весна приходит в сады

Если посмотреть на ночное небо в городе, то звезд ты не увидишь. Селена щуриться, пряча руки в карманы кожаной куртки, и пытается разглядеть бледное мерцание далеких светил. Ночью в Рэддхеме можно разглядеть даже самые крохотные и далекие звездочки. Все созвездия, как на ладони. Протяни пальцы и очерчивай их контуры, угадывая где стрелец, а где лев. Селена в звездах сильна не была ― с трудом могла найти Большую медведицу и Кассиопею. И то, пока её не тыкнут носом. Так был ли смысл рассматривать звезды на «городском» небе? Блондинка устало выдыхает, ленно переводя взгляд на мигающего красного человечка светофора. Руки тянутся к телефону, переключая песню в наушниках. Всё, как настоящее. Даже слишком. И воздух свежий и прохладный, несмотря на наступающую весну; и холод кусает за пальцы рук беспощадно и жестоко. Так, как должен кусать настоящий холод. Светофор загорается зелёным, и Селена вздрагивает, сливаясь со спешащей толпой. В городе даже глубокой ночью темно не было ― свет от вывесок, автомобильных фар разгонял любой намек на мрак; а как же тут было шумно. Воздух режет автомобильный сигнал, пока гул «жизни» вокруг вынуждает Селену ускорить шаг. Лишь бы побыстрее оказаться в своей квартире, в тишине и спокойствии. Она мечтала об этом весь день в кофейне. Опуститься в кровать, закрыть глаза, заснуть, чтобы снова оказаться там, где она должна была быть. В мягкости свежей травы, шелестении листьев деревьев и аромата цветов; там, где она может рассмотреть звезды; где эти звезды ей покажут. Шумные центральные улицы остаются позади, когда Селена сворачивает на узенькие улочки. Теперь по прямой и до самого дома. Здесь до рези в глазах светло не было, и мягкий мрак обступил её со всех сторон, как пуховое одеяло. Протяни руку, прикоснись, и совсем ничего не почувствуешь ― потому что нет этого на самом деле. Её тут тоже на самом деле нет. Рядом что-то призывно шелестит, заставляя селену замереть средине темной улицы, дернуть проводок наушников и прислушаться. Она знала ― опасности ей здесь не грозит. Всё работает как точно выверенные часы. Люди ходят на работы и с работы, и даже клиенты каждый день у неё одни и те же. Здесь ничего и никогда не будет ей угрожать, поэтому сердце пропускает парочку ударов, когда девушка растерянно оглядывается назад. Взгляд вглядывается в старую городскую застройку, отмечая из изменений только тишину. Селена смотрит прямо перед собой и вздрагивает, замечая в отдалении что-то темное и шевелящееся ― отличающееся от выверенного сценария её дня. Это «что-то» было вполне живым, не имеющим четких контуров и очертаний. Подумать бы, что это просто мусорный пакет, камень или ветка дерева. Трещащая рядом с ухо магия переубедила её в обратном. Девушка быстро берет себя в руки, разворачивается на каблучках сапог и… и почти тут же врезается во что-то темное и живое. Селена отскакивает назад, запинаясь носком полусапожек на плохо положенную брусчатку, и уже готова была упасть назад, как мягкие руки ложатся на её плечи, предотвращая губительное падение. Блондинка вздрагивает, тут же вскидывая голову, пока её карие глаза распахиваются в ужасе столкновения с чем-то неизбежным, и брови у неё ползут вверх, пока сама она замирает подобно статуям в Садах. Неизбежное было ей знакомо. В черном костюме, накинутом поверх пальто  лакированных туфельках. С мягко упавшими ему на темные глаза волосами чернющих волос. Неизбежное смотрело на неё с легким прищуром и хитрой полуулыбкой на бледных губах, и глаз своих не сводил нарочно долго ― словно наслаждался её легким испугом. Пальцы отпускают её плечи, когда неизбежное удостоверилось в  том, что его поимка стойко стоит на каблуках. Он подхватывает свисающий проводок с наушником, склоняется ниже, чтобы прислонить наушник к уху и задумчиво сощурится. ― Что за песня? ― Ты головой ударился, пугать так! ― Селена отводит плечи назад, хватается за тонкий белый проводок и дергает на себя, пока губы неизбежного тянутся в широченной улыбке, ― совсем больной? Предупредил бы хоть! Я тут чуть все свои блондинистые волосы не оставила. ― Не сказал бы, что тебе не идут белые волосы, ― Александр выпрямляется, разводя свои руки в стороны, словно бы приглашая для объятий, и терпеливо дожидается, когда первая волна шока сменится радостью встречи. И дожидается. Селена несозданно шмыгает носом, почти тут же подрываясь с места. Её руки обхватывают шею Александра, пока сама она приподнимается на носках, в желании оказаться к нему как можно ближе. Он стискивает её стан, жмет к себе и даже немного приподнимает над землей, тут же ставя обратно. Утыкается носом в мягкие волосы и шумно вдыхает запах. Несмотря на въевшийся аромат крепкого кофе, запах цветочного шампуня всё равно пробивался, заставляя губы Александра дернутся в улыбке. ― Покажешь место, где теперь живешь? ― шепот срывается с его губ, обжигая шею на контрасте с прохладой весеннего воздуха, и Селена тут же встрепенулась, словно отошла от долгого сна. Руки отпускают шею, а пальцы мягко обхватывают ладонь неожиданного гостя, потянув его прямо по улице ― чуть нетерпеливо, в ожидании снова прикоснуться к осязаемому телу, провести по нему пальцами. Его ладони отдавали живительной теплотой, и Селена, сама того не замечая, сжимает их чуть сильнее, переплетая пальцы трепетно, медленно. От волнения Селена даже не сразу попадает в замочную скважину своей однокомнатной квартиры. Толкнув дверь вперёд, она сначала проходит сама, а потом оборачивается через плечо, чтобы удостоверится в том, что Александр переступил порог за ней. Он чуть хмуриться, с любопытством оглядываясь и всматриваясь в предметы обихода Селены ― куда уж идёт обычная квартира в сравнение с Дворцом Рэддхема. ― У тебя что, клаустрофобия? ― Селена толкает ладошкой дверцу шкафа купе, доставая вешалку и убирая куртку в шкаф, ― давай сюда своё пальто. У нас не принято ходить в верхней одежде. Обувь тоже снимай, я только вчера убралась. Заляпаешь что-то,  я стану свидетельницей того, как Король Рэддхема ползает в моей квартире на корячках, оттирая пол от грязи. Александр растерянно смотрит на неё, а потом послушно снимает пальто, а затем и свои лакированные туфли. Проходит за ней по прихожей, в маленькую кухню. Присаживаясь на стул, он задумчиво наблюдает за ленным передвижением Селены ― как она набирает воды в чайник, щелкает кнопочкой, а потом достает из холодильника что-то сладкое в пластиковой коробке. ― Как ты здесь устроилась? ― вопрос звучит столь неожиданно, что Селена замирает в незаконченном движении, оборачиваясь через плечо и задумчиво поджимая губы, ― могу расценить молчание, как «хорошо»? Селена молчит и прямого ответа не дает. Её светлые брови сходятся на переносице, образуя глубокую складку. Он сказал что-то не так? Или посмотрел как-то не так? Оскорбил её чем-то? Почему она молчит, когда они не виделись столько дней и ночей? Почему не отвечает на его вопрос? Коробочка с пирожными опускается на стол неспешно, пока карие глаза провожают сладости на столе. ― Ты пришёл за этим, да? Спросить, «как я здесь устроилась»? В тихом голосе девушки слышатся нотки детской обиды, и Александр неосознанно дергается, выпрямляется, готовый подскочить в любую секунду, чтобы перекрыть пути отступления Селене, схватить её, прижать к себе; чтобы она не убежала. ― Нет, я…,― голос колдуна застревает где-то в горле, срывается шепотом, пока он сам нервно облизывает пересохшие губы и, впервые за несколько десятков лет, волнуется, как какой-нибудь мальчишка перед первым свиданием, ― я просто подумал, что начать было бы неплохо с этого. ― Ты начал с того, что до смерти перепугал меня, ― Селена склоняет голову в бок, и губы её дергаются в улыбке. Девушка отходит от стола крадучись, переплетя пальцы за спиной, и ступая нарочно медленно. Потому что желания у них одни на двоих ― и Селена почти кожей ощущает, что пальцы у Александра горят от желания прикоснуться к ней. И как же плохо он скрывает эти желания. Почти тут же отрывает руку от стола, протягивает к ней ладонь. Смотрит на неё с преданностью какого-то щеночка, которого Селена будто бы спасла от злых морозов, подобрала где-то на помойке. Она знала, что такие щенки не предают хозяев и сделает всё возможное, чтобы жизни хозяйки ничего не угрожало. Девичьи пальцы мягко ложатся на протянутую ладонь ― обманчиво спокойную и нежную. И стоило только коже соприкоснуться, как мужские пальцы властно хватают тонкое запястье и беззлобно тянут на себя. Так резко, что Селена глухо вскрикивает, тут же оказавшись сидящей на чужих коленях в кольце теплых рук и аромата холода, еловых веток и далекого, родного; чего-то прямо из Рэддхема. ― Это было не по правилам, ― губы девушки дергаются в улыбке, когда одной из рук она обнимает мужчину за шею, а пальцами второй мягко прикасается к линии его подбородка, поднимает вверх, чтобы откинуть мешающиеся темные волосы. ― Правила надо было оговаривать сначала, мятежница. Теперь уже поздно. Можешь попробовать побрыкаться, но я силен даже в этом мире. ― Это что, насилие над моим личным пространством? ― Насилие ли? Александр несдержанно ― за что тут же корит себя ― сжимает податливый девичий стан, прижимая её поближе к себе. Скользит пальцами по спине, задирает свитер и щекочет обнаженную кожу мимолетными прикосновениями. Ему доставляет удовольствие её желанная дрожь, её потемневшие карие глаза ― или сейчас он увидел в них просыпающиеся голубые оттенки её магии? ― Так ты пришел, чтобы удостоверится, в какой квартире я живу? ― Селена склоняется чуть ниже, чтобы прошептать эти слова ему почти в ухо, ― не находишь, что она маловата? Он сам в плену её рук, скользящих по лицу, очерчивающих контуры его скул, подбородка и губ; в плену её тихого чарующего голоса, который пробирается в самые потаенные местечки его грязной души. Она вот так просто  управляет им, сама того не подозревая. Ей достаточно лишь сказать, и Александр выполнил бы любую мелочь, любую незначительную или глобальную вещь. Их общая связь натягивает внутри до ощутимой боли, до обоюдного голода, который накрывает его с ног до головы. Он не сдерживается больше, цепляясь пальцами за голую кожу под свитером и подтягивая её поближе к себе ― чтобы в эту же секунду впиться в желанные в губы. Во снах он не мог прикасаться к ней. Там ни его, ни её плоть не имела физической формы. Это лишь их тонкая ниточка связи, тянущиеся через миры, восстанавливающая в памяти эти дразнящее образы. Здесь и сейчас всё было по-другому. Осязаемо, физически и необходимо. Селена отвечает на его поцелуй незамедлительно, предугадав его мысли задолго до того, как он решился бы на этот шаг. Её пальцы зарываются в черные волосы, наводя даже в них свои порядки. Она тянет к нему, жмется, впиваясь пальцами второй руки ему в плечо. Голос крадется, захватывает, и Селена поддается ему, пока дрожащие пальчики её ручек проскальзывают под полы пиджака. Она дергает вниз его так резко, что Александр шипит, выскальзывает пальцами из-под свитера и помогает Селене избавить его от первого атрибута одежды ― ни на секунду он не оторвался от неё. Пол года разлуки дают о себе знать взрывом чувств, желанием зацепиться за тела друг друга и никогда не размыкать пальцев. И лишь когда его руки возвращаются к ней, Селена отстраняется первая, хватаясь за края своего свитера и потянув его наверх ― он падает где-то у ножек стула. Вот только продолжить поцелуй им не удалось. Стоило только Селена попытаться снова прильнуть к сладким, желанным губам, как горячие руки притормаживают её, заставляя напустить полный непонимания взгляд. ― Что-то не так? ― тихо шепчет блондинка, глубоко вздыхая грудью воздух, пока черные глаза поднимаются по бледному животу, груди, спрятанной в чашечку кружевного бюстгальтера, к глазам. ― Мы не… не можем, ― одними губами шепчет Александр, ненадолго задерживая дыхание, чтобы скинуть с себя первый морок острого возбуждения, кольнувшего где-то в паху. ― Да брось. Пусть в Рэддхеме, но мы женаты. И у нас с тобой уже было, ― произносит блондинка, мягко отводя его руки в стороны и скользнув пальцами по его плечам, к подбородку, чтобы приподнять лицо, ― здесь, там ― есть разница? Когда ещё ты придешь лично убедиться в том, как я живу? Александр болезненно морщится, пока Селена  тихо смеётся, обхватывая его голову руками и прижимая к своей груди, чтобы погладить по волосам и оставить короткий поцелуй на макушке. Чайник свистит, щелкает кнопка, и красный огонёк перестает мозолить глаза. Селена выпускает мужчину из объятий, и хочет было подняться с его колен, как руки колдуна цепко хватают её за талию, удерживая на месте. Он не отпустит её, когда есть возможность удержать её поближе к себе. ― Боюсь, что там или тут ― разница есть. Не люблю трахать кого-то на кухне. Не очень приспособленное к этому помещение, особенно в такой маленькой квартире. Селена только и успевает, что удивленно поднять брови, когда руки с талии стремительно скользнули под её коленями, а сам Александр быстро поднимает со стула, решительными шагами выскакивая в коридор. Он держит её цепко, но Селена всё равно цепляется за его плечи, сминая ткань рубашки, и тихо, прямо на выдохе, шепчет куда то ему в шею: ― Саша, стой. Саша! В однокомнатной квартире заблудиться тяжело, и Александр быстро находит гостиную-спальню, опуская Селену на диван, и моментально заводя руки ей за спину. Пока девушка не успевает опомниться, он щелкает застежкой бюстгальтера, скользнув пальцами по её плечам, чтобы зацепить за этим прикосновением и лямки. Селена то ли взвизгивает, то ли излишне шумно вздыхает, потянувшись, чтобы прикрыть обнаженную грудь руками. Александр цепляется пальцами за запястья. Упираясь коленом в диван, он склоняется над Селеной, вынуждая её упасть на спину, и пресекает любые попытки прикрыть обнаженную грудь руками. ― Ты же сама сказала, что мы женаты в Рэддхеме и у нас уже было, ― издевательски шепчет Александр, склоняясь чуть ниже, чтобы оставить легкий поцелуй в ложбинку между грудей, и пусть во мраке комнаты совершенно не видно раскрасневшегося лица его супруги, ему даже можно не смотреть, чтобы почувствовать наливающиеся румянцем щёки, ― отвечай за свои слова. ― Тогда я была в одежде, ― тихо шепчет Селена под ним. ― А сейчас темно. Разве есть разница? ― Есть ли разница? Ты же управляешь этой тьмой. ― В этом и фишка, маленькая мятежница. Считай, что сейчас ты в разы уязвимей меня. Приятное дополнение к нашей встрече. Селена возмущенно шипит, дергает руками, и Александр тут же размыкает пальцы. Но не для того, чтобы дать девушке свободу ― да и, кажется, она сама особо никуда не торопится ― а чтобы избавить себя от рубашки. Ткань с тихим шелестом оседает на полу рядом. И тогда он снова льнет к ней. Губ не целует, словно в отместку за слова, сказанные на кухне. Его губы и язык скользят по шее, мягко сжимая одной рукой над её головой пойманные запястья. Он прикусывает кожу, чтобы тут же скользнуть ниже, обвести кончиком языка затвердевший от его прикосновений сосок. Услышать негромкий всхлип сверху, почувствовать под собой изгибающееся ему навстречу тело.  Он смыкает зубы, на коже груди, прикасается к укусу языком, пока вторая его рука игриво обводит местечко вокруг пупка, заставляя мышцы живота Селены напрячься под его руками, а её саму вздрогнуть, задержать дыхание. Наверное, это было безжалостно? По отношению к ней, к самому себе. После столь долгой физической разлуки терзать себя упирающимся в ширинку штанов членом, а её ― своими игривыми и дразнящими прикосновениями? Пальцы спускаются ниже, справляясь с пуговицей и молнией её джинс, чтобы приспустить их с неё ― Селена услужливо приподнимается, помогая ему справиться с чёрной тканью, упавшей около дивана. Он тянется к кружевной кромке её нижнего белья, и замирает, поднимая на неё глаза. Александр трётся гладкой щекой о её грудь, поднимаясь поцелуями прямо по подбородку к самому уху. ― Я так скучал по прикосновениям к тебе. Думал, что сорвусь прямо там, на улице, когда ты обняла меня, ― откровения срываются шепотом, прямо ей в ухо, пока пальцы внизу возобновляют движения, оглаживая кромку её нижнего белья, и едва приспуская его в каком-то оттягивающем и дразнящем жесте, ― а ты скучала по мне? ― Да, ― голос срывается с её губ моментально, тихим всхлипом, жалостливым, и у Александра сердце щемит от нежной любви к этой девочке ― сколько лет бы не прошло в том мире, в этом, он будет любить её вот так нежно, дорожа моментами коротких откровений, ― я так скучала по тебе, Саша. Так скучала, ― на тихо выдохе шепчет она, во тьме пытаясь найти его лицо. Его пальцы выпускаются девичьи запястья, и её тонкие пальчики тут же обхватывают его лицо, действуя не по плохому ночному зрению, а по зову их связи. Она тянется к нему, целует его в губы один раз, второй, третий ― и каждый раз признаётся ему в любви. «Я скучала, так скучала!». Она говорит это между короткими поцелуями, что Александр сам тянется к ней, не даёт и слова сказать, сминая её губы вновь и вновь. Он держит себя в руках старательно, пусть нити его душевного равновесия натягиваются до треска. Он старается, пытается, держится, пока уводит пальцы вниз, обжигаясь о теплоту её горячего тела. Покорная маленькая мятежница. Ему не нужно было слышать её шепота и проникать пальцами под ластовицу белья, чтобы почувствовать её возбуждение и желание ― вся их внутренняя связь кричала об этом, туманила разум, толкая на необдуманные поступки. И Александр рычит от натуги, когда его пальцы пачкаются в вязкой женской смазке, проскальзывая внутрь. Он уже почти забыл о том, насколько Селена может быть… горячей? Она стонет сквозь плотно сжатые губы, втягивает воздух так шумно и резко, что на пару секунд замирает. Они оба святыми не было; и не было в них только черного или белого. Их болезненные сущности находили покой друг в друге. И это видно в том, как Селена сама льнёт к нему, обхватывает руками его плечи и целует, крадя поцелуи, пока мгновение позволяет им побыть наедине. Он не торопится. Не хочет причинить боли: даже вынужденной, даже сладострастной, даже легкой ― никакой вообще. Александр знает, что времени у него здесь не бесконечно много, но растягивает её неспешно, наслаждаясь лишь одним прикосновением к ней. Сначала один палец, затем два. Её губы раскрывают во мраке, пальцы несильно сжимают пряди его волос, пока она негромко стонет ― тут же прикусывая губу, чтобы замереть. Александр не хочет дразнить более ни себя, ни её. Пальцы выскальзывают из её горячей плоти, и тихий стон протеста с её стороны рушит последние стены самообладания мужчины. Он улыбается, щурит глаза в темноте, устраиваясь между её разведённых ног поудобнее. Александр склоняется, смазано целует её раскрытые губы, пока пальцами ловко справляется с пряжкой ремня, расстёгивает брюки и, наконец, высвобождает свой член из тисков одежды. Кажется, он даже несдержанно простонал ей в губы? Как же быстро Александр сдается под её тихое и томительное «Саша». Не может вытерпеть  рвущихся нитей связи внутри, и проскальзывает в неё несдержанно быстро и грубо, замирая лишь когда со стороны Селены слышится тихо шипение. Поторопился. Он целует её в щёку мягко, прося прощение за несдержанность ― к слову, он был почти уверен, то связь творила с ней такие же вещи. ― А говорил, что я уязвимее тебя. ― Мне надо было занять твой рот, перед этим, чтобы ты не припоминала мне каждое моё слово? ― Отвечай за свои сло… ах. Александр растекается в улыбке довольного и сытого кота, когда толкается бедрами вперёд, вытягивая короткий стон с её губ. А потом он толкается ещё глубже. До тех пор, пока не входит в неё полностью. Одной ладонью он упирается в матрас дивана под Селеной, второй рукой скользит под коленку её ноги, закидывая её себе на плечо, чтобы немного изменить угол проникновения. Он толкается вновь, только теперь в более выверенном ритме, заставляя Селену запрокидывать голову назад, жмурить глаза от волны острого удовольствия внутри. Это было не только что-то физическое. Нить, связывающая их души, вибрирует настолько ощутимо, что вкупе с узостью девушки и её тихими стонами, Александру кажется, что кончить он готов хоть прямо сейчас. Он до сих пор не привык к этому ― и Селена, кажется, тоже. Она держится за него, не размыкает пальцев, словно боится, что он может просто исчезнуть. И даже глаз своих, вспыхнувших голубыми огоньками магии, не закрывает, смотрит на него. И как удивительно ― не теряет голову от близости. Выгибается, поддаётся бёдрами ему на встречу и кусает свои губы. Он сам боится отводить от неё взгляда; боится потерять её, а очнуться в темноте. Александр стойко держится, скользя пальцами от щиколотки её ноги, к бедру, чтобы мягко уйти в сторону живота и ниже ― к месту, где его толчки начинали набирать не только ритм, но и скорость. Когда они встретятся вот так вновь? Когда он сможет трогать её нежную кожу, целовать её? Слышать её плохо сдерживаемые стоны? Он всем своим нутром ― и физически, и внутренне ― чувствует, как всё внутри Селены сжимается, а сама она начинает терять связь с реальностью. И словно в отместку за их недавнюю любовную словесную перепалку, Александр замедляется, тормозит сам себя, чтобы склониться над её телом под возмущенный вздох и ерзания, требующих немедленного продолжения. Он отводит кончиком носа прилипшую к взмокшей, покрасневшей щеке прядку волос, и шепчет тихо, опаляя дыханием кожу и заставляя Селену вцепиться пальцами ему в плечо. ― Знаешь, мы с тобой никогда не обсуждали один момент. Многим нравится давать клички в постели своим партнерам, ― Александр издевательски медленно толкается в неё, придерживая её ножку и запрокидывая её себе за талию. ― Святые, ― шепчет блондинка, ― ты решил именно сейчас это обсудить? ― Как-то рановато ты приравняла меня к лику Святых. Я ведь ещё так молод, ― тихий смешок обжигает кожу, задевая и без того оголенные нервные окончания и заставляя Селену вздрогнуть, ― я слышал, что в этом мире, любят выражение «папочка». ― Я не буду тебя так звать! ― Селено возмущенно втягивает воздух через нос, и Александр тихо смеётся, возобновляя мягкие движения в ней, отвлекающих и её, и его, ― если вариант звать просто по… имени? ― По имени? ― Ну… Саша? Или Сашенька? Или… Он замирает всего на секунду, чтобы отложить этот момент в своей голове. «Сашенька». Это звучало так тепло, так по-домашнему уютно, что у него сердце щемит. Александр снова льнёт к ней, целует мягко и неторопливо, чтобы запрокинуть и вторую её ногу себе за спину. И не даёт ей продолжить их разговор или даже подумать о чём-то отвлеченном ― двигается в ней. Ускоряется, замедляется, срывает с её губ стоны и вскрики несдержанные и долгие. Заставляя её хвататься за себя, выгибаться и двигаться навстречу их общему безумию. Его пальцы скользят по талии, удерживая её подрагивающее тело, когда она выгибается от волны оргазма. И нити их связи взрываются. Александру требуется всего пару толчков после неё, чтобы замереть где-то глубоко внутри Селены, обжечь её изливающимся из него семенем. И затихнуть. Тяжелое дыхание их обоих смешивается с тишиной комнаты. Александр выходит из неё неспешно, с явной неохотой покидать её теплое податливое тело. И кажется, Селена тоже противиться этому. Её пальцы капризно хватают его за предплечья, потянув на себя, и Александр тихо смеётся. Не покидая её разведенных ног, он подтягивается повыше, чтобы уложить голову ей на грудь, блаженно прикрыв глаза. ― Я могу ведь забеременеть. ― Это угроза? Будь мы в Рэддхеме, вполне возможно. Но здесь ― нет, ― шепчет Александр, просовывая руки под её тело, чтобы заключить в кольцо своих объятий, ― да и ты сама сказала, что мы женаты. Какая разница? ― Хочешь сделать меня матерью одиночкой? ― Селена тихо смеётся, несильно щипая его за руку, но тут же начиная мягко поглаживать его по волосам, ― останься до утра. Ты же знаешь меня, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы задержать тебя. Александр улыбается, поворачивая голову так, чтобы упереться подбородком ей в грудную клетку и встретиться с его глазами во мраке комнаты ― он не видит её практически, но чувствует. ― И какие же методы у моей маленькой мятежнице? ― Там на столе стоят просто потрясающие пирожные. Я же знаю, что от сладкого ты не откажешься. ― Ладно, мятежница, ты нашла мою Ахиллесову пяту. Но чайник надо ставить заново.