Если ты сама сказала: «Пока», чего тогда ждешь ночью звонка? Если отправляешь чувства в нокаут, чего тогда ждешь ты от меня?
— Какого черта? От чужого взгляда по спине холодные мурашки. Не отводить взгляд тяжело, но нужно держаться, смотреть и каждой клеточкой тела впитывать злость и разочарование. Боль. Ее даже больше, чем все остальное. — Почему ты спрашиваешь меня? — Только ты имеешь доступ к делам. Больше никто. Я требую объяснений. — Как жаль, что я не отвечу на Ваши требования, господин адвокат. Поднимаясь на ноги, быстро и резко, Венти не отводит взгляд усилием воли, убеждая себя, что это — меньшая из зол, но и она горькая до той степени, что в горле все застыло одним огромным и острым комом. — С какой бы стати мне принимать твое предложение? — Зря ты делаешь вид, что не боишься. Вряд ли ты останешься равнодушным, если будешь просто стоять и смотреть. — Ты понимаешь, что именно натворил? Это было единственное доказательство, которое я мог предоставить в суде. Ты… Быстрым шагом выходя за дверь, руки пряча в карманы, чтобы схватить было не так просто, он идет настолько быстро, насколько это возможно, не оглядываясь, но зная, что никто не преследует.Заливаешь о любви, а я скину, как всегда, но, возможно, мое «нет» все же означает «да».
Хотелось позвонить. До боли в висках, до нервого дрожания рук, объясниться хотелось, нужно было что-то сказать, но стоило подумать об этом, набрать номер и услышать пару гудков, как внутри все сворачивалось, а пальцы сами тянулись к кнопке «отбой». И к бутылке вина. Дешевого какого-то, не хотелось даже смотреть на этикетку, большей гадости в своей жизни он не пил никогда. Откладывая телефон в сторону, Венти массирует пальцами виски, как будто это поможет собраться, но отсекая мысли об этом сразу же: не поможет. К такому нельзя быть готовым, нельзя думать, что что-то получится, если не получится. Нельзя делать одно, а говорить о другом. Молчать нельзя. Сказать надо было. Сразу же. Может, тогда и было бы легче, а не только тяжелее с каждым глотком. Не пришлось бы убеждать себя в вине за произошедшее, за неумение не делать выбор, когда есть шанс не выбирать, а просить помощи. И нет смысла думать о том, что было бы, конечно, нет. Как же хорошо, что он не перезванивает.Больно, ай-яй.
Больше, чем злость, раздражало только незнание. Звучит глупо, но так оно и было. Штудирование дел никак не помогало, а изредка вибрирующий телефон подливал в огонь только больше масла. Горько и даже больно. Вопрос оставался открытым, все еще, до той степени, что Чжун Ли все же брал телефон в руку, но ответить на звонок не успевал. А перезванивать… не хотелось. Это чувство шло под руку со злостью — разочарование. Колоссальное доверие обрушилось, как карточный домик, и из-за чего? Ох, если бы на это был хоть какой-то внятный ответ, а не побег. Откладывая папку на другой конец стола, адвокат достает из ящика портсигар, закуривая прямо в кабинете, за что в обычное время Венти получал затрещины одну за другой. Ему придется приложить много усилий, чтобы исправить то, что натворил этот взрослый ребенок, не посчитавший нужным даже объяснить свой поступок. Это не случайность — конкретная цель, и если на то была веская причина, то разве есть смысл молчать о ней? Разве не было иного решения?Дура, ай-яй. Мы неплохая пара, но ее я прогуляю.
Со скрипом раскачивая качель, делая еще пару глотков из бутылки, Венти растерянно ищет по карманам пачку сигарет, поздно соображая, что те остались дома. Кассир в соседнем мини-маркете не продает ему сигареты принципиально, от этого даже берет злость. Обычно — нет, сейчас — даже очень. Общая и неудержимая злость на все, что мелькало перед глазами, желание рассыпаться на этой чертовой качеле, потому что он уже сделал все, что должен был и не должен. Мобильный в кармане вибрирует. — О, привет, мам, — голос бодрый, как обычно, без дрожи или нервных скачков. В конце концов, он хорошо умеет его контролировать. — Да, все в порядке. А ты? Ох, уже выписывают, замечательно. Значит, все прошло хорошо, да? Легкое облегчение на фоне общего стресса совершенно ненаигранное: Венти даже шумно выдыхает, прикрывая глаза. — Мне забрать тебя? Да, свободен, отпуск дали на пару недель. Тогда до встречи?Из тебя тяну ответы — мы как на допросе.
Документы исчезли без следа. Перерыв за несколько дней весь архив, он не нашел ни следа нужных бумаг, как будто их здесь и вовсе не было. Так тонко и профессионально, вполне в его духе. Несмотря на всю внутреннюю гордость, хотелось знать ответы на все свои вопросы. Хотелось в глаза посмотреть и услышать правду, четкую, без виляний. Успокоить расшатавшиеся нервы и забыть обо всем, как о страшном сне, если Венти сам пожелал, что все закончится так. Свой домашний он не брал. Мобильный тоже. Оставался лишь домашний в доме его матери, и, честно говоря, Чжун Ли даже не рассчитывал, что там трубку снимут. — Да-да? — Здравствуйте. Совершенно не подготовившись к разговору, адвокат потер переносицу пальцем, соображая, как лучше начать разговор, ведь трубку снял не Венти, разумеется, а его мама. Милая женщина, но видеться им так и не приходилось. — Я непосредственный начальник Вашего сына… — О, мистер Чжун Ли! Наслышана, только о Вас и говорят, — женщина беззлобно смеется, становится даже немного неловко. Даже не от причины звонка, чужие мамы всегда умеют вогнать в смятение. Чжун Ли даже на секунду забывает, о чем хотел спросить. — Венти у Вас? Он не отвечает на звонки, а мне очень нужно с ним поговорить. — Ох, боюсь, что нет. Он говорил, что у него там какое-то выступление сегодня, позвали на гитаре побренчать. Вечером вернется, передам, что Вы звонили. Он от меня надолго теперь не уходит, как выписали. — Выписали? О, поздравляю. Надеюсь, ничего серьезного? Чжун Ли понятия не имел, о чем она говорит, но брови уже озадаченно сдвинулись, а авторучка ритмично постукивала по столу с тихим щелканьем. — Да ерунда, пару месяцев реабилитации и буду как новенькая, — женщина снова заразительно легко смеется. Это у них семейное. — Спасибо Вам. — Мне? — Он сказал, что Вы помогли. Отпуск вон дали. Зря он, конечно, так переживает, лучше бы на работу ходил, чем со мной носиться, но что уж тут поделать. — О, не стоит благодарности, — выдержав паузу, Чжун Ли подтянул к себе один из пустых листков, давя ступор и неведение голосом, в котором прослеживалась улыбка. Волновать женщину лишний раз не входило в его планы, вопросов становилось больше, а ответов на них не прибавлялось. — Он не говорил, куда отправился выступать?Хочешь — пропаду, только ты не забывай.
Виски здесь отвратительный. Не обволакивает, как принято, не обладает каким-то особенным вкусом, а просто бьет в нос спиртом и чем-то еще, от чего хочется только поморщиться и забыть о его существовании. Венти стоило выбрать место получше для своей внерабочей деятельности. Ранее слышав о ней, Чжун Ли не придавал этому особого значения и, честно говоря, даже ни разу не слышал, как его подчиненный играет. Знал, но не интересовался. Зря, возможно. Он все еще злился, все еще чувствовал себя обманутым, и чем дальше он копал, тем больше понимал, что Венти есть, что сказать. И следовало его выслушать, а принимать решение уже после. Не рубить с плеча, хотя за него сам Венти это уже сделал. Чжун Ли занял самый дальний столик, с которого отлично просматривалась сцена, терпеливо ждал, когда нужный человек поднимется на сцену, и дождался. Если не знать, как он выглядел до этого, то можно заметить, что стресс и недосып были его близкими друзьями все это время. Улыбка все та же добродушная, без видимой усталости, он всеми силами старается делать вид, что ничего не произошло, и, черт возьми, у него отлично это получается. Но есть нюансы. Они встречаются взглядом лишь на секунду, тогда, когда, перед тем, как начать играть, Венти окинул взглядом зал. Пальцы чуть сильнее сжимают гриф, не более, но во взгляде читается все, что нужно. Сожаление. Если Чжун Ли здесь, значит, им все же придется поговорить.Если я сама сказала: «Пока», чего тогда жду ночью звонка? Если отправляю чувства в нокаут, чего же реву из-за тебя?