Ты от меня не можешь ускользнуть. Моей ты будешь до последних дней. С любовью связан жизненный мой путь, И кончиться он должен вместе с ней. [Шекспир]
Она молода, красива и умна. Отлично знает это, пользуется каждой возможностью, собирает нужный для расследований материал, живёт на две страны, стремится к паспорту международного журналиста, строит амбиции и практически взлетает по карьерной лестнице. Интервью, опросы, статьи, часы в архивах, вычитка текстов и разговоры с редакторами. Ацуши каждый день проводит на работе, знакомится с разными людьми, пытается достать до высокопоставленных чиновников, взять у них заветные минуты для записи на диктофон, задать интересующие вопросы и взорвать первые строки популярных изданий очередной сенсацией. Бессонные ночи в офисе, регулярные перелёты, коллекция стаканчиков кофе на рабочем столе и папка на несколько тысяч фотографий, сделанных в аэропортах, отелях, исторических местах, во время репортажей и прогулок. Она практически не бывает дома, лишь иногда ночует, а после снова перелёты, статьи, работа, работа, работа. Быть международным журналистом чертовски интересно, но невероятно сложно. Регулярное повышение квалификации, языковые курсы, кофеиновая зависимость, сотни монет, оставленных в торговых автоматах, исписанные черновики, заполненные карты памяти. Накаджима исполняет детскую мечту, собирает десятки печатей в загранпаспорте, добивается особых привилегий при требовании визы, проводит Рождество в богемной Франции, весну в зеленеющей Ирландии, лето в жаркой Италии, после — в Мексике, осень бросает в дождливый пасмурный Лондон. Ацуши встречают шумный аэропорт и срывающийся с небес ливень. Привыкшая к толпам людей, она сразу же заказывает такси и выходит на улицу. Прохладный воздух приятно охлаждает после душного самолёта. Со всех сторон идут местные жители и туристы, говорят на разных языках, разменивают валюты и не замечают друг друга. За восемь лет работы Ацуши привыкла подмечать самые мелкие детали, вслушиваться в самые тихие разговоры, проходить в самые охраняемые места. Накаджима садится в подъехавшую машину и называет водителю адрес. Организация сняла ей квартиру в самом сердце красно-серого города. Прохожие с разноцветными зонтами, в тёмно-коричневых пальто, с папками, портмоне, книгами и горячим чаем в термокружках. Ацуши наслаждается видом из окна, водитель учтиво не говорит с ней, лишь включает расслабляющую музыку и печку. Оранжевые и жёлтые, стройные и высокие деревья тянутся к небесам, их верхушки растворяются в тяжёлых тучах. Осень окрашивает город в яркие краски, резко контрастирующие с однотонными кирпичными домами исторической части, виднеются стеклянные, потерянные в небесах последними этажами высотки. Восхитительный город, сочетающий в себе туманную историю и шумную современность. Накаджима делает несколько фотографий, по стеклу с обратной стороны скатываются крупные капли, круги на лужах; сорванные от порывов ветра янтарные и красные листья разлетаются по городу, падают в воду, путаются под ногами прохожих, исчезают в переулках. Такси останавливается напротив пятиэтажного дома с металлическими плетёными балконами, красным козырьком подъезда и залитыми цветочными клумбами. Ацуши благодарит водителя за то, что он доносит её вещи до двери, и заходит в дом. Будто бы другой мир. В родной Японии стены светлые, обклеенные белой плиткой, — в Лондоне они кирпичные, тёмные, под стать загадочной атмосфере. Тусклые лампочки над дверями квартир, почта в ящиках, газеты на подоконниках. Накаджима поднимается по лестнице на пятый этаж, вводит пароль на замке квартиры и входит. Уютно, тепло, пахнет ванилью. Обои приглушённых оттенков, паркет каштанового цвета, винтажные светильники и интерьер в классическом стиле. Совершенно не похоже на её дом, но прекрасно для эстетичных фотографий. Из окна виден проспект с машинами, магазины и несколько ресторанчиков. Идеальное место для продуктивной работы. Накаджима ложится на заправленную кровать и блаженно прикрывает глаза. Сначала сон, потом всё остальное. Прогулки, душ, работа подождут. Ацуши засыпает быстро, шум дождя и города усыпляет и не прекращается, даже когда она встаёт около полуночи и разбирается с вещами, вечерним уходом и постельным бельём. Лондон встречает её восхитительно — осень обещает быть незабываемой.***
Вампирам сны не снятся. Они не люди, чтобы мечтать, волноваться о чём-то, думать о проблемах. Им некуда торопиться, их спасает бессмертие, которое в любой момент позволяет начать любое дело, обучение или игру. Рюноске мечтает. Его мечта недосягаемая, несуществующая, неживая. Лишь в мыслях каждый день нежно улыбается незабываемым образом, смеётся, невесомо касается и пропадает, стоит наваждению сойти. Он думает, желает, ищет. Уже несколько веков преследует фантом из первого и последнего сна. Этот фантом влюбил в себя, заставил почувствовать что-то несуществующее, что-то недоступное вампирам. Акутагава нанимал лучших художников, которые писали по его описаниям, после стал делать это сам, трепетно оставляя мазки на холсте, изображая прекрасный образ. Он преследует надежду, что встретит её, сможет прикоснуться, посмотреть в ежевичные глаза и впутать пальцы в светлые волосы, наслаждаясь их мягкостью. Он знает: они пушистые, непослушные, немного вьющиеся от влаги. Он каждые день и ночь засыпает лишь с одной мыслью, просыпается с необъяснимым желанием и предчувствием. За столько столетий надежда не ослабла, не затухла, стала только сильней, ярче, будто бы осталось немного до желанной встречи, будто бы в лунных лучах покажется уже выученный профиль, солнечные обжигающие лучи заиграют на яркой радужке, превращая её в сиреневую, туманная ночь превратит образ в сказочный, хрупкий, нежный. Рюноске ждёт, верит, жаждет. Акутагава подходит к большому окну, ветер играет с тёмными волосами и десятком складок на чёрной винтажной одежде. Сумеречный свет заполняет комнату, ночное светило выходит из-за облаков, подсвечивает верхушки многолетних деревьев и растворяется на линии горизонта. Его мечта вновь мелькает перед глазами в звёздных огнях, шелесте листвы, ропоте сонных птиц. Его желание невесомо касается холодных щёк и что-то говорит, наполняет вдохновением. У Рюноске много красок, холстов, пустых и исписанных картин видением и смыслом его существования на протяжении пяти сотен лет. Ни одна палитра не сможет передать всю красоту из мимолётного сна, всю лёгкость, всё великолепие острых черт лица, глубины взгляда и тепла улыбки. — Что ты будешь делать, если она человек? Обратишь? — Только если сама захочет остаться, сама попросит укусить. Если откажется, то я попрошу несколько минут для последнего наслаждения и отпущу. Я не стану причинять боль той, в кого влюблён уже столько веков. — Благородно… Акутагава давно всё для для себя решил. Он не притронется, не оставит грязных следов, не посмеет очернить светлый образ, растворяющий мысли и чувства, словно кислота, сводящий с ума. Он бессмертен, от этого страдает и умирает изнутри. Гниёт в собственном одиночестве, в холоде кожи, в привычном мраке ночи. Мужчина даёт себе последний шанс — последнее столетие, чтобы мечта с портретов сошла в реальность. — Ты всё ещё ищешь несуществующего вампира или человека, — летучая мышь залетает в окно и повисает на светильнике. — Мы вновь облетели весь город, никого нет. Может, это было видение? Ты так давно её видел, это могла быть девушка из далёкого прошлого. — Помолчи, — Рюноске берёт животное в ладони и пересаживает на стол. — Ты загораживаешь свет. — Для портретов выделена отдельная комната, — мышь направляет взгляд в непроглядную пустоту и показывает клыки. — Как люди это называют? Одержимость? — Они утратили манеры, галантность, веру. Если она откажется, не явится в этом столетии, я отпущу, сожгу картины и перестану искать по всему миру. — Пять веков жизни… — мышь взмахивает крыльями и подлетает к окну. — Сколько ты потерял ради неё! — Это лишь жалкие пять веков, я живу дольше, проживу ещё столько же. Ты же знаешь, что для нас жизнь имеет другую ценность. Если она человек, то у неё всего лишь жалкое столетие при лучшем раскладе. Судьба не любит людей, Расёмон. Расёмон отказывается продолжать диалог, срывается к облакам, растворяется в лунном свете, исчезает, оставляет Рюноске наедине с мыслями. Акутагава садится на перила и смотрит вниз. Лес. Бесконечный вечнозелёный хвойный лес: где-то редкие лиственные деревья с оранжевыми листьями и каплями дождя на кончиках веток. Лондон оплакивает ушедшее лето, окончательно встречает разноцветную — после серую — осень, холодным ветром остужает жаркое солнце, приносит холодные течения в воды Северного моря. Акутагава тушит свечи и захлопывает двери, чтобы капли вновь начавшегося дождя не попадали в спальню. Он рассматривает недавно законченный портрет, ведёт кончиками пальцев по плавным линиям и контурам, мечтает прикоснуться к живому телу, ощутить то самое тепло, о котором говорят люди, почувствовать на себе горячее дыхание, услышать спокойный голос и утонуть во взгляде. Она прекрасна. Она убивает, не прикасаясь. Она главная цель жизни — Рюноске всегда добивался своего, так что и в этот раз получит, вырвет из рук судьбы, чего бы ни стоило. Акутагава спускается на первый этаж, слуги расступаются, склоняют головы. Они не люди — выходцы из ада. Черти и демоны, которые боятся своего повелителя. Он идёт по тёмному коридору, за ним гаснут свечи. Настроение испорчено. Очередная ночь бессмысленного существования и поисков. Советники на ходу отчитываются о своих действиях, о новых результатах. Акутагава внимательно слушает, разочаровывается и разгоняет их. Не желает срывать злость на подчинённых. Лунный свет заливает фасад старинного особняка. Время вокруг будто бы остановилось в девятнадцатом веке: мраморные статуи, кусты красных роз (уже срезанных), фонтаны, широкие клумбы и узкие тропы между ними. Рюноске просит садовника смести лужи с каменных ступеней, а сам обращается в летучую мышь. Вслед за другими растворяется в темноте. Неожиданно ему хочется оказаться в аэропорту. Акутагава виснет на выступе крыши, внимательно рассматривает прохожих и вмиг забывает дышать, когда видит её. Она разговаривает по телефону, не поднимает взгляда, идёт вперёд и садится в приехавшую машину. Такие же длинные белые волосы, такие же черты лица, такие же неземные глаза. Девушка появляется так же неожиданно, как и исчезает. Рюноске не в силах противостоять желанию проследить, он запоминает номер машины и следует за ней, прячась от яркого света фонарей в тени. Среди старинных домов он вновь видит её. Акутагава в облике человека, он хочет подойти, доказать себе, что это не видение, но останавливает себя, чтобы не спугнуть девушку. Она идеально вписывается в современный мир, на ней модная одежда, в руках техника, а прощается с водителем она на молодёжном сленге. Рюноске нравится. Она вся ему нравится: взгляд, движения, голос, нетипичная для Лондона внешность и невероятный дух нынешней эпохи — молодости и самореализации. Дверь подъезда закрывается, а Акутагава окрылён счастьем, он спешит домой, чтобы приказать слугам выяснить всё о его мечте. Пять веков назад он впервые увидел её во сне: улыбчивую, счастливую, с невероятными глазами и нежными руками, которыми она обнимала его, будто бы спасала от всех мировых проблем, эпидемий, переворотов. Бессмертие стало его проклятием — он искал, обходил все мировые города, лишь бы в толпе заметить её, услышать её голос, навсегда оставшийся в памяти, почувствовать её цепкий, немного наглый взгляд, лишь бы найти личное божество. Рюноске идёт по длинному коридору, летучие мыши просыпаются от его шагов, слетают с потолка, кружат вокруг хозяина и перебивают друг друга, чтобы узнать причину переполоха. — Ты чего такой взволнованный? На часах десять вечера, ты рано сегодня, — мышь садится на плечо. — Рюноске? — Расёмон, я нашел, нашел её! Я видел её в аэропорту! Я не знаю, откуда она прилетела, но это была она, чёрт возьми. Девушка из сна. Она потрясающая, нескольких секунд хватит, чтобы влюбиться в неё, — он поднимается по широкой тёмной лестнице и толкает тяжёлую дверь комнаты. Стены увешаны портретами, выполненными на заказ лучшими художниками всех времен по описаниям, по эскизам и зарисовкам. Бесподобная. — Она человек, — чуть мрачнеет. — Ты обещал, что если откажет тебе, то ты отступишь, — Расёмон повисает вниз головой и скалится. — Если ты приведешь её сюда, я смогу узнать, насколько у них тёплая кожа. — Если она согласится. Сейчас люди заказывают цветы… Так просто, раньше девушкам дарили целые оранжереи, лишь бы они позволили станцевать с собой. Теперь жалкий букет и бездушные сообщения. Когда я познакомлюсь с ней, то напишу для неё письмо, а ты доставишь. — Люди за такое называют сумасшедшим, — Расёмон перелетает на букет засушенных алых роз в вазе, несколько лепестков падают на стол. — Будь разумней. — Конечно, я же не преследователь и не маньяк. Вдруг она не та самая, нам нужно познакомиться. Скажи всем городским мышам, я хочу узнать, где она будет завтра. Даже днём я приду в это место, — Рюноске собирает лепестки и рассыпает на лист бумаги с узорами и штампами его земель. — Быть может, не всё потеряно.***
Первый рабочий день озарён ярким чистым небом и осенним теплом. Солнечный Лондон кажется совершенно другим городом, куда более весёлым и праздным. Ацуши практикует понимание британского акцента в кофейне, пока ждёт горячий шоколад и ежевичные круассаны. Ранним утром кондитер выносит их на прилавок — только из печи, они горячие, дымящиеся, с розовыми подтёками джема и политы карамелью. Идеально. Сладко. Вкусно. Новая статья — «Лучшие вкусы круассанов» появляется на почте работодателя в первые несколько часов. Шуточное издание, которое однозначно вставят в очередной журнал из-за имени журналистки. Накаджима популярна, её слушают, ставят в пример, дают важные задачи. К обеду на почту приходит экземпляр билета на выставку новейших реставрационных технологий для исторических исследований. Ацуши распечатывает билет в ближайшем канцелярском магазине, возвращается в квартиру и подбирает подходящую одежду. Сразу же выбор падает на тренч алого цвета и чёрный классический костюм. Накаджима выпрямляет волосы и собирает их в высокий хвост, вставляет карту памяти в фотоаппарат и вызывает такси. Когда Ацуши закрывает форточку в спальню, то замечает повисшую на карнизе летучую мышь, которая сразу же взлетает, стоит поднести к ней свернутый журнал, чтобы спугнуть. Грызун взмахивает крыльями и поднимается, исчезая в окнах закрытого для жителей дома чердака. Безумие. В шумном загрязнённом городе столь чувствительные к звукам и экологии животные? Ацуши замечает машину, быстро спускается и называет адрес выставочного зала. Центр Лондон-сити, тысячи людей, офисов, ярких вывесок, небоскрёбов, торговых центров и разговоров. Журналисты и репортёры толпятся у входа, фотографируют входящих в зал профессоров, высокопоставленных граждан и нескольких чиновников. Рюноске кутается в чёрное пальто и надевает солнцезащитные очки, прячась от ярких вспышек и попыток взять интервью. Он проходит вглубь выставки, принимает благодарности за спонсирование мероприятия и просит стакан сладкого зелёного чая. Один из организаторов сразу же убегает в кабинет, выполняя просьбу, пока Акутагава проверяет готовность к открытию и разрешает администраторам запускать людей. Первыми входят журналисты, они проводят картами-пропусками по турникетам охраны, показывают пригласительные и заполняют зал шумом фотографий и интервью. Учёные охотно отвечают, рассказывают о новых открытиях, чиновники обещают внедрить разработки в общественную жизнь, спонсоры принимают похвалы и благодарности. Акутагава не чувствует температуры чая, ему нравится лишь вкус. Он редко понимает человеческие предпочтения, но к травяному напитку питает особую симпатию. Ацуши появляется неожиданно, она будто бы намеренно подходит именно к Рюноске и просит дать комментарии происходящего. Вампир теряет дар речи. Это она. Живая. Настоящая. Со сладким шлейфом цветочного парфюма и мягкой улыбкой. Она будто бы из сна протягивает для приветствия руку, но он не в силах коснуться её своей холодной кожей. — Почему вы решили поддержать данную выставку? — игнорирует непозволительную для воспитания Рюноске грубость — не ответить на приветствие женщины. — Могу ли узнать ваше имя? — Рюноске. Рюноске Акутагава, — он кивает и не верит своим глазам. — А ваше? — Я ведь журналистка, мне не обязательно говорить имя. Этика позволяет, — улыбается. — Вы не ответили на вопрос. — Мне интересна история. В мире столько тайн и загадок, хотелось бы помочь человечеству узнать ответы на некоторые вопросы. Люди не видят очевидного, усложняют элементарное. — Вы говорите так, будто бы вам не интересны тайны мироздания, — Ацуши усмехается, Рюноске умирает и возрождается от её улыбки. Он внимательно смотрит, не в силах оторваться. Она существует. Небьющееся сердце вот-вот обретёт живое свойство. — Со мной что-то не так? — Вы прекрасны. Микеланджело, Сандро Боттичелли, Леонардо Да Винчи, Франс Халс, Ван Гог — никто из них не смог… Не смог бы передать вашей красоты, — Рюноске говорит абсолютно искренне, вспоминает, как сам просил их изобразить его сон. — Простите, к теме вопроса. Кто знает, может, я знаю, как всё появилось? Слышали о тёмной аристократии Европы? Вы уверены, что я не её часть? — Акутагава улыбается. — Вы доверитесь моим словам? Ацуши удивлённо смотрит и заправляет за ухо белую прядь. Он играет с ней, создаёт нити для новых вопросов, интригует. — Вы верите в конспирологическую теорию или же хотите продвинуть её в массы? — провоцирует. — Я не смею обманывать вас, говорю чистую правду, — улыбается, не переставая восхищаться Накаджимой. — Почему вы выбрали именно эту выставку? — Сейчас вопросы задаю я, — Ацуши делает шаг вперед и чувствует ползущий по коже холод. Рюноске вблизи кажется пугающим, практически мраморным. Ей кажется, что бледность кожи делает его прозрачным. — Босс дал мне приглашение сюда, а я люблю историю, поэтому обязательно отправлю статью в международный журнал. — Вы кажетесь профессионалом, где я могу найти ваши работы? — Рюноске нужно узнать имя, понять, кто вмиг стал его личной религией. — Вы настойчивы. Ацуши. Ацуши Накаджима, — девушка делает несколько пометок в блокноте и выключает диктофон на телефоне. — Благодарю вас за ответы на вопросы. — Напишете, что люди Лондона верят в мифы и мировой заговор? — Рюноске сразу же разоблачает чужой замысел. Накаджима краснеет и отрицательно мотает головой. Да, она именно это и собиралась сделать, но после слов мужчины резко передумывает, быстро прощается и теряется в толпе. Щёки горят, а на кончиках пальцев холод от необъяснимой, манящей и пугающей ауры Акутагавы. Чувствует, что он провожает её взглядом, внимательно следит за белой макушкой в толпе. Рюноске улыбается: он доволен этим днём, девушка из сна оказалась невероятной. Она внимательно слушает, записывает мелкие детали и забавно смущается от правды в лицо. Вампир даже не против, если она выложит такую статью, потому что ей простительно абсолютно всё. Перейдя в другой корпус выставочного центра, Ацуши прижимает к себе бумагу и технику, оборачиваясь. Она чувствует, что Рюноске наблюдает, но не видит его среди толпы. Лишь на секунду поднимает взгляд и вздрагивает, когда летучая мышь пролетает над головой и повисает под потолком. Удивительно. Даже здесь обитают эти загадочные животные, прячутся от холодов и дождей под навесами, от яркого света ламп и людских разговоров просыпаются и разлетаются по залу. К вечеру мероприятие подходит к завершению. Ацуши пополняет личную коллекцию фотографиями, берёт несколько интервью у обычных жителей и уже направляется к выходу, как перед ней неожиданно возникает Рюноске. Он поклоняется и протягивает ладонь в кожаной перчатке. — Позвольте мне пригласить вас на ужин, если на вечер у вас нет планов, — он смотрит из-под тёмных ресниц и тянет ладонь. — Ацуши. Накаджима удивлена, она вкладывает пальцы в чужие, сжимает ладонь и кивает. Не в силах отказать Акутагаве, который от её ответа начинает светиться. Он поднимается и помогает ей накинуть на плечи плащ. — Давайте прогуляемся, отсюда недалеко. Ресторан национальной английской кухни, оттуда открывается прекрасный вид на сумеречный Лондон. — Я чертовски голодна, поэтому согласна на всё, — раскрывает зонт, прячась от первых капель будущего ночного ливня. — Подходите, нам хватит места, — передает зонт мужчине и становится чуть ближе, они касаются плечами, не смотрят друг на друга. — Почему вы пригласили меня? — Я не смог противостоять желанию провести с вами больше времени, чем несколько минут на выставке. С вами вести беседы только в неформальной уютной обстановке, под приятную музыку и с вкусной едой, — изучает её профиль и скользит ниже по прядям мягких локонов. — Вы напоминаете мне лесную фею. Фею весенних цветов — от ваших шагов асфальт должен зеленеть. — Вы льстите мне, — румянец, словно акварельные мазки, появляется на щеках. — Спасибо. Вы тоже приятный собеседник, Рюноске. — Расскажите о себе немного, почему выбрали журналистику? — Рюноске открывает дверь торгового центра и пропускает Ацуши вперёд. Он закрывает зонт, кивает в сторону лифта. — Нам нужно подняться на девятый этаж. — Мне всегда было интересно общаться с людьми, вести дискуссии. А ещё мне хотелось посмотреть мир, и я сделала для этого всё. Очень люблю путешествия и изучение новых стран. Англия с первых часов покорила меня. — То же самое могу сказать про вас, — Рюноске улыбается, а Ацуши кажется, что у него слишком острые клыки. — Вы прекрасны, мисс. Акутагава ведет её к дальнему столику у панорамного окна — конечно же он заказал всё заранее. Букет пышных красных роз уже лежит на кресле. Нежные яркие бутоны резко контрастируют с бледной кожей, когда Рюноске поднимает цветы. Будто застывшие капли крови. Он отдаёт их Накаджиме, сквозь ткань перчатки касается её пальцев и сходит с ума. Она тёплая, её кожа словно лава. Обжигает, приводит в чувство. Контраст температур ощущается слишком ярко, Ацуши также чувствует холодное прикосновение, но лишь улыбается и благодарит. Она любит цветы, любит красные розы, любит, когда мужчины приносят ей пышные букеты и делают комплименты. Похвала Рюноске иная. Он говорит необычно, подмечает мельчайшие детали, покоряет галантностью, помогая снять тренч, сесть за стол, поставить цветы в вазу. — Что бы вы мне посоветовали? — Ацуши листает меню и ещё раз убеждается в статусе Акутагавы. — Ростбиф. Вкуснейшая классика. Здесь его делают невероятно. Также пастуший пирог, сконы. Пробовали когда-нибудь всё это в молекулярном исполнении? — Вы интригуете меня, — Накаджима делает выбор, Рюноске подзывает официанта. — Это, пожалуйста, — ведёт пальцами по бумаге и улыбается. — Мне то же, что и даме. Принесите нам бутылку Chateau Margaux 1984 года. Прямо сейчас. — Я больше предпочитаю белое вино, — Ацуши обращает на себя внимание и внимательно рассматривает винную карту. — Полусладкое, — поднимает взгляд и смотрит на Акутагаву. Огни ночного города отражаются в его чёрных радужках. Блики от редких солнечных лучей, свет фонарей и вывесок пятнами скользят по бледной коже. — Но оно не подходит к мясу, поэтому я согласна с вашим выбором. Официант записывает заказ, кивает, уходит, оставив их в неловкой тишине. Приятная классическая музыка расслабляет, приглушённый свет снимает усталость с глаз, весь день смотревших на лампы и огни. Другие гости за соседними столиками тихо разговаривают, обмениваются улыбками, будто живут лучшую жизнь. — Чем вы занимаетесь? — Ацуши наклоняется к Рюноске и изучает его лицо. — Мне кажется, моментами ваши глаза светятся красным. Вы напоминаете мне вампира. — Мне не так уж и много лет. Разве вампиры не боятся дневного света? Сегодня я был активным днём. Боитесь, что укушу вас? — Что вы, я всегда ношу в сумке серебряную ложку и связку чеснока. Буду защищаться. — Выдумка. Вампиры не реагируют на это, но пусть люди верят в сказки. Нам выгодно. Накаджима смеётся и заправляет за ухо длинную белую прядь. Ей нравятся мужчины с чувством юмора. Рюноске очаровывает. — Тёмная аристократия, нежить, да вы шутник, Рюноске. О чём ещё говорит британская верхушка? — О том, что нам следует выпить вина, — не даёт официанту открыть бутылку. Делает всё сам, лишь бы никто не вмешивался в их разговор своим присутствием. Разливает алкоголь по бокалам и снимает перчатки, обхватывая длинными тонкими пальцами ножку. — За чудесный вечер, мисс Ацуши. — За чудесный вечер, мистер Акутагава. Они разговаривают и едят, едят и говорят. Накаджима наслаждается национальной английской кухней, пробует несколько десертов и конечно же терпкий зелёный чай. Акутагава заказывает ежевичные пирожные, наслаждается сладким вкусом и приятной кислинкой, слушает Ацуши и мечтает остановить время, лишь бы продлить этот момент. — Спасибо за прекрасную компанию, Рюноске, — она улыбается и смотрит в окно — за ним ночной, сияющий тысячей огней Лондон. — Вы хороший собеседник, развеяли мои стереотипы об англичанах. — Спасибо вам, Ацуши. Без вас время пролетело бы зря. Позволите проводить вас? — он встаёт и протягивает руку, радужки на секунду вспыхивают красным. Или так отражаются рекламные баннеры на соседнем доме — неизвестно. — Одной опасно ходить по ночным улицам. — Вы обещаете спасти меня от вампиров? Поверю на несколько часов в их существование, — Накаджима вкладывает ладонь в чужую и вздрагивает от холода кожи. — Вы… — У меня анемия. Я всегда холодный, мало крови в организме, но пью витамины и ем красное мясо для повышения уровня железа, — сжимает пальцы Ацуши и будто бы обгорает, но упивается нежностью и теплом её рук. — Ни один вампир не подойдёт к вам в моём присутствии, — улыбается, кончики острых клыков касаются губ. — Я главный охотник на них. Ацуши смеётся. Конечно же она не верит в детские сказки, но решает подыграть и согласиться с некоторыми странностями нового знакомого. Она кивает, обхватывает ладонь и делает шаг вперёд, касаясь плечом плеча Рюноске. Тот на секунду сильней сжимает ладонь, но сразу же отпускает, чуть отходит и помогает надеть плащ. Красный цвет слишком идёт Накаджиме, она будто в сладкой крови утопает; белые волосы рассыпаются по плечам, локоны распадаются от влажности воздуха и мягкими завитками касаются спины. Акутагава следит за каждым движением, наслаждается на расстоянии, знает, что не имеет права касаться без разрешения — спрашивать слишком рано. Ему бы узнать её получше, рассмотреть всех внутренних демонов, раскрыть свою сущность, но он непозволительно быстро падает в пропасть тёмно-фиолетовых глаз, наблюдает за растекающейся на дне радужек ночью и впитывает тьму в себя, являясь её главным олицетворением. — Мы будем идти по улице, полной вампиров, только вдвоём? — Ацуши шутит и прижимает к себе руки — похолодало. — А нам нужен кто-то ещё? — Рюноске стягивает с себя шарф. Он не чувствует температуры воздуха, но чётко понимает человеческий язык тела. Акутагава аккуратно завязывает плотную ткань вокруг плеч и шеи Накаджимы. — У вас приятный парфюм. Спасибо, — Ацуши вдыхает терпкие ноты хвои и тимьяна, согревается. — Резкий здесь перепад температур. — Для Лондона это нормально, особенно осенью. Скоро начнутся вечерние морозы, после выпадет первый снег, будет очень холодно. Фонари, узкие улочки, случайные прохожие. Ацуши и Рюноске идут медленно, разговаривают на самые разные темы, не замечают, как доходят до нужного дома. Девушка останавливается около двери подъезда, начинает разматывать шарф, но Акутагава мягко обхватывает её запястья и опускает их. — Не нужно, вернёте при следующей встрече. — Вы хотите вновь увидеться? Тогда нам нужно обменяться телефонами, — шутит Накаджима. Рюноске сразу же становится серьёзным и тянется в карман за гаджетом. Он протягивает зажжённый экраном смартфон, открыв заметки. Не то чтобы Рюноске не умел пользоваться современной техникой, он скорее не совсем понимал механизм её работы, предпочитая отдавать все инновационные задачи своим помощникам, которые справлялись куда лучше. Он видел много времён, застал подъёмы и спады, почувствовал на себе технологическую революцию, период мануфактуры. Акутагава устал от резкой смены средств связи, постоянного, ежегодного развития, поэтому перестал следить за новинками в середине двадцатого века. Ацуши быстро набирает нужные цифры и протягивает свой телефон. Рюноске в ужасе смотрит на дисплей и нажимает на экран, набирая номер. Он поражается своей скорости и гордо протягивает смартфон хозяйке. Не любит он виртуальное общение, предпочитает живые встречи, долгие разговоры с эмоциями, реакцией собеседников, вкусами, звуками. — Что ж, мне пора. До встречи, Рюноске. — Я вам позвоню, Ацуши. До встречи. Она закрывает за собой дверь и быстро поднимается на пятый этаж. Рюноске стоит под окнами и ждёт, когда загорится свет. Он видит силуэт в ярком свете и улыбается, прячась в тени, растворяясь в темноте. Акутагава счастлив, чертовски доволен проведённым вечером. Он взлетает к небесам и смотрит на луну, благодаря все высшие силы. Он её нашёл. Не позволит судьбе их разлучить.***
Звонок в дверь заставляет Ацуши оторваться от работы. Она сохраняет статью и подходит к источнику звука. — Кто там? — Это курьер, вам пришла доставка. Накаджима открывает дверь. Она не заказывала ничего, но сразу же понимает. Пышный букет алых роз в руках доставщика, большая коробка и пакет. Парень протягивает все Ацуши, и ей требуется расписаться в бланке получения. Ацуши ставит цветы в воду. Она открывает коробку и удивлённо смотрит — ягоды. Много сочных спелых крупных ягод ежевики, клубники, малины, черники, посыпанных цветочными лепестками. В пакете Накаджима находит длинное вечернее платье и сложенный лист бумаги. Идеальный каллиграфический почерк, плавные линии букв и стойкий аромат мужского парфюма. Рюноске.«Я бы хотел вновь встретиться с вами. Позвольте пригласить вас в театр сегодня вечером. Ваш образ не выходил из моей головы несколько дней, я долго думал, что же преподнести вам в качестве приглашения. Выбрал роскошные цветы и сладкие ягоды. Вы ассоциируетесь у меня с тёплой весной, так пусть её главные спутники поднимут вам настроение. Искренне надеюсь, что угадал с размером платья. Пожалуйста, наденьте его сегодня вечером, если оно подходит. Мне будет приятно. Если вы согласны, то напишите мне в сообщениях несколько заветных слов, я заеду за вами к пяти. Ваш Рюноске».
Шёлковая чёрная ткань приятна на ощупь. Ацуши подходит к зеркалу и прикладывает к себе платье, после стягивает домашнюю одежду и примеряет. Размер идеально подходит, качественный шёлк обтягивает тело, выделяя каждый плавный изгиб; открытые спина и плечи, длинный свободный рукав, скрывающий изящные запястья. Накаджима улыбается — Рюноске знает, как заинтересовать и уговорить сходить на ещё одну неформальную встречу. До назначенного времени остаётся несколько часов, поэтому Накаджима быстро дописывает статью, отправляет её редактору и начинает собираться. Длинные белые волосы пышными локонами рассыпаются по плечам, скрывая всё то, что открывает платье, мягкий макияж и несколько фотографий для коллекции. Время пролетает незаметно, под окнами её уже ждёт Акутагава. Накинув на плечи пальто и закрыв дверь, Ацуши быстро спускается по лестнице. На удивление её встречает приветливый октябрьский вечер без ветра и прежней непогоды, недавно обрушившейся на Лондон. — Вы невероятны, — Рюноске, заметив Ацуши, сразу же протягивает руку и через ткань перчатки чувствует приятное тепло. — Спасибо, что согласились провести со мной вечер. — Я была не в силах отказать вам. Платье прекрасно, благодарю. Вот ваш шарф, — она протягивает плотную ткань, Акутагава забирает и повязывает вокруг её плеч. — Мне не холодно. — Погода сейчас обманчива, не хочу, чтобы вы простудились, — улыбается и едва ли касается кончиками пальцев её лица. — Спектакль начинается через сорок минут, нам нужно ехать, — делает шаг назад и открывает дверь со стороны пассажирского сиденья. Ацуши садится, сразу же чувствует прогретую машину и улыбается от такой заботы. Действительно, тёплый ветер в любой момент может стать ледяными порывами, пронизывающими и разгоняющими мурашки по коже. Через несколько секунд Рюноске садится рядом за руль, тянется назад за букетом нежных белых пионов. Весенние цветы — большая редкость в такое время года, но Акутагава протягивает букет из тринадцати цветков Накаджиме. Ей идут цветы, она будто бы дополняет их своей красотой, нежностью, изящностью. Девушка прижимает букет к себе и благодарит, касаясь лепестков. — Вы хотите превратить мою квартиру в оранжерею? — Я могу подарить вам оранжерею, вы только пожелайте. Вы достойны всех цветов этого мира, Ацуши. Она смущается и опускает взгляд, пытаясь скрыть лёгкий румянец, тронувший щёки. Акутагава старается не отвлекаться от дороги, но ему чертовски хочется смотреть на Накаджиму, изучать черты её лица, наслаждаться, не переставать радоваться тому, что спустя пять веков он нашел её. До сих пор случившееся кажется невозможным сном, эфемерной галлюцинацией, которая в любой момент может рассыпаться от резкого движения или с восходом розового солнца. — Что вы бы хотели получить от меня в подарок? — Мне достаточно того, что вы проводите со мной время. Для меня ценно — общаться с такой девушкой, как вы. Вы очень привлекательная личность. Абсолютная правда. Его с ума сводит немного наглый взгляд ежевичных глаз, плавные, почти что кошачьи, движения, тихий смех и желание найти ответы на все интересующие вопросы. Конечно же Рюноске уже прочёл множество её статей и поразился опыту в столь юном возрасте. Через чётко выстроенный текст струится начитанность, хорошее образование, регулярное саморазвитие. Акутагава также изучил несколько статей на исторические темы, усмехнулся с нескольких устоявшихся в обществе мифов. Он видел многое, был знаком с некоторыми важными для человечества личностями и знает некоторые их секреты, которые никому не расскажет. Великие писатели, поэты, художники, музыканты — со всеми ними Рюноске общался лично, слушал их композиции на первых концертах, читал черновики восхитительных рукописей, описывал художникам девушку из сна, и те писали её на холстах, вдохновлялись, слагали о ней поэмы и сонеты. — Ваши статьи заинтересовали меня. — Сколько же вы прочитали? — Все те, что нашёл в Интернете, — через силу произносит последнее слово. — Вы очень грамотно передаете свою точку зрения, очень ненавязчиво рассказываете о ней читателю, — Рюноске кивает сам себе и заезжает на парковку королевского театра «Ковент-гарден». — Уверен, после сегодняшнего спектакля вы сможете написать ещё одну статью, привлечь больше японских туристов к лондонскому искусству. Акутагава помогает Ацуши выйти из машины, аккуратно берет её под руку и ведёт в сторону входа. Мраморные лестницы, хрустальные тяжёлые люстры, красные дорожки, которыми устлан паркет. В театре царит величественная атмосфера, тихие разговоры лондонской верхушки общества, пришедшей на премьеру оперы «Ромео и Джульетта». Накаджима восхищённо смотрит по сторонам, фотографирует тянущиеся к потолку белые рельефные колонны, плакаты с яркой афишей. С Рюноске они проходят на небольшую выставку, где представлены вазы с сухоцветами и сочными живыми цветами. Ведущий рассказывает об их сортах, видах, интригует зрителей фактом, что собраны они из сада королевской семьи, выращены лучшими садовниками страны. Акутагава покупает для Ацуши коробку с засушенными цветами, несмотря на её возражения и смущение. Он путает несколько лепестков в её волосах, откровенно наслаждается видом и тихо смеётся, когда Накаджима делает то же самое, вплетая несколько маленьких бутонов в его чёрно-белую челку. Выглядят они максимально нелепо, но не обращают внимания на удивлённые взгляды, фотографируются у большого зеркала, смеясь друг с друга. — Я думала, что вампиры не видны на фотографиях. И всё-таки вы мне соврали, никакой вы не вампир, — Ацуши опирается на широкие перила и откидывается назад. — С вами так легко общаться. — Если бы вы знали, насколько мне приятно общение с вами, — Рюноске ставит руки по обе стороны от Накаджимы и смотрит ей в глаза. — А вы не верьте детским сказкам. Вампиры мало чем отличаются от людей. Поверьте, я не боюсь серебра, чеснока и осинового кола, — он нависает над ней и усмехается, показывая клыки. — Ваш стоматолог постарался, делая такую форму зубов. Будь мы в сказке, я бы поверила, что такие от рождения, — осаждает одной фразой Накаджима и кладёт ладонь поверх пальцев Акутагавы. — Давайте перейдем на «ты»? Мы знакомы больше недели, думаю, формальности можно опустить. Мужчина кивает. Они стоят несколько секунд, не отрывая друг от друга взгляда, но их прерывает второй звонок. Поток людей сразу же начинает двигаться в сторону входов: кто-то на балкон, кто-то в амфитеатр, кто-то в бельэтаж. Рюноске аккуратно берёт руку Ацуши и ведёт девушку в сторону партера. Они садятся на пятый ряд по центру — сцена невероятно близко, чётко видны декорации и мелкие детали, каждая тень, узор, каждый блик света, отражающегося от гладкого пола. Ацуши любит посещать подобные места, Рюноске бывал практически на всех постановках театра с момента его открытия. В отдельной папке он хранит винтажные билеты, вырезки с афиш и газет, чёрно-белые фотографии. Он проживает долго, многое видел, запомнить огромное количество информации иногда практически невозможно, поэтому любые воспоминания становятся на вес золота. Сегодняшние селфи с Накаджимой он обязательно распечатает и вложит в альбом, чтобы навсегда сохранить приятные моменты проведенных вместе часов. Постановка великолепная. Игра актёров, костюмы, музыкальное сопровождение. Из-за звуковой ямы и акустических особенностей звук и голоса будто бы пролетают над головой, одновременно окутывают со всех сторон. Ацуши практически не отвлекается от происходящего, лишь иногда поворачивается к Рюноске и комментирует яркие моменты. Акутагаву спектакль не волнует. Он наслаждается точёным профилем Накаджимы в приглушённом свете, её счастливым взглядом и тихим шёпотом на ухо, опаляющим кожу. Акутагава чувствует себя влюблённым подростком. Их вторая встреча, а ему уже сносит голову. За долгую жизнь он набрался достаточно опыта, чтобы быстро считывать людей, понимать их с полуслова. Ацуши не такая. Она непредсказуема, она играет, она интригует, сводит с ума каждым действием. Безусловно, Рюноске понимает и чувствует — Накаджима боится, держит явную дистанцию и не позволяет подойти слишком близко. Да, она с инициативой отвечает на сообщения, рассказывает о прошедшем дне и подкармливает его летучих мышей сладкими фруктами. Животные негласно слетаются в один район и повисают на карнизах домов, следят за безопасностью по приказу хозяина. Он не смеет нарушать личное пространство девушки, не подпускает слуг к её квартире и окнам, лишь приказывает наблюдать со стороны и чуть что — сразу же сообщать ему. Акутагава знает о хрупких людских сердцах, об их нежелании причинять себе боль и сталкиваться с ней, ведь им отведено непозволительно мало времени. Рюноске осторожен, он не переходит границы и не пытается моментально завоевать доверие Ацуши. Он решил для себя, что будет ухаживать за ней, дарить цветы, водить по лучшим местам Лондона и его ближайшим районам, уйдёт сразу же, если она попросит, не докоснётся без разрешения. Он может подарить ей оранжерею, лучшие драгоценности, показать лучшие постановки, рестораны, выставки и крыши для свиданий, но держит в голове факт своей сущности. Акутагава не скрывает, но Накаджима не верит, переводит в шутку, а он не хочет напугать её, хоть и не скрывает красного блеска в радужках при лунном свете, улыбается с клыками и касается холодными пальцами чужой горячей кожи. Рюноске понимает, какая реакция будет ждать, знает, что она оттолкнёт, убежит, возможно, назовёт монстром, но пока Ацуши разрешает быть рядом — пользуется моментами полностью. — Тебе понравилось? — интересуется мужчина, когда спектакль заканчивается и они выходят из театра. — Очень! — Ацуши восхищённо прижимает к себе руки и кивает. — Я никогда прекрасней игры не видела, столько боли, трагизма и любви. Мне их жаль, они всего лишь хотели быть счастливыми, но судьба решила разлучить их. Смерть оказалась жестокой. — Быть может, они переродились в будущем и смогли быть вместе, — Рюноске стягивает с себя шарф, который Накаджима ему всё-таки отдала и вновь повязывает вокруг её плеч. — На улице холодно, солнце село, не нужно переохлаждаться. — А ты не боишься заболеть? Ах, да, — усмехается и наслаждается пряным парфюмом Акутагавы, — вампиры не болеют. Лишь иногда страдают анемией. — Лишь иногда наши ладони ледяные, да. Не беспокойтесь, я редко простываю. Желаешь прогуляться или отвезти тебя домой? Накаджима ловит себя на мысли, что не хочет уходить. Она впервые настолько комфортно чувствует себя с представителем мужского пола. Рюноске галантен, внимателен, аккуратен, он не переходит границ, смотрит с чистым восхищением, превращает её квартиру в оранжерею. Ацуши соглашается. — Думаю, мы можем немного прогуляться, когда вернёмся в мой район. На улице прекрасная октябрьская погода, мне бы хотелось этот вечер провести с тобой. Я и не думала, что поездка в Лондон обернётся таким приятным знакомством. — Я и мечтать не мог о том, что настолько прекрасная девушка пересечёт весь земной шар, чтобы прилететь в Англию, — Акутагава улыбается и открывает ей дверь машины. Ацуши усаживается, стягивает с плеч шарф и, сложив его, кладёт на заднее сидение. Рюноске замечает, но ничего не говорит. Он обязательно найдёт ещё один повод для встречи. Между невысоких домов квартала их прогулка заканчивается несколькими неожиданными поцелуями. Абсолютное безрассудство, но Акутагава желает, а Ацуши не сопротивляется, обнимает за плечи и прижимается ближе, пытаясь почувствовать тепло от чужого тела. Рюноске холодный — это пугает и заводит одновременно, впервые Накаджима касается настолько остывшего человека. Между поцелуями Рюноске шепчет, что отсутствие любви сделало его таким, Ацуши не верит, на секунду вспоминает упоминания вампиров, но все мысли исчезают в новом прикосновении к губам. Акутагава аккуратен, он несильно кусает и не отказывает себе в наслаждении провести языком, чувствуя сладкий вкус ягодного блеска. Накаджима путает пальцы в тёмных волосах, улыбается и тихо смеётся, когда они отстраняются друг от друга. Рюноске держит её за талию и прижимает к невысокому ограждению между тротуаром и дверью подъезда, Ацуши заправляет за ухо длинную белую прядь и смущённо опускает взгляд. Никогда до этого она не целовалась на первом свидании, не позволяла так близко с ней находиться. Рюноске будто бы ломает старые правила и установки, напоследок целуя в переносицу и отпуская домой. Накаджима не перестает улыбаться и только в квартире позволяет себе звонко засмеяться и прижать пальцы к губам, фантомно ощущая чужие прикосновения.***
Проходит две недели с момента посещения театра. Выложенный светлым камнем особняк встречает Рюноске тишиной, темнотой и спрятавшейся по углам прислугой. Они боятся своего хозяина, безжизненно сливаются со стенами, не двигаются, выжидают, пока он пройдёт в свои покои, но Акутагава одним движением зажигает все свечи в доме, распугивает летучих мышей, нарушая их сон и прерывая идиллию чертей в подвалах. Расёмон залетает через открытое окно и повисает на светильнике; он наблюдает за улыбающимся вампиром, пытается увидеть в его взгляде, горящим ярко-красным, ответы на вопросы, но только больше путается, когда хозяин приказывает привести особняк в порядок, снять тяжёлые шторы с высоких окон, вычистить все запертые до этого комнаты, расставить вазы с ароматными цветами и вернуть былую жизнь в некогда навсегда закрывшемся для всех доме. Рюноске окрылён, бесконечно влюблён и точно уверен в своём выборе. Ацуши именно та девушка из сна. Она невероятна, кажется яркой галлюцинацией, фарфоровой куклой с нежной молочной кожей, которая сверкает в свете луны и искрится золотом солнечным днём. Платье, которое подобрал для неё Акутагава, идеально струилось по плавным изгибам тела, подчёркивало статную осанку — Рюноске казалось, что Накаджима — представительница ренессансной аристократии. Она сводит с ума взглядом и улыбкой, говорит с приятным акцентом, заразительно смеётся, кажется сестрой всех цветов на планете. Невероятная. Такими не рождаются, ради такой красоты продают душу не Дьяволу, а самому Богу, чтобы наказывать грешников, превращая их сердца в щепки. — Ты будто фонарь проглотил, светишься, аж глаза режет, — летучая мышь садится на плечо хозяина. — От тебя пахнет человеком. И твоя одежда непривычна. Где многообразие викторианских рюш? — Она неземная, я хочу поднять Шекспира из могилы, чтобы он читал для Ацуши сонеты. Увидев её улыбку, старик написал бы ещё сотню, — Рюноске расстёгивает строгую современную рубашку, сбрасывает с плеч вместе с запутавшимся в ткани Расёмоном и натягивает привычную многослойную блузу. Длинные рукава закрывают даже тонкие пальцы. Он затягивает пуговицы в петли и зовёт слуг занести ему в спальню сиреневые ранункулюсы, а букет белых отправить Ацуши. — Она человек, а ты для неё монстр, — мышь скалится. — Когда девушка узнает о твоей сущности, то первым же рейсом сбежит из страны. — Я не скрываю, что я вампир. Ацуши мне не верит, я не могу заставить её. Она видела клыки, красные радужки, касалась моей кожи — переводит всё в шутку, иногда люди не замечают очевидного, — Акутагава открывает чат с Накаджимой и, закатив глаза на совершенно не романтичный способ общения, начинает печатать. — Ацуши так быстро это делает, — ищет нужную букву, — а я всё никак не выучу клавиатуру. Мы с ней почти ровесники, а я чувствую себя стариком. — Ей двадцать семь, тебе семьсот. У вас экстремальная разница в возрасте. Ты уверен, что твоя девушка и это примет? Верхний ряд, левый угол, — подсказывает Расёмон, устав смотреть на отчаянные поиски «Е». — Не заигрывайся. Даже если что-то получится, то она умрёт на пять веков раньше. Ты ведь знаешь, что обращённые не бессмертные. — По человеческим меркам мне около тридцати пяти. У нас небольшая разница. Открой мой паспорт и убедись в этом, — наконец-то Рюноске отправляет сообщение и вымученно стонет, когда ответ прилетает через несколько секунд. Чёртовы технологии. — Ты многое себе позволяешь и забываешься. Я вытащил тебя из ада, но это не значит, что не отправлю обратно к отцу, если ты не перестанешь действовать мне на нервы… Ей доставили цветы! Посмотри, Ацуши прислала мне фотографию! Она создана для пышных букетов! — тычет ярким экраном в морду летучей мыши, который щурится и усмехается, подлетая к потолку и повисая на хрустальной люстре. — Половину твоих фруктов и ягод она скармливает моим городским братьям. Они тоже влюблены в неё. — Ты думаешь, что я влюблён? — Рюноске печатает ответ и улыбается. — У меня было пять веков, чтобы понять это. Да, я влюблён в неё. Как думаешь, может подарить ей оранжерею? — Нет, она этого не поймёт. Рюноске, сейчас не принято ухаживать, как в девятнадцатом веке. Ты слишком много времени проводишь в особняке и не видишь жизнь современного общества. Мы регулярно решаем твои дела в правительстве и городе. Сейчас за девушками ухаживают иначе… — Эти ухаживания вульгарны и отвратительны, — перебивает Расёмона Акутагава. — Пусть я старомоден, но я не позволю себе так унижаться. Да и могу себе позволить радовать и баловать ту, кто захватила мои сердце и мысли. И кто Рюноске такой, чтобы не следовать своим словам?***
И пусть их считают сумасшедшими, они плевать на весь мир хотели после встречи друг с другом.
Проходит месяц, золотая осень сменяется серым дождливым ноябрём. День за днём Ацуши всё больше тонет в Акутагаве, который очаровывает её. Они посещают лучшие места Лондона, много разговаривают, ходят на свидания, целуются и созваниваются по телефону. Рюноске постепенно привыкает к этому, перестраивает свой режим сна и бодрствования на человеческий и пишет заветное «Доброе утро» ежедневно. Он запоминает расположение букв на клавиатуре, быстрей отвечает на сообщения, каждый вечер звонит Ацуши, чтобы узнать о прошедшем дне, обсудить последние новости и просто послушать её голос, утонуть в звонком смехе и насладиться своим именем с губ Накаджимы. Всё кажется настолько правильным, что голова кружится. Ацуши всё же дает самой себе разрешение на эти странные, очень приятные новые отношения. Она долго думает, противиться ли вспыхнувшим чувствам, ведь прекрасно понимает, что Рюноске не простой житель Лондона, что он относится к правящей верхушке, они стоят выше королевской семьи, но Накаджима боится спросить. В Интернете практически нет информации. Меценат. Владелец нескольких выставочных залов. Занимается покупкой и продажей акций мировых брендов и компаний. Она и так всё это знает и знала после первой встречи — вопросов меньше не становится. Акутагава добивается расположения Ацуши и временно перестаёт двигаться дальше: он останавливается на достигнутом, водит её на волшебные свидания, отправляет пышные букеты, уделяет всё свободное время, окрылён счастьем и чертовски влюблён. Он отдал своё небьющееся сердце неземной Накаджиме, растворился в её тёмно-фиолетовых глазах, задохнулся в цветочном парфюме и сгорел в тепле её кожи. Ацуши всегда касается его рук, оставляет невидимые ожоги, переплетает пальцы, заставляя Рюноске вспыхивать, словно спичка. Он ярко ощущает температуру её тела, тридцать шесть и шесть будто кипяток на куски льда, но Акутагаве нравится, ему приносит удовольствие напитывать себя липкой лавой её ладоней. Каждая их встреча незабываема. Ацуши восхищается храмом святого Дунстана, гуляет среди разрушенных готических статуй и колонн, фотографирует Акутагаву, который идеально вписывается в атмосферу. Неожиданно именно на это свидание он приходит в длинном чёрном плаще и пышной рубашке с рюшами, вышитыми золотом на краях. — Ты подражаешь вампирам? — смеётся Накаджима и рассматривает бесконечные складки ткани на груди. — Порой мне кажется, что ты вышел прямиком из девятнадцатого века. — Я не сочетаюсь с современностью? — Ты не подходишь этому миру. Ты очень нетипичный, твои ухаживания нетипичны. И в этом их особый шарм, ты завоевал моё сердце, Рюноске. — Ты сделала это несколько веков назад, Ацуши. К середине ноября Накаджима падает с простудой и температурой. Она отменяет все свидания, пьёт горячий чай и жалеет, что за два месяца не оформила страховку для покупки нужных лекарств. — Я заболела, — говорит она Акутагаве по телефону. — И у меня нет лекарств, ведь без рецепта ничего не продадут. От парацетамола меня тошнит. — Ты не будешь против, если я приеду и позабочусь о тебе? — Рюноске не так далеко от дома Ацуши, у него были дела в городе. — Я буду в течение часа. — Я не выгляжу, как та, кто готова принять парня… Приезжай, мне очень скучно лежать одной. Рюноске стучит в дверь спустя сорок минут. Он умиляется, когда Ацуши запускает его в уютную квартиру, стоя в тёплой пижаме с тигрятами и больших пушистых тапочках. Рюноске ответственно подходит к лечению, привозит с десяток разных лекарств, свежевыпеченные ежевичные круассаны, ягоды и мандарины. Накаджима искренне благодарит, выпивая таблетку более щадящего Ибупрофена, залезает под одеяло и наблюдает за Акутагавой, который, закатив рукава, начинает готовить тыквенный суп. — Говорят, он быстро снимает все симптомы болезни, — нарезает оранжевую тыкву кубиками и кидает в кастрюлю. — А ещё очень вкусный. Ты пробовала когда-нибудь? — заваривает для Ацуши ягодный чай и садится напротив, протягивая кружку ей в руки. — Не стоило мне звать тебя ужинать на крышу того дома, там было слишком холодно, извини. — Я не из-за этого заболела, — Ацуши кладёт ладонь на ладонь Акутагавы и мягко улыбается. — Осенью и ближе к зиме у меня так всегда. Незнакомая страна, другой климат, прогулки — всё это сказалось на моём иммунитете. Твоей вины здесь нет. Рюноске придвигается ближе, аккуратно обнимает за плечи и чувствует себя правильно, в нужном месте, с лучшим человеком в его долгой и бесконечной жизни. Ацуши прикрывает глаза и прижимается к Акутагаве, наслаждаясь его нежными прикосновениями, трётся носом о шею и засыпает, согретая не одеялом, а трепетной заботой и искренним интересом к своему самочувствию. Акутагава переносит её в спальню, немного наблюдает за её спокойным сном, а после уходит на кухню. Он никогда ни о ком не беспокоился, не заботился, не пытался вылечить. С Накаджимой всё иначе: её хочется оберегать, осыпать цветами, на руках носить. Не зря говорят, что рядом с мягкой женщиной всегда сильный мужчина. Рюноске рядом с ней ощущает себя всемогущим, королём мира, ему кажется, что он по одной просьбе Ацуши все океаны осушит, с землёй сравняет горы и потушит солнце. Она вдохновляет, наполняет той самой жизнью, о которой любят говорить люди. Акутагава готов всю жизнь с ней прожить, посвятить каждый свой час долгим разговорам, прогулкам, шуткам, поцелуям. Лишь одно останавливает вампира — его истинная сущность. Он знает, что он монстр, что он создан для уничтожения всего живого, он антоним безопасности и красоте, а Ацуши их абсолютный синоним. Шекспир не смог в сонетах передать чувства возлюбленной, Акутагаве всех слов мира не хватит, чтобы озвучить восхищение, очарование и рассказать про умирающих ангелов на дне глаз Накаджимы; в его радужках на костях танцует Сатана, безумно смеётся, разгоняет алое пламя, заполняющее зрачки. Спустя полтора часа девушка просыпается от тихих разговоров с кухни. Она чувствует себя лучше — лекарства начали действовать. В квартире пахнет специями и домашней едой, будто бы она перенеслась в детство, когда мама готовила для неё. — Где это видано, чтобы сам герцог Акутагава варил суп для человека? — чёрная летучая мышь висит вниз головой на дверце шкафчика и шипит, когда горячий пар достаёт до его крыльев. — Будь тише, ты разбудишь Ацуши. Она заболела, а я обязан заботиться о своей любимой уже несколько веков женщине, — Рюноске опирается бедром на столешницу и оборачивается, почувствовав чужой взгляд. — Я объясню… — У меня бред или ты сейчас разговаривал с летучей мышью?! — Накаджима быстро подходит ближе и смотрит на грызуна. — Я схожу с ума? — Приятно познакомиться, золотко, я Расёмон, — демонстративно протягивает крыло, Накаджима резко отходит. — Не бойся, я не переношу заразу, как люди думают. Чист и здоров. Не удивляйся так, хозяин не скрывал этого от тебя. Это ты отказывалась верить в правду. — Это не галлюцинация, — Акутагава вытягивает руку, но Ацуши не даёт себя коснуться. — Да, животное разговаривает, а я холодный не из-за анемии. Я не скрывал этого с первого дня, был предельно честен с тобой. Накаджима садится за стол и путает пальцы в волосах. Ей нужно всё осознать и подумать. Мужчина, который впервые за долгое время ей понравился, мужчина, который обращался с ней словно с хрустальной куклой, — нежить. Ацуши, шокированная, смотрит на них, молча требует объяснений и чувствует заполняющий её страх. Да, за всё время Рюноске ни разу не позволил себе лишнего, не причинял ей боли, был аккуратен в каждом своём действии, действительно вселял ощущение безопасности и уверенности, но сейчас… — Ты съешь меня? — глупый, но очевидный вопрос. — Нет, что ты такое говоришь? Позволь мне всё тебе рассказать, выслушай меня, — Акутагава садится перед ней на колени и обхватывает руками её ладони, прижимая к своей груди. — Я могу прогнать Расёмона, если он смущает или напрягает тебя. Всё это время им было запрещено быть слишком близко к тебе, никто из мышей не подлетал к твоим окнам, двери или к тебе, Ацуши. Сегодня он был настойчив, за окном ливень, у меня не было выбора. — Пусть остаётся, а ты расскажи мне всё. Что происходит, почему ты такой, что тебе от меня нужно, Рюноске? Он рассказывает. Начинает с самого начала, не упускает ни одной детали, вспоминает поиски, долгие кругосветные путешествия, годы отчаяния, редкие минуты надежды, когда видел в толпе кого-то похожего. Говорит про свою деятельность, раскрывает тайну тёмной аристократии Европы — Ацуши узнаёт, что Рюноске герцог, один из правителей мира, тех малочисленных династий, которые управляют президентами, императорами, политикой, экономикой, социальным развитием. И про картины, и про шекспировские сонеты, и про музыку великих композиторов, и про храмы знаменитых архитекторов, возведенных в честь Накаджимы, — Рюноске рассказывает обо всём, ничего не скрывает, сидя на коленях перед личной религией, перед той, кому готов отдать всё и для кого готов разрушить рай, остудить вечное пламя ада. Акутагава готов гордость свою растоптать, лишь бы смотреть в глаза Ацуши и слышать её голос. Ацуши внимательно слушает, не перебивает, кивает, иногда стирает с щёк капли слёз. История Рюноске разбивает ей сердце: он потратил столько времени и сил, искренне наслаждался каждой их совместной секундой, переносил дела, лишь бы устроить потрясающее свидание. Звучит чересчур сказочно, невозможно, но Накаджима разрешает себе поверить, разрешает вновь почувствовать безопасность и покой. Акутагава замолкает и не поднимает взгляда, слышит тяжёлое дыхание и сразу же встаёт, чтобы успокоить. Слишком больно осознавать, что чужие слёзы из-за него. Он прижимает к себе Накаджиму, целует её в макушку и гладит по плечам. — Мне нужно… Нужно немного времени, Рюноске, — шепчет Ацуши ему в плечо и крепче обнимает, не хочет отстраняться. — Ты ходячий труп? — по телу мурашки. — Нет, что ты, нет. Я ведь живу, только в немного непривычной для людей форме. Я также чувствую, сплю, испытываю голод, усталость. Вампирам отведено больше времени на достижение целей и молодость, в остальном мы такие же смертные. Но физически мы почти не убиваемые, но сломить морально нас легче лёгкого, — наклоняется и заглядывает в глаза девушки. — Если ты пожелаешь, я уйду прямо сейчас и больше никогда ты не услышишь обо мне. Я исполню любое твоё желание, даже если оно сделает больно мне. — А если я не хочу, чтобы ты уходил? — шепчет в губы и видит загорающиеся огни в радужках. — Тогда я навсегда останусь с тобой, — медленно целует, чувствует вкус солёных слёз и впервые осознаёт, что плачет. Плачет от настоящего искреннего счастья, от ощущения взаимности и нужности для другого человека. — Я влюблён в тебя, Ацуши. — Я влюблена в тебя, Рюноске, — повторяет, а слова растворяются в воздухе в чужом искрящемся на дне красных радужек счастье. — Мне нужно принять твою сущность и столько всего узнать. — Я отвечу на каждый твой вопрос, душа моя, — улыбается Акутагава и заправляет за ухо длинную белую прядь у лица Накаджимы. — И исполню любое твоё желание. — Я извиняюсь, что прерываю ваши любования, но кажется, у вас что-то убегает, — Расёмон кружит вокруг кастрюли с тыквенным супом и шипит, когда попадает под горячий пар. — Рюноске! Акутагава закатывает глаза и поднимается на ноги. Он уменьшает огонь, перемешивает и пробует. Ацуши становится рядом, заглядывает и берёт ложку у Рюноске, чтобы тоже попробовать. Она открывает шкаф со специями и добавляет немного сушёных трав, дабы усилить аромат и вкус. Теперь точно готово. Есть нечто восхитительное и до невозможности домашнее в том, чтобы сидеть вдвоём на тёмной кухне, есть тёплый пряный тыквенный суп, пить горячий фруктовый чай и разговаривать обо всём, что приходит в голову. Ацуши чувствует себя слишком правильно, ей комфортно с Рюноске: несмотря на раскрывшуюся правду, он не пугает её, отвечает на все вопросы, шутит и смотрит, будто бы Ацуши — самое желанное и дорогое украшение. Накаджима выставляет на стол несколько коробок с конфетами, Акутагава узнаёт в них свои подарки, усмехается. — Знаешь, я не успеваю их съедать, поэтому мне требуется твоя помощь, — девушка поднимает шоколад вверх. — И твоя, мышка. — Золотко, я не просто мышь, а слуга величайшего герцога Акутагавы Рюноске! — демонстративно обижается Расёмон и хлопает крыльями, захватывая сладость. — Золотко, хозяин отправлял тебе лучший шоколад! Он требовал от нас максимальной осторожности, когда я расскажу другим слугам, что ел с твоих рук, то мне никто не поверит! Они даже не поверят в то, что я был так близко к тебе. — Почему именно золотко? — обращается Ацуши сразу к двоим. — Ты словно дорогое украшение, самый дорогой вид золота. Мы искали тебя по всему миру несколько веков. Такого не было в период бриллиантовой лихорадки. Хозяин светился как мальчишка после первого вашего ужина, — хихикает Расёмон и уворачивается от летящей в него салфетницы. — Это правда! — Держи язык за зубами, ты выставляешь меня не в лучшем свете, — Рюноске щёлкает пальцами в воздухе, и Расёмон недовольно мычит без возможности говорить. — Ацуши, он врёт! — Это мило, — ловит в свои ладони мышь Накаджима. Она гладит его по макушке и смотрит на Акутагаву. — Расколдуй его, я хочу ещё послушать. Мне важно узнать о тебе как можно больше. Рюноске не в силах отказать, выполняет просьбу и краснеет остаток вечера от рассказов верного советника и слуги. Ацуши становится заметно лучше в приятной компании, и она предлагает Акутагаве остаться на ночь, но тот отнекивается, целует в лоб и обещает прийти утром. У него много дел в особняке: он затеял ремонт, чтобы привести постройку эпохи Возрождения в более современный вид, наполнить жизнью и уютом, теплом и ощущением покоя. Он приказывает разобрать захламлённые комнаты, вычистить каждый угол от пыли, лепестков цветов, перенести все книги в библиотеку, расставить их на предварительно вычищенные полки. Ацуши очень хочет побывать у него в гостях — Рюноске встретит её в лучшей атмосфере.***
Спустя неделю простуды, каждый день которой Накаджима проводила с Рюноске и стучащимся в окна Расёмоном, отпускает. Мыши уж очень понравилось в тёплой и уютной квартире, есть с чужих рук и засыпать в нежных цветочных букетах. Всю жизнь Ацуши жила в шумных мегаполисах, окружённая людьми, машинами, яркими вывесками. Ей максимально трудно представить, как Рюноске проводит большую часть времени в одиночестве, без Интернета, в окружении верных слуг и библиотеки, тянущейся винтовой лестницей на два этажа. Акутагава всегда много читал, книги заменяли ему скучных собеседников — с Накаджимой иначе, она каждый раз придумывает новые темы для разговоров, смешит, заражает звонким смехом и поднимает настроение одним только кошачьим взглядом. Расёмон подружился с ней, они часто подшучивают над Акутагавой, ловят его недовольные взгляды и рычание. На мышь. С Ацуши Рюноске предельно нежен и осторожен, не повышает на неё голос и искренне наслаждается всем, что она говорит. Накаджима заплетает волосы в мягкие колоски и улыбается своему отражению в зеркале. На ней джинсы и свитер тёмно-фиолетового цвета с широкими рукавами и высоким воротником. Ацуши наносит лёгкий макияж и подходит к окну, видит Рюноске во дворе, но всё никак не может решиться выйти. Она волнуется перед поездкой в вампирское логово. Да, доверие, да, чувство безопасности, но по рассказам самого мужчины особняк находится в центре леса за городом, вокруг нет других поселений и людей, тишина, шум ветра, гуляющего среди вековых деревьев и отрешённость от всего мира. Рюноске подходит, для Накаджимы непривычно. Рюноске, почувствовав на себе чужой взгляд, резко поднимает голову и сталкивается с Ацуши взглядом. Они несколько секунд неотрывно смотрят друг на друга, а после одновременно отворачиваются, не выдержав тянущегося красными нитями напряжения. Ацуши быстро выходит из квартиры и спускается на первый этаж. Она опускает пальцы на ручку двери, но не может разжать их и потянуть за нее — вместо Ацуши это делает вошедшая после прогулки с собакой соседка. И вновь Акутагава скользит глазами только по Накаджиме. Он не перестаёт восхищаться, упиваться красотой, нежностью и невероятным теплом, которое на кончиках пальцев горит даже под ледяным ноябрьским ветром. — Привет. — Привет. Ацуши садится в прогретую машину и пытается расслабиться. Она полностью доверяет мужчине, он всего лишь вампир, который хочет отвезти её в глубь леса и показать свой дом. Ничего необычного, героини готических романов переживают это каждую книгу и счастливы. — Я чувствую, ты боишься. Не стоит, у меня нет цели причинить тебе боль. Отвезу домой сразу, как попросишь, — Рюноске кладёт на её ладонь свою и нежно улыбается, оставив быстрый поцелуй на любимых губах. — Мне впервые предстоит оказаться в средневековом замке, это волнительно, — отшучивается. — Эй, я не настолько старомоден! Мой дом соответствует всем современным стандартам, там даже есть вай-фай, чтобы мои помощники могли заниматься экономическими и политическими делами под моим прямым контролем. — Ты босс-тиран? — Накаджима разглядывает точёный профиль и улыбается сама себе. Чертовски красив, действительно, таких мужчин среди людей не бывает. Идеальный. — Расёмон был прав… — Демонов нужно держать в узде, чтобы не подавали голоса. С Расёмоном мы знакомы с детства, он был вампиром, но его заколдовали и обратно перевоплотиться он, к сожалению, не смог. Так и остался со мной. Он мой единственный, как вы люди говорите, друг. Я и советуюсь с ним, мы и помогаем друг другу, и подзатыльники даём, когда нужно. Он скрасил моё многовековое одиночество, а я не дал ему провести всю жизнь в пустых скитаниях. Отличный дуэт. — За всё это время у тебя не было новых знакомств, женщин, брака? — удивляется Ацуши. — Нет. У меня были короткие связи, но не для любви, исключительно чтобы снять стресс и душевную пустоту. Ни один из моих партнёров не смог дать мне того, что даёшь мне ты каждый совместно проведённый день, душа моя. Я впервые испытываю такое. — Первая любовь? — Ацуши наслаждается чужой откровенностью. — Первая и единственная. Тишина. Дальше они едут молча, лишь иногда Акутагава комментирует происходящее за окном и рассказывает интересные факты о заброшенных постройках, встречающем их величественном лесе. Статные сосны будто касаются неба, ковёр из листьев трещит изломленными позвонками веток под колёсами. Ацуши кажется, что они перемещаются в другой мир, чужой, пугающий, туманный, но одновременно прекрасный. Дорога к особняку застелена гравием, вокруг деревья и небольшие кусты увядших от холода цветов. Рюноске заезжает во двор и останавливается напротив входа, сразу же появляются слуги, которые, приняв человеческий облик, с интересом разглядывают вышедшую Накаджиму. Ей становится не по себе от пустоты незнакомых глаз — Акутагава сразу же замечает и разгоняет демонов, и те прячутся по углам сада и наблюдают со стороны. Многие из них впервые видят человека, чувствуют исходящее от него тепло и искрящуюся внутри жизнь. Завораживающе. — Почему они так отреагировали на меня? — Ацуши прижимается к Рюноске, который сразу же обнимает её за плечи. — Они никогда… — Да. Их жизнь ограничивалась адом, после этим особняком. Диких чертей я не выпускаю в люди, также делают другие вампиры, нам не нужны проблемы и лишнее внимание. Не беспокойся, душа моя, — целует в макушку, — им запрещено приближаться к тебе. За малейшее прикосновение к тебе они поплатятся, — звучит холодно и цинично. — Рюноске, ты… Со мной впервые такое, я чувствую себя принцессой, ты пылинки с меня сдуваешь, это ощущается как самое желанное безумие. Акутагава улыбается и касается её губ своими, наслаждаясь. Каждый их поцелуй подобен взрыву Бетельгейзе. Тысячи игл пронзают тело, а кровь застывает в венах, переставая разносить столь желанный кислород. Ацуши задыхается, но прижимается ближе, обнимает за плечи и запутывает пальцы в тёмных волосах на затылке. Они целуются на пороге викторианской усадьбы, среди непроходимого леса, пока тяжелые тучи сгущаются над их головами и наблюдают за самым неожиданным, запретным для небес союзом. Рюноске отстраняется и слегка кусает Ацуши за нижнюю губу, оставляя для себя пылающее желание попробовать её кровь, но ничего без разрешения. — Ты хочешь? — будто читает его мысли Ацуши. — Без твоего разрешения ни капли. Мы не пьём человеческую кровь, укусы — скорее специфичный кинк. — А если мне понравится? — усмехается и смотрит из-под пушистых ресниц. — Ты испытываешь моё терпение и выдержку. Я ждал пять веков, но сейчас мне чертовски хочется получить это, — почти рычит ей в губы Рюноске и прижимается, вновь целуя, глубоко, сладко, до тяжести внизу живота. Ацуши тихо стонет и сжимает воротник его плаща. — Покажи мне дом, — усмехается, а во взгляде Сатана убивает невинных ангелов. — Обворожительная… Рюноске показывает Накаджиме особняк, рассказывает про комнаты, слуги склоняют перед ними головы, не смотрят в сторону человека, сливаются со стенами. Они кажутся расплывчатыми тенями, которые выдают себя лишь звуками и тихими разговорами. Ацуши чувствует себя странно. Дом Акутагавы выглядит относительно современным, но ярко пропитан историей и пережитыми веками: картины, фарфоровые вазы, старинные книги на полках, высокие потолки и бесконечные лестницы. У особняка будто бы нет конца, они идут по длинному коридору, а пространство растворяется за спиной. — Такое странное чувство, — озвучивает мысли Накаджима. — Особенности постройки. За счёт широкого коридора и высокого потолка действительно ощущение, что нет конца, но, — открывает дверь библиотеки, — он здесь. Полки с книгами, винтовая лестница, уходящая под крышу, тысячи новых и выцветших обложек, стопки с газетами, альбомы с фотографиями, зажжённые свечи и застывшее навсегда время. Накаджима проходит вперёд и шокировано замирает перед своим портретом. Она будто бы в застывшее отражение смотрит, каждую деталь разглядывает и поражается таланту художника. Внизу знакомая подпись. Рюноске. Не верится, кажется сумасшествием, когда Ацуши проводит кончиками пальцев по холсту и задерживает дыхание. — Это невероятно. — В жизни ты ещё прекрасней, любовь моя, — признаётся Акутагава и тонет в удивлённом взгляде. — Я люблю тебя так долго, Ацуши, — обхватывает её ладони своими и шепчет в губы: — Люблю так, как мир ещё не видел, я океан ради тебя осушу, потушу солнце, ты только попроси. У меня нет сердца — ведь его украла ты, у меня нет души — ей являешься ты, но у меня есть любовь, которая стала синонимом твоего имени, смеха, голоса, прикосновений. Ты волшебная, моя королева. Такие люди, как ты, не на Земле рождаются, ты пришла из самого рая, чтобы наказать меня за все грехи, и я смело согласен на любой приговор, лишь бы его озвучила ты. — Это неожиданно, — Ацуши отводит взгляд. — Для меня прошло слишком мало времени. Ты нравишься мне, я влюблена. Может, даже и люблю. Я не хочу выносить тебе смертные приговоры, у меня лишь одно желание, — целует, вкладывая всю нежность и горящее в сердце тепло. — Будь рядом. Докажи, что в мире ещё есть волшебство. Чистая, искренняя любовь. — Каждая секунда с этого момента будет посвящена этому, — Акутагава кладёт руки на талию Накаджимы и прижимает к себе. Рюноске сгорает от её тепла, у него жжёт кончики пальцев, но он сжимает Ацуши сквозь плотную ткань и целует, не может оторваться, словно в момент их жизни кончится, а вселенная перестанет существовать. — Я люблю тебя. Следующие часы наполнены разговорами, поцелуями, ужином в свете свечей и подколами Расёмона, который кружит вокруг счастливой Ацуши и ест с её рук овощи. Рюноске взглядом требует уйти, но мышь, чувствуя авторитет Накаджимы, игнорирует хозяина, крыльями тушит огонь и, уставший, засыпает на коленях девушки. — Впервые вижу его таким, — признаётся Акутагава. — Расёмон рад твоему появлению, ты скрашиваешь наши серые будни, — наливает в бокалы вино и обхватывает пальцами стекло. — За чудесный вечер. — Мне не хочется уезжать сегодня. Оставишь на ночь? — прячет улыбку в вине и смотрит с интригой. — А чертей не боишься? — поднимается со своего места Рюноске и нависает над Ацуши. — Ты ведь будешь спать рядом, они не приблизятся, — за воротник притягивает ближе к себе и быстро касается губ. — Ты говорил, что у тебя есть телескоп, посмотрим на звёзды, пока мою спальню готовят? Или же нашу? — кусает губу. — Посмотрим, — Акутагава сгоняет Расёмона с колен Накаджимы, обхватывает ладонь и поднимает. Теперь они на одном уровне: Ацуши смотрит в глаза и нагло улыбается. Она знает, что ведёт нечестную игру, но ничего с собой поделать не может. — Сегодня безоблачная ночь, пойдём. Обсерватория на крыше. Принесите плед! — приказывает притихшим у стены слугам. — Ты делаешь из меня безумца. Звёзды уходят на второй план, когда Рюноске прижимает Накаджиму к периллам на крыше и целует. В прикосновения к губам он вкладывает всю страсть, которая скопилась в нём за вечер. Он сжимает её талию, скользит к бёдрам и резко убирает руку, услышав рваный вздох. Но Ацуши не против, она проводит тёплыми ладонями по холодной коже, начинает новый поцелуй, спускается ниже, ведёт губами по линии нижней челюсти и вздрагивает, когда Акутагава с лёгкостью подхватывает её на руки, держа под бёдрами. К дьяволу звёзды, сейчас их интересуют только тела друг друга и нахлынувшая волнами страсть. Они, едва ли отрываясь друг от друга, доходят до спальни Рюноске, сбивают подставки со свечами, которые сразу же гаснут, коснувшись мраморного пола. Акутагава опускает Накаджиму на ноги, касается губами шеи и с ума сходит от ощущения рельефа тонких вен под молочной кожей. Он касается их клыками, слегка царапает, но резко отстраняется и заглядывает в глаза, видя там чистую похоть и искреннее желание поскорей перейти к самому сладкому. Мужчина умеет доставлять удовольствие, он знает это и клянётся всё-таки показать звездопад этой долгой и холодной ночью. Рюноске наслаждается каждым её изгибом, ведёт кончиками холодных пальцев по плотной ткани свитера, скользит по рукам, талии, икрам, останавливается у подола и медленно поднимает его вверх, касаясь внутренней стороны бедра. Накаджима обжигает его, контраст температур кожи, будто электрический разряд, бьёт по сознанию. Акутагава снимает с Ацуши мешающую одежду, после поддевает тонкую лямку и стягивает её вниз, оголяя плечо. Никогда прежде Рюноске не видел тела прекрасней, чем у Ацуши. — Ты хочешь этого? — спрашивает, на секунду остановившись. — Я не притронусь к тебе, пока ты не озвучишь явное согласие. — Хочу. Очень хочу, — шепчет в губы и целует, обнимая за плечи. Она не хочет отстраняться, кусает чужие губы, вздрагивает, когда Акутагава делает то же самое, едва задев клыками. — Я всё ещё боюсь твоих укусов. — Я не сделаю этого, пока ты сама не попросишь. Несколько капель с твоих губ утолят жажду, большего я не прошу, — тянет вниз вторую лямку. Тонкий шёлк скользит с тела Накаджимы на пол. — Ты невероятная. Ацуши не смущается, ей не хочется прикрываться, Рюноске смотрит с восхищением, будто бы она произведение искусства. Хотя для мужчины так и есть — он не в силах оторвать взгляда, перестать касаться и наслаждаться каждым тяжёлым вздохом возбуждения. Он толкает Накаджиму на постель и нависает, глаза в тусклом свете и бликах свечей горят красным. Ему хочется испробовать каждый её миллиметр, сделать только своей, утолить многовековую жажду и желание. Акутагава касается губами шеи, нарочно обходит места скопления вен, дразнит, оставляет пятна от поцелуев на светлой коже, удовлетворение бьёт изнутри ручьём, хочется большего, чертовки хочется. Получив согласие, Рюноске больше себя не ограничивает. Он оставляет горящие участки кожи, обжигает своими пальцами её тело и сжимает талию и бедро, притягивая ближе. Ацуши не уступает и, путаясь в многочисленных рюшах, расстёгивает пуговицы на чужой рубашке, проводит по груди ладонью и ловит губами тихий стон. Это фетиш. Фетиш на разницу их температур, на обжигающие прикосновения, на поцелуи, на идеальные женские изгибы и мужские рельефы, на взаимное возбуждение. — У меня впервые с вампиром, — озвучивает очевидное Накаджима. — У меня впервые с человеком, — усмехается Рюноске и оставляет горящие прикосновения на её ключицах. — Ты такая красивая. Акутагава оставляет короткие поцелуи на плечах, спускается к груди и дотрагивается холодными пальцами до соска, Ацуши стонет и сжимает подушку под собой. Невероятно. Будто бы льдом по нежной коже, но с ума сводит, возбуждает — Накаджима сжимает коленями бёдра мужчины и выгибается. Кто Рюноске такой, чтобы отказать ей в очевидном желании? Он стягивает джинсы, замирает над бельём и поднимает взгляд. Ацуши безоговорочно ему доверяет, отдаёт всю себя на растерзание и обязательно получит за эту лучшую награду. Несколько секунд, и Ацуши полностью обнажена — телом и душой, сводит колени и не сопротивляется, когда Акутагава аккуратно их разводит. О, небеса, у неё безусловно был опыт, но Рюноске смотрит так, что мысли превращаются в сахарную вату и растворяются в черноте глаз напротив. Он смущает. Дьявол, делает это слишком умело, слишком правильно и красиво, сжимает ладонями её бедра, оставляет красные пятна, возгорается от горячей кожи и закидывает назад голову, когда Ацуши стопой надавливает на пах. — Что ты творишь со мной… — Аналогичный вопрос. Акутагава обхватывает лодыжки девушки, целует на сгибе колена и закидывает ногу себе на плечо. Его с ума сводят бесконечной длины стройные ноги, прекрасней которых он никогда не видел и не увидит. Холодными пальцами пускает по коже мурашки, не оставляет и миллиметр нетронутым, смотрит из-под чёрных ресниц и усмехается, когда нежный румянец акварелью разливается на щеках Накаджимы. Она мило краснеет, но соблазнительно выгибается, когда Рюноске ныряет между её бёдер и кусает внутреннюю их сторону, оставляет едва заметный след. Акутагава подавляет в себе желание грубо присвоить, оставить кровавые разводы по всему телу, попробовать сладкой крови и удовлетворить рокот внутреннего зверя, взрывающегося на тысячи мелких галактик от первого тихого стона. Всхлип, который сразу же сгущает возбуждение и приятно тянет внизу живота тяжёлым комом, путающим мысли. Мозг Рюноске в голове, но ему кажется, что все мысли метеоритами взрываются в районе бёдер, разливаются сладкой патокой и неизвестным ощущением. Секс с любимым человеком — ярчайший экстаз. Не про физическое — про эмоции. Акутагаве впервые хочется срывать с чужих губ искренние крики, ломать в изгибах эйфории позвонки и стискивать запястья, фиксируя желание расцарапать и оттянуть от себя. Ему хочется ощущать чужое удовлетворение, видеть его в ярких эмоциях, чувствовать телом, собирать языком и оставлять в памяти громкие стоны и шёпот своего имени на грани беспамятства. С Ацуши жаждет именно так. Обворожительно улыбнувшись, Рюноске целует её в живот, до неприличия медленно скользит ниже и проводит языком между ног. Где-то выше Накаджима резко впутывает пальцы в тёмные волосы и сжимает у корней. Белые кончики чёлки падают на её запястья, щекочут кожу. Акутагава не останавливается, доставляет удовольствие и не отстраняется. На его губах капли естественной смазки, наглая ухмылка; подсознание краснеет и прячется среди калейдоскопа пошлых мыслей, раздеваясь. — Расслабься, — пальцами давит на клитор, обводит по кругу, — тебе не холодно? — очевидно намекает на свою кожу. Акутагава лежит между её ног, стопами Ацуши упирается в его плечи. — Это странно, но приятно, — не скрывает. — Твой язык это… Небеса, я не знаю, как объяснить, — прижимает ладони к лицу и кусает губу. Рюноске усмехается. Он двигает рукой ниже, медленно проникает пальцами в девушку и внимательно наблюдает за реакцией. От новых ощущений Накаджиме кажется, что внутри неё одна за одной умирают и возрождаются бабочки, бьются о стенки изнутри, превращаются в торнадо, резко рассыпавшись внизу, теплом карамели и возбуждения разлившись по венам. Акутагава знает, что делает, толкает пальцы глубже, дает несколько секунд привыкнуть, а после вытаскивает практически полностью, оставляя лишь подушечки. Дразнит до цветных кругов под веками и поплывшего взгляда — Ацуши сжимает колени, чувствует себя в невесомости и резко подаётся бёдрами вперёд, чтобы получить больше. Рюноске предусмотрительно убирает руку и поднимает взгляд, практически приказывая холодной тьмой радужек не двигаться. Скорый, слишком скорый, экстаз искрится на подкорках сознания, обдавая тело порциями жара и дофаминовых доз. Накаджима звонко стонет, звук растворяется в ночной мгле, соскальзывает по стенам и стекается к Рюноске, который откровенно наслаждается, вновь прижимается губами и проводит языком, возвращая пальцы. Он не дразнит, чувствует сжимающиеся мышцы и быстрей двигает уже тремя, давит на нежную кожу, вздрагивая в момент, когда Ацуши неожиданно для двоих сводит ноги над его головой и сжимает шёлковую простынь под собой, падая в приторную негу оргазма. Отстранившись, Акутагава нависает над ней, упирается ладонями над плечами, смотрит в глаза. И вновь румянец, Ацуши прячется под подушкой и тихо смеётся, заражая и вампира, который утыкается лбом ей в плечо и быстро-быстро дышит, ощущая себя донельзя живым от чужого наслаждения и искренних эмоций. Накаджима спускается ладонями по его телу, задевает край брюк, быстро их расстёгивает и спускает к коленями. Рюноске стаскивает их с себя и улыбается, Ацуши прячет лицо под подушкой, чувствует себя на шестнадцать, смущается и глупо хихикает из-за этого. — У тебя ведь есть презервативы? — она откидывает от себя подушку. — Для вас людей это важно, а ты человек, поэтому да, — Рюноске осекается, когда понимает, как это звучит. — Нет-нет, ты не подумай, они просто есть. Всегда. Накаджима улыбается и кивает, ей хочется задать смущающий вопрос, увидеть капли смущения на дне тёмной радужки, но лишь внимательно смотрит и опирается на локти, когда Акутагава возится с упаковкой. Он случайно рвёт несколько штук, нервничает и отрывает фольгу у самого края, теряясь в дальнейших действиях. — Я читал, как это надевать, но… я никогда не пробовал, — признается и протягивает контрацепцию Накаджиме. — Я буду крайне признателен, — теперь на шестнадцать себя ощущает Рюноске, он отводит взгляд и тихо стонет от аккуратных прикосновений. Ацуши демонстративно дразнит, проводит по всей длине, сжимает у основания и просит посмотреть на себя. — Неожиданно. — В этом вампиры никогда не разочаровывают. — Я не сомневалась! — И чему же тогда удивляешься? — Обычно этот параметр меня расстраивает. — Я могу гарантировать, что в этот раз и все последующие ты будешь крайне довольна. Ацуши и не сомневается, ложится на постель и притягивает к себе Акутагаву, обнимая за плечи. Он внимательно смотрит в ежевичные глаза, тонет в ежевичной бездне, а Накаджима — в удовольствии. Рюноске двигается аккуратно, но быстро, не перестаёт целовать в перерывах между толчками и осыпать комплиментами. Ему голову сносит от контраста температур, от царапин на плечах, от шёпота своего имени и надрывных стонов. Им кажется, что ночь останавливается, серебряная луна навсегда повисает на тяжёлом звёздном небе, а астероиды бриллиантовой пылью осыпаются к ним в ладони. Под руками Акутагавы Накаджима становится самым сильным наркотиком — он не в силах оторваться, прекратить сладкую взаимную пытку, замедляясь и практически полностью выходя. Ацуши смотрит с протестом, тянет к себе, целует, целует, целует, путает пальцы в тёмных волосах на затылке, жмурится от ярких ощущений внутри и просит не останавливаться. Рюноске и сам хочет поскорей добежать до края, столкнуть друг друга в рай и ад, оставить краснеющие росчерки на молочной коже и насладиться тем взаимным, о чём пишут в романах. Они и хотят как в романах, чтобы до жжения на кончиках пальцев, чтобы до разбитых галактик перед глазами, чтобы до искусанных губ, растрёпанных волос и судорог в ногах. Чтобы до ярких искр любви и нежности, чтобы до самой смерти, никогда не наступающей и всегда избегающей нежеланной встречи. До трепетных поцелуев под одеялом, переплетённых пальцев и вновь зажжённых одним взмахом свечей. До уставших взглядов, довольных, счастливых улыбок и обнажённых душ на грани обнажённых тел.До бесконечности под миллиардом взорвавшихся вмиг звёзд.
***
Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой. [Оскар Уайльд]
Гудение атомного ледокола, шум ветра за иллюминатором и абсолютное уединение. Ацуши расхаживает по каюте в поисках подходящего для джинс свитера, Рюноске лежит на постели и наблюдает за ней, довольно улыбаясь. Это их первое совместное путешествие, которое они спланировали абсолютно спонтанно в момент, когда Накаджиме спустя пять месяцев удалось окончательно переехать в Лондон и найти работу в популярном издательстве. Акутагава настаивал, чтобы всё это время они жили в особняке, но, постояв неделю в городских пробках, мужчина согласился жить в квартире в центре мегаполиса. До этого момента такие мелочи были ему не ведомы, но Накаджима ощутимо приземлила его до обычной человеческой жизни и показала все неочевидные сложности. — Я владею этой компанией, могу легко выписать тебе отпуск, — говорил Рюноске, когда Ацуши приходила домой около полуночи, полностью занятая работой. — Ты только попроси. Так продолжалось на протяжении полугода, пока Ацуши не согласилась. В тот же день Акутагава купил два билета в путешествие к самому верху земли — Северному полюсу. Долго уговаривать Накаджиму не пришлось: счастливая, она сразу же начала собирать вещи и продумывать новые темы для увлекательных статей. Рюноске был доволен собой, усмехался и раздавал слугам и подчинённым указания на время их отсутствия. Сейчас же они уже четыре дня живут на огромном корабле, который рассекает льды Антарктиды и направляется к схождению всех меридиан планеты. Восхитительно. Ацуши чувствует себя чудесно, фотографирует завораживающие виды, берёт интервью у других туристов и проводит бессонные ночи с Рюноске. Акутагава же открыл для себя неожиданную морскую болезнь в моменты, когда он выходил на ветреную и холодную палубу. Даже он резко чувствовал низкие температуры, предпочитая находиться в отапливаемых помещениях, читать в тишине и наблюдать за белыми медведями через стекло. — Душа моя, до остановки ещё два часа, куда ты так спешишь? — он ловит Накаджиму за руку и притягивает к себе. — Не одевайся, я ведь всё равно сниму, — поднимает край свитера и целует в живот. Обхватывает ладонями за поясницу и прижимает к себе, поцелуями под тканью поднимается к груди. — Мне не терпится… Рюноске, — отстраняется и делает шаг назад. — Если ты продолжишь, то мы не остановимся и не спустимся на лёд. Одевайся, любовь моя. — Ночью я возьму своё с процентами, — Акутагава накрывается одеялом и довольно потягивается. Выглядит как разнеженный солнечными лучами кот. — И я тоже люблю тебя, — возвращается к зеркалу Ацуши и расчёсывает волосы. Рюноске улыбается не отражению. — Интересно, как там Расёмон? Мне кажется, он будет ругаться на нас за то, что ты скинул на него все годовые отчёты, а я редактуру своих статей. Бедная мышка. Акутагава встаёт с кровати и достаёт из чемодана одежду. Он мотает головой и мягко улыбается. — Поверь мне, он точно не беден. Я бы тоже выпрашивал еду, лишь бы её для меня готовила ты. Но, — обнимает со спины, — ты и так готовишь для меня. И это самое вкусное, что я когда-либо ел, — целует в щёку. Ацуши откидывает назад голову и прикрывает глаза, наслаждаясь трепетной близостью. Трётся щекой о плечо и касается губ губами, помогая поцелуями Рюноске взбодриться после страстного утра и недовольного раннего подъёма. Акутагава не отступает, разворачивает к себе лицом, быстро стягивает свитер и толкает на кровать, нависая. Ему совершенно не хочется переставать касаться и целовать, оставлять следы от губ на коже. — До остановки двадцать минут, — смотрит на часы Ацуши, придавив Рюноске подушкой. — Так, всё, поднимайся, иначе мы пропустим самое интересное, — выпутывается из объятий. — Любовь моя, я сейчас тебя покусаю. Акутагава почти что мурчит ей в бедро, усмехается и несильно кусает. — Мои клыки острей, — и всё-таки отпускает Накаджиму. Белое сияние вековых льдов ослепляет крупными солнечными зайчиками, которые скользят по внешнему борту ледокола, играют в распущенных, спутанных ветром волосах, отражаются на радостных улыбках. Ацуши и Рюноске спускаются по трапу, держась за руки через перчатки. Девушка, словно ребёнок, смеется, тянет за собой вниз и прыгает с последней ступеньки в снег, обнимая Акутагаву. Тот держит её за талию, оттягивает от льда и не даёт поскользнуться на острых осколках, осыпавшихся с треснувших ледников. Накаджима соглашается поучаствовать в фотосессии со студентами, которые ехали вместе с ними в соседних каютах, помогает им практиковать разговорный английский и рассказывает о своей профессии. Рюноске стоит в стороне и формирует снежки. Он попадает точно в цель под недовольный крик: Ацуши однозначно будет мстить, поэтому она просит подростков подождать, сжимает в ладонях снег и бросает его в Акутагаву, который смеётся, резко притягивает к себе и валит спиной в сугроб, нависая снова. Они улыбаются друг другу, заглядывая в глаза. Кажется, что так было предначертано в великой книге жизни: ощущать совместный покой среди шумной толпы. Кажется, именно это зовётся любовью, когда друг с другом вы можете быть самими собой и не обращать внимания на людей, окружающих вас, возможно считающих странными. Рюноске ждал слишком долго, слишком долго искал и наконец-то может наслаждаться и не бояться потерять навсегда. Он по-настоящему счастлив, знает, что им так сами звёзды предначертали, взорвавшись миллионы лет назад, осыпавшись пеплом на зарождающуюся Землю. Вселенная по своей воле свела их, избавила от пустых скитаний и подарила в сердце вечный покой, названным словом из шести букв.Любовь.
— Пусти, — Ацуши оставляет на губах холодный поцелуй. — Я очень люблю тебя, — Акутагава прижимается к щеке и поднимает взгляд, усмехаясь. Он долго продумывал, как сделает главное в своей жизни предложение, как удивит и увидит искрящуюся радость в чужих глазах. Путешествие на ледоколе решило всё само собой, подкинув гениальную и трепетную идею. Рюноске помогает Накаджиме подняться и резко разворачивает её лицом к кораблю. В одним момент студенты поднимают таблички с буквами, складывая заветное:«Are you marry me?»
Ацуши прижимает ладони к лицу и не верит своим глазам. Она смотрит на Рюноске, растирает по щекам капли слёз и обнимает, прижимаясь. Ей кажется, что все бабочки внутри разом останавливаются и в удивлении сталкиваются, пытаясь подняться выше, лишь бы убедиться в правдивости увиденного. Правда. Абсолютная правда. От этого Накаджима счастлива, не желает отпускать ни на миг, наслаждается резко наставшей тишиной. — Да, да, да и ещё раз да, мой Рюноске! — шепчет ему в губы и целует под аплодисменты за спиной. — Я люблю тебя, люблю, люблю! — Ты станешь моей женой, пусть главными свидетелями будут белые медведи и вечные льды, — Акутагава достаёт из кармана яркой куртки кольцо и снимает перчатку с ладони Накаджимы. Он аккуратно надевает украшение из белого золота с бриллиантами на безымянный палец левой руки и целует аккуратную ладонь. — Я люблю тебя, моя душа. — Мой самый любимый вампир, — Ацуши надевает кольцо на палец мужчины и жмётся к нему, целуя. Рюноске хочется кричать от переполняющих эмоций — он, наверное, познал весь смысл жизни в секунду безоговорочного согласия. Да так и есть, теперь они связаны невидимыми нитями, тянущимися от безымянных пальцев к самому сердцу.И даже если сплю, твой образ дивный,
Чарует взор и сердце непрерывно.
Вампирам сны не снятся. Рюноске стал исключением. Однажды он увидел её и больше никогда не смог забыть, потратил время, деньги и силы, но не жалеет об упущенном, наслаждается волшебным настоящим и грёзами о предстоящем чудесном будущем с лучшей женой, женщиной и любовью всей его жизни. Ацуши ворвалась подобно урагану, сломала все старые установки, на месте разрушенного сада построила новую цветущую и шумную оранжерею. Накаджима растопила от рождения ледяное сердце тёплыми ладонями, горячими поцелуями и солнечным взглядом. Акутагава благодарен ей за это, благодарен судьбе за искреннее милосердие к ребёнку тьмы. И пусть они не идеальные, со своими странностями, но друг для друга они единственные и бесконечные. Церковь с высокими потолками, окнами, выложенными синим стеклом, лазурными стенами и тяжёлой люстрой из хрусталя и бриллиантовой пыли под потолком. Место столкновений двух миров и стихий, двух разных жизней, которые вскоре становятся одним целым. Рюноске стоит у алтаря и смотрит в сторону входа, украшенного цветами, свечами и мраморными скульптурами. Он вмиг замирает, когда она входит под затихающую музыку. В белом роскошном платье, струящемся словно волны на теле, с фатой, украшенной мелкими бутонами и закрывающей лицо, с нежной улыбкой и растёкшейся на радужках вечной любовью. Гости провожают Ацуши взглядом, ничего не говорят, смотрят с восхищением. Накаджима поднимается по лестнице и останавливается напротив священника, Акутагава обхватывает её тёплые руки своими холодными и, кажется, умирает. Он готов раз за разом устраивать свадьбу, лишь бы видеть Ацуши такой: с мягкими локонами волос, в одежде, идеально подчёркивающей каждый изгиб, с радостью и настоящими эмоциями на лице. Вновь и вновь впервые видеть её, влюбляться, падать в пропасть и умирать от каждого аккуратного прикосновения. Она его ангел, религия, божество. Он весь мир бросит к ногам Ацуши, сожжёт все планеты, осушит океаны, лишь бы завоевать её сердце. — Ты согласился на венчание ради меня? — шепчет Ацуши. — Признаться, стоять здесь чертовски горячо, но пусть наш брак будет скреплён и небесами, и адом, — Рюноске с трепетом откидывает тонкий шифон с её лица и улыбается. — Как же сильно я тебя люблю, душа моя. — Я тебя люблю, мой вампир. Священник читает речь, говорит что-то о клятве, спрашивает молодожёнов о согласии и позволяет наконец-то обменяться кольцами. Накаджима надевает кольцо на безымянный палец Рюноске и задыхается от заполняющего её счастья. Акутагава не верит своим же действиям, целует её ладонь и прижимает за талию к себе под заветное: «Объявляю вас мужем и женой». — И скреплён наш союз между двух миров. Целуя уже свою жену, Рюноске улыбается и тихо смеётся ей в губы, наслаждается моментом не в силах оторваться и перестать касаться. Он влюблён, любит и всегда будет любить. Ведь судьба и случайный сон так решили, ведь сами звёзды упали с небес и переродились в двух людей ради этого момента, ради знаменательной даты и клятвы, никогда не нарушенной, никогда не забытой, всегда настоящей и живой. И пусть сердце Акутагавы практически не бьётся, пусть он обжигающе холодный, пусть он чёртова нежить, у него есть душа и имя ей Ацуши. Она обнимает за плечи, говорит что-то про фотографии и подарки, от её неспешных шагов расцветают весенние цветы и загораются свечи, мёртвые восстают, лишь бы насладиться звонким смехом. Любовь существует, для каждого принимает разные обличия, но есть в ней одно общее — она умеет делать больно, убивать, возрождать из пепла и возносить на небеса. Любовь способна свести с ума и вернуть рассудок. Ей не подвластны время, расстояние и эпохи. Она едина в своём проявлении и различна в отражениях. У любви нет непреодолимых преград и запретов. Любовь — это свобода. Быть свободным — значит любить. Ацуши и Рюноске познали это чувство однажды и навсегда. Они бриллиантовой пылью рассыпятся, но никогда не откажутся от той, что подарила им друг друга.— Я люблю тебя.