***
Дверь снова скрипит, выпуская на свежий воздух. В руке недавно купленная бутылка, полная новых возможностей и дикого желания унять душащую жажду. В голове пустота. Пустота желанная, ожидаемая. Но всё же чего-то не хватает. Прилипшее к губам горлышко, тепло, разливающееся по организму, прежде чем в глазах на секунду потемнеет. Ноги сами сворачивают к мосту, пока руки, уже мало подчиняясь непослушному телу, остервенело сдирают пленку с новой пачки. Едва не ломает сигарету, пока пытается достать её, ругаясь себе под нос шумно, почти неразборчиво, но всё же подносит к губам, когда удается, шаря по карманам в поисках зажигалки. А та как сквозь землю провалилась. Бесится. Скребет кожу короткими ногтями, стараясь превратить ту в кровавую кашу, вертит головой по сторонам, пытаясь обнаружить вокруг хоть одну душу, способную предоставить ей хотя бы немного огня. Но на удивление пусто. Вокруг лишь тишина, нарушаемая проезжающими мимо машинами, тоже редкими, к слову, и ни души. В тот самый момент, когда хочется потрепать языком и сжать кулак на чьем-нибудь капюшоне. Однако поиски продолжает. Сгибается напополам, чтобы поглубже просунуть руку в карман, теряется в ненужных чеках, проходясь то мизинцем, то указательным по каждому шву, чтобы задеть подушечкой пальца затерявшуюся там копейку. И ни следа от лежавшей там прежде зажигалки. Удручает. Останавливается в начале моста, чтобы обыскать и второй карман, но там лишь прилипшая к ткани, уже засохшая жвачка и угнетающая пустота, в коей зажигалке нет места. И бредет дальше, с ненавистью прикладывая бутылку к губам. Чья-то тень заставляет поднять взгляд. И остановиться на короткую секунду, чтобы тот сфокусировать. То ли девушка, то ли парень, хрен разберешь, когда свет от фонаря не светит в лицо. Ускоряется, надеясь догнать и положить руку на плечо быстрее, чем та сможет слинять, найдя бесконечную вереницу дел, которые срочно надо сделать. Все всегда спешат, когда на улице им на плечо кладут руку. Кристина уверена, что эта девушка не исключение. — Эй, — когда остается лишь пару шагов. Громко, хрипло, с присущей надменностью, не перебивающейся ничем. Грубо так, что пробирает до дрожи, но девушка лишь голову поворачивает вяло, почти не шевелясь. И Кристина замирает, щурясь ещё сильнее, когда понимает, что та стоит по ту сторону моста, крепко цепляясь руками за ржавое железное ограждение. Всего лишь расслабить пальцы, чтобы полететь прямиком в водную гладь. Морщится, понимая, что нарушает чужое спокойствие. Но зажигалка важнее. Саднящее в горле желание закурить разбирает на части, чтобы потом наложить неаккуратные швы, бросая на произвол судьбы. — Жига будет, алло? — щелкает пальцами в воздухе, заставляя обернуться ещё раз. — Уйдите, пожалуйста, — так тихо, что Кристине приходится повернуть голову, подставив к этой фразе ухо, щурясь ещё сильнее. Ноги заплетаются, когда она ставит бутылку на асфальт. Икота вырывается из горла, заставляя распрямиться и сделать ещё несколько неаккуратных шагов в ту сторону. — Не подходите! Я спрыгну! — Да прыгай, Господи, кто тебе мешает? — фыркает Кристина, усиливая напор в голосе, но, вспоминая, зачем вообще подошла, на мгновение смягчается, взъерошивая волосы на макушке. Прочищает горло, прежде чем продолжить. — Только зажигалку вперед, а потом делай что хочешь. Заплаканное лицо поворачивается в её сторону, гневно сверкая глазами. Щеки усыпаны этой засохшей солью, размывающейся под напором новых потоков. Но Кристине не жаль её. Абсолютно. Всё, что ей от неё нужно, — зажигалка. Не более. А потом разойдутся вновь, словно и в лицо друг друга не видели. Даже имя её знать необязательно. — Я… не курю, — сдается она, снова опуская голову, смотря на обрыв под своими ногами, на мерно несущийся поток воды, готовый унести её тело подальше, когда она спрыгнет. — А я не пью, — снова икает пьяно. — Кому пиздишь? У тебя голос хриплый, прокуренный. Наверняка смолишь одну за другой, — окидывает беглым взглядом тело. Локти закидывает на забор, за которым та стоит, дрожа то ли от пробирающего ветра, то ли от нахлынувших эмоций, и взглядом сверлит усердно. — Дай жигу, по-хорошему прошу, — качает головой с угрозой, пока челюсти ходят ходуном. — Иначе сама тебя скину. — Тогда придется найти зажигалку у кого-то другого, — хлюпает носом она. И Кристина хмыкает, подтверждая. И снова головой крутит, оглядывая пустынные улицы. Почему именно тогда, когда ей больше всего надо, всё, что ей остается, — иметь дело с суицидницей? — Так зажигалка всё-таки есть? — подается телом вперед, чтобы свеситься над водой и, повернув голову, заглянуть ей в лицо. Темные, как уголь, глаза, сверкают воровато. — Уж извини, руки заняты, — срывается на последнем слове, пока то растворяется в тишине, и головой качает понуро, прежде чем вновь отвернуться. Еле терпит навязавшуюся компанию. А с каждым пройденным мигом всё больше тянет отпустить руки, чтобы холодный металл наконец выскользнул из ослабевших пальцев и позволил завершить начатое. — Могу сама достать, — пожимает плечами Кристина, смотря, как ветер отбрасывает осветленные пряди на лицо девушки. Остальные же собраны в маленький хвостик и затянуты так туго, словно и здесь себя ограничивает, словно и здесь не позволяет сделать то, что действительно хочет. Подходит ближе. Всего каких-то пару шагов, прежде чем обхватить её сзади за талию, пытаясь нащупать карманы. Потянуть молнию вниз, расстегнуть. — Я себе заберу, ладно? — тянет ехидно, шаря руками по внутренностям. — Тебе всё равно не пригодится уже. Однако вместе с зажигалкой нащупывает и небольшую помятую пачку, вытаскивая ту под свет фонаря и вглядываясь в неё усердно, чтобы различить свою любимую марку. Хмыкает под нос довольно, хлопая несчастную по плечу, по-прежнему стоя у неё за спиной. — Сиги тоже, не против? — а сама уже зажимает одну между губ, подпаливая кончик. Видит лишь, как девушка трясет головой, не понимая, как умудрилась столкнуться с подобной наглостью. А Кристина рукой тянется к её макушке, пальцами дотрагиваясь до резинки, заставляя вздрогнуть и отпустить одну руку, с резким вскриком вцепившись обратно в перила. — Нахуя? — уже не придерживается прежде присущей вежливости. Импонирует. — Да у тебя череп быстрее лопнет от того, как резинка затянута, чем от того, что спрыгнешь, — резко тараторит Кристина заплетающимся языком, отходя обратно к бутылке и присаживаясь на высокий бордюр за её спиной. Курит, выпуская внушительные облака дыма в воздух, следя за ними, плавно переводя взгляд на небо. — Чё стряслось-то? — Тебе поговорить не с кем? — грубо. Заставая врасплох. Кире нужно одной побыть, послушать навязчивые мысли, поселившиеся в голове, прокрутить каждый момент своей проклятой жизни, чтобы понять, в какой момент всё пошло не так. Задуматься, когда же всё было хорошо, несколько миллионов раз просмотреть всё в деталях, успеть насладиться, прежде чем отпустить руки, рванув в эту пучину. Прежде чем завершить порочный круг, застывший однажды на мертвой точке. А Кристине охота почесать языком, потому что новая фаза. Фаза, когда охота до кого-нибудь докопаться, непременно закончив дело дракой. Агрессия бурлит в крови, небольшими всплесками вырываясь наружу, мышцы почти трясутся от желания пустить кулаки в ход, но сдерживает себя, пытаясь найти успокоение в разговорах. — Ну а чё ещё делать? Либо поговори со мной уже, либо прыгай. Выбор за тобой. Только время тратишь. Сколько здесь уже стоишь? Месяц, два года? — хочется задеть побольнее, увидеть, как дрожат пальцы, сжатые крепкой хваткой на перилах, увидеть, как сжимаются челюсти, прежде чем шея хрустнет, когда та повернет голову. — Боже, — фыркает себе под нос, голову запрокидывая от творящегося хаоса. — Чье время? — ещё более нахально. — Просто оставь меня в покое. — Твой покой там, внизу, — шепчет ядовито, до бутылки пальцами дотрагиваясь, прежде чем поднести к губам, сделав два больших глотка. Утирает тыльной стороной ладони рот, прежде чем потушить докуренную сигарету, запустив ту щелчком ей в спину. И та дрожит ещё сильнее, чем прежде. То ли от подходящего к горлу гнева, то ли от подступающих слез. Кристине не жаль её. Всего лишь очередной нудный собеседник на предстоящую ночь. Таких она не запоминает в лицо, не откладывает облик на задворки сознания, забывает сразу же после того, как голова соприкоснется с подушкой. Одно единственное лицо из миллиона, пусть и заплаканное. — Перестань, — шипит сквозь зубы. — А чё сделаешь? — голову склоняет в бок, смотря на неё с ехидным прищуром. Пряди падают Кире на лицо, скрывают обзор на подсвеченный фонарями канал. А она не шевелится, лишь бледнеет чертовски, когда чуть разворачивает подбородок, чтобы пьянчуга попала в поле бокового зрения, и морщит нос в отвращении. — Спрыгнешь? — с ещё большей издевкой. Кира лишь головой качает, что-то бубня себе под нос. Хмурится, прежде чем повернуться к ней лицом, с аккуратностью перебрасывая руки. — О, спиной падать вообще потрясно. Аттракцион почти, — восклицает Кристина с довольной улыбкой. — Хотя не знаю, что страшнее, лицом вперед или спиной. — Ты думаешь, я боюсь? — огрызается, пронизывая взглядом бутылку в дрожащих руках. — Не боялась — уже бы спрыгнула давно, — качает головой Кристина. — А ты всё рассусоливаешь. — Зажигалку хотела кому-то отдать перед смертью, — копирует яд в чужом голосе, сверкая черными глазами, темнеющими с каждой фразой всё больше. — Отдала, — улыбается лишь краешками губ. — Можешь быть свободна, — махает рукой за железные перила. — Я не собираюсь ничего делать по твоей указке, — хмурится снова, усиливая хватку на перилах. Кристина лишь видит, как белеют её костяшки от приложенной силы, и усмехается ещё сильнее. — Ладно, — пожимает плечами, доставая из пачки очередную сигарету, прежде чем поджечь. Кира лишь наблюдает, как она курит размеренно, и губы облизывает, глядя с ненавистью. А в глазах пламя полыхает совсем не мертвое. Не такое, какое должно быть у суицидницы. Не такое, какое должно быть у того, кто стоит по ту сторону перил. — Чё пялишь? — вздергивает подбородок Кристина, стряхивая пепел на проезжую часть. Бордюр холодит заднюю поверхность бедер, телефон время от времени вибрирует в заднем кармане, разнося ненавязчивую дрожь по ягодицам. — Дай сигарету, — цедит та. — Возьми, — равнодушно бросает пачку Кристина к её ногам, издеваясь нарочно. — Покурить захотелось перед смертью? А Кира лишь глазами сверлит. То Кристину, то пачку, лежащую в полуметре. Лишь шаг сделать, перелезть обратно через забор, взять в руки, а потом намотать прядь волос этой алкашки себе на кулак, чтобы лицо близко-близко к её, и рассказать всё, что о ней думает. Кристина со своего места всё же поднимается. Отряхивает задницу, прежде чем подхватить пачку с асфальта и подойти ближе, поднося к Кириным глазам. — Достань, — выплевывает Кира злостно. — Я не собираюсь ничего делать по твоей указке, — припоминает злопамятно, приподнимая светлую бровь. А на лоб первая капля начинающегося дождя падает, когда Кристина затягивается вновь, выдыхая ядовитый дым прямо Кире в лицо. Дразнит, издевается, не давая получить желаемого. — Охуенные сигареты, — тянет хрипло. — Отличный вкус. — Пошла нахуй, — морщится Кира, но дым всё же вдыхает несдержанно, глаза прикрывая. А Кристина ещё один шаг на неё делает, ногтями короткими в тыльную сторону её ладони впечатываясь, чуть царапая, словно пытаясь проверить, сколько та выдержит. А та морщится, но терпит, взгляда не отводя. Продолжает сверлить яростно, пока дыхание учащается в надежде вобрать в легкие как можно больше губительного дыма. Один палец, второй, третий. Отцепляет по очереди, замечая, как разгорается паника в темных глазах, прежде чем оставить висеть лишь на одной руке, пока та локоть прижимает ближе к телу, подтягиваясь. И Кристина помогает как может. Окольцовывает талию одной рукой, притягивая ближе к себе, затягивается, смотря прямо в глаза, а потом приближается так близко к Кириным губам, что и просвета не остается. Ловит неосторожный выдох, подцепляя нижнюю губу, углубляя поцелуй сразу же, прежде чем выдохнуть дым прямо в рот, замечая, как та вдыхает ещё глубже, задерживая дыхание лишь на секунду, прежде чем выдохнуть с облегчением. Отстраняется, пока смешинки пляшут в глазах, наблюдая за помутневшей тьмой в тех, что напротив. И отходит прочь, выпуская Кирину талию из своей хватки. Давая сделать выбор самостоятельно. — Я хочу ещё, — выпаливает чуть ли не надменно. — Поцелуя? — усмехается Кристина. — Сигарет, — ставя точку. И смотрит выжидающе, пока Кристина подносит бутылку к губам для очередного глотка, скрывающегося в глубинах глотки, и молчит. Ждет-ждет-ждет, хотя Кристина вовсе не спешит подниматься. — А ты мне что? — приподнимает бровь. — Чё? — морщится Кира. — Это мои сигареты. — Были, — поправляет. — Теперь они мои. — Пока я не сдохну, они всё ещё мои, — рычит сквозь зубы. — Так помирай быстрее, — взмахивает рукой Кристина, снова впечатываясь губами в горлышко. А жидкость всё льется, льется, никак не в силах остановить этот поток. Кристина тоже не в силах. Расслабляется, перебрасывая одну ногу через бордюр, чтобы опуститься на него спиной, приняв лежачее положение. А небо звездами усыпано. Красивое, пусть и тучами затянутое. Пересчитывать начинает, сбиваясь со счета, потому что в глазах двоится. Ругается, начиная заново, пока Кира молчит, борясь с подступающей злостью. — Почему домой не идешь? — Киру, судя по всему, эта затянувшаяся пауза начинает подбешивать. Кристина даже головы на неё не поворачивает. Лишь считает-считает-считает, надеясь дойти когда-нибудь до конца, к коему пришла Кира. — А чё там делать? — пожимает плечами едва заметно. — Так же курить и так же пить, а не ебать мозги прохожим, — огрызается Кира. — А ты не прохожая, — беглый взгляд, скользящий по ногам, пока Кира переваливается с одной на другую, устав стоять, явно завидуя, что у Кристины есть возможность прилечь. — На месте вроде трешься. Кира лишь глаза закатывает, устав от этих перепалок ежеминутных. Морщится, отрывая одну руку, чтобы смахнуть пряди с лица, сгибом локтя цепляясь за перекладину, чтобы удержать вес. — Где моя резинка? — спрашивает с претензией. — Где-то плавает, наверное, — хмыкает Кристина. — Найдешь потом. А та запястье её обвивает крепко, как зацепка того, что произошло ночью. Чтобы Кристина вспомнила. Вспомнила даже после того, как затылок соприкоснется с подушкой. Оставленный в памяти след, пусть и нечеткий. — Ты выкинула мою резинку? — донельзя возмущенно. — Да какая разница, боже? — глаза закатывает. — Тебе прям принципиально, чтобы у трупа волосы были заплетены? С распущенными родственники не узнают? — Да пошла ты, — ругается, снова цепляясь двумя руками, ощущая, как потихоньку соскальзывают пальцы. Уже устает держаться. Уже давно пора было с этим покончить. Но всё же сгибами локтей зацепляется, чтобы чуть проще было. Хотя бы на какое-то время. И Кристина отворачивается. Чтобы потом повернуться вновь, сканируя взглядом вдоль и поперек. Не хочет знать её имя, но отчего-то угадать пытается. Потому что за это время поняла, что обычные имена никак не накладываются на ещё свежий образ в сознании. Что-то неординарное, необычное, с легкостью переливающееся на языке, как та водка, что вновь заливается в горло. — Тебя Дарина зовут? — спрашивает без раздумий. — Чё? С чего ты взяла? — хмурится Кира, кривя губы. Где-то вдалеке слышен шум машин, уже не сворачивающих на эти улицы, в окнах домов зажигаются огни самых ранних пташек или тех, кто не смог убежать от преследующих кошмаров. — Ульяна? Милена? Злата? Николь? — и всё равно всё не то. Не остается на языке, не закрепляется в сознании. И звучит не так, как нужно. Всё не то. Кира лишь головой отрицательно машет, почти усмехаясь. — Арина, — щелкает пальцами, указывая на сотрясающееся от таящегося внутри хохота, почти беззвучного, тело. — Нет, — позволяет себе приподнять уголки губ, сложившихся в ухмылку. — Гера? — приподнимает светлую бровь ещё выше. — Это уже ближе, — включается в игру Кира. А Кристина в голове перебирает все подходящие имена, не в силах вытащить оттуда нужное, хотя кажется, что то крутится на языке. Молчит, снова отворачиваясь к небу, надеясь, что оно даст ей подсказку. Но то молчит так же, как и они. Молчит, оставляя пищу для размышлений. — Сдаюсь, — подкладывает руки, сложившиеся в замок, под голову, раскачивая носок ботинка. — Кира, — шепчет едва слышно, надеясь, что этот шелест не донесется до ушей собеседницы. Но та голову поворачивает, всё же услышав, и взглядом окидывает вновь с головы до ног, словно в кипяток окуная. — Тебе подходит, — произносит его про себя сотню раз, прикрепляя к запомнившемуся облику, к этой яркой картинке, отпечатавшейся на обратной стороне век. Кивает сама себе, когда Кира губы облизывает. — Сама выбрала, — хвастается почти. — В смысле? — морщится непонимающе. — Ну, мне от рождения другое дали, но я сменила. В паспорте тоже. — И какое от рождения? — интересуется с безразличным выражением лица. Сухо так, чтобы Кира не подумала, что ей интересна, чтобы не подумала, что Кристина вдруг решит отговорить её. Кристина не собирается. Захочет спрыгнуть — спрыгнет. — Настя, — бурчит недовольно, заставляя усмехнуться. — Твои родители — извращенцы, — изгибает губы Кристина, прежде чем закусить нижнюю и поднести ко рту бутылку, жадно глотая. В глазах плывет, мысли теряются, путаются. И Кристина щурится, снова обращая взгляд к небу, надеясь, что то сможет остановить этот шатающийся мир и позволит ей сойти. — В каком-то роде так и есть, — усмехается, перекатывая горечь на языке. Пачка снова удобно укладывается в ладони, когда Кристина подцепляет сигарету, зажимая зубами и чиркая зажигалкой, накрывая ладонью тусклый огонек, чтобы спрятать тот от мелко моросящего дождя. Продрогли уже обе, но Кристину, в отличие от Киры, алкоголь греет. А у Киры губы почти синие и пальцы леденеют, потому что вместе с этим моросящим дождем ещё и ветер прохладный в спину с воды бьет. Трясет нещадно, заставляя прикрывать глаза каждый раз, когда капли стекают по носу, шее, трепещущим от этого града ударов векам. Кристина поднимается, покачиваясь, подходит ближе, находя в себе зачатки щедрости. Останавливается напротив, совсем близко, замечая, как та облизывает губы, предвещая очередной глоток дыма. — А говоришь не куришь, — склоняет голову, в глаза, скрытые веками дрожащими, заглядывая. — Все самоубийцы начинают с малого, — пожимает плечами, следя взглядом за сигаретой, поднесенной к губам, и облизывается снова. — Хочешь сказать, тоже однажды приду на этот мост? — усмехается ей в лицо, выпуская дым, заставляя зажмуриться, поведя головой, чтобы вдохнуть его как можно больше. — Кто знает, — сипит отстраненно, разлепляя веки, чтобы утонуть в чужих голубых глазах, смотрящих так наблюдательно, словно пытаются сложить какой-то пазл. — Я знаю, — снова этот выдох, заставляющий набрать побольше воздуха, перемешанного с дымом, в легкие. — До такого уж не опущусь. — Считаешь это слабостью? — кривит губы Кира, указывая на свои ноги, стоящие на самом краю. Снова отрывает одну руку, повисая на сгибе локтя, чтобы смахнуть прилипшую ко лбу прядь в сторону, мотая головой. А Кристина руку на дает вернуть на перекладину, хватает за запястье, не давая вырваться, разглядывает. — Почему именно такой способ? — спрашивает вместо ответа. А Кира лишь плечами пожимает. — Нет бы дома, в тишине, вскрыть вены в ванной, — шипит почти. — Хотелось огласки? — Боюсь крови, — выплевывает с остервенением, пытаясь вырвать запястье из чужой хватки, уже не боясь полететь спиной вниз. А Кристина запястье ближе к своему лицу тянет, чтобы прищуриться, пробежавшись взглядом по нежной коже, замечая вереницу шрамов. Пальцем ведет по ним, чуть надавливая, и сама не знает, чего хочет этим добиться. Но шелк под подушечками пальцев заставляет сознание мутиться ещё больше. — Пиздишь, — приподнимает бровь. — Просто хочется заявить о себе, да? — Может быть, — пожимает плечами раздраженно. — Да и какая разница уже? — Уже? Ты ещё не спрыгнула, — указывает на её руку, сжавшуюся на перилах мертвой хваткой, подбородком. — Но спрыгну, — с ещё большим раздражением, выдохом прямо в лицо. И Кристина губы выгибает так, что уголки вниз опускаются, головой качает с поддельным уважением, выпуская запястье, заставляя чуть покачнуться, балансируя на краю. — Валяй, — машет рукой куда-то ей за спину. — На бис, да? И хлопать в ладоши начинает омерзительно громко. Так, что это эхо разносится по всей округе, когда Кира морщится ещё сильнее, шипя на неё злостно. — Перестань! — пытается перекричать эти звонкие удары, мечтая влепить ей такую же звонкую пощечину. — Останови меня! — насмехаясь. — Перестань! — уже едва ли не рыча. И Кристина подходит ближе, замечая проезжающую мимо машину. Подтягивает Киру к себе за талию, чувствуя, как холодный метал между ними упирается в её тазовые кости, и смотрит пристально, без тени улыбки. — Отпусти руки, — шепчет куда-то в висок, прикрытый разбросанными в хаосе прядями. Но Кира чувствует это дыхание. Чувствует, как то добирается до выбритого участка, чувствует, как ползет вниз, ближе к шее, чтобы усыпать мурашками. — Если ты отпустишь меня, я упаду, — качает головой она с недоверием, однако хватку чуть ослабляет, позволяя себе расслабиться. Но лишь на секунду, пока хватка на талии с каждой минутой становится всё крепче. — В этом и задумка, — убирает прядь с её лица. — Но если так не хочется падать, можешь обхватить мою шею, — улыбается ей приторно-сладко, снова перемещая руку на талию, замечая интерес в карих глазах. Кира смотрит на неё задумчиво. Тягостно перебирает мысли в голове, вспоминая, что именно она в этой жизни не хотела бы потерять. И что уже потеряла, когда решилась на этот отчаянный шаг. Что сочла недостаточно важным, чтобы остаться в живых. А потом аккуратно перемещает левую руку на Кристинину шею, цепляясь так крепко, что, если Кристина вдруг отпустит, сможет удержаться сама. А после перекидывает и вторую, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Если попробуешь перетащить меня через забор, я убью тебя, — шипит ей в губы Кира. Кристина лишь ухмыляется нагло, ослабляя хватку на талии, чувствуя, как усиливается та, что на шее. Чувствует, как впиваются недлинные ногти в кожу, как Кирина полуулыбка перерастает в оскал, не предвещающий ничего хорошего. — Ты так цепляешься за жизнь, — качает головой Кристина, усмехаясь, — даже удивительно. А Кира молчит, плотно сжимая губы, прежде чем прислониться ими с раздражением к чужим, словно в попытке заткнуть. Но Кристина смеется, опаляя дыханием Кирин подбородок, отстраняясь. — Уверена, что хочешь умереть? — Уверена, — кивает Кира, подаваясь телом ещё ближе, почти не оставляя никаких просветов кроме этой ужасной перегородки, морозящей кожу даже через ткань. — Хорошо, — кивает в ответ. И хватка ослабевает, прежде чем исчезнуть полностью. Кристина заводит руки за голову, нащупывая кисти, медленно проводит по пальцам, словно решая чужую судьбу, пытаясь разглядеть что-то в темных глазах, расширяющихся с каждой секундой. Кира дышит загнанно, часто и держится так крепко, что вскоре переломит хребет. — Точно? — спрашивает последний раз, подцепляя Кирин указательный палец, с остервенением впивающийся ногтем в её кожу. А ответа не следует.***
Кристина лежит на бордюре, снова рассматривая звездное небо, где одна за другой начинают увядать звезды, словно снимая это оцепенение, заставляя переосмыслить всё произошедшее и не суметь уложить в голове. Бутылка уже заканчивается, а Кира по-прежнему, промокшая до нитки, дрожащая, с прокушенной до крови губой и соскальзывающими то и дело руками, стоит по ту сторону, разглядывая расслабленную под воздействием алкоголя фигуру, лежащую напротив. Больше не поворачивается к ней спиной, позволяет себе насладиться этой картинкой в последние секунды, которые уже перестали походить на таймер. Хочется снова курить. Ну или ощутить её губы на своих. Кира не знает, чего хочется больше. Если только всё и сразу. Глаза у Кристины прикрыты, улыбка отпечатывается на губах, когда она медленно поднимает одну руку вверх, рисуя в воздухе невидимые фигуры, складывающиеся в подробную картинку только у неё в голове. — Тебе никогда не хотелось…? — прикусывает губу, не давая себе продолжить фразу. И Кристина поворачивается медленно, моргая как в замедленной съемке. — Умереть? — продолжает за неё. — Я и так в каком-то смысле, — пожимает плечами, отворачиваясь. И замолкает на долгие секунды, чтобы после, поджав губы, не спеша продолжить, пока Кира ловит каждое слово. — Но, если то, о чем ты спрашиваешь, то да, даже думала вскрыть себе вены, когда дома никого не будет, — рассказывать свою правду тяжело, а ещё больнее вспоминать. Поэтому Кристина отмахивается от четких картинок по ту сторону век и достает из пачки ещё одну сигарету. Подносит к губам, вдыхая, кашляя протяжно, чтобы поднять глаза к небу и увидеть первые солнечные лучи. Ещё совсем тусклые. Машин с каждым последующим часом будет становиться всё больше, небо — всё светлее, а Кристина привыкла к темноте. В особенности к той, что поселилась у неё в душе. И без неё она себя уже не видит. Как и своего присутствия на улице в дневное время суток. Пора возвращаться домой. — Что тебя остановило? — спрашивает с любопытством, снова перенося вес тела на другую ногу. А Кристина мычит невнятно и закусывает щеку с обратной стороны. — Остановило? — усмехается. Потому что не было никакой остановки. Всё ещё продолжает губить себя. Просто медленно. Так постепенно, что изменения едва ли видны, а всё же разница поразительна. — Нашла любимое дело, — морщится едва заметно. Уже не поворачивает головы. Лишь курит лежа, выпуская облака дыма в светлеющее небо, и продолжает думать о своем, переворачивая извращенное сознание. — Какое? — снова допытывается Кира. — Пить, — и бутылку ногой отпинывает, чтобы та укатилась к Кириным. Слишком людно становится. Слишком шумно. Кристина не может терпеть такое количество голосов с утра пораньше. Если ночью эта какофония звуков съедается темнотой, то сейчас их абсолютно ничего не останавливает. Они льются прямо в уши, звенят там, оседают где-то в голове нестерпимой вибрацией, ударами гонга ударяющей по вискам. Пришло время прощаться. Перекидывает ногу обратно, следя за тем, на какой скорости пролетает мимо ярко-красная машина, слепящая заплывшие от количества алкоголя и отсутствия сна глаза. А потом подходит ближе, выдыхая последнюю сделанную тяжку прямо Кире в губы. — Захочется тоже найти подобное хобби, тут недалеко есть бар. Я там появляюсь иногда, — шепчет едва слышно, сквозь зубы. Бровь высоко поднята, голубые глаза почти сияют от взошедшего солнца. — Крис, — протягивает руку, и, зная, что Кира не сможет её пожать, потому что и так держится из последних сил, хлопает по плечу несильно, заставляя вздрагивать от каждого прилетевшего удара. — До встречи! Машет ей ладонью на прощание, уже больше не поворачиваясь, целенаправленно двигаясь в сторону своей квартиры. — Не встретимся! — кричит ей Кира на прощание. — Либо там, либо тут всё равно пересечемся, — кидает ей Крис в ответ, отходя достаточно далеко, чтобы шум машин поглотил её голос. И теряется в разномастной толпе, скрываясь среди разноцветных курток, исчезая среди однотипных лиц. Одна из миллиарда. Такая же, как и все остальные. А завтра снова будет сидеть в опустелом от отсутствия клиентуры баре и пить самое дешевое пиво, какое они только могут предложить. А потом распугивать прохожих своим грубоватым голосом, чтобы те переходили на другую сторону улицы и ускоряли шаг. Однако пить постоянно в одном и том же, пока бармен не запомнит каждую морщинку и родинку на лице, потому что именно здесь, если всё же выберет другой путь самоистязания, её сможет найти Кира.***
Сколько? Сколько ещё осталось бесконечных минут, которые предстоит пережить? Сколько ещё терпеть, пока всё внутри переворачивается раз за разом, прежде чем вывернуться наизнанку и уже никогда не вернуться в норму? Сколько? Кира не знает. Но продолжает терпеть, когда дергает на себя дверцу с разбитым стеклом, неаккуратно заклеенным изолентой, найденной в пыльном углу шкафа, слыша, как звенит колокольчик над головой. И бредет к барной стойке, чтобы найти любимое дело, ради которого сможет просыпаться по утрам. — Тебе как обычно? — спрашивают у той, что сидит к Кире спиной. А та сгорблена, локти лежат на столе, пока она подпирает ладонью щеку, хлопая глазами. И даже без той ночной темноты Кира узнает в ней Крис. Такую же пьяную, как и в тот день, успевшую надраться непонятно когда, где и с кем. Крис выглядит так, словно живет здесь уже пару лет. Кира никогда не узнает, что Крис рассказывает бармену одну и ту же историю каждый божий раз о том, как не смогла спасти человека от самоубийства, а Крис в свою очередь никогда не узнает о том, почему Кира в тот день хотела покончить со всем раз и навсегда, наблюдая, как горят сожженые мосты. Им и не нужно говорить об этом, но, когда Кира присаживается рядом и просит налить ей то же, что плещется в стакане у Крис, та наконец медленно поворачивает голову, сверля взглядом. Щурится слегка, прежде чем приподнять уголок губы в подобии ухмылки и покачать головой неверяще, но словно и без капли сомнений. — Думала, ты спрыгнула, — а на руке резинка Кирина всё ещё болтается, грея окоченевшее запястье. В глазах пустота вселенская и ни крупицы радости, что Кира всё же этого не сделала. Безразлично. Как и тогда. — Пришла вернуть свою пачку, — копируя это равнодушие, пожимает плечами Кира. — Покурим?