Последняя яичница Князева 🍳

— Кто заберёт Ваше тело после процедуры? — продолжала задавать вопросы медсестра, громко стуча ногтями по клавиатуре. — Эээ… А вы сами не сможете захоронить? Я доплачу! — Да, конечно. Если Вы не против кремации. — Мне всё равно… — Супер! Внезапно её пальцы замерли в воздухе, и она молча заскользила глазами по экрану, проверяя свои записи. Через минуту раздраженно цокнула, нахмурилась и что-то перепечатала. А спустя ещё минуту её принтер внезапно ожил и выдал заполненный лист. — Проверяйте данные и если всё правильно можете подписывать, — зевнула она, передавая лист Князеву. Князев быстро пробежал взглядом по записям, непонятно кому кивнул и взял ручку, — Вот здесь подписать? — Угу… Полностью — фамилию имя отчество. В конце подпись. Князев послушно заполнил строку и вернул листок. — Отлично! — медсестра убрала документ в красную папку, — Дату эвтаназии уже выбрали? — Пока не точную… Думаю, на следующей неделе. — Хорошо. За день до процедуры позвоните в регистратуру и мы вас запишем. Князев снова кивнул в пустоту. — Какие-то вопросы остались у вас? — Нет-нет. Всё понятно. Спасибо. — Тогда я вас больше не задерживаю. По дороге домой Князев зашёл в местный супермаркет и растерянно побрёл между полок. Если жить ему осталось около недели, то что взять на ужин? Наверное, стоило бы накупить дорогих деликатесов напоследок, но отчего-то ему ничего не хотелось. В итоге он набрал свою стандартную продуктовую корзину, не забыв про яйца. Яйца Князев обожал до дрожи с детства — всмятку, в мешочек, в виде омлета, пашот… Но больше всего на свете он любил яичницу-глазунью. В детстве мама каждое утро готовила её на завтрак, и всякий раз она получалась божественной. Князев взял упаковку с десятком свежих яиц и вдруг осознал, что вскоре ему предстоит съесть свою последнюю в жизни яичницу. Придя домой и разобрав все продукты, он принялся аккуратно выкладывать яйца в дверцу холодильника. Вложив последнее в ячейку, он автоматически прикинул на сколько их хватит. Если по два в день — это пять завтраков. Князев посмотрел на настенный календарь — через пять дней будет среда. Почему бы не уйти из жизни в середине недели? Он взял ручку с холодильника, подошёл к календарю и жирно обвёл ячейку среды. Солнечный луч, проникший в комнату через тонкую щель между шторами, начал светить спящему Князеву прямо в лицо. Тот приоткрыл один глаз и повернулся спиной к окну, но через несколько минут понял, что уже не сможет вернуться обратно в сон и с сожалением сел на кровати. Настенные часы показывали девять утра. Князев почувствовал сильный голод — особенно сильно ему захотелось яичницы. Он наспех умылся и пошёл на кухню. Там Князев обстоятельно взялся на дело — мелко нарезал перья зелёного лука, ломтики ветчины, немного сладкого перца, а также достал хорошее оливковое масло. Бережно обжарив все ингредиенты, он торопливо разбил в сковороду два яйца, чуть не уронив в неё кусок скорлупы. Стоя над плитой в одних пижамных штанах, Князев сложил свои мускулистые руки на широкой голой груди и стал ждать пока схватится белок. Яичница получилась потрясающей. Запив её кофе, он откинулся на стуле и посмотрел на пачку сигарет, лежащую на подоконнике. «Как странно, — пронеслось у него в голове, — Теперь можно не думать о вреде курения». Чем бы сегодня заняться? На работу ему было не надо — Князев получил расчёт ещё позавчера. После того, как он заплатил клинике за эвтаназию, погребение и прочие необходимые манипуляции с его телом, у него осталось не так много денег, но на пять дней хватит с головой. Можно даже позволить себе что-то из ряда вон выходящее — вроде прыжка с парашютом. Или сходить в самый пафосный ресторан города. Или арендовать дорогущий автомобиль и прокатиться по ночным улицам. Внезапно мысли о том, каким способом ему потратить оставшиеся деньги, начали проникать в его голову с бешеной скоростью. «Как много вещей я ещё не попробовал» — вдруг с тоской подумал Князев. А с другой стороны — когда это всё было пробовать? То денег нет, то времени. А в последние полгода нет и желания. Каждый день превратился в испытание. Раньше Князева тошнило только от работы, а теперь тошнило от всей жизни — его перестали радовать даже выходные и ожидание отпуска. Редкие проблески воодушевления и хорошего настроения становились всё реже и реже, а вскоре совсем сошли на нет. В компании он скучал, а в одиночестве ему становилось страшно. Страшно за то, что впереди его не ждёт ничего хорошего, и он обречён на существование в зацикленном круге повторяющихся до самой смерти однотипных событий. Князев словно переместился из современного цветного качественного фильма о своей жизни в пленку цвета сепии. С каждым днём ему становилось всё тоскливее и тоскливее, пока, наконец, он не смог застать себя встать с кровати. Поначалу у него были мысли пойти к психологу, начать пить лекарства от депрессии, попытаться вытянуть себя из этого болота, но через какое-то время он проиграл им мыслям об эвтаназии. Сегодня он вдруг впервые перестал волноваться о завтрашнем дне и внезапно почувствовал давно позабытое чувство родом из детства. Когда ты просто несёшься в постоянном потоке быстро сменяющихся событий — школьные коридоры, двор с качелями, жвачка из продуктового на углу, первая дискотека в летнем лагере, речка, арбуз, разбитая коленка, новый постер из середины журнала, сигарета на лестничной клетке, смех на лавочке ночью, мороженое в электричке, звуки гитары у костра, чужой конспект перед экзаменом, порванная упаковка от презерватива на полу, ручка в отделе кадров, вспотевший стакан пива в баре, самолётное кресло, ноги в солёном песке, столик на двоих, двуспальный диван из ИКЕИ, кошачья миска, коробки для переезда только с твоими вещами, недосмотренный сериал… Вдруг всё перестало иметь ценность и пришла полная апатия. Когда пару лет назад Князев увидел в интернете рекламу первой в стране клиники, получившей лицензию на добровольную эвтаназию, он пришёл в полнейшее смятение — официальное самоубийство? Уму непостижимо! Но потом он подумал о раке, жизни на аппаратах, неизлечимых больных, мечтающих навсегда унять боль, которую не берёт даже опиум, и немного оттаял. Хотя сама идея всё равно ему очень претила. И вот вчера он подписал все бумаги на добровольный уход из жизни, будучи здоровым и относительно молодым человеком — ему вот-вот должно было исполниться тридцать восемь. Внезапная трель дверного звонка выдернула его из раздумий. Князев недовольно прошёл через узкий коридор к входной двери. — Кто там? — не глядя в глазок, пробасил он. — Елена Николаевна дома? — глухо отозвался по ту сторону девичий голос. — Кто? — Елена Николаевна. Князев распахнул дверь, — Какая ещё Елена Николаевна? Перед ним стояла девушка в черном шелковом халате, достающим почти до пят. — Это же пятьдесят девятая квартира? Я из шестьдесят четвёртой, — встав на цыпочки, она попыталась заглянуть через его плечо в прихожую. — Девушка, что Вам надо? — недовольно сверлил её взглядом Князев. — У Вас есть яйца? Князев завис на пару секунд. — Понимаете, — вдруг начала тараторить девушка, — Я приехала к бабушке, решила сделать пирог, а яиц у неё нет. Она сказала сходить одолжить в пятьдесят девятой квартире у Елены Николаевны. А я… — Здесь нет никакой Елены Николаевны! — раздраженно перебил её Князев. — А яйца есть? — с надеждой спросила она. Князев хотел было ей что-то ответить, но, закатив глаза, молча развернулся и ушёл вглубь квартиры. Через полминуты он вернулся, держа в руке два яйца. — Возьмите. Девушка просияла от счастья, словно они были из золота. — Спасибо огромное! Я верну! — Не надо, — бросил ей в ответ Князев, хлопая дверью. Вернувшись на кухню, он вдруг осознал, что теперь яиц у него осталось только до вторника. «Значит — судьба,» — равнодушно заключил он про себя и налил себе ещё кофе. Весь день Князев провёл в размышлениях — чем заполнить оставшееся время до конца жизни, но так ничего и не придумал. Под вечер он начал ходить из комнаты в комнату и прикидывать от чего ему нужно обязательно избавиться. Например, дневники — это личное. Не очень-то хотелось, чтобы кто-то сидел и читал всё, что у него когда-то было на душе. Он начал листать старую пухлую тетрадь, пытаясь разобрать свой почерк. Боже, каким он был романтиком! Какой текст, какие смелые мечты! Смешно… Вдруг Князев вздрогнул от резкой трели дверного звонка. Он судорожно спрятал дневник куда-то в шкаф и пошёл смотреть в глазок. За дверью снова стояла она — утренняя девушка. Князев недовольно фыркнул и повернул замок. Как только дверь приоткрылась, она тут же заглянула в щель, — Это опять я! — Я вижу… — Я принесла Вам пару кусочков пирога в благодарность, — просияла девушка, протягивая ему тарелку. — Не надо, спасибо. Я сыт. Девушка вскинула брови, — Ну, потом поедите. Жену угостите. — Я живу один. — А… Ну, какая разница! Возьмите пожалуйста! Тут Князев заметил, что на её кисти сияет красным свежий ожог. Девушка проследила за его взглядом и попыталась прикрыть рану. — Обожглись пока готовили? — спросил Князев, забирая из её рук тарелку. — Ничего страшного! Фигня… — Да нет… Не фигня, — Князев подал ей свою ладонь, — Покажите. Девушка нерешительно положила на неё свою руку. — Надо обязательно обработать. — Не надо… А чем? — Хотя бы перекисью водорода. — Вряд-ли у бабушки есть… Ну, и ладно! Само пройдет. Князев усмехнулся и покачал головой, — Вы всегда такая беспечная? Звоните в дверь кому попало, не лечите глубокие раны… Девушка растерянно пожала плечами. — Зайдите, — он открыл перед ней дверь и жестом пригласил в свою квартиру, — У меня есть перекись. И бинт. Девушка смело переступила порог и замерла в прихожей. — Проходите на кухню — прямо, — кинул ей Князев, свернув в ванную за аптечкой. Когда он зашёл на кухню, держа в руках бутылочку и вату, то увидел на столе две чашки и две тарелки разного размера. — Я нашла только такие в сушилке над раковиной, — тут же отчиталась девушка, — А где взять вилки? — Послушайте, у Вас всё в порядке с головой?! — разозлился Князев, — По какому праву Вы тут хозяйничаете? — Извините, я решила, что будет здорово попить чай вместе, — она смотрела на него оленьими глазами, сидя на старом табурете. Князев присел перед ней на корточки и молча принялся обрабатывать ожог. — Вас как зовут? — нарушила молчанье девушка. — Неважно. — А всё-таки? — Зовите меня — Елена Николаевна, раз Вы её здесь не нашли. — Хах. Хорошо. А я Алёна… Получается, что мы с Вами почти тёзки. Знаете, многие думают, что это одно и то же имя, хотя на самом деле… — Всё! — перебил её Князев, — Забирайте эту бутылочку перекиси себе. Завтра сами обработаете. — Спасибо огромное! Может всё-таки попьём с Вами чай? Мне так скучно одной… — Ладно, — Князев с неохотой нажал на кнопку под ручкой электрического чайника. — А Вам не скучно? — Нет. Мне не бывает скучно, — соврал Князев. Пару минут они сидели в звенящей тишине, пока её не начал нарушать нарастающий звук закипающей в чайнике воды. Наконец, когда чай был разлит, а вилки найдены, Князев положил пирог сначала Алёне, а потом себе. Та выжидательно смотрела на него. Как только Князев положил в рот первый кусочек, то невольно закатил глаза от удовольствия. Он был точь-в-точь по вкусу как бабушкин пирог, который Князев последний раз ел больше двадцати лет назад. С тех пор как бабушка умерла, он даже не надеялся ощутить его вкус когда-нибудь снова. Алёна довольно улыбнулась, а Князев продолжил поглощать пирог, пытаясь себя замедлить. Однако вскоре пред ним стояла чистая тарелка без единой крошки. Алёна придвинула к нему свою тарелку, — Ешьте мой. Князев поднял на неё блестящие глаза, — Можно? — Конечно! — улыбнулась она, — Я сегодня уже много съела. Не переживай. — Спасибо! — Князев принялся за её кусок, не обратив внимание, что она перешла на ты. — Где Вы взяли этот рецепт? — набивая рот, спросил Князев. — У одной весёлой кудрявой старушки, — улыбнулась Алёна. — Моя бабушка тоже любила бигуди, — продолжал жевать Князев, — И делала точно такой же пирог… Просто невероятно до какой степени они похожи по вкусу! — Ты любил её? — Кого? Бабушку? — Да. — Очень! Князев вдруг сорвался с места и убежал куда-то вглубь квартиры. Вскоре он вернулся со старым фотоальбомом в руках. Сев обратно за стол, он принялся быстро листать его и, остановившись где-то на середине, развернул альбом к Алёне и ткнул в одну из фотографий, — Вот! Это мы с ней в цирке. Я тогда первый раз прокатился на пони и попробовал сладкую вату. — Какой хорошенький! — умилилась Алёна. — А это я первый раз на море. Тоже с ней. Князев принялся рассматривать фотографии, попутно озвучивая их историю Алёне. Вот он с папой стоит у школы с огромным букетом красных гладиолусов, размером больше чем он сам. Вот его любимый кот спит в старом кресле на даче. А здесь он едет с друзьями на велосипедах к озеру. Он листал и листал воспоминания, всё больше погружаясь в те времена. Сколько всего произошло с тех пор! Сколько людей сменилось в его окружении. Одни навсегда пропадали из его жизни, другие внезапно появлялись и надолго поселялись в его сердце. Каждый жизненный этап сопровождался чем-то новым, и плохим и хорошим, но в конечном счёте приносил новые эмоции и заставлял чувствовать жизнь. — А вот мой выпускной, — Князев поднял радостные глаза на Алёну, но не увидел её. Он обернулся в коридор, — Алёна? Никто не отозвался. Князев встал с табуретки, прошёлся по всем комнатам, подёргал ручку туалета, заглянул в ванную — девушки нигде не было. Он подошёл к входной двери — она была не заперта. «Странно, — подумал Князев и захлопнул дверь, — Наверное я слишком увлёкся и она решила мне не мешать» Внезапно Алёна перестала его раздражать. В конце концов, сидеть совершенно одному в четырёх стенах в последние дни жизни ему не хотелось. Но и придумывать себе занятия тоже. Алёна была отличным вариантом — пришла сама, поэтому перед ней не нужно было изображать радушного хозяина и развлекать — ему сейчас было не до этого, и к тому же он был благодарен ей за вновь обретенный вкус бабушкиного пирога. Проснувшись на следующий день, Князев снова приготовил себе яичницу, отметив, что в холодильнике осталось четыре яйца. Всю ночь ему снились картинки из прошлого, словно вся жизнь прошла перед глазами. Какая она, оказывается, была насыщенной! А ведь ему всегда казалось, что он жил как-то неинтересно. Но почитав вчера свои дневники и просмотрев семейный альбом, он понял, что это было не так. Вспомнив про дневники, Князев решил продолжить разбирать личные вещи. Он так увлекся, что не заметил, как пролетело несколько часов. Князев вышел на балкон покурить. Погода была прекрасная — солнце светило во всю, у окна на дереве щебетали птицы, а во внизу во дворе стоял обычный для летней поры гомон, состоящий из криков детворы, громких ударов по футбольному мячу, периодического лая собак и взрослых голосов, обсуждающих на лавочках всякий вздор. «Жизнь кипит, — подумал Князев, — А ведь когда меня не станет, то здесь ничего не изменится. Да и вообще — ни у кого ничего не изменится с моим уходом…» Его размышления перевал дверной звонок. По крайней мере ему показалось, что он его услышал. Затушив бычок, Князев пошёл открывать — на пороге вновь стояла Алёна. — Добрый день! — Привет. — Я… Я хотела извиниться, что вчера ушла без предупреждения. Так получилось… — Ничего. — Можно тебя попросить починить мой утюг? Понимаешь, я утром включила, а он как задымит. — Ого, какой раритет! — воскликнул Князев, переведя взгляд на её руки, в которых она сжимала старый советский утюг, времён молодости его родителей, — Проходи. Князев проводил её в гостиную и, усадив в кресло, сам полез на антресоль за инструментами. Разложив всё что нужно на столе, он взял утюг и принялся откручивать какую-то деталь. Пока он разбирался в поломке, Алёна живо наблюдала за его действиями. Сначала она расспрашивала про устройство утюга, потом перекинулась на тему быта и гаджетов, затем принялась обсуждать с ним фильмы, книги, музыку. Вскоре у них завязался очень долгий и живой диалог, который плавно перетек в монолог Князева. Он рассказывал Алёне о своей жизни — где успел побывать, кем ему приходилось работать, с какими девушками строить отношения… Князев словно нашёл человека, которому наконец можно было выговориться от души. Алёна была словно тот самый случайный попутчик в поезде, которому под стук колёс рассказываешь всё самое сокровенное. Наконец он выдохся и замолчал, а утюг в его руках наоборот ожил и начал быстро разогреваться. Князев довольно отключил его и начал прикручивать крышку назад. — Знаешь, — сказал он, собирая свои инструменты, — Последний раз я видел такой утюг в руках моей мамы, когда был маленький. Она каждый вечер наглаживала папе белые рубашки — он всегда должен был выглядеть солидно, так как занимал высокую должность. — Ты гордился им? — Очень! Отец вложил в меня так много сил. Он постоянно переживал за моё будущее и всё толкал, толкал вперёд. Дополнительные обучающие курсы, спорт, иностранные языки, репетиторы… Мдаааа! Видел бы он меня сейчас. — А что с тобой не так сейчас? — Всё! Всё не так! Князев перевёл взгляд на Алёну, та вопросительно смотрела на него своими зелёными как крыжовник глазами. — Понимаешь, — продолжал Князев, размахивая отвёрткой, — Я — никто! Мне почти сорок, а чего я добился? Ну закончил институт, сменил пять работ, купил машину… Это всё мелко! МЕЛКО! Князев вдруг разошёлся, — И с отношениями у меня тоже ничего не вышло. Столько лет угробил на то, чтобы в итоге остаться одному, посыпая голову пеплом! И спрашивается — зачем вообще тогда было что-то начинать? И зачем, я спрашиваю, сейчас опять что-то искать и начинать всё сначала? А? А?! Алёна продолжала его внимательно слушать. — И ведь ни черта никогда и ничего не изменится! НИКОГДА! И НИЧЕГО! Твою мать!!! Князев отшвырнул от себя отвёртку и вдруг зарыдал, закрыв глаза предплечьем. Его словно прорвало и было наплевать, что рядом с ним практически незнакомый ему человек. Внезапно он почувствовал на себе руку Алёны. — Ну что ты, — осторожно поглаживая его по голове, ласково сказала она, — Не стоит так себя обесценивать. Ты молодец! — Нет! Я неудачник! — А чем ты сейчас занимаешься? — Уже ничем. Я уволился несколько дней назад. Да и какая разница? Что одно, что другое — вкалываешь всю неделю из последних сил, потом пытаешься прийти в себя за выходные, и снова по кругу. А где я сам? Где?! Я не эти бесконечные бумажки и файлы на рабочем столе! Неужели я не способен на большее?! — Конечно способен! Ты даже не представляешь на что! — Я никак не могу найти себя… Нигде! Я пытался… И не один раз! — Хочешь прекратить попытки? — Уже прекратил… Хватит с меня. — Будешь теперь сидеть и смотреть в одну точку целыми днями? Князев ухмыльнулся, но ничего не ответил. — Знаешь, — Алёна села перед ним на корточки и положила на его колени согнутые в локтях руки, — Я очень жалею, что в своё время сдалась. — В смысле? — Князев грубо утер свои глаза и посмотрел на неё, — Перестала пытаться найти работу по душе? — Работу, любовь, отношения, друзей, смысл и цели своей жизни… Короче говоря — всё. Всё на свете мне опротивело… Разве можно так жить, когда всё не в радость? — То-то и оно… Но, сейчас ты такая живая! — Сейчас да… — И как тебе удалось вернуть себя? — Через ужасно болезненный урок, — Алёна положила подбородок на свою руку, — Но было слишком поздно. — Вот и мне уже поздно пытаться что-то сделать. Алёна подняла на него свои большие блестящие глаза, — Как раз у тебя ещё есть шанс. — Скажи, — она вдруг оторвала голову и руки от его колен, и вытянулась наверх, ближе к его лицу, — Ты давно один? — Достаточно… — Князев завороженно наблюдал за её действиями. Алёна встала и взяла его за руку, — Встань. Князев послушно поднялся повернулся к ней лицом. Алёна провела рукой по его волосам и осторожно поцеловала, затем она прижалась к его груди и крепко обняла за плечи. Немного поколебавшись, Князев мягко обхватил её за талию и прижал к себе в ответ. В звенящей тишине он слышал лишь своё дыхание. — Пожалуйста, дай себе шанс, — прошептала Алёна. — Не могу, — тихо ответил Князев. — Жизнь меняется быстрее, чем мы о ней думаем, — Алёна погладила его по спине, — У тебя сейчас просто такой этап. Пройди его. — Я устал… — Отдохни, — с этими словами Алёна начала целовать его, осторожно подталкивая назад. Внезапно у Князева приятно закружилась голова, словно в неё ударил хмель, а во всём теле настала лёгкость. Сделав последний шаг, он упёрся ногой в край дивана, и не удержав равновесия, рухнул на него. Через несколько секунд Князев потерял сознание. Открыв утром глаза, Князев сладко потянулся, но вдруг опомнился и насторожился. Последнее, что он помнил, как оказался в полной темноте и глубоко провалился в сон. Алёны рядом не было. «Она подмешала мне что-то!» — Князев вскочил с кровати и заметался по комнате, но вдруг остановился, осознав, что они вчера ничего не ели и не пили. «Утюг! Она пришла с утюгом!» — он бросился к столу. На нём лежал лишь набор его отвёрток. Входная дверь на этот раз была заперта. Вероятно Алёна решила захлопнуть её за собой, чтобы квартиру не обокрали, пока он спал. Князев успокоился и сразу ощутил голод. Он открыл холодильник — на него смотрели всё те же четыре яйца. Жить ему оставалось два дня. Князев снова приготовил себе идеальную яичницу и по полной насладился завтраком. После сегодняшней ночи он чувствовал себя таким отдохнувшим, словно отсыпался целую неделю в номере хорошего отеля где-то на море. Море… Давно он не улетал куда-нибудь далеко-далеко от дома. Туда, где понимаешь, что жизнь так многогранна и так удивительно разнообразна. «Надо бы это исправить,» — подумал Князев, но тут же осёк себя, вспомнив про эвтаназию. В его душу вдруг начали закрадываться сомнения. Весь день Князев был уверен, что Алёна зайдет и сегодня. Под вечер он даже начал переживать, что её всё нет и нет. «Может мне спуститься в магазин у дома и купить вина?» — прикидывал про себя Князев стоя у входной двери. В нём внезапно вспыхнуло давно забытое чувство начала влюблённости. Он настолько этому удивился, что рассеянно присел прямо на тумбу в коридоре. Князев знал Алёну пару дней, но ощущение было такое, что они знакомы уже много лет. Как редко в его жизни попадались такие люди. И почему он не познакомился с ней раньше? Князев встал и бесцельно заходил по квартире. «А что если и я ей понравился? Вдруг она тоже начала проникаться ко мне? Что будет, когда послезавтра она не найдет меня здесь? — лихорадочно думал он, — Рассказать ей про эвтаназию? Как же страшно… Но надо! Тем более если она захочет переспать со мной. Она же должна знать про мой контракт с клиникой, перед тем как это случится? Должна! Иначе я поведу себя, как мудак. Так… А с чего я взял, что она будет спать со мной спустя пару дней знакомства? Хотя она вчера меня поцеловала… Но поцелуй по сути ничего ещё не значит…» Тут поток его хаотичных мыслей прервал дверной звонок. Князев аж подпрыгнул от неожиданности, — «Она!» Он прошёл в прихожую, быстро оглядел себя в зеркало и открыл дверь. На пороге действительно стояла Алёна — в её руках была бутылка вина. — Да ладно! — Князев искренне расплылся в улыбке, — Как ты угадала мои мысли? — Это не сложно, — улыбнулась в ответ Алёна, — Ты для меня как открытая книга. Я всё про тебя знаю. —Да уж, — Князев жестом пригласил её внутрь, — Извини, что вчера так много вывалил на тебя. Ты просто такой благодарный слушатель. Алёна вошла и тут же прямиком направилась в кухню. Князев закрыл дверь и проследовал за ней. — Где у тебя штопор? Бокалы? — Алёна начала открывать все ящики на кухне. Князев выудил штопор откуда-то сверху, — Сейчас всё будет. Они разлили вино и уселись на диване в гостиной. — И всё-таки, — спросила вдруг Алёна, — Чего бы ты в итоге хотел от будущего? — Поверить в него… — грустно улыбнулся Князев, — Но, если честно, у меня нет будущего. Понимаешь, я… — А если говорить о самом ближайшем? — вдруг перебила его Алёна, — Например про следующие несколько часов — они у тебя точно есть. — Ну… Я однозначно хотел бы провести их с тобой. — Это взаимно, — подняла бокал Алёна. *** — Подожди… Подожди… — Князев пытался остановить Алёну, стягивающую с него футболку. — Что такое? — Ты должна кое-что знать… Остановись… — Я знаю о тебе всё, что мне нужно. — Нет… Послушай меня наконец! — Ну? — Алёна отпрянула от его тела и выжидающе смотрела ему в глаза. Князев собрался с мыслями, выдохнул и разом вылил на неё огромный поток информации об эвтаназии, договоре с клиникой, яйцах, которых осталось на один завтрак, его опасениях на её счёт, и всё, что держал в голове последний час. — Получается, — Алёна снова принялась раздевать его, — Я отняла у тебя целый день жизни, одолжив тогда пару яиц? Князев улыбнулся, — Но зато ты подарила мне три потрясающих дня в своей компании. — Хочешь, я подарю тебе ещё и ночь? Князев не успел ответить, потому что губы Алёны пресекли его ещё на вдохе. Следующие часы показались Князеву нирваной. Всё его тело прибывало в истоме, а душа словно оторвалась от тела и превратилась горящий энергетический шар. Секс с Алёной не был похож на тот, к которому он привык. Князев словно сплёлся с ней в единое целое, а любое её прикосновение пропускал через каждую клеточку своего тела. В итоге он даже не помнил, как всё закончилось и его вырубило от невероятной, но приятной усталости. Когда Князев проснулся, Алёны как обычно рядом не оказалось. Он разбил два последних яйца в сковородку и понял, что сегодня ему нужно звонить в клинику и подтверждать свою эвтаназию на завтра. От этой мысли его вдруг бросило в холодный пот. Доев завтрак, Князев решил, что ему необходимо увидеть Алёну прямо сейчас. Поднявшись на два этажа выше, он решительно позвонил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры. Через какое-то время за дверью послышалась возня и раздался глухой женский голос, — Кто там? — Сосед снизу. Замок щёлкнул, дверь приоткрылась — на него с опаской смотрела маленькая седая старушка. — Здравствуйте! — Князев старался выглядеть как можно дружелюбнее, — Я ищу Алёну. — Алёну? — старушка вдруг изменилась в лице, — Спохватился… — Она ушла? — Давно ушла, сынок. — А где я могу её найти? — А чего её искать, — старушка открыла дверь шире и немного подалась вперёд, — На Ваганьковском она. Сто сорок седьмой участок. Там от церкви если повернуть налево, а потом… — Да нет, — Князев резко оборвал её, — Вы меня не так поняли — я ищу Вашу внучку. У Вас есть внучка по имени Алёна? — Одна она у меня и была, — старушка грустно опустила взгляд, — Три года назад схоронили. «Ну понятно, — пронеслось в голове у Князева, — Тут уже во всю деменция…» — Скажите, а с вами ещё кто-то живёт? — с надеждой спросил он. — Одна я… А ты чего интересуешься? — вдруг напряглась старушка и сделала шаг назад, — Ты с какой квартиры-то вообще? — Из пятьдесят девятой. — Ааа… Ленки раньше квартира была. Тоже померла давным давно. А я вот живу… — Добрый день, Валентина Семёновна, — вдруг раздался позади Князева бодрый голос. Князев развернулся и увидел женщину с набитыми пакетами из «Пятёрочки». — Здравствуйте, молодой человек, — поздоровалась она и с ним, — Вы чего тут? — Тань заходи, — старушка широко распахнула дверь, так что Князев увидел прихожую целиком, — Это сосед — Алёну спрашивает. — Ухажер что-ли бывший? — с интересом спросила женщина, внося пакеты в квартиру. — Нет, — Князев пропустил её, чуть отступив назад, — Но, возможно, будущий. — В смысле? — женщина поставила пакеты на пол и с облегчением выпрямилась, — На тот свет что-ли собрались? — Не понял… — А Вы не в курсе что-ли? — Не в курсе чего? — Князев начинал злиться. — Ну, того самого… Умерла она. — Когда? — Князев побледнел, — Сегодня?! — Да Вы что! Уж четвертый год пошёл. — Тогда мы говорим о разных людях, — и Князев принялся описывать Алёну, — Я ищу блондинку с длинными волосами. Такая, знаете… Лет тридцать с чем-то. Глаза прям ярко зелёные и… — Ну да, — прервала его женщина, — Всё верно. Алёна наша. Она развернулась к старушке, — Валентина Семёновна, у Вас же её фото на стене в гостиной висит. Может покажете ему, раз не верит? А то ведь не отстанет… А Вам обедать уже пора и таблетки пить. Старушка ушла куда-то вглубь квартиры и через пару минут вернулась, держа в руках большую позолоченную рамку. — Вот, — протянула она её Князеву. Тот мгновенно побледнел — с фотографии на него смотрела его Алёна. — Она? — спросила женщина. — Она… — Ну, вот. — Ничего не понимаю… Как так?! Объясните! Женщина посмотрела на старушку — та ей почти незаметно кивнула, развернулась и ушла с фотографией обратно квартиру. — Понимаете, — понизила голос женщина, — Валентина не любит, когда посторонние интересуются. — В общем, там такая история, — продолжала она, подавшись к Князеву поближе, — Девушка она была может и хорошая, но сама во всём виновата… И ведь про бабушку совсем не подумала — как она тут со всем этим справится? Я считаю, что это эгоизм с её стороны. Хотя жалко её, конечно, что и говорить… — Да что произошло?! — Князев наконец, не выдержал этого бессмысленного трёпа. — Что что… Вены порезала себе и больше ничего! — с досадой выпалила женщина, — Валентина на даче была, а когда вернулась дверь не смогла открыть — замок изнутри был заперт. Она мне звонить — я прибежала. Вызвали с ней слесаря, он дверь вскрыл и скорей на другой вызов побежал, а я как зашла в квартиру, так сразу почуяла неладное… Захожу я, значит, в ванну, а там Алёна лежит… И вот здесь у ней порезано. Женщина показала на своём запястье место, где был разрез, и Князев тут же вспомнил как обрабатывал Алёне ожог в первый день. — Ну, вот, — всё продолжала она, — Скорую вызвали, а те сразу труповозку и милицию. Потом уже нам сказали, что там сутки почти прошли… Хорошо хоть вода вся утекла с ванны, а то бы совсем страх на неё смотреть! По телевизору говорили, что утопленников раздувает сильно. Знаете по НТВ передачи показывают? Князев отстранено кивнул. — Чаю хотите? — неожиданно поинтересовалась женщина. — Нет. Спасибо. Князев резко развернулся и начал спускаться по лестнице к себе. — Вы заходите, если что! — крикнула она ему вдогонку. Князев не помнил, как вернулся домой. Он растерянно уселся на диване и полчаса смотрел в одну точку. «Какой-то бред… Не может этого быть, не может быть, — думал Князев, всё глубже погружаясь в шок, — Может они обе сумасшедшие? А как же бабушкин пирог? Как же мамин утюг?» Вдруг по спине Князева пробежал холодок. Он решил сходить за сигаретами на кухню. Зайдя в неё, Князев увидел на столе картонную упаковку из-под яиц. «Я же её выкинул, — пронеслось у него в голове, и он машинально взялся за неё — упаковка внезапно оказалась тяжёлой. Князев открыл её — абсолютно все ячейки были заполнены яйцами. Десять штук — одно к одному. Ничего не понимая, он открыл дверцу холодильника — та была пуста. Князев снова посмотрел на стол с упаковкой и вдруг заметил рядом с ней вырванный тетрадный лист. На нём аккуратным, почти каллиграфическим почерком, было красиво выведено: «Дарю тебе ещё пять дней. Остальные, надеюсь, ты подаришь себе сам. Алёна».