Вызов

Утро в школе началось спокойно и размеренно. Проигрыш «на желание» сулил перевернуть все с ног на голову, но Хачиман пребывал в некой уравновешанной убежденности, что бесполезно переживать о неизбежном. И был морально подготовлен. Будучи ветераном вовлеченности во всевозможные школьно-социальные события, без его на то личного желания, Хикигаи бы и в голову не пришло отказаться от финального испытания. Вне зависимости от требований. Однако озвученное после занятий «задание» впервые подрезало его подкованный язык. Свидание. И не в слепую, не со случайной встречной, а со знакомой. Довольно близкой, стоит заметить, персоной. Относящейся к молодости скорее душой, чем возрастом — госпожой Шизукой, учителем японского языка. Хачиман не стал уточнять, что именно обозначалось под «свиданием». Если это просто встреча между учеником и учителем, то через подобное он уже проходил: когда сенсей подвозила его на своей машине от дома Кавасаки, или когда они обсуждали школьные проблемы под кофе в местной забегаловке. Но если «задание» включало в себя пересечение этических норм и моралей, то Хачиман разумно решил не дознавать подробностей. Во-первых, он не хотел слышать замысловатость мыслей одноклубниц, совсем, от первого и до последнего слова. А во-вторых, действовать по чужой указке и держать при этом невозмутимое лицо — вообще без шансов. Госпожа Шизука поймала бы его на первом же слове, на секундном нелепом взгляде. Несмотря на ее очевидную незаинтересованность в выделении любимчиков, уж в ком-ком, а в Хачимане фальш она быстро бы уловила. Чувствовалась в ней всегда какая-то бесповоротность, и говорила она удивительно правильно подбирая слова к однозначности. Словно целилась попасть в душу первым и единстенным точным выстрелом. С первого дня в школе учительница японского произвела на Хикигаю удивительно положительное впечатление. Ее причудливое обаяние, рассудительность и таинственная отстраненность во взгляде, даже когда она увлеченно рассказывала тему занятия, не могли его не заинтересовать. Не в этом плане, в котором он только что задумался на секунду из-за получения «задания», никаких пошлых мыслей в сторону учителя у Хачимана не имелось. Однако теперь красота и талант преподавания могут ненароком вытолкнуть его из зоны тайного восхищения. И дабы не дать себе слабину Хачиман развернулся и как можно быстрее покинул клуб. Пока его «заказчицы» не навешали сверху условий. Занятия закончились, судя по расписанию на доске в коридоре, и сейчас самое подходящее время догнать учительницу, уже снявшую придающий значимости профессора халат и направляющуюся в повседневной одежде к стоянке. Не сбавляя шаг, он заметил знакомый силуэт на выходе из здания и легко сравнялся с ним. — Мне есть что сказать вам. Не могли бы мы прогуляться немного? — сказал он без приветствия, потому как это было излишне, они уже виделись сегодня, и он приветствовал ее как подобает приличиям, при входе в класс. Хачиман, как человек с большим опытом наблюдателя, научился улавливать такие незаметные особенности в мимике и движениях, которые обычно остаются незаметными обычным людям. Однако сейчас госпожа Шизука заметно вздрогнула от его слов. Настолько заметно, что во избежании неловкости Хачиман проследовал назад, к воротам из школы, не оглядываясь. Седьмым чувством зная, что учитель нагонит его за пределами учебного заведения. — Что все это значит, Хикигая? Потрудись объяснить, не впадая в свой типичный антижизнеутверждающий треп. Четко, коротко и ясно. Даю тебе пять секунд, — кулак прошедшей внушительный путь по пешеходной зоне контрастировал боевой готовностью. И без этой демонстрации Хачиман понимал, что зашел слишком далеко, чтобы сдавать позиции, и что эта женщина готова подписаться под каждым своим словом и с лихвой накостылять тому, кто вздумает ей перечить. — Конечно. Я прошу прощения, что оторвал вас без ранней договоренности. И за последствия тоже, — в этот момент выражение лица слушавшей поменялось, сдавливая тисками нервы Хикигаи, — прошу прощения заранее. Я… скажу, но не здесь, — он быстро посмотрел по сторонам. — Пожалуй, нам сюда. Приглашающим жестом он указывал на караоке-клуб с отдельными комнатами для уединения. Ни с кем другим бы, это было абсолютно точно, госпожа Шизука не пошла на подобное. В то же время она не сомневалась в способностях Хачимана выходить из сложных ситуаций, каким образом и на что его возможно было толкнуть, и здесь же она начала догадываться о причинах происхожящего. Это было заметно по изменению выражения ее лица. Хачиман приготовился получить заслуженную кару, как только они пересекли порог помещения со столиком, диваном и плазмой на стене. Напитки заказали разумеется без алкоголя: кофе и колу. Шизука устроилась на диване, закинув ногу на ногу и сложив сцепленные замком пальцы на колено, пока Хачиман оставался стоять замершим возле раздвижной двери. Он не решался заговорить, и поэтому пришлось начинать учителю: — Похоже, положение плачевно. А учитывая твою склонность к усложнению, Хикигая, скорее даже ухудшилась. Легко она это делала: оставалась уверенной в себе. Небрежно перешагивая социальный порядок, который сдерживал его все время. Незаметно разрушая неписаные правила, потому что ей так хотелось — высказывать свои мысли без страха и беспокойства. Способная открыто говорить с совершенно незнакомым человеком, не боясь его реакции или быть отвергнутой им. Хикигая согласно молчал, глядя вниз, словно потерялся в своих мыслях, хотя это было не так. Именно сейчас он не желал быть отвергнутым сидящей перед ним. Шизука не торопила. Упрямый молодой человек был постоянным раздражителем для нее, в хорошем смысле этого слова. Катализатором идей и настроений. Последний год преподавания не был скучен в основном благодаря ему. Сколько раз он ступал на зыбкую почву непреклонения перед лидерами классов, комитетом, обществом, включая родителей и учителей? Много, если начинать отсчет с его глубокомысленных философских сочинений, взрывной эффект которых извечно приводил Шизуку в состояние между бешенством и восторгом. Хикигая был непростым учеником. Очень не простым. Но в то же время, как учитель, она понимала, что раздражал и испытывал он ее меньше, чем удовлетворял тем высоким планкам и требованиям, которые она с надеждой возлагала на будущее поколение: — Судя по всему, ты исполняешь желание победителя соревнования, — под «ней» разумеется имелась ввиду Юкиношита. — Вы удивительно догадливы. Как и ожидалось, впрочем, — пожал плечами Хачиман. Шизука улыбнулась: — Надеюсь, ей хватило ума не требовать с тебя преодоление «языкового барьера»? — игривость подействовала на Хачимана отрезвляюще. Он наконец вздохнул и сел, отрицательно мотнув головой. — Такой идиомы я от вас не ожидал. Как и содействия. — Хотя содействие было больше похоже на вызов. Вызов, который он готов был немедленно принять. — Но все же потребуются неопровержимые доказательства. Хачиман удивленно взглянул на Шизуку, ловя каждую зажегшуюся искру в ее глазах. Неизведанный ранее ветер духа авантюризма затопил его сердце и заполнил пространство вокруг них. — И вас это не пугает? — Поздно мне теперь забирать слова, в которых сама же подтолкнула тебя рисковать. — «Время не ждет, Хикигая, время пришло. Думай, старайся, страдай, борись, переживай. А иначе вся жизнь не по-настоящему.» — процитировал он в точности то, что услышал вечером на мосту. — Пришло время нового уровня передачи знаний. Запоминай хорошенько, Хикигая. И тогда ни у кого не возникнет сомнений, что ты встречался с опытной женщиной. Хачиману не требовались намеки. Он был готов внимать всему, что бы ни открыла для него его сегодняшняя потрясающая спутница. В дверь постучали и внесли заказ. Оставшись снова наедине, они включили музыку и микрофоны. И занимались не только японским языком, музыкальной страстью и зарождающимся взаимопониманием. С каждой новой тайной, никогда не выйдущей за пределы этих стен, с каждой датой и открытием прекрасного мира уникальной культуры взаимоотношений, они погружались все глубже в единство противоречий и копромиссов, на которых зиждится любая прочная связь. Завечерело как обычно внезапно, окружив улицу томными сумерками. Воздух стал свеж, словно город переместился ближе к вершине горы. Дышалось легко. Или может быть суть была в том ощущении, которое испытывали двое, выходя из кафе-караоке. Странно, ведь души друг друга они изрядно вывернули и потрепали. Но вышли из «воды» абсолютно сухими и счастливыми. Возможно, Хачиман недооценивал такие понятия, как «доверие» и «открытость». И стоит лишь раз их испытать, то начинаешь мучиться ломкой наркомана по оптимизму, к которому Хачиман относился крайне прагматично. Говорят, что книжная полка полнее всего отражает человеческую личность. Размышляя об этом по пути домой, Хачиман мысленно поставил рядом с «Исповедью «неполноценного» человека» переплет прекрасного образца, изданного в единственном экземпляре, только для него, с грифом секретности и посеребреной надписью «Настоящесть».