***
Сквозь тонкую тюль пробивались лучи, выделяя поднявшуюся в воздух пыль. Девушка в сорочке, которую прикрывала пудромантель, сидит и гребнем распутывает каштановые волосы, в которых запутались перья из пуховой подушки. Зубцы путаются, застревают, но она продолжает тянуть, вырывая волоски и чуть морщась от боли. — Анастасия, давайте я вам помогу, — безучастно, даже с нотой недовольства проговаривает Диана — камеристка, что с малых лет приставлена служить юной хозяйке поместья, — Вы сейчас последние волосы себе вырвете. — Не помню, чтобы спрашивала твое мнение, — темноволосая раздражалась от каждого действия служанки, но изменить что-либо была не в состоянии — несмотря на скверный и язвительный характер, девушка знала свою работу полностью. Подготовить достойный наряд на бал в соседнем имении — легко. Договориться со служанками — без проблем. Лучше нее в поместье, а то и во всей деревне, не найти. Оттого Настя лишь сильнее драла волосы и хмурила брови, разглядывая себя в идеально отполированное зеркало и иногда бросая взгляд на блондинку, что на постели разглаживала подготовленный для прогулки наряд. Причины для такого отношения определенно были — Анастасия не глупая девочка и все видит: как блондинка при любом удобном случае к брату её стремится поближе быть, как взгляды свои сладко-приторные бросает, как случайно запинается и падает на молодого графа. Каждый такой инцидент по сердцу без ножа режет — почему какая-то служанка позволяет себе даже мысли о высокопоставленном мужчине? Скорее бы подобрать ей жениха из слуг и жить спокойно. С этими мыслями графиня заканчивает утренний туалет, что затянулся до полудня. Накидка опадает, на смену ей приходит легкое ярко-рыжее летнее платье с неизменным, расшитым замысловатыми узорами, корсетом. Более свободным, но не менее подчеркивающим точеную фигуру. На ногах — туфельки с квадратными мысами под цвет платья и с небольшими бантами. Тонкие ленты стремились выше, к щиколотке, обхватывали ее поверх тонких чулок. — Прекрасно выглядите сегодня, — наигранно сладко, как умеет, пролепетала служанка. — К вашему праздничному вечеру Евдокия подготовила платье из парчи. Завтра надо подойти на финальную примерку, — следующие слова Дианы пролетали мимо ушей юной графини за ненадобностью. Девушки двигались по просторному коридору практически незаметно. Работники сновали за окном, не обращая внимания на хозяйку и служанку при ней. Блондинка уже привычно обсуждала приглашённых князей и графов, что съедутся со всех близлежащих имений в тщетных попытках завоевать сердце Анастасии. Надоело. Девушка явно не готова к замужеству на данный момент, о чем неоднократно объявляла, но каждый — и стар, и млад — пытаются её переубедить. «Со мной ты не познаешь горя». Чушь, гуляка и пьяница. «Весь мир положу к твоим ногам». Конечно, как только отдаст долги за азартные игры. «Люблю и всегда буду любить». Ни одной юбки не пропускал и не пропустит. Любит, как же. Сëмина-Левская читает каждого как открытую книгу. — Да да да, — обрывает на полуслове, — графы, князья. Это всë понятно. Ответь на самое важное — кого из знатных дам нам ожидать на приёме? — Как вы и просили, приглашённая княгиня Юлия Царская прибудет как раз к началу празднования, — Диана пригладила передник и заправила непослушные светлые прядки за ухо. — Остальные прибудут со своими спутниками как говорили ранее. Со списками можете ознакомиться у своего брата. — Благодарю, — одно лишь упоминание Влада из уст этой наглой девицы заставляет Анастасию стиснуть зубы, — обязательно ознакомлюсь. А пока оставь меня и реши вопрос с Лоренцо. Он должен был подготовить нам несколько десертов на выбор. Выбери тот, что выгоднее будет смотреться на приёме. — Слушаюсь, — камеристка разворачивается на пятках и удаляется в сторону кухни с тяжёлым вздохом.***
Массивный деревянный стол устлан пожелтевшими листами с бесконечными списками, ровными строчками, выведенными сероватыми чернилами. Молодой граф на удобном кресле сидит чуть сгорбившись, стараясь разобраться в документации, что пару дней назад пришла от губернатора. Цифры и слова перед глазами путались, сплетались и брюнет кулаками потирает глаза чтобы хоть немного сбросить напряжение дня. — Главный конюх просил передать, что коням требуется ремонт конюшен. Крыша подтекает и большой шанс потерять весь выводок от болезней, — камердинер мягкой щеткой смахивал с выходного костюма Владислава пылинки — хозяин поместья всегда должен выглядеть безупречно. Оба взгляд на улицу, что за окнами пыльными скрывалась, переводят — легкий ветер шуршал листвой, дети, что в зарослях заметили птицу, столпились вокруг куста с восторженными криками. Жизнь шла своим чередом, пока хозяева поместья устраивали быт. — Передай им, что при первой возможности отправим плотников, — Влад откидывается на спинку кресла. — Артемий, у меня так голова болит от этого. Кажется, проблемы вообще никогда не кончатся. — Вы как всегда правы, — усмехается и щетку откладывает, протягивает пиджак начищенный. — Хотите настроение подниму? Лоренцо передал, что ваша дорогая сестрица утвердила меню, так что вам не придется и над этим голову ломать. — Ну да, — тихий смешок бросает, пока пиджак натягивает устало. — С музыкой на вечер тоже все согласовано. Варварушка решает вопрос со служанками? — Прямо сейчас. Я отправил её перед тем, как зайти к вам, — за лацканы поправляет одежду чужую и складки ткани по бокам расправляет. — Готово. Не забывайте, ближе к концу прибудет Михаил Юрьевич, внук достопочтенной Елизаветы Алексеевны, чтобы зачитать свои новые произведения. Юное дарование, не иначе. — Да, помню про него. Слышал его стихи на приеме у Царских, — Влад в голове прокручивает прошлые балы и вечера, вспоминая юношу, — многообещающий молодой человек. Его ждет большое будущее. Голова болит только сильнее — кажется, стоит попросить заварить им с сестрой мятный чай после прогулки. Брюнет виски потирает раздраженно, и камердинера просит желание его Варваре — главной служанке — передать. — Дорогой мой друг, сестра моя закончила сборы? — граф вновь поправляет костюм и уже готовиться выйти, когда двери кабинета распахиваются шумно и влетает Анастасия, сразу падая в теплые объятия. — Не буду вам мешать, — Артемий взглядом обоих окидывает мимолетно, легко улыбается и комнату покидает спешно. — Дел еще много. — Доброе утро, Настасьюшка, — большие горячие ладони спину сквозь тонкую ткань проглаживают, греют. — Как спалось? — Я же просила меня так не называть! — легко по груди крепкой, что рубашкой белоснежной и пиджаком мягким прикрыта, ударяет. Для порядка скорее, не стремится сделать больно. — Я думала ты из своего кабинета не выберешься. Пойдем, — под локоть подхватывает и к выходу тянет, — имение не ждет.***
Середина сентября 1808 года разразилась громким плачем и восторженными криками — на свет появился наследник известного в узких кругах рода Сёминых-Левских. Когда же следом за ним родилась юная графиня, здоровая и шумная, подобно брату, радости не было предела. Двойня — редкость, а уж два здоровых малыша — подарок небес. Тем более, от такого союза. Множество слухов ходило вокруг этого семейства и, что уж греха таить, большинство из них были правдивы. Супруги были родственниками еще задолго до замужества — неизвестно, как церковь приняла венчание дяди и племянницы, но что случилось, то случилось. Красивая, на первый взгляд, пара дома цапалась, подобно дворовым псинам, прямо на глазах у малышей, что лишь ближе друг к другу жались, перепуганные. В этом большом мире только они были друг у друга и в этом им повезло. Когда ты не один, не так страшно бороться со взрослым миром. Но, рано или поздно, всему приходит конец. Двойняшкам не исполнилось и четырех лет, когда отец — генерал кавалерии — отправился в бой. Тем же летом пришла весть, что мужчину тяжело ранили и он скончался в полевом госпитале. Тогда управление непомерно большим для них троих имением легло на хрупкие плечи безутешной вдовы. Таков был образ Евгении в глазах местной аристократии. Для детей же она оставалась по-прежнему холодной и безучастной в плане воспитания. Свои дни они проводили сначала с кормилицами, нянями, а после к каждому приставили личного слугу и мать лишь изредка видела детей на приемах или в саду. Все играли в примерную и дружную семью. Годы шли, сезоны сменяли друг друга. Юные Влад и Настя становились статными Владиславом и Анастасией. Детские игры они сменили на грамоту и музицирование, а игрушечные лошадки уступили место настоящим. Совместные конные прогулки успокаивали, мерные удары копыт о камни небольшого мостика, что перекинулся через ручей в лесу, с сердцем в унисон стучали. И, по возвращении с очередной прогулки, сердца практически остановились подобно цокоту копыт — слабое тело матери на их глазах пало на лестницу безвольным мешком. Женщина сгорала на глазах собственных детей — жизненные силы её испарялись подобно утреннему туману с восходом солнца. Десятки лекарей старались помочь, но были способны лишь снимать боль. Тогда-то Владиславу и Анастасии пришлось взять управление в свои руки. Дни они проводили у постели матери, узнавая тонкости ведения хозяйства — налоги, документация, работники. Каждая шестеренка в этом сложном механизме обязана работать исправно. Шли дни, месяцы, у Евгении хватало сил лишь глаза темные на детей поднять из-под полуопущенных век. «Как же они выросли», — в мыслях проносится, и скупая слеза незаметно к виску катится. Она в погоне за благополучием пропустила все важные моменты в жизни своих малышей и лишь на исходе жизни смогла стать к ним ближе. За двойняшками из последних сил наблюдает и знает — не пропадут. Они сильные. Они вместе. Не борются за влияние, а идут плечо к плечу, работают сообща. И мать не боится уйти навсегда. Настя на полу устроилась рядом с постелью и ладонь матери поглаживает горячими пальцами. Старается быть сильной, старается не плакать, не расстраивать и без того слабую женщину. — Сестрица, нам пора идти, — Влад на колено рядом опускается и ладонь на хрупком, чуть дрожащем плече оставляет, — дела не ждут. А к маменьке мы перед сном зайдем, обещаю. — Мы еще вернемся, обещаю, — последний раз пальцем жилистую ладонь оглаживает и встает, уходит не оглядываясь. — Мне страшно. — Мы справимся, малышка, — к себе прижимает, будто в объятиях прячет от внешнего мира, и губами сухими виска касается. — Всегда справлялись и сейчас справимся. Вместе.***
Мелкие камушки хрустят под обувью, из-под подошвы вылетают от каждого шага. Густой аромат цветов, что простираются вдоль дорожек, накрывает с головой, дурманит, душит в полуденной жаре. Тропы витиеватыми узорами петляют по территории, заманивая вглубь зарослей, и двойняшки поддаются этому зову. Тень деревьев скрывает графа и графиню от жгучего солнца, спасая нежную кожу. Кусты, аккуратно остриженные, ровной изгородью заводят все глубже, куда раньше они не забредали во времена своих прогулок. Все знают, что это обитель садовников, что поддерживают всё зеленое великолепие в порядке. Настя по листве опавшей ступает беззвучно туда, где стук ножниц садовых звучит среди зарослей. Пара шагов и ладонью плеча, что плотной тканью костюма рабочего прикрыто, касается. Тишину сада пронзительный крик разрывает так, что мелкие птицы, прятавшиеся в ветвях, взмывают в небо. — Сейчас эти пальцы покромсаю, — только замахнуться хочет, но останавливается подсознательно и с тьмой чужих глаз напротив, в которых страх застыл, встречается. — А, Анастасия, это вы, — с ноги на ногу переминается виновато. — Простите, не со зла. Такого больше не повторится. — Кирочка, ты ли это? — мгновенно про ситуацию забывает и прямо через кусты вперед лезет. — Где же ты была, дорогая? Мы же с самой юности не виделись, — назад на мгновение оборачивается. — Влад, посмотри, кто здесь! — Кира, дорогая, сколько лет, сколько зим! — брюнет в улыбке довольной расплывается. — Как маменька с папенькой? — Здравствуют, господин, — в ответ улыбается и ножницы садовые на траву отбрасывает, — долгих им лет жизни. — А тебе то сколько, дорогая? — Настя все-таки сквозь ветви пробирается и садовницу в крепких объятиях сжимает несмотря на кусочки травы, что явно оставят след на одежде. — Нам было по десять, когда мы в последний раз за играми дни проводили. — Девятнадцать лет, госпожа, — улыбается уже смущенно и затылок потирает, глаза прикрыв. — Совсем взрослая стала, — Владислав руки на груди скрещивает и голову чуть наклоняет, смотрит оценивающе. По каждому видно, что воспоминания старые с головой накрыли.***
— Ну, меняйтесь уже местами, — тянет девочка с роскошными темными локонами, перебирая нервно ткань платья в маленьких пальчиках и стараясь уследить за всеми перемещениями в игровой. Но остальные дети стоят по углам, будто их цепями приковали, и лишь короткие взгляды друг на друга бросают. Боятся с места сдвинуться. Лишь бы в очередной раз не стоять по центру подобно Насте. И пока девочка в тщетных попытках найти свободный угол из стороны в сторону глядела, за ее спиной настоящий план разворачивался. Влад, не смотря на малышку, что на пару лет их младше была, на пальцах время отсчитывает до свершения плана. Девочка с чуть растрепанной светлой косой наклонилась вперед, готовясь к бегу, когда брюнет загнул очередной палец. Темные, практически черные глаза бегали меж двойняшек, пока семилетняя Кира придумывала тактики. Юный граф последний палец сгибает и с места срывается мгновенно, направляясь в сторону подруги, что также навстречу летит подобно молнии. Анастасия топот слышит и не смотря с места срывается, дабы угол освободившийся занять. Мгновение и удар заставляет двоих шумно на паркет упасть. Брюнетка больно лопатками о древесину ударяется, когда сверху подруга падает и давит к полу сильнее. Лица в преступной близости и ни одна не замечает, как губы соприкасаются мимолетно. Это подобие поцелуя, наивного и случайного, прерывается, но в подсознании каждой отпечатывается. *** — Получается тебя в Пензенскую губернию отправили, чтобы садоводству обучаться? — Анастасия крепко задумалась — маменька ничего об этом не говорила. Кажется, у нее были дела поважнее. — Ты такая умничка у нас, — и вновь в объятиях крепких сжимает, которыми эти годы одаривала лишь брата и немногочисленных подруг на светских вечерах. — Передам Варварушке, чтобы повысила тебе жалование, — проговаривает и ладонью горячей плечо чужое оглаживает, что под грубой тканью рубашки скрыто. — Господин, не стоило, мне достаточно платят, — затылок потирает смущенно, отчего светлые пряди в траве и земле пачкаются. Анастасия многозначительно на брата смотрит и ресницы её подрагивают. Мысли в голове крутятся подобно мотылькам, путаясь с воспоминаниями и желаниями, что годами внутри скрывались под толстым слоем пыли. Хочется помочь, подарить то тепло, которое двойняшки не получили сами, и получить его взамен. И брюнетка на ухо брату шепчет тихо-тихо, так, что даже шелест листьев и пение птиц вдали подобны грому. И Влад слушает внимательно, каждое слово ловит и блеск в глазах пламенем сменяется. Последние взгляды бросают друг на друга, подтверждая, и к блондинке поворачиваются. — Как тебе идея стать нашей личной садовницей? — в голосе юной графини задор и воодушевленность. — Думаю остальные здесь прекрасно справятся, а ты на благо семьи потрудишься, — и улыбается ярко-ярко, отчего сердце Киры плавится подобно снегу во время оттепели. — Мы не заставляем, — лучезарная улыбка — их семейная черта, — но будем очень рады видеть тебя рядом, Кирочка.