых, убивало сильнее. «- Два года потерпи, мой хороший. Потом я сниму квартиру где-нибудь подальше отсюда и ты переедешь жить ко мне. Ты уж извини, но твои вряд ли будут тебя искать. — Аро аккуратно прижал Кая к себе, стараясь не касаться пострадавшего бока. — Или вообще в Италию к моим родственникам свалим. Кай улыбнулся. Всего лишь два года, а потом Аро исполниться восемнадцать, Каю семнадцать, и они будут жить вместе где-нибудь далеко-далеко, подальше от каевых родителей-алкашей, гомофобов, настоящих мужчин, ядовитых высказываний в сторону их внешности и всего подобного, закончат вместе универ, потом пойдут на работу, заведут в конце концов какого-нибудь кота.» Кайус любил мечтать, зная, что эти мечты вполне могут сбыться. Его действительно никто бы не искал. Лицо Аро, лежащего в гробу, спокойное и умиротворенное, будто он просто спит, и скоро проснется, и от этого внутри что-то рвется на кусочки. Его очередь прощаться с ним подошла очень быстро. Легкое и быстрое прикосновение губ к холодному лбу покойника, следуя традициям. Внезапно Каю вспомнилось, что обычно именно Аро целовал его в лоб в приступах искренней нежности и любви. На глазах снова выступили слезы. Последние дни он только и делал что плакал. В итоге отец поколотил его снова. — Я люблю тебя. — тихим, практически неслышимым шепотом, надломленным голосом произнес Кай, совсем не по традициям проведя кончиками пальцев по чужой щеке. Развернувшись, он подошел к матери Аро, дав другим возможность попрощаться. Он стер слезы, бегущие по щекам, и сложил руки в карман своего черного худи. — Это сложно, я знаю. — тихо всхлипнув, произнесла женщина. — Но мы должны пережить это. Первое время просто отвлечься. Кайус молча кинул. Он до сих пор не хотел верить, что видит его в последний раз. На глаза вновь навернулись слезы. Казалось, будто вместе с Аро умерла какая-то часть внутри него. Очень важная. И вместе с тем внутри поселился гнев. Найти бы того ублюдка, который сбил Аро и… Убить. Жестоко убить, чтобы орал от боли, чтобы молил о пощаде. Такие мысли до добра не доводят. — Так, мелкий уродец, ну-ка подойди сюда! — взвыла мать из кухни. Кайус стер слезы, стрятал в ящик стола их с Аро совместные фотографии, распечатанные на обычной бумаге. — Какого хуя ты, уебан, школу пропускаешь?! — заорала мать, как только он появился в проеме двери, ведущем на кухню. — Почему я должна придумывать какие-то оправдания для твоих припизднутых училок?! У тебя экзамены на носу, ушлепок! — Мам, Аро умер и я решил немного посидеть дома, чтобы прийти в себя. — тихо ответил Кай. Ком в горле и подступающие слезы мешали нормально говорить, но он хотя бы попытался. Экзамены он уже частично сдал. — Что, сдох твой пидор? — мать ехидно расхохоталась, вытирая мокрые руки о грязное, нестиранное годами подобие передника, и знатно отхлебнула Жигулевского, толпа бутылок которого валялось под столом. — Ты следующий будешь. Пидоры не должны жить, они больны. Зря я тебя рожать решила, надо было делать аборт, мы никогда тебя не хотели. Так лучше б ты действительно сдох. Она харкнула на пол и швырнула недопитую бутылку в стену. Осколки брызгами разлетелись в разные стороны и Кай едва успел закрыть лицо. Он всхлипнул. Какой бы ужасной не была его мать, какой-то самой маленькой частью своей души он любил ее и ее слова делали ему больно. И осознавая это, он содрогался от отвращения и ненависти к себе. — Завтра в школу железобетонно пиздуешь, понял, сопляк? Кай молча кивнул, стирая слезы, выступившие на глаза. — А теперь пошел нахуй отсюда. — мать хлопнула дверь прямо перед его носом. Кайус вернулся к себе в комнату. Идти туда, где буквально все напоминало об Аро, не хотелось, но выбора не было. На следующий день он действительно пошел в школу. Однако стоило ему зайти в класс, как классная руководительница удивленного на него посмотрев, выдала: - Ты че приперся сюда? Тебя же исключили. - Как исключили? - на секунду Кайу испугался, он столько пробивал себе здесь место под солнцем, чтобы учиться с Аро. - А вот так. Аро передай, он тоже исключен. Эти слова добили окончательно. Кайус с трудом сдержал слезы. Вернувшись домой и выдержав гневную тираду от пьяной матери, Кайус заперся в своей комнате и уснул в наушниках. Внутри с момента смерти Аро жила какая-то пустота. Он ни чувствовал ничего, кроме грусти. Так хотелось, чтобы все это закончилось. Кай вымученно улыбнулся. Он действительно может все закончить. Кайус достал осколок в засохшей крови из кармана и медленно, с нажимом провел по ладони. Все еще очень острый. Вместе с принятым решением появилась и бодрость. Кай оделся и выскочил на улицу, не обращая внимания на вопли матери. Вечерний автобус раз, метро два, маршрутка три, и вот он на кладбище. Медленно идя между оградками и надгробиями под тусклым лунным светом, Кай безошибочно вышел к могиле Аро. Он приходил сюда каждый день и торчал по нескольку часов, что-то рассказывал, жаловался на родителей и вновь, и вновь обещал прийти снова. Перешагнув оградку могилы, Кайус упал на колени на землю и разревелся, прижавшись лбом к надгробной плите. — П… Прости меня. — всхлипывая, подросток достал осколок. — Прости, я не справился. Прикосновение фарфора к запястью. Надрез глубокий и точно задевает вену. Это больно, да, очень больно, но Кайус устал. Безумно устал. Кажется, и впрямь будет лучше, если он сдохнет. Такой же надрез на другом запястье. Кайус бессильно падает на землю. Раны болят и пульсируют, но Каю все равно. Главное, чтобы его не нашли раньше, чем он умрет. Чтобы не пытались спасти уже давно умершего внутри. Чувствуя сильное головокружения, Кайус чуть задирает голову, так чтобы смотреть на портрет Аро. В глазах темнеет, но вдалеке, кажется, кто-то что-то кричит. Через полчаса к могиле, возле которой слышались какие-то непонятные звуки подходит сторож — усатый дядька в возрасте. — Эй, пацан, ты в порядке? — негромко зовет он недвижное тело на могиле. На его слова не реагируют. — Хватит придуриваться, иди домой, тебя небось ищут. Длинноволосы блондин по-прежнему лежит на земле, не реагируя на слова сторожа. С тяжелым вздохом мужчина перешагивает через оградку и подходит к лежащему подростку. И тут же с воплем отшатывается. Остекленевшие глаза, безжизненная улыбка на губах. Он уже не дышит, но тело все еще теплое. — Как так-то парень, ты ж совсем молодой. — причитая, сторож вызвал скорую с полицией. Медики диагностируют смерть. Полицейские же изучают записку, найденную в руке подростка: «Похороните меня рядом, пожалуйста.»