Запах сансары

Безуспешно попытавшись подняться с пола мастерской Дзерури, поверженный Куникудзуси уставился на неторопливо подходящую к нему Нахиду. Вопреки всему она осталась при своём, помешав ему, рождённому для того, чтобы стать новым богом, возвыситься над миром… — Что теперь? Убьёшь меня? — выдохнул он, анализируя свои травмы. Сотрясение мозга, переломы и глубокие раны в области лопаток не угрожали жизни, но не позволили бы ему ни сразиться даже с этим хрупким созданием, ни сбежать, ни хотя бы встать на ноги. — Может быть. А ты хотел бы, чтобы я тебя пощадила? Медленным, демонстративным движением Нахида приподняла подол своего расшитого золотом платьица. Её белые панталончики непристойно топорщились в области паха, и размеры того, что она там прятала, были неожиданно солидными. — Ты ведь разделила мою боль и мои стремления ещё тогда, когда… — Прекрати. Сочувствие к тебе в моём сердце давно иссякло. С улыбкой Нахида спустила панталоны, демонстрируя налившийся соком зеленоватый пенис, увенчанный похожей на нераспустившуюся молодую почку головкой размером с её кулак. Увидеть что-то подобное под подолом платьица милого создания наподобие неё было так странно, что на мгновение Куникудзуси показалось: он умирает, и его сознание в предсмертном бреду порождает уродливые нелепые образы, готовое навсегда угаснуть. — Ну и зачем ты это делаешь?.. — все-таки пробормотал он, не ожидая никакого ответа. — А у меня есть причины этого не делать? — Нахида наклонила белокурую головку набок, изучая его взглядом. Затем деловитыми движениями она стащила с него шорты и размотала по инадзумскому обычаю заменяющие нижнее бельё эластичные бинты. Встала на колени, пытаясь приподнять его бедра так, чтобы пристроить свой уродливый член между его ягодиц. — Я бы не советовал тебе пренебрегать смазкой, — простонал Куникудзуси, попытавшись сделать это как можно язвительнее. — Ты правда думаешь, что я должна беспокоиться о твоих ощущениях? Он выдавил неискренний смешок. — Тебе тоже будет не очень приятно. — Любые телесные ощущения мне в новинку, и любые из них для меня одинаково желанны, — на хорошеньком личике богини расцвела улыбка. Резким толчком она вбила напоминающий ветку член в его анус, жалобно ойкнув: новые ощущения оказались не такими уж приятными. Куникудзуси не издал ни звука. Это в любом случае было не слишком серьёзное повреждение. Раны на спине и разбитая голова имели более высокий приоритет, поэтому боль даже не заставила его вздрогнуть. — Мы с тобой были друг у друга в голове. После такого твой ствол во мне уже как-то не впечатляет, — прошипел он. — Меня бы твой тоже не впечатлил. Средние по Инадзуме размеры сильно уступают средним по Сумеру. — Малолетки вроде тебя стонали подо мной, как будто я не трахал их в зад, а убивал, честное слово. — Что, Доктору нравилось не только самому развлекаться с ними, но и смотреть на то, как с ними развлекаешься ты? Я бы на твоем месте этим не гордилась. Она начала двигаться, и на её лице выступил яркий розовый румянец. — Как хорошо, что я не на твоем месте… Ведь у меня это будет первый раз, а у тебя — последний, — с неожиданной язвительностью промурлыкала Нахида. Куникудзуси повернул голову в сторону подоспевшего путешественника: может быть, он остановит этот нелепый фарс? Но тот стоял, как вкопанный, закрывая ладонями глаза Паймон, чтобы фея не видела происходящего. Что за безумие: юная богиня насиловала его вместо того, чтобы просто добить. Её гротескный орган натягивал его кожу изнутри, выступая бугром чуть ниже пупка: увидев это, Куникудзуси зажмурился. Но отвлечься от мерзких неестественных ощущений не получалось. Более того: с каждой минутой неприятно упирающийся во внутренности член непреклонно становился длиннее. Сначала болевые рецепторы сообщили, что он прорвал стенку прямой кишки и оказался в брюшной полости, затем похожая на почку головка начала отчётливо ощущаться в области, где у человека должно находиться сердце. Это всё ещё было не смертельно: отросток, побег, или что бы это ни было, огибал отвечающие за поддержание существования этого тела органы, внутренние кровотечения быстро останавливались за счет ускоренной регенерации, попавшее в брюшину содержимое кишечника не грозило перитонитом, так как его организм был невосприимчив к инфекциям. — Нет, этого не может быть… это какой-то бред… — бормотал Куникудзуси, пытаясь убедить себя в том, что происходящее нереально, и сейчас он придёт в себя — или хотя бы перестанет существовать. Головка члена Нахиды вдруг ткнулась куда-то в область трахеи. Он зажал рот обеими руками, стиснул зубы, чтобы не позволить ползущему вверх гибкому стволу, отростку, побегу, или что бы это ни было, выйти наружу, разрывая его горло изнутри. — Расти, расти, расти! — нетерпеливо выдохнула Нахида, её движения стали быстрее и резче. Ствол растения резким толчком вырвался наружу, вывихнув по пути нижнюю челюсть Куникудзуси и выбив передние зубы. Брызнула кровь, хрящи его трахеи хрустнули, ломаясь. Для человека все эти повреждения должны были стать смертельным, но тело Куникудзуси обладало куда большим запасом прочности. Это его не убьет. — Ты… проросла сквозь меня? Какой абсурд… — невнятно промычал он, глядя на вытягивающийся вверх член, отросток или побег Нахиды. Ему не хотелось даже думать о длине этого странного уродливого органа. За несколько секунд ствол вытянулся в деревце. Деревце ростом примерно с саму Нахиду и толщиной с запястье Куникудзуси. Основание серебристого ствола туго обтянул его вывернувшийся наизнанку пищевод. Осознав свое положение, Куникудзуси попытался закричать, но смог лишь забулькать наполнившей рот кровью. Ему оставалось лишь смотреть снизу вверх, как на тонких плакучих веточках набухают почки, разворачивающиеся зелёными сердцевидными листьями. И ощущать, как из горла и ноздрей следом за стволом, в который превратился член Нахиды, ползут тонкие растительные щупальца, унизанные бусинками бутонов и спиральными усиками. Что это было? В них трансформировались волосы на её лобке? Но ведь там у неё ещё не было никаких волос… Спустя несколько секунд собственные жалкие звуки для Куникудзуси стихли — тонкие лозы, проскользнувшие в его уши, пробили барабанные перепонки. Но её голос не стихал, теперь он звучал прямо в его сознании. — Знаешь, в том, чтобы воплощать метафоры в реальность, есть что-то одновременно странное, нелепое и по-своему прекрасное. Ты так не считаешь? Разрушив внутреннее ухо, размозжив стремечко, молоточек и наковальню, щупальца-лозы оплели и сдавили его мозг. Он слишком хорошо знал строение своего искусственного тела, чтобы не осознавать каждое их действие и не оценивать его последствия. Упругие усики скользили по извилинам, ныряли в узкую щель между полушариями, мягкими прикосновениями стимулировали зрительные и слуховые зоны. Перед глазами плыли разноцветные пятна, по коже струились потоки тепла и холода, болезненные или приятные, иногда и то, и другое вместе. Реальность вокруг ускользала, распадалась на разноцветные точки, сливающиеся в окружности и спирали, наконец пространство стало настолько сложным и размытым, что Куникудзуси перестал чувствовать его границы, растворившись в странных ощущениях, которым не мог найти названия. — Я ведь сейчас у тебя в голове во всех смыслах этого слова, — смешок Нахиды раздался в сознании, и он почувствовал щекочущее изнутри озорство. Нахида не причинила его телу угрожающих жизнедеятельности повреждений: проросший сквозь внутренности ствол повредил важные органы, но его внутренних ресурсов хватило бы на регенерацию. Повреждённые уши, вывихнутая челюсть и выбитые зубы и вовсе не заслуживали внимания, они восстановились бы за несколько дней, а если бы им занялся хороший целитель — то за несколько часов. Это его не убьет. Это не должно его убить. Она не может так поступить… Ушами Нахиды он услышал беспомощный стон, вырвавшийся из собственного горла. Её глаза жадно смотрели на его извивающееся в муках тело. В мозг хлынула волна её ощущений: хрупкие горячие пальчики с силой вдавливались в его бока и ныли от напряжения, маленький зад сотрясался между его беспомощно дёргающихся ног, и гибкий ствол деревца колыхался в такт её фрикциям, задевая осколки выбитых зубов. Он чувствовал, как по её лбу скатываются капельки пота, а внизу живота разгорается жаркое пламя, постепенно охватывающее все её тело. Она уже не могла войти глубже, потому что проросла сквозь него, но продолжала инстинктивно долбиться в него резкими быстрыми толчками. — Раздели мою мудрость! — звонкий голосок отразился эхом от свода мастерской Дзерури. Ствол проросшего сквозь него дерева напряжённо запульсировал, и вздувшиеся на его ветвях бутоны налились соком, распустились в белоснежные цветы. Крупные пестики цветков набухли, а затем из них брызнули тугие изумрудные струйки. Стекающая по ветвям и стволу густая зелёная роса скатывалась на лицо Куникудзуси. Она заполняла ноздри, из которых уже выползли тонкие веточки, отделившиеся от проникших в уши лоз, лилась по вывалившемуся из разорванного рта языку, затекала в глаза, затягивая помутневший мир радужной пленкой. Семя Нахиды было приторным до умопомрачения, оно пахло медом, сандалом, ванилью, но за сладостью в этом аромате ощущалась тошнотворная горечь. Пахнущая сансарой сперма дендро архонта изливалась не только из цветов ветви Ирминсуля, она сочилась из почек проникших в его череп ростков, обволакивая мозг. Череп распирала боль, с каждой секундой становящаяся всё сильнее. Он чувствовал, как густой сахаристый сок стекает по лицу, видел глазами Нахиды, как зелёное растворяет красное и стекает в густые ароматные лужицы по бокам от его головы. Холодная и ненастоящая, его кровь перемешалась с эссенцией самого бытия. — Как это странно, — попытался пробормотать он. А потом рассмеялся так, как не смеялся никогда. Вернее, рассмеялся бы, если бы мог издать хоть какой-то звук, хотя бы отдаленно напоминающий смех. Освятив его своим семенем, маленькая богиня вдохнула в него силу бытия, наполнила искусственное тело жизнью. Впервые за столетия своего существования Куникудзуси почувствовал себя чем-то большим, чем кусок наделённой самосознанием, но неодушевлённой синтетической плоти в форме человека. Живительная элементальная энергия бурлила, выплескиваясь потоками зелёного нектара из пестиков и усиков Нахиды и безумным мычанием и бульканьем из развороченной глотки Куникудзуси. Пригревшаяся в его теле ветвь, по всей видимости, тоже ощутила на себе прилив энергии дендро, понемногу становясь самостоятельным деревом. Она отделилась от тела Нахиды — девочка поднялась с колен, пристально глядя на распластанное у её ног удобрение для своего черенка — и принялась пускать корни. Они разорвали его живот, проломили изнутри грудную клетку, выбравшись наружу вместе с размозжёнными внутренностями и впиваясь в каменные плиты пола. Ствол проросшего изо рта дерева становился всё толще. Каждый нерв вопил о боли, какой Куникудзуси никогда не испытывал за свою долгую жизнь. Сознание беспощадно фиксировало критические повреждения, которые наносила его телу разрастающаяся ветвь Ирминсуля. Это однозначно его убьет. Но умирать, побыв наконец по-настоящему живым, было совсем не страшно. «Никогда не видел таких бабочек…» — промелькнуло в его гаснущем сознании, когда глаза Нахиды залюбовались порхающей в пропитанном сладко-горьким ароматом воздухе кристальной дендро бабочкой, сотканной из элементальной энергии. — Сорок шестой цикл окончен. Возвращаемся к стартовой точке, — прозвенел голосок архонта, и воспоминания о предыдущих сорока пяти циклах нахлынули на Куникудзуси беспощадным потоком. Её ступни, впечатывающие его яички в каменный пол мастерской Дзерури, её горячая промежность на его лице, её соленые пятки у него во рту. Зелёная звездочка её ануса, насаживающегося на его перетянутый тонкой плетью лианы член. Неожиданная сила её ручек, выкручивающих его соски. Её зрачки в форме цветов, сияющие потусторонним зелёным светом. Льющаяся по его щекам теплая смазка, пахнущая жасмином и сандалом. Разъедающее его плоть семя из её жирного мясистого четырёхглавого пениса, которому бы позавидовал любой лавачурл. Одуряющие разум ароматы, источаемые её сладкой безволосой щелочкой. Её острые зубки, обгладывающие его лицо. Её звонкий весёлый смех. Его вырванная из сустава нога и головка берцовой кости, которой она ласкает себя, глядя, как он истекает кровью. Непрекращающаяся череда изощрённых унижений и мучительных смертей… Во рту у Куникудзуси больше не было Нахидиного ствола, и он наконец-то смог закричать. *** Итэр с недоумением смотрел на то, как едва живой после падения с высоты пятиэтажного дома Куникудзуси на четвереньках ползёт к Нахиде, оставляя за собой след из крови и мочи. Выражение его лица было пугающе пустым, глаза скосились к носу, из приоткрытого рта по подбородку ручьями лилась слюна. В то же время это пустое выражение отдавало чем-то нездоровым и противоестественным, неуместным в его положении. Это было бессмысленное животное возбуждение. — Я думаю, теперь он не будет представлять для нас с тобой опасности. Ты только посмотри, совсем ничего не соображает… — Нахида сверху вниз взглянула на забравшегося под подол её платьица и жадно нюхающего белые панталончики Куникудзуси. — Что… что ты с ним сделала?! — только и смогла пискнуть Паймон. — Найдя способ погрузить Куникудзуси в локальную сансару, я довольно быстро обнаружила пару прорех, которые позволили бы вложить в его сознание любые необходимые мысли, желания, чувства и даже ложные воспоминания. Но это было бы слишком неуважительным поступком по отношению к другому разумному существу, наделённому свободной волей. Потому я решила дать ему возможность потерять рассудок естественным путем. Итэр вопросительно вздернул бровь. — Как я заметила во время своих наблюдений за людьми, систематическое сексуальное насилие негативно воздействует на их ментальное здоровье. Поэтому в течение ста шестидесяти восьми циклов я подвергала его тело и разум испытаниям определённого рода, воспоминания о которых сохраняла и проецировала их подборку в его сознание перед началом каждого цикла. Сами по себе эти воспоминания не сохранялись при переходе в новый цикл, но оставляли после себя определённый отпечаток, дестабилизируя его психику. В конце последнего цикла, непосредственно перед выходом из сансары, я спроецировала все эти воспоминания в разум Куникудзуси, который уже был порядком расшатан, а затем выбросила его из сансары, оставив их в его голове, и… результат ты видишь. Сейчас из этого материала можно слепить что угодно. Итэр нервно сглотнул. — Заодно я испытала ряд новых для себя довольно интересных ощущений и опробовала свои возможности по детализированной симуляции реальности, включающей в себя температуру окружающей среды, реалистичную текстуру осязаемых объектов, а также вкусы и запахи. Также я проверила свои навыки создания полуавтономных образов на основе собственных и чужих воспоминаний. Получилось даже достовернее, чем я могла себе представить. Например, в одном из циклов сансары он чудом сбежал из мастерской Дзерури, залечил свои раны, три года прожил с Хайпасией и ничего не заподозрил, пока я не постучалась в двери их маленького домика в джунглях, — Нахида погладила синеволосую голову Куникудзуси своей маленькой ручкой. — Ничего не поняла… — покачиваясь в воздухе, протянула Паймон. — Можешь объяснить простыми словами? — У нас с Куникудзуси теперь есть сто шестьдесят восемь больших секретов, — Нахида ребячливо подмигнула им с Итэром и показала язык.