Тьма.
Беспощадная ночь забирает всё, что остаётся после заката. «Кто не успел — тот опоздал». Томная ночь сводит грешников с ума. Кровавая луна в тени солнца наблюдает за всеми. Люди, животные, насекомые, деревья, дома и сам дьявол бесприкословно подчиняются беззаботным играм дня. Но как только наступит мгла — всё погрязнет во тьме. Взойдёт кровавая луна и заберёт всех тех, кто днём ослушался Библию. Но она хочет большего. Солнце сменяет церковь. Она не даёт. Не даёт просочиться преспешникам Тьмы в людские дома и украсть человеческий покой. Боль, страдания, ужас редко бьются за эмоции во сне. Но утром кошмар исчезает и всё становится как раньше. Хорошо. Но если тьме нельзя порабощать людей, когда ей вздумается, она может сделать так, чтобы люди сами хотели поклоняться мраку.***
— Поехали на кладбище, — эхом пронеслось по всей округе. Мужской голос заставлял проснуться и открыть глаза до боли уставших деревьев. Череватовское горло выворачивалось от сильного жара внутри. Казалось, что странная кислота сейчас прожжёт горло и вырвется наружу. Влад мог лишь сглотнуть, ослабить пылкий жар внутри, но на лишь считанные минуты, которые он проговаривал каждый раз, когда слышал стук своего сердца. Но странные ощущения усиливались с каждым глотком. «заставляй, уверяй, говори, предлагай, вразуми, добивай, закричи, ударь, покажи, расскажи, зацепи, перебивай, внедри, поработи, уведи…» — из недров собственного тела Влад слышал слова. Скороговорка? Они доходили до головы резко, будто змеи впивались в молодую тушу зайца и выпивали все соки. — А зачем на кладбище? — привел в рассудок молодой голос. Пристально, с наигранным непонимающим лицом, глаза впивались в мозг. Прожигали всю оболочку, пытаясь добраться до мыслей и закричать, чтобы тот остановился. Нужно надавить. Надавить на человека так, чтобы тот потерпел поражение и ушёл. Ушёл с провалом. Глаза горели то ли от непривычной злости, то ли от желания победить. Кулаки сами по себе сжимаются. Готовясь ударить, медиум запрокинул голову вправо. Скрестив руки, тот нетерпеливо ждал какого-то жалкого ответа от такого же жалкого чернокнижника. Дыхание стало тяжелее. Но на лице оппонента была маска безразличия. Глаза смотрели в далёкий, погрязший во мраке асфальт. Даже не пытаясь заметить Шепса, они изучали всю улицу, пока голова готовилась к ответу и паралельно приглушала острую боль. — А вы против? — с заинтересованностью спросила ведущая. После сказанных слов та ощутила гневный напор медиума, который он пытался скрыть за собственными глазами. Гордость не позволяла кричать, хотя внутренние змеи говорили о страшных исходах её тела. Они хотели увидеть все рассказанные картины вживую, прямо сейчас. — Просто я могу душу отпустить в любом месте, — взгляд наполнился свежестью. Гордо выпрямившись, Шепс резко перевёл глаза на полную ужасом семью, стоявшую дальше всех. В тени церкви кое-как вырисовывались их силуэты. И глаза полные страха и отчаяния. Взглядом медиум показал, что будет, если те не выберут его. — Я не считаю, что тебе есть за что извиняться, — кивая в сторону насмерть запуганного мужчины, промолвил Олег. — Нужно просто… — Когда наговаривают, я считаю, что есть за что извиняться, — пожимал плечами Череватый. Взгляд зациклился на старой дороге. Парень старался не шевелить головой. Он знал, что с каждым его движением будет больнее. В голове крутились мысли о гостинице и кровати. Рядом в телефоне зависает жена, а в окне чёрная, успокаивающая ночь. Он лежит в постели и думает о предстоящих оценках «более слабых» экстрасенсов. Порыв ветра будто нарочно резко ударил в лицо, заставив Влада выпрямить голову и крепко зажмурить глаза от боли. Развеяв странное алкогольное опьянение в путающихся меж собой мыслях, чернокнижник открыл глаза. Разум отрезвел и был готов снова давать отпор упрямому до нельзя медиуму. — Это не наговор, чистой воды правда. Она во всём виновата. Это из-за неё люди не могут спокойно жить! Это она заставляет их пугаться шелеста листьев! Это всё из-за неё! — глаза пылали. Ненависть вот-вот вылится через глаза и своим жгучим обликом выжжет Череватому глотку. Волосы потемнели во мраке ночи, будто они превратились в чёрный уголь, что вот-вот зажжётся. — Не вини покойника! — голос внутри призывал кричать во всю глотку. А Влад не мог. Не мог кричать, ему было настолько больно, что последнее слово он прохрипел, словно старый, прокуренный насквозь дед. Внутренний голос замолчал. Острая боль заполнила горло новым едким чувством. Голос молчит. Наблюдает. Влад резко, в сопровождении негромкого хлопка, прильнул кистью к шее. Стараясь сделать вид, что ничего не происходит, тот начал медленно потирать колкое место. Глотки уже давно не помогали, но для пущего эффекта он повторил процедуру, какой спасался несколько минут назад. — Постойте, мы приняли решение… — из тени ошарашенной ведущей вышел мужчина. Женская половина семьи не захотела принимать участия в его выступлениях, поэтому, получше спрятавшись за Сотниковой, она стала наблюдать за дальнейшим развитием событий. — Мои девушки проголосовали за Олега, а значит и я тоже. Простите, Влад, — удар. Удар в самую душу. Они предпочли Олега. Шепс выдохнул. Закрыв глаза, он скрестил руки и слабовато улыбнулся. Наслаждение. Чувство самолюбия взлетело на невероятные высоты. Тело избавилась от напряжения за считанные секунды. Душа успокоилась. Открыв карие глаза, Олег посмотрел на напряжённого мужчину. Но, увидев мягкие, спокойные глаза младшего Шепса, тот подрасслабился. И не верилось, что несколько секунд назад эти глаза милого котёнка выпытывали у здорового мужика признания его сильнейшим. — Ты подвёл меня, Влад, — Череватый заметно стал кашлять. Держась руками за горло он пытался избавится от большого дискомфорта в горле. Задыхаясь от собственной желчи, парень, тяжело переминая ногами, подошёл к стальному, неприступному забору церкви. Спокойная листва начала шуршать, создавая огромный шум. Сухие безжизненные веточки деревьев с треском падали на траву и вскоре заполнили всю рядом находящуюся территорию. Ветер запел грозную серенаду, что местные жители никогда не слышали. Завывание ветра стало походить на волчий вой, а потом и вовсе на рык. Звёзды тускнели. Они в страхе заглушали собственный свет. Череватый дрожащий рукой взялся за чёрную сталь. Боль переворачивала все органы внутри. Будто они отклеивались, как плохо приклееная бумага на цветном картоне. Другая рука Влада отпустила горло. На чисто белой ладони ярко выделялась кровь, что недавно служила для ритуала. — Влад? — за плечо расстерянный Олег развернул чернокнижника. Тот упал. Его колени вывернулись в другую сторону, от чего пришлось зажмурить глаза и простонать во всё горло. Но не смотря на это корпус развернулся. Голова Череватого упала в объятия забора. Рука, схватившаяся за опору, тот час рухнула землю. Хруст костей слышали все. Даже те, кто спал и не знал о существовании в их городе экстрасенсов. — Блять… — Шепс отлетел от парня, как котёнок от собаки. Кровь сочилась через горло. Влад громко выдохнул. Он не мог кричать, он не мог дышать. Но он жил. Глубокий порез вдоль горла стал вырастать. Чернокнижник дышал всё сильнее и быстрее, но воздух внутри себя он не чувствовал. Алая кровь манила собой. Она расстекалась и впитывалась в одежду. Худи прилипало к горящему в ознобе телу. Разрез увеличивался. Он расскрывал все секреты человеческого тела. Была видна кровавая плоть. Поникшие артерии струились по всему телу, пытаясь скрыть страшные муки и погрязшее в боли тело. Тело начинает дрожать. Разрез становится глубже. Череватого режут изнутри на две равные половинки. Влад не может дышать, ведь его лёгкие наполнялись кровью. Кое-как он мог откашляться. Изо рта клочками вырывалась кровь и куски органов. Горло переставало функционировать. Теперь это всего лишь соединение между головой и телом. Но Череватый жил. Через собственные животрепещущие стоны тот слышал крики женщин, ругающегося матом главного героя. Глаза перестали различать реальность. Муть в них не давала возможности найти бездушные глаза Шепса и посмотреть в них со всей возможной горячью. Может так ему станет больно. Хотя бы морально. Вдруг стало слишком больно. Колко внутри. Кишки выползали из горячего тела, будто опарыши сжирали заживо маленького щенка. Ноги разгорелись ярким пламенем смерти. Большие порезы вдоль неестественно длинных ног горели более жутко. Казалось, что тело развалится на две равные части, органы выпадут и укатяся в тёмный лес свирепых животных и костлявых деревьев. — Ты умрёшь, — сильная рука резко схватила за подбородок, заставив челюсть затрещать и рухнуть в могучих руках в безграничную смерть.Наконец получилось закричать. Кричать, как дикий зверь, заразившийся бешенством. Мощные пальцы резко запрокинули голову назад, заставив Влада смотреть наверх. В чёрную мглу. Котёнок в лапах уличного пса. Резкая боль. Крик смешался со слезами и кровью. Глаза заполнялись красным цветом. Голова медленно, с невыносимым хрустом, похожим на трель хрустящих веток, проходила через забор. Ошмётки мяса кричали от боли и бросались от отчаяния на сырую землю. Череватый больше не пытался захватить себе как можно больше воздуха в лёгкие, ведь они запутались в кишках и наполнились кровью. Они больше не функционировали. Череватый больше не пытался остановить дробление собственного тела. Ведь это уже не тело. Это солянка из рваной плоти, покрытой бульоном из собственной крови. Череватый больше не думал о больном горле, что так тревожило его все мучительные съёмки. Череватый больше не жил. Он проиграл. Он проиграл ночи.