Бар «1839»

Бар «1839» работал всего двенадцать дней в году. Сюда редко пробирались неосведомлённые о правилах посещения: заведение было трудно найти, а ещё тяжелее — запомнить. В нём не было ничего необычного, и нестабильно мигающая неоновая вывеска над железной дверью лишь подтверждала этот факт. Никто никогда не захочет провести вечер в забегаловке, которая не внушала никакого доверия даже снаружи. Но, как это обычно бывает, у каждого правила есть своё исключение. Фрэнк не знал, на что потратить остаток вечера. Фильм, на который его затянул приятель со старой работы, оказался ужасно скучным, настолько скучным, что к середине второго акта Фрэнк успел зевнуть двенадцать раз. После сеанса они спешно попрощались и неловко разошлись, но это не особенно расстроило — так обычно и бывает у людей, которым больше нечего друг другу сказать. Вечер медленно обращался ночью: жёлтый свет фонарей разлился по тротуарам, работники кофеен уже переворачивали табличку на двери недружелюбной стороной "закрыто", а люди спешили спрятаться в своих четырёх стенах до нового дня. Фрэнк не хотел идти домой. Это была всего лишь маленькая квартира, на которую ему едва хватало средств, неуютное и холодное место, в которое нет желания возвращаться. Хотелось совершить что-нибудь импульсивное и запоминающееся, словно ему снова семнадцать, но годы сделали своё дело: разум быстро откинул эту идею завершения вечера. Вердикт был вынесен: выпить пива и лечь спать, чтобы день поскорее кончился. Раньше так заканчивалась каждая пятница, но Фрэнк больше не мог позволить себе такую роскошь. Чтобы добраться до маленького круглосуточного магазинчика с дешёвым алкоголем, нужно дойти до перекрёстка и свернуть за угол, где находится цветочная лавка. Останется только пройти через арку, и квест будет выполнен. В правом наушнике перекатывался пост-панк, левое ухо слушало шум улицы. Район был не из лучших, так что поздно вечером и ночью на улицу выходили единицы. Неспешно прогуливаться по опустевшему городу, дыша полной грудью, было слишком хорошо. Фрэнк едва сдерживал слезы и переходил дорогу чисто автоматически, даже не думая оглядываться по сторонам. В воздухе ещё не было сладкого запаха земли, но Фрэнк чувствовал, как лето ускользает. — Кем ты хочешь быть после школы? — пушистые волосы щекотали нежную кожу на шее. — Нам выпускаться в этом году. Солнце пробиралось через зелёную листву, образуя на лицах мозаику из света и тени. Фрэнк смотрел вверх и легко улыбался. Они лежали, обнявшись, на сырой после ночного ливня траве. Это походило на сладкий предрассветный сон. — Без понятия, — Фрэнк усмехнулся, — свалю из этой дыры в Калифорнию и стану легендой рока! Вместе с тобой, разумеется. Джерард поцеловал его в щеку: — Ты безнадёжный придурок, — он нежно убрал чужую руку с талии и лёг на него, чтобы у Фрэнка не было возможности отвести взгляд, — но очень романтичный, этого не отнять. Джерард настойчиво нырял в тёмные глаза, будто желая быть поглощенным бурными водами. Наконец, не сдержавшись, он прикоснулся кончиком своего носа и кончику носа Фрэнка и прошептал: — Ну же. Давай, действуй. Мы сегодня ещё ни разу не... Фрэнк притянул Джерарда к себе, чуть сжимая волосы, чтобы бесцеремонно сплестись языками и страстно кусаться. После их поцелуев у Фрэнка всегда слегка покалывали губы, и это было замечательно — знать, что совсем рядом живёт человек, заставляющий тебя сгорать от желания. Фрэнк уже свернул в арку, и, оказавшись на финишной прямой, выключил музыку, но внезапно осознание окатило его ледяной водой: что-то не так. Старые малоэтажные дома окраины Ньюарка было легко спутать друг с другом, но Фрэнк просто не мог заблудиться. Он знал это место от расположения всех граффити до каждого кирпичика: слишком уж часто ему доводилось заглядывать в скромную лавку старого тайца. За аркой должен быть небольшой двор, в котором есть одно старое дерево и скрипящая качель, жутко вскрикивающая при каждом дуновении ветра. Напротив расположено небольшое подвальное помещение, в котором и находится магазин. В этот раз Фрэнк не нашёл ни лавки, ни дворика, хотя точно знал, что не мог ошибиться. Пришлось обойти эти несколько домов два раза, чтобы точно убедиться — никакого магазина и никаких качелей здесь нет. Здания были серыми и старыми, лишь жёлтый свет в их маленьких окошках немного улучшал видимость в темноте августовского вечера, потому что фонари не могли дотянуться до этой унылой подворотни. Возможно, Фрэнку стоит, наконец, перестать пить алкоголь по утрам. Дезориентацией в пространстве он никогда не страдал, и сегодняшний случай сбил его с толку и заставил усомниться в надёжности собственной памяти. Как это вообще могло произойти? Арка точно была левой? Да не может быть, чтобы она была правой. Даже тот зелёный рекламный постер с собакой на стене внутри прохода точно такой же, как и раньше. Фрэнк уже отвлёкся на телефон, чтобы вернуть музыку в уши и забыть о досадной нелепице, когда завернул в арку, которая выводит на проспект. Фрэнк резко остановился. По правой руке разлилось голубое свечение. Он почти списал это на свечение экрана, но всё-таки посмотрел вправо, откуда оно теоритически могло исходить. Фрэнк не поверил своим глазам. В арке, прямо напротив зелёного постера, о котором он думал пару минут назад, была старая железная дверь, а над ней — вывеска. — Что за убогое название? — недовольно пробормотал Фрэнк, покосившись на неоновую вывеску «1839», и начал быстро подниматься по неопрятной бетонной лестнице. — Почему я не запомнил это дерьмо? Он с силой распахнул бордовую дверь и споткнулся о небольшую ступеньку, одну из таких коварных ступенек, которую трудно заметить с первого раза. — Осторожно! — поздно предупредил его кто-то слева. Фрэнку удалось устоять на ногах, но кровь всё ещё громко стучала в висках. Такой адреналин заставил его забыть то, что он хотел спросить изначально: «Когда вы вообще успели открыться? Я был здесь неделю назад и не видел никакой ублюдской двери!» Когда Фрэнк выпрямился и заинтересовано огляделся по сторонам, ребёнок в квадратных очках воскликнул: — Приветствуем в нашем заведении! — худой и улыбчивый мальчишка взволновано вглядывался в лицо посетителя, который переступил порог непримечательной забегаловки. — Ты здесь впервые? Светящиеся от радости глаза за стёклами очков смотрели так дружелюбно, что устоять было невозможно: — Ага! Вы, ребята, далеко забрались! Если бы не перепутал поворот, никогда бы не зашёл сюда, — Фрэнк списал исчезновение дворике с магазином на собственное помешательство и решил быть вежливым. Может быть, вечер в баре будет интереснее, чем одинокое пьянство в маленькой спальне. — Но ты всë-таки здесь, правда? — ребëнок звонко засмеялся. — Новые гости так редко к нам заглядывают! Как тебя зовут? Подумав немного, мужчина ответил: — Я Фрэнк. И ты что? Помнишь каждого гостя? В жизни не поверю. — Помню конечно! Я здесь каждого человека знаю, — он обвёл рукой весь зал, — брат мне про всех рассказывает. Пошли за мной, я тебе нашего бармена покажу! Он будет так рад, а когда он рад, он даёт мне мармеладных мишек. Ну, чего ты застыл? Фрэнк заметил, что люди вокруг смотрят на него с интересом. Рассматривают татуировки, впиваются взглядом в футболку «New Jersey Devils», указывают пальцами на потертые джинсы. — Чего они так уставились? — недовольно пробурчал он, когда мальчик очень быстро бежал по залу, огибая людей. — Я настолько отстал от моды? — Не обращай внимания, ты просто.., — казалось, он подбирал слова, — футболка у тебя крутая! Мальчик успел дотянуть его до конца зала, прямо к барной стойкой, за которой сейчас никто не сидел. Фрэнк не успел бросить неловкие слова благодарности, когда низкий и тягучий голос спросил: — Что предпочитаете? — кудрявый бармен в гавайской рубашке быстро тряс шейкер для коктейлей. — Удиви меня, чувак, — Фрэнк нервно крутил часы на запястье, тряс ногой и рассматривал бутылки в стеклянном шкафу за спиной бармена. Половину названий алкоголя он никогда даже не слышал, а остальная была слишком дорогой, чтобы он имел возможность её попробовать. Закончив коктейль, мужчина аккуратно перелил содержимое в фиолетовую кружку с маленькими котами и залпом осушил её. Он скорчил недовольное лицо, выражая явную неудовлетворенность своей работой. — Я внизу буду, ладно? — мальчик широко улыбнулся, и Фрэнк подметил, что видел когда-то точно такую же улыбку. Но этот образ рассеивался, словно одно из детских воспоминаний, которое, как ни старайся, никогда не получится восстановить до конца.— И мармеладки! Он требовательно протянул свою ладонь к стойке. Бармен как ни в чëм ни бывало налил какой-то синий напиток в шейкер и принялся копаться где-то внизу. — Ты обещал! — мальчик показательно надул губы. — Ты наказан, — мужчина поднялся, сжимая в руке лимон. — Уже два месяца прошло! Мне что, до сентября теперь ждать? Я же извинился! — А твои слова обратно не вернулись, — он сильно сжал фрукт, чтобы его сок попал в будущий коктейль, и, закончив, повернулся к посетителю лицом. — Саймон к нам больше не заходит, а я остаюсь без "Адвоката". Произнося последнее предложение, бармен внимательно смотрел на Фрэнка. Он ещё немного побегал глазами по новому гостю и сказал серьёзно, не отрывая свой взгляд от тёмно-коричневых глаз напротив: — Он принëс что-нибудь? — Рэй, просто подойти к нему поближе! — он замолчал, и, не дождавшись реакции, добавил чуть тише: — Просто приблизься. Рэй остался настроен скептически, но всё-таки наклонился через стойку и приблизился к Фрэнку настолько, что их носы почти соприкоснулись. Запах какого-то цветка почти задушил его, когда бармен наконец отстранился. — Да, ты прав, — бармен открыл какой-то ящичек и кинул мальчику пачку мармелада, — с братом поделись! — Рэй, ты — самый лучший! — он снова расплылся в странно-знакомой улыбке и убежал к двери с табличкой «только для персонала». Фрэнк с интересом наблюдал за разыгравшейся перед ним сценкой. Он всё ещё обдумывал услышанное, когда перед ним поставили синий коктейль с маленьким розовым зонтиком и долькой лимона. — «Утопление». Один из наших фирменных, — бармен уставился на гостя с любопытством. — Миленько, — Фрэнк покрутил стакан в руках и отпил немного через зелёную трубочку. — Так ты Рэй, да? Я Фрэнк. Он протянул свою руку для мужского дружеского рукопожатия, но Рэй и не подумал отвечать взаимностью. Вместо этого он повернул голову чуть вбок. — «Hallo..». А дальше что? — Что? — сначала Фрэнк не понял. — На пальцах. Что на второй руке? Фрэнк почувствовал себя законченным идиотом, но виду не подал, как и обычно в подобных ситуациях. — Там «... ween», — он сжал обе руки и показал Рэю. Я родился в Хеллоуин, поэтому такая надпись. — И какого это — быть рождённым в канун дня всех святых? — Офигенно. Особенно в детстве, когда можно одеться монстром и получить приставку и гору сладостей в один день. — Ну и где он? — Боб уже устал сидеть на корточках. Середина осени выдалась холодной и ветренной, так что сидеть в кустах в лёгком костюме было не самым приятным занятием. — Должен уже сейчас подойти, — Фрэнк нервно хлопнул крышкой телефона и положил его в карман разноцветных широких штанов. Левая рука крепко сжимала иммитацию топора, которою они с Бобом делали три дня, одолжив инструменты отца Брайера. В жизни было заметно, что лезвие — всего лишь покрытое серебренной краской дерево, но на фотографиях смотрелся как настоящий. Джерард точно не сразу распознает этот муляж, на улице уже царила фиолетовая октябрьская ночь. — Мы договаривались на... — Тихо! Вон он! — Боб резко дёрнул Фрэнка вниз, чтобы он приник к земле и красный клоунский парик не выдавал его. — Насчёт три. Раз, два... три! Рэй и Фрэнк неуклюже поднялись из грязи и выбежали на узкую тропинку, по которой шёл Джерард. — Готовься к смерти! — хрипло выкрикнул Фрэнк, замахнувшись топором. Он был слишком занят, стараясь принять устрашающую позу, так что не сразу понял, что в ушах стоит звонкий смех. — Где вы эти костюмы откопали? — смог выдохнуть Джерард, задыхаясь от смеха. — Похожи на пижамы моей бабушки! Только сейчас Фрэнк заметил, что его красный клоунский парик упал на землю и теперь лежит рядом с Бобом, который, видимо, поскользнулся и упал лицом в грязь. Белый грим размазался и превратился в месиво. Джерард только-только перевёл дыхание и наклонился. Боб уже с надеждой протянул руку, чтобы ему помогли подняться, но тонкая кисть ловко увернулась и подняла парик с земли, вернув на прежнее место. Пока Фрэнк поправлял его, Джерард приблизился к нему слишком близко. Он говорил в самое ухо, так что Фрэнк ощущал его тёплое дыхание: — Ты дурак такой, — он улыбнулся, — люблю тебя. — По правилам нашего бара, — Рэй обвёл руками помещение, — гости должны приносить бутылку алкоголя с собой в качестве платы за посещение. Фрэнк взглотнул. Что за бред? Это место находится в подворотне Ньюарка, какая, к чёрту, плата за посещение? — Ты, — бармен указал на Фрэнка пальцем, — пришёл с пустыми руками. Но раз ты здесь впервые, я попрошу тебя отплатить мне иначе. Я задам три вопроса. Замëтано? — Зачем тебе это? — Фрэнк потягивал коктейль маленькими глотками, как будто никак не мог понять, нравится ему или нет. Вкус был ягодным, с лёгкой кислинкой. Фрэнк давно уже не пил ничего интереснее пива, так что коктейль показался ему слишком ярким. — Я писатель. Собираю информацию о людях, чтобы потом хорошо прописать персонажей. Они так, ну, как-то более человечными выходят, что ли. — Как приятно общаться с человеком искусства, — Фрэнк сделал большой глоток. — Хорошо, я помогу. Тогда... Коктейль бесплатно? Он мило похлопал ресницами, вспомнив, как весело было соблазнять мужчин в клубах. Всего лишь обтягивающая футболка, нужный взгляд и облизывание губ, и глупец, готовый тратить деньги, попадается в сети. — Не-а, — у Рэя ни один мускул на лице не дрогнул. — Ты всë равно заплатишь мне. Фрэнк уже почти признался в пустом кошельке, когда бармен добавил: — Своими историями. Ты мне помогаешь, а я наливаю тебе лучшее из нашего меню. — Выгодная сделка, — Фрэнк усмехнулся, — ну, давай уже. Мне самому уже интересно. — Какая твоя главная мечта? Не слетать в Париж или много зарабатывать, это слишком банально. Что-нибудь... — Невероятное? — Да, невероятное. Вылетело из головы. Фрэнк задумался. Он уже слишком давно не обнажал внутренний мир даже перед старыми друзьями, что уж говорить о незнакомцах, так что решил отделаться безобидным желанием из пьянящей юности: — Всегда хотел быть известным гитаристом. Оставить свой след в музыке, написать крутой альбом, всё такое. Туры по Европе, приглашения в вечерние шоу, вся эта херня. — Забавно, — снисходительно пробормотал Рэй, — что ты делаешь для её осуществления? — Да ничего, в общем-то. Это только мечты, да, как раз что-то невероятное. Даже невозможное. — Почему? — Рэй достал какой-то блокнот из заднего кармана брюк, и быстро сделал пару заметок карандашом. Фрэнк вошёл во вкус: коктейль был по-настоящему хорош. Тело начало медленно расслабляться, а глаза — затуманиваться. — Потому что я — неудачник. Группы мои всегда разваливались. Все, в которых я играл, понимаешь? Каждая. Мы только с одной альбом записали, но он дерьмовым вышел. — Как называется? — Не-а, даже не надейся, — Фрэнк покрутил розовой зонтик на своëм коктейле, — короче, ничего у меня не вышло. Теперь просто работаю в офисе. Ну, работал. Мечты — это все лишь мечты. Фрэнк стал одним из множества неудачников, которые сбежали из своих провинций, чтобы добиться признания в большом городе, но потерпели поражение. В этой игре тяжело выиграть, и Фрэнк не хотел пробовать снова и снова. Жизнь простого человека с обычной работой не так плоха, как думают подростки. Возможно, он просто смирился с тем, что никогда не станет частью чего-то большего, чем он сам. Да, сейчас уже поздно пытаться осуществить грëзы о сцене, но разве если желаемого невозможно достичь, люди перестают мечтать? — Угу, — хмыкнул Рэй, дописывая последнее слово. — Расскажи мне о своём самом ярком воспоминании. Снег всë падал и падал, словно бесконечный пух из подушки бога, устилая площадь. Фрэнк вглядывался в тёмно-синие декабрьское небо, слушал шум от толп гуляющей молодёжи и шуршание подарочных упаковок, видел большую ель в центре и чувствовал аромат глинтвейна. «Я как идиот смотрюсь в этом огромном шарфе», — мрачно думал Фрэнк, бегая глазами по лицам и шапкам, надеясь увидеть в толпе любимое лицо. Поехать в Джерси-Сити пришлось порозень: родителям Фрэнка не нравился Джерард, так что ему пришлось сказать, что собирается отмечать Рождество с Бобом и не вернётся до утра. Бобу можно было доверить жизнь неуклюжего рассеянного сына, он не раз вытаскивал Фрэнка из передряг, и родители знали об этом. Джерард же просто соврал, что едет на Рождественскую службу: выбрал вариант, который не мог не сработать. — Ну что? Пошли уже, — Фрэнк ощутил, как рука опустилась на плечо, а лицо обдало чужим теплом. Джерард быстро поцеловал его в щеку и схватил за руку, — до концерта не так много времени, а мне ещë нужно переодеться, не тормози! В обшарпанном туалете с треснувшим зеркалом Фрэнк уже вторую минуту не переставал мыть руки. В куртке было жарко, шарф ужасно раздражал, а мысли путались. Парень с розовыми волосами рядом с ним красил ресницы. — Как тебе? Посмотри! Мне кажется, я — король вечеринки! — Джерард за его спиной появился слишком быстро. Фрэнк оттягивал момент, когда придётся обернуться. Он просто не готов. Сердце искрилось, как бенгальский огонёк, который вот-вот навсегда истлеет. Джерард был в юбке выше колен. Он был в красной клетчатой юбке, колготках в сетку и конверсах. Дрожь пробежала по позвоничку и ударила прямо в голову. — Что? Слишком развратно, да? — он прикусил нижнюю губу своими маленькими острыми зубами. — Знаю ведь, что тебе нравится. Скажи? Фрэнк ещё целую секунду смотрел в наглые глаза напротив, и, не в силах контролировать взрыв в сердце, притянул Джерарда к себе, целуя грубо и страстно, словно это был последний раз, словно времени больше не осталось. Концерт гремел. Цветные лучи прожекторов переливались и окрашивали кожу в зелёный и голубой, слов было не разобрать, гитарист не попадал в ноты, но это было совсем не так важно, как держаться за руку и подпрыгивать вместе с толпой, крича и наслаждаясь сладким вкусом жизни. Фрэнк не мог оторвать глаз от мягкости и огня, любви и бунта, смешавшихся в одном человеке. Это и есть их маленькое рождественское чудо — танцевать под неизвестную группу в самую волшебную ночь в году, не боясь быть пойманными с поличным. — Знаешь, Фрэнк, я думаю, Бог всë-таки есть. Если он и правда там, он... Он хочет, чтобы я был счастливым, — Джерард и не думал одеваться. Потрëпанное одеяло дешёвого отеля едва прикрывало его ниже пояса. Фрэнк даже об этом не позаботился и сидел на кровати нагим, растягивая единственную оставшуюся в пачке сигарету. Улицы постепенно становились приглушеннее и сонливее, а снегопад только усиливался. — Почему ты так уверен? Возможно, он пытается сжить тебя со свету, а? Это куда больше на правду походит, — Фрэнк откинул с глаз прядь слишком сильно отросших волос. — Если смогу преодолеть испытания... — А что, если нет никакого Бога? Что, если твои родственники — обыкновенные мрази, и ничего тут не поделаешь? Что, если никакого счастливого конца не будет? Джерард отпил вино прямо из горлышка, а потом просто замолчал. Снежинка затушила сигарету до того, как Фрэнк успел добраться до кнопки. Чертыхнувшись, он сполз обратно на свою подушку и закрыл окно. — Я верю, что смогу справиться, — тихо прошептал Джерард, когда Фрэнк обнял его со спины и уткнулся носом в волосы. — Моя поездка с женой в Италию, — бармен поставил перед ним новый коктейль. Жёлтый и с листиком мяты на поверхности напиток пах чём-то терпким. — Этот называется «Самоубийство». И что, больше ничего не скажешь? Это же, чëрт тебя дери, самое яркое твоё воспоминание! Неужели одно предложение — это всё? — Крутые у вас названия, гениальный маркетинговый ход, — протянул Фрэнк перед тем, как осушить половину стакана за раз. — Ну, женщина моя в канал упала. Вина перепила. Я поплыл её вытаскивать. Потом смеялись, конечно, но в моменте было страшно. Рэй недоверчиво повёл бровью, протирая стакан после «Утопления». Он продолжал смотреть, так что Фрэнк с нежеланием бросил: — Мы год назад развелись, да. Она себе подостойнее мужа нашла. — Что-то непохоже, что ты расстроен из-за этого. Это её вина была? — Да никто здесь не виноват, чувак, — тон голоса Фрэнка стал чуть выше, в нём проскакивали визгливые нотки, — просто чувства прошли. У обоих, да. Да, мне всё равно. Ушла и ушла, никаких проблем. Фрэнк допил коктейль двумя большими глотками, замолчав и уставившись на свои руки. — Знаешь, сперва я хотел задать другой вопрос, но теперь я уверен, что этот подходит лучше. Ты когда-нибудь любил? — увидев, как Фрэнк собирается открыть рот, Рэй посмешил его перебить. — По-настоящему. Чтобы рëбра ломило и сердце сжималось. — Ты послан мне небесами, я знаю. Ты — самое лучшее, что случалось со мной. Я всегда буду любить тебя, Фрэнк. — Знаешь, наверное, — он обдумывал ответ, — не довелось. Перед ним появился последний коктейль — красный с чёрными прожилками и двумя ягодами на шпажке. — «Инсульт». С ромом, — Рэй улыбнулся на одну сторону лица. Глаза его странно блестели в мягком свете жёлтых ламп. Фрэнк натянуто хихикнул и приник к трубочке. Он больше не говорил, а бармен ни о чем его не спрашивал. Осталась лишь одна загадка, ответ на которую Рэй всё ещё не узнал. — Кажется, у тебя, мужик, новый этап в жизни! Снова быть холостяком не так уж и плохо, — Рэй протирал один и тот же стакан уже минуты две, даже не глядя на стекло в руке. Сообразив, что пора бы вернуть его на место, Рэй быстро наклонился и поставил его где-то внизу, задев другие бокалы и спровоцировав слабый звон стекла. — Что ты будешь делать дальше, Фрэнк? — Ха! — смешок Фрэнка был искренним и немного грустным. — Это была финишная прямая, чувак. Метастазы в печени и ещё черт их знает где! Надеюсь, я хотя бы до своего тридцатого дня рождения доживу. Если бы мне пару лет назад сказали, что я каждый день буду колоть морфий, я бы поржал. Жизнь та ещё сука, да? — У тебя совсем нет шансов? — вопрос куда больше походил на утверждение. Это было настолько бесцеремонно, что Фрэнк завис перед тем, как нож вонзился в сердце. Он не смог сдерживать глубокий вздох, вырвавшийся из груди. — Нет, — ком встал поперёк горла, виски заныли, — они пожелали мне провести последние дни хорошо, так что... да. Даже на это не способен. Фрэнк попытался выдавить смешок, но больше этот звук походил на всхлип. Он едва мог контролировать себя сейчас, поэтому старался дышать глубже и не смотреть в холодные глаза бармена слишком пристально. — Вот почему ты смог сюда попасть, — Рэй сразу же стал говорить быстрее и оживленнее, его тон голоса резко подскочил вверх, — обычные люди ни за что этот бар не найдут, а даже если и найдут, пройдут мимо и больше не вспомнят. Но ты... ты правда отличаешься от всех нас. — Что? — звук получился приглушённым и задушенным. — Ты издеваешься сейчас? — Я абсолютно серьëзен, — он отодвинул часть густой шевелюры со лба. У Рэя была дыра в черепе. Небольшая и круглая, как будто совсем свежая, но уже не кровоточащая. — Ты живой, Фрэнк. Жизнь всё ещё теплится, но ты уже совсем близок к..., — Рэй подбирал слова, — таким, как я. Пограничник. Я раньше никогда не сталкивался... — Розыгрыш такой? Очень смешно. Ты опоздал немного, упс, — лицо Фрэнка совершенно ничего не выражало, — минут двадцать назад я заметил у дамочек в углу дыры на животе и поддельные кишки. Ваш карнавал меня не впечатляет. — Я так себе рассказчик, — Рэй вздохнул, — сейчас хозяина позову, у него... талант болтать. Майки! Он жестом позвал паренька, который встретил Фрэнка на входе. Тот быстро послушался и подбежал к стойке, готовый выполнять поручение. — Вы уже съели конфеты, которые я дал? — Да, но Джерард съел больше. Я хочу ещё одну пачку, — он ухмыльнулся, — в качестве компенсации. Имя брата Майки словно полоснуло по сердцу Фрэнка, разбудив старые воспоминания с ещё большей силой. Жизнь не похожа на романтические фильмы о вечной люблю, и со временнм боль притупляется, а голос, что раньше вызывал безграничное счастье, стирается из памяти. Однако если утихшее чувство вновь потревожить, никто не знает, сможет ли человек сдержать порыв своей души. — Хорошо, я даю тебе пачку, а ты заставляешь Джерарда выползти наружу. Он точно захочет на это посмотреть. — В сахаре. Я хочу мармеладки в сахаре. Это трудное задание! — он мило улыбнулся и похлопал ресницами, чтобы его план точно сработал. — Что... О чëм вы? — Фрэнк уже почти разозлился. Кому-то кажется забавным, что он скоро умрёт? Настроение и так было скверным, но сейчас оно окончательно испортилось. Он уже вставал со стула с желанием хлопнуть дверью этого поганого бара, когда его остановил пронзительный крик мальчишки в очках: — Гвен, Юрий, закройте дверь! Он не должен выходить из бара! — Что за ху.., — пробормотал Фрэнк уже у самой двери. Он не успел совсем немного — двое прижали её своими спинами, перекрывая выход из этого отвратительного места. — Выпустите меня! — Прости, парень, — просипел тучный мужчина, — я выполняю указание брата начальника. — Фрэнк, да? — спросила высокая тощая девушка. Фрэнк легко кивнул, а потом случайно заметил, что у девушке вместо правого глаза и половины черепа глубокая дыра, покрытая засохшей кровью. Он отшатнулся в сторону. Слова застряли в горле, а ноги едва держали своего владельца в вертикальном положении. — Блять! Что здесь такое? Почему вы.., — Фрэнку пришлось оборвать свой испуганный крик, потому что он услышал знакомый голос за своей спиной. — Это невежливо, Фрэнк. Она же девушка! Прояви уважение, — голос остался таким же, как тогда, двенадцать лет назад. Приятный и мягкий, но мужественный и настойчивый. Он произносил фразы таким знакомым саркастичным тоном, по которому даже не смотря на лицо можно было точно сказать: говорящий улыбается. — Бред! — возможно, ему просто показалось. Возможно, ему сейчас снится идиотский сон. Возможно, он слишком пьян. Возможно... — Это... И правда ты? — Фрэнк не узнал звук собственного голоса. — Давненько не встречались! А ты всё такой же панк. Подожди-подожди, поверни голову. Нет, в другую сторону, ага, так. Это что, тату по моему эскизу? Фрэнк просто смотрел на него. И не важно, что сейчас в зале бара множество женщин, мужчин и детей — для него теперь существовал лишь всё такой же юный парень в фиолетовой футболке, узких джинсах и конверсах. Кожа облезла из-за ожогов, и теперь его правую часть лица покрывало жуткое красное пятно. — Ты.., — Фрэнк не мог отвести взгляд, как будто если он отвернется, Джерард исчезнет навсегда. — И я рад встречи, — он широко улыбнулся, — ты уже стал звездой, как мы договаривались? Ты обещал! — Джи, это же тот Фрэнк, с которым ты дружил, да? — парнишка в очках ткнул Джерарда указательным пальцем. — Ага, — он ухмыльнулся на слове "дружил", — он ещё тебя газировкой поил. — Стоп, ты... Майкс? — Фрэнк не смог вспомнить брата Джерарда сразу, потому что видел его всего лишь два раза. Один раз — в ночь, когда родители Джерарда уехали, и они втроём ели пиццу и смотрели фильмы до утра, а второй — на похоронах, в небольшом гробу. — Ага! Я тебя сразу узнал. А Джерард мне не поверил! — Майки, — голос Рэя был лишён эмоций, но понять, чего он хочет, было легко. Рэй и Майки пошли к барной стойке, чтобы обслужить запоздалых посетителей, а Фрэнк и Джерард пошли в комнату для отдыха, которую скрывала дверь «только для персонала». — Майки здесь прохлаждается, — Джерард развалился на огромном сиреневом диване, — и в приставку играет. Ну, пусть. У него всего один день в месяц, чтобы побыть нормальным ребёнком. — Я ведь, знаешь, так и не смог стать рок-звездой, — Фрэнк ощущал себя банкой, содержимое которой выпили до дна. — Не хочу знать ничего об этих придурках! Для меня ты навсегда рок-звезда, — он показал пальцами сердечко. Фрэнк никогда не забудет, как закрытый гроб Джерарда медленно опускали в землю. Он не должен был быть на этих похоронах, ведь родители любви всей его жизни терпеть не могли мальчика-панка, разрушающего их христианскую идиллию. Это так страшно — понимать, что ты больше никогда не сможешь сказать самые важные слова, уже не сможешь ничего исправить. — Фрэнк.., — уголки губ Джерарда окончательно уехали вниз. Кожа вокруг его носа облезла, а верхняя губа почернела. — Я не в обиде на тебя. Так, не перебивай! Ты не знал, что эта сволочь задумала, ладно? Я знаю, что ты любил меня. — Я.., — Фрэнк шумно вглотнул и набрал в грудь побольше воздуха, — я всё ещё... люблю тебя. Если бы мы сбежали тогда... — Столько лет прошло, — Джерард как будто бы и не удивился, — а ты всё тот же. Юность Фрэнка пронеслась, словно облака по весеннему небу в ветренный день. Сияние розовых блёсток на щеках, вечеринки до утра и тоскливые будни на учёбе остались приятным воспоминанием о молодости. В то время Фрэнк был особенно нежен, так, как никогда после, доверчив и глуп, но искренен. Один промозглый осенний день осталсь рубцом на душе, который болел во время морозов и напоминал о том, как ценно время. — Фрэнк, прошу, давай уедем отсюда. Это небезопасно, они убьют нас, они убьют меня, ты понимаешь? Мы больше не можем ждать. Время пришло. Они сидели на школьном стадионе, на самой верхней трибуне, согревая руки друг друга. — Не-а. Ты преувеличиваешь. До нас никому нет дела, ну серьёзно. Им плевать, никто даже не знает, что мы пара. Думать могут что угодно, доказательств нет, а значит... — С чего ты взял, что отсутствие доказательств помешает им расправиться с нами? Сплетни, слухи, люди им верят легко, оправдаться не получится. Нам нужно уезжать. — Куда мы поедем? И на что? Что мы будем в Нью-Йорке делать? Милостыню просить? Ты спятил, я серьёзно. Ноябрьский вечер кусал щеки и пытался раздробить зубы, дëргал за волосы и выл, стараясь докричаться до юноши с ирокезом, что у него почти не осталось времени, но все её попытки были тщетны. Фрэнк проводил Джерарда до угла, перед этим оставив лёгкий поцелуй на его губах. Он ещё долго смотрел, как тонкая фигура удаляется к большому трехэтажному дому. Возможно, Фрэнк предчувствовал, что это была их последняя встреча, но значения этому не придал. Ему ведь могло просто показаться, правда? Джерард умер в тот же вечер. Сгорел в очищающем огне праведного гнева отживших своё стариков. Пламя пожирало его жизнь, а Фрэнк просто смотрел. Весь городок сбежался, чтобы узреть представление. Пожарные приехали слишком поздно — младший сын Уэев умер, задохнувшись дымом, а Джерард мучительно обгорал, пока болевой шок не отобрал его жизнь. Он не стал убегать из дома без Майки, пытаясь спасти его, но у него ничего не вышло. В ушах стоял звон. — Я тебе не говорил никогда. И, вроде бы, никто так и не узнал, — его потрескавшиеся обоженные губы застыли в полуулыбке, — меня убил дядя. Эта мразь даже не позаботилась, чтобы я был один в доме! Нет ничего чудовищнее убийства ребёнка, Фрэнк. Зачем он убил Майки, Фрэнк, он-то в чëм был виноват? — Подожди... Дядя? Дядя Томми? — Ага, он самый. Подонок, — Джерард фыркнул. — Он меня никогда не любил. Из-за длинных волос и прочего, ну, да, ты помнишь наверное. Я просто примерил мамино платье, понимаешь? Оно было такое розовое, с широкими рукавами и корсетом. Даже на улицу не выходил! Но он случайно заметил это, и сказал, что так этого не оставит. Он убил меня из-за платья, понимаешь, да? Они ведь даже не знали, что мы пара, к счастью, а то он бы и до тебя добрался. — Мне... — Жаль, я знаю, вам всем всегда жаль. Жду с нетерпением, когда этот говнюк кони двинет. Обещаю ему тёплый приём, — он протянул это старым, давно забытым голосом типичного антагониста из фильмов про супергероев, который Джерард использовал для лучшего выражения своих злодейских намерений. — И тебя я тоже жду. У нас не так скучно, как может показаться. — Стой, я не.., — Фрэнку казалось полным абсурдом то, что он собирается спросить. — После смерти ты... попал.. в ад? Джерард громко и искренне засмеялся: — Не-а! Всё совсем не так, как в тех старых книжках, которые нас заставляли читать. Ты.., — Джерард запнулся, — узнаешь, когда умрёшь. Смерть всегда пугала Фрэнка, но она казалась ему чём-то далёким, чем-то, что случится не скоро или не случится вовсе. Можно и дальше продолжать работать с понедельника по пятницу, убивать выходные, нежиться под солнцем и смотреть на дождь из окна. У него же ещё много времени, правда? Но у жизни всегда есть свои планы. Когда он впервые увидел заключение врача с диагнозом, он сначала не поверил. Такого просто не могло случиться, да? Когда ты проводишь в больницах среди страдающих и умирающих все свои дни, ты с трудом осознаешь, что тоже превратился в человека, которому смерть дышит в затылок. Химиотерапии и вереницы врачей опустошали изнутри. Кажется, все вокруг понимали, что будущее Фрэнка предрешено, кроме его самого. — Значит, совсем скоро, — Фрэнк улыбнулся. — Ты... — Да, они так и не научились нормально лечить ëбанный рак. — Я слышал, что у тебя была жена, — Джерард старался говорить ровным голосом. — Ты что, ревнуешь? — Фрэнк так давно не произносил этого слова, что забыл, как оно ощущается на языке. — Я... не знаю, зачем я это сделал. Ну, женился в смысле. Мы были... хорошими друзьями, но очень плохими партнерами. Я никогда её не любил. Честно. — Я так и знал, — он хлопнул в ладоши два раза и резко вскочил с дивана, встав к Фрэнку почти вплотную. Его нога была в сантиметре от колена Фрэнка. Теперь Джерард мог смотреть сверху вниз. — Ты... боишься умирать, Фрэнк? — тихо прошептал он. — Очень, — таким же тихим голосом ответил Фрэнк. — Это совсем не больно, — ямочки образовывали трещины на обожëнных щеках, — словно на мягкую кровать падаешь, правда. В этот момент Джерард заметил, как Фрэнк приподнялся и потянулся к его руке. Они всегда держались за руки, когда наступало время сложного разговора. — Мы не можем касаться живых, Фрэнк. Прости, — он отошёл чуть назад, чтобы пальцы Фрэнка не могли достать его. — Прости. — И ты меня прости, — Фрэнк улыбнулся, — Прости. Фрэнк вышел из бара, улыбаясь своим мыслям и прокручивая в голове песни своей молодости. Джерард был единственным человеком, с которым он был готов болтать по телефону ночи на пролёт, единственным человеком, который понимал его в этом чëртовом городе, единственным, кем он по-настоящему дорожил. У Фрэнка было много партнёров, но ни с одним из них поцелуи и секс не были такими яркими. Ни о ком, кроме Джерарда, Фрэнк не думал по ночам. Люди пропали с улиц, свет в окнах погас. Фрэнк сбежал по ступеням бара и обернулся на название, чтобы найти его на картах дома и заглянуть опять завтра вечером. — Что за убогое название? Кто вообще называет бар «1839»? — Фрэнк не знал, куда внезапно исчезла лавка тайца, но он чувствовал себя вымотанным без всякой на то причины, так что решил просто пойти домой. — Сколько ему осталось? — Рэй уже запирал входную дверь кафе. — Дней пять, ну, может, неделя, не больше. Он всего лишь третий мой пограничник, так что я не могу сказать точно. От него слишком сильно пахнет лилиями, а аромат духов совсем слабый, заметил? Рэй пожал плечами и почесал нос подушечками пальцев. Он работает здесь уже в третий раз, но тонкости подмечать всё ещё не научился. Фрэнк был его первым пограничником, так что разговор вышел немного дерганным и бесцеремонным. Слишком уж давно он не контактировал живыми и успел забыть некоторые правила смертного мира. — Почему ты.., — вопрос сорвался с губ помимо воли Рэя. Джерард перебил его тоном, не терпящим возражений: — Потому что жизнь в ожидании смерти хуже самой смерти. Я хочу, чтобы последние дни его жизни не были настолько мрачными. Ему и так херово, — Джерард хмыкнул. Он чуть опустил ресницы и часто заморгал, смотря на опустевший зал. — Пока он ещё жив, мозг будет подавлять воспоминания об этом вечере. Но...скоро мы с ним снова увидимся. И тогда он всё вспомнит. Рэй был слишком консервативным, чтобы открыто посочувствовать мужчине в его любовных терзаниях, но достаточно вежлив, чтобы не показывать своë пренебрежение. Прошлое нелегального продавца оружия научило его осторожности рядом с людьми высокого ранга. Уже почти пробило полночь, и остатки посетителей потекли к небольшой двери, над которой висела зелёная сверкающая табличка «выход». — Счастливого пути! — крикнул Джерард. — Спасибо, что выбираете провести свой день среди живых в нашем баре! Приходите в сентябре, у нас теперь есть Jack Daniels! Рудольф, аплодирую вашей ловкости. — Та торговка не обрадовалась золотым монетам! В нынешнем веке люди очень уж присыщены. Ещё раз с днём смерти, мистер Уэй! — мужчина в синем мундире, пропитанном багровой кровью, первым вступил на широкую винтовую лестницу, держав спину ровно. За ним колонной последовали остальные солдаты, игравшие с ним в покер весь вечер. — Осушители нашего бара, — тихо проскрипел Рэй, придерживая дверь для гостей. Этим обычно занимался Майки, но сегодня Джерард отослал его домой, задобрив пачкой чипсов, которых он обожал при жизни. Знает ведь, куда давить. Девушки, попавшие в аварию после вечеринки, детишки, умершие от голода много столетий назад, парень, убивший себя из-за долгов — все они возвращались домой в приподнятом настроении. В мире мёртвых не так скучно, как может показаться, но такие встречи всё равно были большим и приятным событием. Сегодняшний день выдался даже лучше, чем предыдущая встреча, потому что все смогли насмотреться на пограничника. Все, кого мёртвые встречают на улице в мире живых, забывают о них, стоит им лишь отвернуться, так что Фрэнк стал настоящей сенсацией. Наконец, заведение опустело. Внутри жёлтых стен остались лишь хозяин и бармен. — Знаешь, Рэй, Бога и правда нет..,— Джерард запнулся, и, встряхнув головой, замолчал. Рэй не хотел вмешиваться и просто продолжил делать свою работу: мыл рюмки после попойки солдат, собирал осколки бокалов и фантики от конфет, которыми он делился с давно умершими сиротами. Джерард погиб двадцать первого ноября, так что он решил открывать своё заведение двадцать первого числа каждого месяца, чтобы праздновать своё избавление от страданий мира живых. — Я всегда хотел спросить, почему именно «1839»? — Рэй хотел спросить это шёпотом, но вышло слишком громко. Эхо отскочило от жёлтых стен. Джерард неторопливо запирал дверь для посетителей, поворачивая ключ сначала в верхнем замке, а затем в нижнем. Брелок с сердечком слегка звенел. — М? — кажется, Рэй только что выдернул Джерарда из вязких мыслей о прошлом. Подергав ручку несколько раз, он, наконец, убедился, что запер выход для гостей, и направился к двери «только для персонала». Рэй шёл за ним, осторожно ступая по короткой, но узкой и шаткой железной лестнице. Лампы освещали лишь коричневую коробку лифта. Словно выход в конце мрачного тунеля, он неудержимо манил к себе. Джерард никуда не спешил, так что Рэй послушно семенил следом, пытаясь шагать не так широко, как обычно. — То, как ты бар назвал, с чем это связано? — Рэй повторил свой вопрос. Он думал, что это год гибели какой-то важной для Джерарда личности, но свои предположения оставил при себе. — А, — выдохнул Джерард, улыбаясь так, словно ответ был очевиден, — это время моей смерти. Точное! А врачи думали, что я на десять минут дольше прожил. Придурки! Они уже дошли до потëртой кабины, на которую были приклеены наклейки с единорогами (дело рук Майки). Джерард нажал на маленькую кнопку вызова, и двери лифта перед ними медленно раздвинулись, обнажая пошарпанное рыжее нутро. — Знаешь, мне стоило догадаться. Это в твоём стиле. Лифт поехал вниз, а бар исчез, словно его и не было никогда, оставив после себя пустое покрытое плесенью помещение и вернув качели и поворот на их законное место.