Остерегаясь солнца

      С наступлением сумерек всё становилось иным.       Начинали гореть факелы и свечи, освещая тёмные проулки между домами в лагере. Солнце уходило и забирало с собой тепло. Песок мгновенно остывал, лёгкие дуновения ветра окутывали холодом каждого путника. В окнах зажигался свет, танцевали тени пламени на стенах.       Улицы пустели. Воцарялась тишина в общих шатрах, и разговоров более не было слышно. Все голоса утихали под покровом ночи. Жизнь замедлялась в ночное время суток, которое так любили Амен и Эва. Они наслаждались каждым мгновением проведённого вместе времени.       Днём эпистат никогда не покидал дом без накидки. Он был вынужден прятать свою неестественно бледную кожу под слоями ткани, всегда пользоваться защищающими кожу от ожогов маслами, которых не было в общем доступе. Благодаря своим навыкам и упорству Амен смог хорошо зарекомендовать себя в высоких кругах и получить важное звание.       Это помогло ему больше не нуждаться в средствах, как было в детстве, когда он возвращался домой с ожогами. Мать не могла помочь практически ничем, отец закрывал глаза на слёзы и боль Амена, убеждая его, что так он закалится.       Прошлое осталось в прошлом. Эпистат ездил по городам Древнего Египта в поисках лекарственных натуральных трав, из которых можно было изготовить славные настойки. Они помогали, даже очень, но всё равно оставалось важным не подвергать кожу воздействию прямых солнечных лучей.       Скрываясь в ночи, Амен часто встречался с одной непокорной девушкой, которая с первой случайной встречи в Гермополе заворожила его. Эпистат взял её с собой в дальнее путешествие, чтобы она помогала бороться с хворью, и вовсе не из-за строптивости, на которую постоянно сетовал. А потому, что понял, что хотел продолжать ловить её в переулках.       Хотел отчитывать и наставлять на верный путь, ведь негоже девушкам гулять по ночам и не слушаться старших. Тех нескольких дней в Гермополе оказалось недостаточно, и Амен решил, что Эвтида поедет с его отрядом.       Она, конечно, противилась, но в итоге смиренно села вместе с ним в колесницу. Они сидели слишком близко, и до эпистата дошёл едва уловимый аромат лесных ягод — мягкий и сладкий, исходивший от её волос. Амен еле сдержал себя, чтобы не приблизиться к ней и не распробовать запах глубже.       Поначалу Эва с опаской и глубочайшими сомнениями относилась к любым действиям эпистата, продолжая делать что желала и ослушиваться указаний. Видимо, неповиновение текло по её жилам — но ничего, Амену это нравилось. Нет, даже более, эпистат упивался своеволием Эвтиды, ведь именно тогда ему открывался безграничный простор для фантазии в наказаниях.       Эвтида не поняла серьёзность его намерений по приезде в лагерь. Но чем дольше они находились вместе, тем больше она робела во время прикосновений эпистата. Сначала ненавязчивые действия, потом более настойчивые. Например, в библиотеке.       До сих пор Амену неизвестно, что тогда обуяло и подстегнуло его на содеянное. Однако сожалений после не было никаких. Эпистат поцеловал Эву в губы и прошептал что-то о кривых иероглифах, которые стали чуть лучше. Эвтида ошалела от его наглости, но не отпрянула, а подалась навстречу.       Впервые они перешли черту ночью в библиотеке. С тех пор мало что поменялось. Разве что место встречи. Амен с Эвой оказались солидарны в том, что их отношения не нужно обнажать пред зеницами других. Поэтому Эвтида предложила в дневное время вести себя обыденно, а вот с наступлением сумерек раскрывать истинные чувства.       Местом встречи являлись дом эпистата, пустующие дома в их поселении, общественные места наподобие библиотеки. А когда они отправлялись в большие города — пристанища на одну ночь. Было неважно где. Единственная ценность оставалась — с кем.       Ни секунды Амен не думал, что поступил неверно, открыв душу Эве. Она отворяла дверь, и помещение тотчас наполнялось сиянием, которое исходило от пришедшей к нему девушки. Солнце для эпистата светило даже ночью. И всё благодаря ей.       Бесконечная вереница одинаковых дней. Эпистат был вынужден ожесточиться и давить в себе жалость — таков был его долг, обещанный Фараону. В первые годы это являлось чем-то необычным — своеобразным удовольствием замечать, как навыки оттачиваются, техника совершенствуется, мастерство растёт. Не по дням, а по часам.       Но потом, спустя некоторое время после упорной, нелёгкой службы, Амен понял, что начинает уставать от непрекращающегося потока однообразной работы — отнюдь не удовлетворяющей, скорее душераздирающей. Не дававшей сомкнуть очей по ночам.       Эвтида пришла и озарила опротивевшие ему будни неподдельным трепетом и миролюбием. Она искренне переживала и просила остаться с ней в момент, когда появилась необходимость принять участие в незаконных действиях в столице Нижнего Египта. Эпистат был вынужден оставить Эву и сорваться в подмогу к не справлявшимся бойцам.       Время вдали было сродни жестокому наказанию. Амен считал дни до возвращения и прилагал все силы, чтобы выполнить поручение как можно скорее. И вернуться, наконец, к Эве.       К несчастью, не удалось вернуться без новых шрамов. По лицу Эвтиды, когда она увидела полученные в бою глубокие царапины, потекли горькие слёзы. Эва бросилась к эпистату, причитая, что больше его никогда никуда не отпустит. Тогда Амен обнял её и пообещал себе, что ни одна слезинка более не скатится по красивому лицу возлюбленной.       Они встречались в ночи — проводили вместе каждую минуту и никак не могли насытиться друг другом — и расставались на рассвете, вынужденные надевать маски безразличия. Никак не показывать бушующие внутри эмоции при виде друг друга. Это укрепляло их отношения, ведь день ожидания вынуждал только сильнее ценить те часы, что оставались только для них двоих.       Вовсе не легко на людях демонстрировать полное равнодушие, когда в голове бьётся только одна мысль — прижать сильнее к себе и поцеловать. Одними губами Амен молвил: «Встретимся после заката», когда вынужден был публично отчитывать Эвтиду за ужасающе плохие навыки писаря.       В глубине души же эпистат каждый раз просил прощения за все грубо брошенные слова. И не только в душе. Под покровом ночи Амен доказывал Эве, что на самом деле чувствовал. Ранить Эвтиду он бы не хотел ни за что, однако, чтобы охотники не заостряли внимания на чересчур частых взаимодействиях эпистата с горе-писарем, приходилось быть бесчувственным по отношению к любимой девушке.       Не касаться нежной загорелой кожи, когда она особенно красиво переливалась в лучах солнца. Удерживать себя от того, чтобы запустить пальцы в длинные шелковистые волосы, развевающиеся на ветру. И лишний раз смотреть на стену, в потолок, на стол — куда угодно, но не на прекрасную Эву, что нежданно-негаданно наполнила приевшиеся эпистату будни яркими красками.       Где была она — туда и тянулся Амен.       Эвтида останавливала его одним красноречивым взглядом. Она поднимала глаза к небу и хитро улыбалась, качая головой, мол, ещё не время. И эпистат терпеливо ждал, когда время придёт. Когда первая малиновая полоса проплывёт по небу, оповещая о скором закате. Затихнет шум во дворах, жители поселения разбредутся по домам.       Зажгутся первые фонари, и палящее солнце скроется за горизонтом, забирая всё тепло. Но Амену и Эве не будет холодно, вовсе нет. Они смогут согреться в объятиях друг друга. Спрятаться в доме и не выходить оттуда до восхода. Быть в окружении излучающих тепло свеч. Это добавляло немалую долю романтики в их отношения и разогревало интерес.       Когда небосвод озарялся мириадами звёзд — это значило, что наступало только их время.       Как было в тот самый момент, когда Амен ждал Эвтиду в очередной день. Они даже не договаривались о встрече, но эпистат ни секунды не сомневался в том, что она придёт. Придёт и, сама того не осознавая, поделится неутихающим весельем с эпистатом. Последние дни они были вынуждены не встречаться, отдавая все силы на борьбу с хворью. И вот — наконец выдался свободный вечер.       Улыбки появятся на их лицах после недолгой, но мучительной разлуки.       Раздался кроткий стук в дверь, и эпистат пошёл открывать, чтобы насладиться личной усладой для глаз. Сердце, как всегда, начало стучать в несколько раз быстрее. Живот скрутило приятным предвкушающим спазмом.       Отворив дверь, Амен узрел на пороге её.       — Добрый вечер, господин, — скромно улыбнулась она, заправив прядь волос за ухо, — я не опоздала, как в прошлый раз? — Эве нравилось время от времени его провоцировать и наблюдать за реакцией.       Эвтида была привычно восхитительна: открытые в ожидании поцелуя пухлые губы, сияющая кожа и яркий макияж, подчёркивающий цвет её глаз. Платье из голубого шифона, поблёскивающее в приглушённом свете уличного фонаря. Эва любила подчёркивать все достоинства своей фигуры, поэтому и сейчас пришла к нему с глубоким V-образным вырезом.       — Надеюсь, где попало не шлялась, — ответил он и притянул Эвтиду к себе.       Очарование нежным образом Эвы не утихло, даже когда он впился своими губами в её и провёл внутрь комнаты; даже когда Амен закрыл дверь и прижал Эву к стене, сразу начиная исследовать её тело руками; даже когда Эвтида расслабила завязки платья, чтобы оно упало к ногам.       Эпистат подхватил Эвтиду на руки и понёс к кровати, которая всё ещё пахла аромамаслами. Мятые простыни уносили в те мгновения, когда они сливались воедино, признаваясь друг другу в симпатии.       — Шлялась, — ухмыльнулась Эва, когда они опустились на матрас, — но уже нагулялась. — Она положила руки на его плечи и приблизилась к лицу, заглядывая в яркие голубые глаза.       — Хорошо, — промолвил он и сжал челюсть, когда руки Эвтиды прошлись по спине. Амен еле заметно напрягся и подался назад.       Эвтида мгновенно заметила перемены в выражении лица эпистата и ходящие по лицу желваки. Лицо Эвы исказила гримаса непонимания и страха. Обеспокоенные глаза побежали по телу эпистата, стремясь найти причину неудобства. В помещении царил полумрак, однако хорошее зрение помогло ей тотчас определить источник проблемы.       — Развернись, пожалуйста, — попросила Эвтида, шумно втягивая носом воздух.       Наверное, она уже вообразила себе самые худшие исходы событий. Амен сощурился и, недолго подумав, нехотя повернулся.       Эва прикрыла рукой рот, когда её взгляду открылась печальная картина полученного ожога. Это случилось несколько дней назад. Пока эпистат ещё не нашёл причину случившегося, ведь он пользовался маслом. Все ингредиенты доставляли проверенные торговцы.       Возможно, виной послужил брак или вышедший срок годности. А может, неправильно соблюдённые пропорции. В приготовлении масел это очень важный этап — не добавить ни больше ни меньше компонентов, беспрекословно следовать рецепту. Так или иначе, случилось то, что случилось: спина порозовела и воспалилась.       Эпистат переждал первые дни дома, думая, что всё пройдёт. И боль правда притупилась, но не прошла и зрелище осталось не из приятных. Амен больше не рассматривал себя в зеркале, так что не знал, на что сейчас смотрит Эва.       — Исфет, — испуганно произнесла она и захотела докоснуться, но вовремя одёрнула себя. По правде говоря, Амен не испытывал сильно неприятных ощущений, потому что привык подавлять боль. — Тебе больно? — Её голос едва уловимо дрожал.       Не дождавшись ответа, Эва подскочила с кровати и побежала в ванную, где хранились настойки, кремы, масла. Эвтида прекрасно знала каждый дюйм его дома — где какие вещи лежали. И сейчас ей не составило труда найти нужную колбочку с касторовым маслом на основе инжира.       Эва открыла крышку и вдохнула аромат полупрозрачной лечебной смеси. Амен сидел на краю кровати и наблюдал за её действиями через приоткрытую дверь в ванную комнату. Приятное волнение трепетало в груди от осознания, что Эвтида переживает за него и делает всё, чтобы ему стало лучше.       В течение жизни эпистат повстречал много девушек. Некоторые были с ним из-за высокого статуса, другие — вожделели от тела, звали к себе, чтобы прикоснуться к сильной груди. И Амен не был против поддаться мимолётному влечению: должны быть свободные от работы дни, в которые можно расслабиться в окружении красивых девушек.       Но таких, как Эва, даже близко никогда не встречал.       — Амен, — мягко произнесла она, возвращаясь в комнату, — не скрывай больше ничего от меня… — Тихий шёпот шумом ветра разлетелся по комнате, отчего рука непроизвольно сжала простыни. В полумраке эпистат заметил поблёскивающие слёзы на глазах Эвтиды.       Её аккуратную стройную фигуру прикрывала только тонкая полупрозрачная ткань, струящаяся вокруг рук и ниспадающая по груди и спине. Видимо, она успела натянуть её, когда пошла в ванную. Мягкий свет рассеивался по комнате, придавая загорелой коже сияние.       — Хорошо, — хрипло отозвался эпистат.       — Нет, — неожиданно произнесла она, когда Амен поднял руки и хотел дотронуться. — Сиди неподвижно, — улыбнулась Эвтида, перехватывая ладонь эпистата и возвращая её на колено.       Стойко встретив озадаченный взгляд Амена, Эва взболтнула бутылёк в руках и ухмыльнулась. Прохладный ветер проникал в помещение через открытые окна, развевая тёмно-синие занавески; он заставлял шелестеть папирус, а пламя свечей судорожно трепетать под натиском внезапных порывов. Только стаканы, оставленные на листах, не давали им разлететься по комнате.       Эпистат задержал дыхание, когда Эвтида мелькнула перед ним и быстро переместилась за спину. Он вздрогнул от неожиданности, почувствовав прохладные руки на спине. Они плавно легли на плечи и медленно переместились на лопатки, поглаживая каждый дюйм травмированной палящим солнцем кожи.       — Спасибо, — прошептал эпистат, слегка опустив голову, что не ушло от внимания Эвы.       — За что? — непонимающе отозвалась она, продолжая нежными движениями растирать лечебную настойку по спине Амена. — Я просто мажу тебя маслом.       Эпистат едва слышно усмехнулся, выпрямляясь и поворачивая голову к Эве. Пламя от близстоящих свечей танцевало в её глазах. Длинные ресницы дрогнули от неожиданности, когда Амен изменил положение тела. Появлялось всё больше нестерпимого желания прикоснуться к бархатистой коже, приятно пахнущей лесными ягодами.       Её крем появился в ванной, ещё когда она впервые осталась у него на ночь, забрав из дома несколько средств по уходу за волосами и лицом. Поутру эпистат вспоминал Эвтиду каждый раз, когда оказывался в ванной и смотрел на её вещи.       Необъяснимая теплота поднималась волной в области сердца при малейшем воспоминании об Эве в течение дня, что заставляло Амена ждать захода солнца.       — Ты ещё спрашиваешь? — усмехнулся эпистат, накрывая ладонью руку Эвтиды. — За всё, моя Неферут.       Она отвела глаза, и Амен заметил, как её щеки постепенно заливал румянец, а на губах расцветала улыбка. Эва переплела их пальцы, но в следующее мгновение строго сказала:       — Развернись и не поворачивайся, пока я не закончу.       Эпистат озорно улыбнулся и выполнил «приказ», отпустив изящные пальцы возлюбленной. Он отметил про себя, что готов выполнять любые просьбы, срывающиеся с её губ. Амен знал, что Эвтида никогда не попросит чего-то безрассудного, более того — она не просила ничего в принципе.       Она просто приходила к нему и находилась рядом, водила кончиками пальцев по его рукам, в моменты особенной близости — прижималась к груди и тихо стонала, страшась быть услышанной прохожими.       Амена покоряли непорочность и невинность Эвы, и он хотел видеть её чаще и чаще — не только под покровом темноты, что наступала каждый вечер.       Любимое время суток.       Эпистат вздрогнул, когда девичья рука в очередной раз коснулась спины и провела линию вниз. Затем Эвтида добавила вторую и продолжила аккуратно втирать масло, отчего Амен почувствовал новый прилив наслаждения и возбуждения от присутствия девушки, что день за днём влюбляла в себя всё больше.       Каждая ночь ознаменовала приход Эвы.       — Спасибо, — повторил эпистат, позволяя улыбке растянуться на лице.       Эвтида усмехнулась, не переставая водить руками по блестящей от масла спине. Больше не было ни неприятных ощущений, ни тем более боли. Всё, что ему оставалось чувствовать, — благодарность за внимание и заботу.       Он хотел отблагодарить Эву за понимание и уход, поэтому, ослушавшись просьбы, Амен развернулся и встретил внимательный взгляд карих глаз. Они с недовольством устремились в его голубые, видимо, негодуя от того, что эпистат вновь мешает закончить процедуру.       — Подожди, я не… — только и смогла сказать Эвтида, перед тем как Амен приблизился и поцеловал её.       Равнодушие днём, искренность чувств ночью.       Ещё один поцелуй в губы — и эпистат начал целовать шею. Эва выгибалась каждый раз, когда Амен касался её в этом месте. Едва слышные стоны, рваные вздохи ласкали слух эпистата, который не мог отказать себе в желании доставить удовольствие возлюбленной.       Она всегда отвечала ему тем же. Не нужно было слов, хватало одного взгляда. Обоюдные намерения, откровенность в разговорах. Он никогда не чувствовал фальши, хотя девушки пытались обмануть его слишком часто. В какой-то момент начало казаться, что искренности и правды не осталось ни в ком на всём белом свете.       Как хорошо, что Амен заблуждался.       Эпистат поцеловал Эву в шею и едва прикусил кожу, а затем отстранился и подул на место укуса, создавая контраст. Эвтида улыбнулась, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц.       — Ложись, — сказал Амен, и Эва послушно выполнила просьбу. — Сегодня ты послушная, да?       В комнату вновь проник прохладный ветер и пряный аромат специй. Кажется, именно сегодня они с охотниками договорись о торжественном ужине в честь успешной миссии. Ничего не случится, если эпистат пропустит пир из-за плохого самочувствия.       Пламя свечей затрепетало с новой силой, отбрасывая тени на кровать.       Стройное тело Эвтиды на бежевых простынях манило прикоснуться к нему. Провести рукой по плоскому животу, коснуться ниже… В этом Амен не мог себе отказать, и даже более — Эва сама направляла его руку ниже пояса.       — Пожалуйста, — жалобно донеслось до его ушей, и эпистат практически насильно оторвал себя от созерцания роскошной загорелой кожи.       Амен вызволил руки Эвтиды из объятий шёлковой ткани, а затем стянул её полностью, оголяя грудь. Он склонил голову и поцеловал нежные губы, шею и перешёл на ключицы. Эва аккуратно, стараясь не задеть спину, запустила руку в его волосы.       Эпистат прикоснулся к груди, сжал её обеими ладонями, наслаждаясь видом затуманенных от возбуждения зениц Эвтиды.       Всегда податливая и нежная — такая только для него и никого больше.       Амен поцеловал сосок, а после сжал его зубами, слушая приглушённые стоны.       — Нравится? — спросил эпистат, прекрасно зная ответ.       Но Амен хотел, чтобы Эва его озвучила. Её голос — симфония для его ушей, чарующая и охватывающая разум.       — Ещё, — шёпотом попросила Эвтида, выгибаясь и приподнимаясь.       Улыбка растянула губы эпистата, и он медленно провёл рукой по её животу. Послышался шелест листьев за окном, шуршание занавесок. Атмосфера завораживала и заставляла тонуть в готовности доставить наслаждение возлюбленной.       Эва жалобно посмотрела на Амена и схватилась за его ладонь, словно умоляя быстрее прикоснуться ниже. Эпистат вернул её руку на простыни и скользнул пальцами ко влагалищу.       Мазнув по половым губам, Амен, дразня, начал стимулировать самую чувствительную точку. Послышался громкий стон, и эпистат не посмел останавливаться, потирая клитор.       Решив, что одних пальцев недостаточно, эпистат опустился ниже и приблизился лицом к животу. Поцелуи вокруг пупка всегда волновали Эвтиду, и Амен любил соблазнять её, как можно дольше не переходя ниже. Но на этот раз он ждать не стал и медленно поцеловал Эву между ног.       — Да, пожалуйста… — простонала она, резко прижимая его голову к промежности.       Нетерпеливая и непокорная — всё в лучших традициях их связи. Днём эпистат не жаловал и взгляда в её сторону, ночью — позволял Эвтиде делать с ним что угодно.       Язык влажно проскользил по половым губам, делая Эве приятно и заставляя выгибаться. Повезло, что эпистат хорошо знал анатомию и прекрасно понимал, как доставлять наслаждение девушкам. Эвтида застонала, когда его язык проник чуть глубже, а пальцы продолжили по кругу массировать клитор.       Её влагалище напоминало ему священный цветок лотоса, который хотелось раскрыть.       Эпистат сделал ещё несколько поступательных движений языком, прежде чем поцеловать сладкую кожу напряжённых бёдер и поменять пальцы с языком местами.       Влажная глубина манила, но Амен не торопился подводить Эву к пику, желая продлить удовольствие. Два пальца аккуратно проникли внутрь и, надавив на чувствительную точку, замерли, отдав весь напор горячему рту.       Губы эпистата сладко втянули горошину клитора, и до ушей донёсся долгий, просящий стон. Игривая улыбка сама расплылась на довольном лице Амена, и он вновь подключил к ласке влажный кончик языка.       Иероглифы один за другим начали плавно вырисовываться на вершинке томного удовольствия под участившееся дыхание Эвы. Она скомкала простыни, разводя ноги шире и приподнимаясь, чтобы больше отдаться столь приятной ласке. И через некоторое время эпистат почувствовал, как жарко сократилась промежность на его пальцах. Эва втянула мягкий живот, впиваясь пальцами в волосы Амена, и выгнулась, прижимая плотнее к себе его рот.       Внутри неё стало по-настоящему мокро. И эпистат, вынув пальцы, слизал жемчужные капли, как лучшую награду за свои труды.       — Нравится? — спросил он, приподнимаясь над ней.       Тёмные волосы спутались и волнами прилипли к шее. Амен обожал наблюдать за Эвой в пик удовольствия. Эпистат подтянулся и поцеловал её в губы, практически сразу углубляя поцелуй, чтобы Эвтида почувствовала свой вкус.       — М-м-м, — только и смогла выдавить она, обхватывая ногами его торс и прижимая к себе.       Амен взял руку Эвы и положил на пах, чтобы она почувствовала, насколько он возбуждён. Эвтида приподнялась на локтях и потёрлась о него, и Амен не смог больше медлить: он спустил штаны и приставил член ко входу.       Блеск в карих глазах, запах лесных ягод возбуждали пуще любых феромонов, опьяняя и не давая проясниться мыслям. Член болезненно пульсировал, но эпистат не торопился проникнуть в Эву, предварительно подразнив, потеревшись о мокрые половые губы.       — Хва-атит, — недовольно простонала Эвтида, изнемогая от желания.       Эпистат подумал, что довольно прелюдий, и приставил головку ко входу, слегка надавливая. Реакция Эвы последовала незамедлительно: она выгнула спину и подалась вперёд, намереваясь впиться ногтями в спину, как делала это обычно. Но, лишь немного задев лопатки, Эвтида услышала тихое шипение Амена и сразу отдёрнула руку.       — Ничего, — увидев испуганный взгляд, сказал эпистат, а затем протолкнул член дальше.       Несколько раз поцеловав шею, Амен убрал мешающие волосы и провёл языком вдоль горла, оставляя мокрую дорожку. А потом припал губами к обнажённой коже и оставил несколько красных пятен, которые потемнеют в скором времени. Эпистат не переставал плавно двигаться в Эве. Он слушал сдавленные стоны, и его покоряло то, как упорно она держалась.       — Не кусай губы, — заметил Амен, на мгновение остановившись.       Эва молча кивнула и облизнулась, пытаясь выполнить просьбу и не сдерживаться. Эпистат продолжил нежно входить и выходить, постепенно доводя их до пика наслаждения.       — Не буду, — прошептала Эвтида, в ответ прижимаясь к нему.       Тихий шёпот ветра, доносящийся гул повозки с улицы и аромат страсти, витающий в воздухе, добавляли романтики в момент их уединения.       Ночи, полные страсти — не той, что была раньше в жизни эпистата: словно огонь, испепеляющий пергамент; яркая, однако скоротечная.       С Эвой всё было иным, и это иное не наскучивало Амену, как случалось с бывшими пассиями.       Каждый день эпистат хотел видеть Эвтиду в своей постели, обнажённую и растрёпанную, ласковую и счастливую, поэтому не упускал возможности ставить ей «дежурства», чтобы оправдать её исчезновение перед наставником и друзьями.       — Я сейчас, — послышался хриплый голос вместе с особенно громким стоном, и эпистат ускорился, энергично вбиваясь и подводя себя к оргазму. В паху стало напряжённо и горячо, словно пожар страсти достиг центра концентрации удовольствия, готовый вот-вот вырваться наружу.       Луна неизбежно плыла к горизонту, освещая дома в поселении, и Амен ненавидел ночь за то, что она так быстро заканчивалась. Начинался новый день, в течение которого они должны были демонстрировать равнодушие на людях. Это, конечно, возбуждало, но в большинстве разочаровало: не иметь возможности прикоснуться к возлюбленной, прижать к себе, когда так хочется.       — Я тоже, — простонал Амен и резко вышел из приятно сжавшей его Эвы, кончая ей на пульсирующий живот. Пламя, что он ощущал в себе, огонь жажды стремительно вырвался из него несколькими тугими струями спермы.       Эпистат зажмурился, проводя рукой по мокрому члену и выжимая из себя всё до последней капли, а после жадно приник к раскрытым губам отходящей от оргазма Эвтиды, благодаря её за ещё одну пылкую и сладострастную ночь. За её близость и покорность.       Она принадлежала только ему.       Салфетки на тумбе привычно пошли в ход, чтобы стереть с тел остатки близости. Всё как обычно.       Эвтида лежала рядом, пытаясь привести дыхание в порядок, а затем медленно, неохотно начала одеваться. Эпистат наблюдал за её движениями из-под полуопущенных век, и ему казалось, что грация скользила даже в простом облачении в голубую шифоновую ткань.       Сумерки неотвратимо наступали, и это означало, что совсем скоро на горизонте появится солнце, которое никто из них так не хотел встречать.       Но ничего смертельного: ещё один рабочий день — и встреча повторится. Нужно только немного потерпеть.       Эва поднялась с кровати, забирая с собой нотки парфюма с дикими ягодами. Амен потянулся за ней, но она усадила его обратно и вручила в руки настойку.       — Жаль, что времени не осталось, — бросила она, отходя от эпистата.       Времени на то, чтобы провести остаток ночи в тающих объятиях не осталось. Им обоим необходим был сон, потому что днём понадобятся силы.       Прощальная улыбка, взмах волосами, и Эвтида покинула комнату, тихо закрыв за собой дверь.       Эпистат перевёл взгляд на окно и заметил фонари вдалеке. Его коллеги проснулись и заступили на дежурство, значит, его очередь показаться в лагере скоро наступит.       Амен поднялся с кровати и задул оставшиеся свечи, что ещё не превратились в огарки. Папирус всё же разлетелся по комнате, и эпистат собрал помявшиеся листы. Осталось пару часов до того, как Амен снова увидит возлюбленную в лагере — язвительную и непокорную, такую, какую все привыкли её лицезреть.       Только ему выпала честь увидеть обратную сторону Эвы, чему он был неизмеримо рад.       Ночь ещё не закончилась, однако эпистат уже хотел наступления следующей. Скрывать отношения оказалось довольно сложно, но ради Эвтиды эпистат готов был терпеть.