Можно тебя приучить к себе
и приручить тебя?
Мнению, обществу и судьбе
бросить в лицо снаряд.
Делать лишь то, от чего в груди
будет пылать пожар,
юными, смелыми обойти
весь
необъятный
шар.
Недостаточно плотные шторы рассеивали свет позднего утра — пасмурного и не по-калифорнийски серого; такой мутный цвет облаков напоминал Джет теплое молоко. В детстве ее поили вспененным, как для латте, с капелькой жидкого меда. Мед никогда не растворялся в молоке полностью, и Джой с наслаждением выскабливала со дна остатки крошечной чайной ложкой. Она послала улыбку прямиком в запотевшие стекла. В панорамных окнах, протянутых вдоль мраморно-темной кухни, отражались яркие синие волосы. Единственное цветное пятно в графитовом интерьере апартаментов; Джой не могла не улыбаться, когда наблюдала, как обладательница этих самых волос хозяйничает на ее кухне. Дурацкая девчонка. Эмилия, вообще-то, Томпсон, но ненавидит, когда ее зовут полным именем. Поэтому: Э-ми-ли. Э-ми-ли. Она чувствовала себя влюбленной дурочкой, когда, поддавшись порыву, нарисовала сердечко на запотевшем стекле. — Пуф! — резкое прикосновение к голым рёбрам заставило Джет подскочить так, словно ее застали за чем-то немыслимым; но это была всего лишь автоматическая реакция, и она быстро вернула себе покой: рядом с Эмили можно было расслабиться. — Рисуешь, конфета? Я тоже хочу, — захихикала она, взъерошив свою и без того растрепанную копну волос. Джой присела на подлокотник дивана и улыбнулась уголком губ. — Смотри. — За указательным пальцем Эмили спешно поползли прозрачные завитки. — Решишь этот пример? Эмили + Конфета = Джой шутливо прищурилась, сделав вид, что задумалась. Задумалась ли она? Они с Эмили провели вместе столько часов, что Джет потеряла счёт времени. Она с улыбкой притянула ее к себе, и Эмили тут же прилипла, как жвачка, в ответ. Она обняла Джой за шею; пустила россыпь мурашек по затылку и вдоль позвоночника. — Это слишком лёгкий пример, — мурлыкнула она в губы Томпсон. Девчонка ростом явно не вышла. Она стояла между коленей Джет, когда последняя сидела на подлокотнике, и между ними можно было вести прямую — их губы в таком положении складывались, как пазл. — А ты не будь такой предсказуемой! — съерничала Эмили. — Не люблю, когда ты нудишь. — А я не люблю, когда ты одета, но ты же одета, — со смешком ответила Джой. Ее ладони теплой волной прошлись по спине Эмили, очертив позвонки, а затем, словно выточенные механизмы, остановились на ее ягодицах. Совсем юное тело, все ещё слегка угловатое, оно у Эмс было гладким, как бумага, и идеально вязалось с невинностью простого белья. Джой уже даже привыкла: белоснежные топ и слипы с крохотной нашивкой Хэллоу Китти по центру. Что это, гиперфиксация на мультяшном млекопитающем? Джой смотрела на бело-розовую кошку перед тем, как стянуть с Эмили лишний предмет одежды, и каждый раз ловила легкую конвульсию между ног. Смешок от абсурдности этого факта вырывался из нее сразу после — ассоциации делали с людьми страшное. Мягкая истома внизу живота донимала ее и сейчас. Соски Эмили под тонким топом напряглись от едва заметного столкновения. Джой наклонилась ближе, потянувшись за поцелуем, но Эмили увернулась. — Не-е-а, — дразняще протянула она, — сначала математика. Томпсон обожала противоречия. Она неторопливо раскрыла рубашку Джо и, глядя ей прямо в глаза, очертила языком линию верхней губы. Они у нее были сухие и истерзанные до крови, но от этого Джой тянуло к ним лишь сильнее — то ли зализать раны, то ли добавить новых. Отметиться? Сердце забилось в ушах сплошным шумом, когда ямочки на щеках Эмили стали глубже от будто бы смущенной улыбки; пусть это и просто иллюзия — Эмили ничего не способно было смутить. Волны в сапфировых глазах напротив всегда покачивались спокойно. Никаких дюн — ровная океанская гладь. — Э-ми-ли, — по слогам озвучила Эмили, щекотливо выводя буквы на груди Джой, — плюс Конфета. Ну, давай же. — У этого примера только одно решение, и оно тебе не нравится, — ответила Джой. Она сосредоточилась на изрезанных вдохах и выдохах, чтобы не думать о смысле своих же слов. Мысли о том, что Эмили не принадлежала ей — ей одной, — целиком, что до сих пор не сдалась ей, будили кубло копошащихся змей внутри. Между ребер становилось пусто и холодно. С момента их первой близости прошло два месяца, и Джой честно пыталась отвлечь себя от нее. Джой летала в отпуск на Коста-Рику; там она расслабляла голову, как обычно, на пляжных вечеринках и в громких клубах, но все латинки на этот раз казались Джет либо слишком амебными, либо наоборот дешёвыми и потасканными, как скабрезные проститутки где-нибудь на шоссе. Она не могла отключить голову достаточно для того, чтобы почувствовать себя отвлеченной. Джет начинала целовать какую-нибудь девчонку и не доводила ничего до конца, потому что она открывала глаза и видела перед собой не ту, кого хотела там видеть. Это же ненормально? — Отношения — это скучно, — выговорила Эмили, беззастенчиво глядя на Джой. — Любовь — это скучно. Не обижайся, конфета. — Тебе скучно со мной? — Она грустно дёрнула уголком губ. Обижалась ли она? Эмили была честной. И не её. Но иногда — кожа к коже; длинных ног Джет хватало, чтобы оплести ими и́кры Эмили, как в ловушке. Джой — сбрендившая к чертовой матери, — сколько бы она ни прикасалась к дурацкой девчонке, этого все равно было мало. Хотелось приблизиться к ней настолько, чтобы раствориться искряще-синей энергией, а затем пробежаться, как смерч, по всем ее эрогенным зонам. Опутать изнутри ее нервы. Вылизать её всю. Почувствовать — глубже, чем когда она могла делать это ночами, глубже, чем когда Эмили была в ней, а она — в Эмили; реальность совершенно теряла фокус, стоило Джой увидеть рядом эти цветные волосы. Кажется, она безумно влюбилась. Безбожно, не в ту девчонку; ей не было это нужно. — Не скучно, но я хочу остальных попробовать… хм, не будь такой эгоисткой, — хмыкнула Эмили, оставив мягкий отпечаток у Джой на щеке. После таких слов могла целовать только она, господи. — Я готовлю для тебя кексики. — Кексики? Утренняя нега перекатывалась в венах стеклянными шариками. Джет провела языком по бьющейся венке на шее Эмили. Ее руки медленно нырнули под хлопковый топ, чтобы стиснуть маленькие, нежные, как лепестки, груди; Эмили так красноречиво выгибало, когда Джо сжимала бусины сосков между средним и указательным, что она готова была делать это часами. Стиснуть между, склонить голову, надавить кончиком языка. Намочить слюной тонкую ткань, чтобы видеть очертания четче. Ткань мгновенно прилипла к розовым кругам ореол, и Джой осторожно захватила сосок зубами. Эмили впилась ногтями в кожу ее затылка, слегка поглаживая, и Джой вплотную прижала к себе ее бедра. По мышцам пресса прокатились крохотные разряды тока. — М-м-м, — надсадно промычала Эмили, и неожиданно потянула Джет за волосы, вынудив ее запрокинуть голову, — подожди, конфета… Кексики сгорят. — К черту их, — пробормотала Джой и сорвала с ее губ очередной поцелуй, — я хочу тебя, а не кексики. — Я подхожу твоему рту лучше, чем кексики? — выпустила игривый смешок она, стерев что-то под нижней губой у Джет. — Ты скучала по мне? Скажи, что я лучше, чем твои бразильские шлюхи. — Южноамериканские, — засмеялась Джой. — Вчера они были южноамериканские. — Ну тогда, — дипломатично исправилась Эмили, накручивая на палец прядь синих волос, — скажи, что я лучше всех. Джой снова расхохоталась. И зачем же ей было слышать, что она лучше, если Эмили и так это знала? Поразительно невинная и в то же время совершенно распущенная девчонка. Глубоко в усыпанном сердечками подсознании Джой надеялась, что всё ещё оставалась единственной у нее. Целовать девушку, которую кроме тебя никто никогда не касался, было сродни вихрю или лавине — с Джой этот факт срывал все покровы. — Ты лучше всех, — открыто сказала она. Эмили расплылась в чеширской улыбке; ещё чуть-чуть — и получилась бы урожденная челси. Джой погладила ее по щекам подушечками больших пальцев. — Давай сюда свои кексики. Эмили радостно захлопала — сама непосредственность, боже мой, — и помчалась к духовке, забавно шлепая по мраморной плитке. Джой прикрыла грудь раскрытой рубашкой и, хохоча артистичной суетливости Эмс, присела за островок. Барные стулья в ее доме были высокими, но Джой все равно касалась ступнями пола, когда садилась; иногда собственные ноги казались ей бесконечными. Пряный шоколадный запах расползся по просторной кухне, как ядовитый плющ. Она удивлённо вскинула брови, заметив идеальные формы маффинов. Пышные шапочки аппетитно потрескались прямо посередине. Гуляющая в апартаментах сладость сахаром осела ей на язык, и в животе требовательно заурчало. Эмили торжественно поставила выпечку на островок и откинула назад силиконовые прихватки. Счастливая донельзя, она светилась, как какая-нибудь ёлочная игрушка; блики верхнего света отражались в узких зрачках, как в воде. Джой с подозрением покосилась ей за спину, мимолётно задумавшись, выключена ли духовка. Она сама никогда ею не пользовалась, так что понятия не имела, что значили всё те цифры и датчики. — Сегодня моя духовка лишилась девственности, — задумчиво заключила Джет. — Ей было приятно, — игриво подмигнула в ответ Эмили. — Держи, конфета. — Она вытащила из формы маффин и протянула его ей, беспроблемно держа в руке. Разве он не горячий? — Это рецепт тети Джеки. Она готовит их каждое воскресенье. Они почти такие же сладенькие, как я… Эмили поставила кекс на тарелку и принялась аккуратно разреза́ть его на четыре части. Насколько Джой успела заметить, страстью Эмили пылала не только к Хэллоу Китти, но и к симметрии. — Почти? — уточнила Джой. Оторвать взгляд от Эмили было тем ещё испытанием. Она склонила голову, рассматривая, как подрагивают у Томпсон ресницы. — Почти, — самодовольно заключила она, облизав вымазанные в глазури пальцы. — Я слаще, Джет. И правда. Джой аккуратно поставила кекс на столешницу (всё-таки он оказался чертовски горячим) и отломала небольшой кусочек. В нем оказалось так много расплавленного шоколада, что он начал вытекать, как только нашел спасительную лазейку. Выпечка всегда ассоциировалась у Джой с зимними праздниками. Сейчас была осень, и до Рождества пока далеко, но оплетающий грудную клетку уют быстро ожил. Тепло заполонило ее всю, словно она графин для него, и Джет с щемящим ощущением в сердце представила, как было бы хорошо встретить Рождество с Эмили. Она согласилась бы? Джой не хотела спрашивать. Эмили остановилась между ее коленей. Юное личико, чуть-чуть украшенное веснушками, как пасхальной присыпкой, снова оказалось бездумно близко. Джой столкнула их лбами и выдавила вымученную улыбку. Решение нарисованного Эмили примера необязательно должно быть для них одинаковым. Люди могут воспринимать чувства по-разному — и давать друг другу что-то, уравновешивающее эту разность… так ведь? В горле, вместе с вязкой сладостью, перекатывалось безрассудное я люблю тебя — оно, как и вопрос о Рождестве, там и осталось. Эмили нежно погладила ее по щеке. Остановиться на невинных ласках в этот раз у обеих не получилось. Плевать на приторный вкус шоколада на языке, даже на то, что Эмили, возможно, не выключила духовой шкаф; в сердце Джой вертелись спирали из звездной пыли, когда она целовала ее. Один язык цеплял другой, они двигались, соревнуясь, в едином ритме. За сотни, тысячи поцелуев в прошедшие месяцы Джой точно знала, что Эмили легко поддается такой учёбе. Джет углубила их контакт, прижавшись к девчонке грудью. Белое белье с мультяшкой полетело на пол первее всего остального; реальность рябила и сжималась, вытанцовывая канкан на нервах. Постель у Джо была черной. Она толкнула Эмили на сатин — контраст, как Инь и Ян, дрогнул внутри дополнительной судорогой. Это был день, когда Эмили ещё не делала вид, что ей нужно куда-то уйти, но уже потихоньку рвалась, словно Джой собиралась ее привязать. Вся суть влюбленности в том, чтобы держать клетку распахнутой, говорила когда-то ее сестра, но Джет было так сложно — ей в самом деле хотелось, чтобы запястья Эмили всегда были перевязаны красной лентой: она занята, занята, занята. И пока это было так. Пока стоны Эмили венчали стены джетовской спальни, пока ее бедра вжимались в сатин, а пальцы Джой сгибались в ласковом ритме внутри нее. Она ощущала пульсацию между ее ног и между собственных. Каждый раз, прикасаясь к этой странной девчонке, Джо будто бы оказывалась в другом мире — там, где нет никаких рамок, и это было так необычно, потому что в ее жизни на самом-то деле полно всяких рамок. Эмили в них не втолкнешь. Джой можно было лишь это. Она сливала температуры их тел в одну, а после — сжигала, пока градус жара внутри не поднимался до невозможного. Чувствительная до крайности, Эмили отдавалась без тени робости; и Джет брала всё, что девчонка давала ей. Она собирала губами пульсации и оставляла на коже следы. Но рано или поздно их уикенды заканчивались. Эмили выпорхнула из апартаментов раньше, чем Джой успела ее окликнуть. Шлейф фруктовых духов осел в груди пронизывающей горечью, и Джой впервые, пожалуй, за все двадцать два года ее жизни стало некомфортно от одиночества. Тишина без Эмили казалась ей слишком громкой. Подобрав с пола рубашку, она вышла из спальни, по пути накинув ее на плечи. Зудящая потребность доделать то, что не закончила Эмили, щипала кончики ее пальцев. Необходимость ставить точки — хорошо ли?.. — Эмили плюс Конфета, — усмехнувшись, шепотом прочитала Джой. Она осторожно, стараясь сохранить сердцу привычную форму, вывела его после знака равенства. Еще чуть подумав, Джет поставила рядом точку. Эмили + Конфета = ♡.