Мой ангел – Вы
Я – богохульник
На Невском проспекте, как это обыденно в самый разгар дня, было людно: толпы горожан и туристов сновали по широким улицам бесконечным потоком, подобно муравьям. Из-за ватных облаков, медленно плывущих по небу, блеснуло солнце своими золотистыми лучами, заставляя щуриться нашего героя. Он сотни раз бездумно бродил по улицам давно обожаемого – но не им – города, болтался между прохожими, плёлся, перебирая и шаркая ногами, не зная, где окажется на тот раз. Сегодня с отражений витрин смотрел особенно уставший и болезненный на вид мужчина. Едва ли можно сказать, что недавно он праздновал свой тридцать первый день рождения – под глазами залегли тёмные круги, подчёркивая бледность лица, а пара вертикальных морщин на лбу, параллельно уходящих к переносице, добавляли возраст. Бессонная ночь давала о себе знать ломотой во всём теле и сильным, тлетворным запахом паба. Из кармана распахнутого пальто выглядывал край помятого письма – виновника попытки утопить в стакане всё невыразимое, что теплилось в глубинах души долгие годы. Телеграфировали со знакомого адреса, вскользь упомянув скорый приезд в Петербург живущей по соседству барышни. И теперь, потеряв счёт времени, шаткой походкой Владимир в беспамятстве бродил по городу. За утро его не раз приняли за очередного пьяницу или душевно больного. Среди надменных, брезгливых и безразличных взглядов находились неравнодушные. От помощи, которую иной раз предлагал случайный прохожий, мужчина отмахивался или отказывался, делая это весьма неучтиво – порой переходил на грубости. Продолжая озираться, он заглядывал в чужие лица и с досадой кусал губы после новых и новых неудач. Тень отчаяния наступала на пятки, тянула длинные кривые пальцы, но как бы ни старалась – никак не могла схватить за руку, а в следующее мгновение совершенно растворилась. На мосту, переброшенном через канал Грибоедова, стояла девушка, лица её разглядеть не удавалось, только аккуратная линия профиля выглядывала из-за широких полей белой шляпки. Пряди густых тёмных волос закручивались в изящные локоны, касаясь хрупких плеч. В груди болезненно кольнуло, как будто грохочущее сердце беспощадно пронзило стрелой, не давая сделать ни единого вдоха. Пригвождённый к земле, он едва мог пошевелиться. Шаг. Второй. – Яна! – Владимиру понадобилось несколько секунд, чтоб понять, что хриплый возглас принадлежит ему. – Милая моя Яна! – продолжал уже осознанно, пробираясь через толпу. Девушка обернулась: – Вы это мне? – казалось, она совсем не была удивлена или очень хорошо это скрывала. Незнакомка сложила руки в белых перчатках, разглядывая мужчину напротив, чья грудьчасто вздымалась, пшеничные волосы были растрёпаны, а две верхние пуговица рубахи небрежно расстёгнуты. Он замер в исступлении и огонь в глазах, секунду назад полыхавший горячим пламенем, моментально погас, как гаснут спички, от лёгкого дуновение ветра. – Прошу меня простить, – медленно проговорив на выдохе, Владимир выпрямился. – Бога ради, извините, – уже с жаром выпалил он, чувствуя, как от острой досады к горлу подкатывает ком. – Я обознался. – Что вы, всё в порядке, – мягко улыбнулась девушка, немного склонив голову на бок. Однако Владимиру до этого не было никакого дела. Опустошенный, он опустил стеклянные глаза, затянутые тонкой паутиной капилляров. – Вам, верно, нехорошо? –спокойно спросил нежный женский голос. Владимир кивнул, поднимая взгляд на незнакомку. – Просто вы так похожи, – отрешённо прохрипел он шепотом, и в воздухе повисла длительная пауза, которую вскоре прервала девушка: – Вы любите кофе? – Люблю, – Владимир зачем-то продолжал стоять на месте с абсолютно потерянным выражением лица. – Составьте мне компанию. – Простите, но... – Я настаиваю. Они двинулись в сторону кофейни, которую Владимир, как казалось, раньше никогда не замечал, к слову, он мало на что действительно обращал внимание. Гул города становился тише, пока совсем не растворился в бархатном голосе спутницы, лёгкой поступью, плывущей против течения толпы, подобно каравелле. Владимир не мог оторвать взгляд, замечая, как её глаза цвета небесной лазури, обрамленные длинными черными ресницами, наливаются янтарем, уголки губ приподнимаются, вырисовывая очертания до боли знакомой улыбки, а на щеках появляются ямочки. Остановившись в изумлении, он видел рядом ту, кого искал, чьё имя перманентно въелось вголову, и кого так безуспешно старался забыть. Облаченная во все белое, подобно ангелу, она коснулась бархатной ладонью холодной скулы Владимира, а он так и замер, едва разомкнув губы, как будто хотел что-то сказать, но с трудом мог подобрать слова.***
Мой ангел – Вы, Я – богохульник. С другой однажды обручен, И этим браком обречен. По Вам страдать ночами вместо сна, Покуда не велит рассвет сомкнуть глаза – Тогда мне видится Ваш лик: В холодных каплях янтаря, Что сморят сверху вниз – надменно, Я помню нежность прежних лет, Пускай её уж больше нет. Непринуждённый кисти жест – Как я пред вами на колени Готов упасть, молить прощения. Едва коснуться бы губами, Давно истерзанными в кровь, Лишь ваших бархатных ладоней. И повторяю вновь и вновь: Как пал я низко. Как безбожно. Всё сказанное мною – блажь. Таким проступкам нет прощения, Меня, увы, нельзя понять. «Если б любил – не стал бы мучать» – Во глáве всех пороков Глумится самолюбие, когтями по груди скребя Я жалкий эгоист. Пускай огнём горят все строки В письмах к вам от «А» до «Я»