***
Знакомство самое стандартное что может быть - в курилке за школой. Кашин и сам был не подарок, но Руслан держал в страхе не то чтобы младшую школу, а примерно всю. Даня не претендовал на что то большее, кроме обычных школьных друзей, общение которых не выходит за территорию школы, но однажды дождливым осенним вечером какое то хулиганье швыряло ему камни в окна. Выглянув, он увидел потрепанного Руслана, вытерев кровь, тонким ручьем бежащую из носа, он безвучно прошептал "выходи". Он вышел, и они пошли на рейв, что самое комфортное - молча. Кашин не интересовался, чья же кровь у Тушенцова на кофте, а он сам ничего и не рассказывал, но обоим было уютно молчать, шагая в старенький клуб, как раз возле его дома. Руслан не производил впечатление человека " личности ", но только Дане он открывался, распускаясь как роза. Оказывается, он начитанный музыкант, и после долгих уговоров Кашина даже выложил свою первую песню под странным на английском псевдонимом - " сумасшедший большой ад " - Ну, вот знаешь, это типа любовь, семья, потомство, как у Олега но у меня гораздо круче, - сказал он однажды, сидя на их любимой заброшке, пока на фоне рассказывал свою историю сам Савченко. С появлением дружбы с Русланом его жизнь пошла не то чтобы по наклонной, он бы так не сказал бы, нет, но круто изменилась - это факт. И совсем не вписками, тусовками и пьянками и рейвами. В ней появилось какое то чувство. Дане хотелось проводить все время с ним, раствориться в нем, и провести остаток жизни на старенькой ферме с курочками и козочками тоже с ним. Но признавать даже самому себе что это любовь - отказывался. Ладно он, но как отреагирует тот, кто держит район? Дай бог просто разорвет с ним все мосты, а не заставит его проснуться в больнице полуживым и без ребер. Но пока ему хватало того, что каждый день в одной и той же заброшке они просто молчали, глядя на пейзаж в окне, или в редкие дни Руслан рассказывал, какое счастливое будущее их ждет - они уедут далеко далеко, в Москву, и обязательно покорят ее, а особенно музыкальную сферу. Но в еще более редкие он позволял запускать руки под футболку, жадно ласкать его, проводя незамысловатые линии по спине, груди и ниже, жадно целовать его в губы, шею, опускаясь все ниже и ниже, становясь на колени, уверенно и все также молча. Тогда Даня не знал, что Тушенцов до этого будущего не доживет. А Руслан знал. Знал, что его героиновый шик просто напросто погубит, не пустит покорять никакие вершины. Пока ему просто хватало того, что сердце Данилы он уже покорил. А если он признается - это слабость. Если влюбленность он уже принял, то отношения - это обязательства. Ему будет стыдно за то, что он уйдет, а пока - ему хватало того, что сейчас он рассказывает о прекрасном далеко. Он ругал Данилу даже за обычные сигареты, а сам каждый день затягивал ремень над веной, вводил иглу под кожу, тем самым затягивая удавку на шее, вводил себе в сонную артерию тысячи игл.***
Кашин закончил свой рассказ на заброшке, моля душой что Илья не спросит, что же с Тушенцовым, что он просто подумает что у них разошлись дороги, но нет. - А что сейчас с Русланом? - без задних мыслей спрашивает Илья, и он не хочет врать ему. После минуты молчания, отводя глаза в сторону Даня шепчет: - Передоз. Он не закончил одиннадцатый класс, и мы не успели признаться друг другу. Так что Коряков, - Кашин берет младшего за плечо, заглядывая в глаза, - пока жив ты, пока жив Денис - беги и признавайся, пока тебя не сбила машина или он по случайности не упал с крыши, действуй, пока не поздно. Нет, то что он вспоминает об этом без эмоций ложь. Наглая ложь, и хоть сейчас он правда отпустил, и правда добился успеха в музыке - ему не нужно. Популярность он бы, не думая ни секунды, обменял бы на тихую заброшку с тихим молчанием и вечными мечтами.