he's just a kid

      айзеку всего шесть, когда отец впервые запирает его в душном холодильнике. он ничего непонимающий ребенок, который, как обычные дети, творит шалости. ему кажется, что это злая шутка, что отец, папа, так бы с ним не поступил, не оставил бы его. айзек тихо хнычет, надеясь увидеть, как крышка открывается, как отец просит у него прощения, говорит, что такое не повторится. однако ничего из этого не происходит.       айзек сидит один в узком морозильнике и кричит, умоляет сжалиться над ним.       отец говорит: «ты жалок».       маленький айзек слышит: «такое не повторится».       айзеку двенадцать и он обрабатывает мелкие порезы от стекла. отец разбил тарелку, когда услышал от мальчика, что он получил тройку за тест. айзек убирает осколки, а горькие слезы обиды застывают в глазах. он делает все, что говорит ему отец. он убирает разбитую посуду голыми руками и случайно наступает на неё босой ногой.       айзек молчит. он боится издать лишний звук, потому что это не страшно. да, больно, но не страшно.       потому что это не сравнится с тем ужасом, который бы ждал его в морозильнике.       отец криво улыбается своим поганым ртом.       айзек думает, что так и выглядят взаимодействия отца и сына. так у всех. все папы плохие. не только его.       айзек ведь не единственный, да?       айзеку четырнадцать, когда он впервые получает по лицу. он даже не помнит из-за чего разозлился отец. учеба? пришел домой на минуту позже? говорил с кем-то не тем? о чем-то проболтался? в чем-то солгал? а может все и сразу? мальчик искренне не понимает за что на этот раз его наказывают, но думает лишь одно: «заслужил».       в школе спрашивают: «откуда у тебя синяк на скуле?»       юный айзек отвечает: «упал с велика».       потому что нельзя говорить об отце плохо. потому что тогда дойдет до учителей, до школьного психолога, до директора. потому что отец будет очень зол.       а маленький айзек не хочет злить папу.       ему до дрожи в руках страшно снова прочувствовать всю изощренность наказаний.       у айзека во рту горечь, когда он видит стайлза и его отца. на языке раскатывается вкус разочарования, ведь стилински не бьет стайлза, а наоборот, обнимает.       отец никогда не обнимал айзека.       айзеку хочется выть от тошнотворного состояния. ему хочется разорвать небеса, пробраться к богу и врезать хорошенько по его старому лицу. избивать, пока оно не превратится в кровавое месиво. айзек хочет спросить, закричать во все горло: «за что? почему я?».       айзек хочет плакать и увидеть бога в кровавых соплях.       ему по-детски завидно, когда ноа треплет стайлза по волосам, а этот гиперактивный подросток не дергается, не боится.       айзек понимает, что это только его отец монстр и что происходящее – ненормально.       айзеку пятнадцать, когда он не может выйти из дома, потому что его внешний вид больше нельзя оправдать идиотским «упал». если и упал, то только духом. он лежит в своей постели, свернувшись калачиком, и обжигающие слезы бегут по щекам. ссадины щиплют, а тело содрогается в мелких судорогах, как бывает при истериках.       айзеку хочется прийти в церковь и спросить у пастера, если бог есть, то почему он заслужил все это. что он сделал непоправимо ужасное? где он облажался? как достучаться до господа? как начистить ему лицо? как заставить извиниться?       айзек не ждет ничего. он хочет услышать лишь: «прости меня».       но отец никогда не попросит прощения, а лишь замахнется и ударит снова.       маленький мальчик внутри него кричит, бьется об стенки сознания, ревет навзрыд и умоляет прекратить эти издевательства.       маленький айзек всё ещё боится быть запертым в морозильнике. ему больно, и он заставляет взрослого себя хватать ртом воздух, безвольно валяясь на пропитанной потом и кровью постели, словно рыба, выброшенная на солнечный берег калифорнии.       у айзека такие же большие и стеклянные глаза.       он обещает себе стать сильнее, сжимая в руках мокрую от слез подушку. он клянется себе: «я буду лучше». повторяет как мантру: «я не буду как свой отец». повторяет, пока слезы не перестают бесконтрольно литься из глаз, и они не закрываются.       айзеку всегда снятся кошмары. он привык к ним, как к ударам, разбитой посуде, хождению на цыпочках по дому и зависти. ему не привыкать, поэтому он принимает все как должное. он уверяет себя: «так и должно быть. такова моя жизнь».       бьют по правой щеке – подставляй левую.       он пишет в черновике по математике обо всем, что проживает каждый божий день. между примерами, задачами, формулами, уравнениями строки о том, как он устал. он пишет обрывками: «мне тяжело дышать», «мои ребра болят», «я провел ночь в морозильнике», «я сам виноват», «я опять облажался и разозлил отца».       «я хочу умереть»       чернила размываются от горьких слез. айзек часто плачет.       «я хочу домой»       но он не знает, что такое этот «дом». это то место, где тебе априори плохо или хорошо? айзек думает, что ещё немного и сойдет с ума.       айзек хочет к маме. он её не помнит, но считает, что хуже отца она быть не могла. нет никого, кто был бы хуже него.       айзек до крови кусает внутреннюю сторону щеки, когда видит общение стилинских. он заставляет себя не рыдать от обиды и зависти в стенах школы, но дома безвольно хнычет в подушку, пока отца нет.       айзеку шестнадцать, когда отец перегибает палку и мерзко шутит над ним при незнакомых людях. он выдает комментарии по поводу того, что его сын гадкий извращенец-дрочер. его отцу нравится ставить айзека в неловкое положение. нравится видеть, как лицо парня искажается и становится стыдливым. айзек заставляет себя улыбнуться, посмеяться, отстраниться от мужчины, который называет себя отцом, но он крепче прижимает парня к себе, строя из себя хорошего папу со своеобразным чувством юмора.       айзеку противно. его тянет блевать.       айзек стоит в душе час, сдирая мочалкой кожу с плеча, где всего пару часов назад лежала рука отца. он отчаянно старается стереть это прикосновение, которое будто бы оставило ожог.       парень не может спать на боку из-за дикой боли, но зато плечо саднит не из-за прикосновения, а от отсутствия верхнего слоя эпителия.       айзек думает, что его отец – раковая опухоль, которая пустила метастазы по его жизни, и уже никакая химиотерапия ему не поможет.       айзек считает, что его отец – чудовище, и монстры под кроватью никогда с ним не сравнятся.       айзек в детстве специально высовывал ногу из-под одеяла, лишь бы его утащили из этого дома. он не боится быть растерзанным чудовищами.       он боится папу.       лейхи семнадцать, когда он встречает дерека и соглашается на укус. он хочет постоять за себя, напугать отца, показать, что у него больше нет над ним власти. хочешь победить? заставь монстра бояться тебя. стань большим злом в его глазах.       айзек не знает, подействовал ли укус на него или, может, это всё бред, и дерек просто сумасшедший. но он поверил, потому что устал. потому что он всё ещё маленький мальчик, который нуждается в хоть какой-то иллюзии защиты.       айзека трясет от страха, когда осколок тарелки впивается ему в щеку. руки дрожат, когда он вытаскивает его и благодарит все высшие силы, что ему попали не в глаз.       айзек впервые испытывает радость. чуждое ему чувство. он видит, как лицо отца меняется, становится напуганным и чувствует, как рана затягивается.       но парень не может разобрать вкус во рту. это триумф или тревога?       айзек бежит. спасается от отца, от дома, наполненного его слезами, болью, ненавистью, ужасом, и просит бога, которого так ненавидит, чтобы этот старый урод умер, прочувствовав всё то, что мальчик испытывал все свои долгие семнадцать лет.       кажется, бог его услышал. впервые за все годы выполнил просьбу. айзек знает, что этот ублюдок на небесах не сделал ему ранний подарок на рождество, хануку, пасху, день рождения, день святого патрика или день благодарения. он свято уверен, что этот «презент» очередной способ поиздеваться над ним.       и лейхи снова оказывается прав.       ведь его считают главным подозреваемым в убийстве. ему до истерики смешно, до боли в сердце, до тремора в руках, ведь он так желал смерти отцу, лишь бы освободиться от проблем, а в итоге его ищет полиция. айзек понимает, что на кончике языка чувствуется желчь, а глаза разъедают слёзы.       последний подарок от папы.       команда мечты в лице стайлза и скотта помогают ему, и эта, как казалось, безвыходная ситуация становится выигрышной. он больше не виновен, но внутри кошки скребут. всё должно было наладиться, однако айзеку всё также плохо.       айзек думает, что это порочный круг, из которого нельзя выбраться. думает, что именно на этом построена его жизнь и ничего изменить нельзя.       айзек готов поклясться, что бог на небесах смеется до слез.       айзека пугает метаморфоза его тела. он не может привыкнуть к острым когтям, к клыкам, к регенерации, к желтеющим глазам. лейхи искренне рассчитывал на то, что, став оборотнем, его жизнь изменится в лучшую сторону. думал, что именно это освободит его от оков тираничного отца, придаст ему уверенности в себе, но это лишь большое и глупое заблуждение.       айзек глупый-глупый мальчик с наивным взглядом на мир.       дерек говорит: «это нормально. я научу тебя самоконтролю»       лейхи доверчиво кивает, потому что дерек заменяет ему фигуру отца.       айзек изо всех сил старается носить на себе маску безразличия, прикрываясь сарказмом, шутками, колкими замечаниями, однако каждую ночь его безостановочно трясет и такой тщательно выстроенный образ трещит по швам. ему снится один и тот же кошмар: отец жив и избивает его, запирает в морозильнике, оставляет в нем, и крики мальчика никто не слышит, а отец умело игнорирует его, увеличивая звук телепередачи на максимум. лейхи просыпается в холодном поту и сворачивается калачиком. ему так хочется, чтобы в этот момент кто-то обнял его со спины, сказал заветное: «все будет хорошо».       но айзека никто не обнимает и не успокаивает.       айзек совершенно один.       у айзека внутри ничего не остается кроме пустоты и всепоглощающей детской обиды. но где-то в самых отдаленных частях его маленькой светлой души остается хрупкая надежда. надежда на лучшее.       ведь после долгого изнурительного пути, которое вывернуло его внутренности наружу, заставило чувствовать себя слабым и ничтожным, он обязан сделать это. отпустить все воспоминания о его грешном отце, убить его в себе и забыть. умудриться заставить себя жить дальше, избавиться от кошмарных снов и начать дышать полной грудью.       «он давно мертв», - шепчет скотт на ухо айзеку.       «ты заслуживаешь счастья», - говорит элиссон, когда обнимает его.       «ты сильный, лейхи, не такой как эрика и бойд», - замечает дерек в полнолуние.       а айзек не противится, не опровергает. айзек молчит и не может перестать засматриваться на взаимоотношения семьи скотта, стайлза, элиссон и лидии.       скотт всегда шепчет айзеку на ухо комплименты, когда они лежат вместе. айзек не верит ему, но не желает портить момент, поэтому ничего не отвечает, а лишь по инерции кивает кудрявой головой.       скотт учит его нормальной жизни, но айзек так привык и спустил все на самотёк, что стал замечать, как эта его ненормальная судьба стала для него другом, партнером, родственной душой, призраком прошлого, которое прицепилось репейником, въелось под кожу, растеклось по венам. он не знает, вправду ли он хочет это как-то изменить.       айзек считает, что все удары и крики заслуженные. айзек думает, что виноват во всем к чему имеет хоть малейшее участие.       скотт говорит ему всякий раз, когда они остаются наедине: «это не твоя вина».       внутреннее «я» мерзко скрежет мозги айзеку и повторяет из раза в раз: «он врет». айзеку это не нравится.        айзек больше не шарахается, когда скотт пытается погладить его по голове, запустить свои пальцы в кудрявые локоны и перебрать их. он перестал дергаться каждый раз, когда маккол притягивает его за шею к себе для поцелуя. айзек начинает привыкать к прикосновениям и это его пугает. он считает это странным. ему кажется, что это неправильно и так не должно быть. не с ним.       потому что, обычно, когда рука поднимается в его сторону, то после этого должен последовать размашистый удар по лицу, но рядом со скоттом этого не происходит.       айзека впервые никто не избивает и его сердце стучит в непривычно спокойном ритме.       в черепной коробке айзека вертятся омерзительные мысли о том, что скотт не должен так к нему обращаться, что скотт обязан уделять внимание не ему, а идеальной элиссон.       у айзека в систему вшито считать себя недостаточным в чем-то, лжецом, тошнотворным, но никак не привлекательным. своеобразный синдром самозванца.       - у тебя катаракта? – в какой-то момент интересуется айзек.       - я оборотень, айзек, как и ты. у меня не может быть катаракты - скотт удивленно смотрит на него, поднимая бровь, словно хочет сказать: «ты придурок?»       - тогда почему ты всё еще продолжаешь считать меня привлекательным? - айзек падает рядом со скоттом на кровать, проигнорировав его недоуменный вид.       скотт смеется заливисто, хрипло и целует лейхи в макушку.       - потому что ты красивый, айзек лейхи.       страницы прошлой жизни давно перевернуты, но оставили глубокие шрамы на искалеченной душе айзека.       айзек – ангел с язвами на крыльях и разбитым нимбом, а скотт одолжил у стайлза скотч и сейчас старается починить уже давно не маленького айзека.       стайлз думает, что люди с такой судьбой, как у айзека, должны пудрить себе нос кокаином. айзек усмехается, пока в его голове вертится: «а ведь и вправду».       лейхи хочет верить, что именно в этом он сильный. он не сломался и не стал употреблять, пить или курить. айзек пытается хотя бы в этом гордиться собой.       - тебе было так плохо. ты был так подавлен. так дай мне шанс рискнуть и сделать тебя хоть немного счастливее. подари мне минуту на это. – шепчет скотт, когда обнимает айзека со спины.       айзек согласен на роль маленькой ложки, когда ложится в кровать скотта, потому что ощущение сильных рук на талии успокаивают его, придают чувство защищенности от внешнего мира, который так и хочет навредить ему.       - просто не уходи. – отвечает айзек.       скотт – личная мессия, спаситель заблудшей души. айзеку не остается ничего как держаться за него, словно этот придурок маккол сможет спасти его.       и, честно признаться, айзек думает, что скотт сможет с этим справиться.       отца давно нет, но клаустрофобия и боязнь прикосновений осталась. айзек уверен, что сможет это побороть, потому что рядом с ним невыносимый скотт маккол, который так бесцеремонно выбил дверь в его жизнь и заполнил собой зияющую пустоту.       айзек поздней ночью тихо говорит: «давай сходим куда-нибудь завтра?»       а сонный скотт отвечает: «без проблем».       скотт таскает лейхи на ярмарку, в парк развлечений, в кино, в кафе, в лес, на озеро, устраивает ради него пикник, крадет вино из маминого шкафчика и уговаривает приготовить вместе ужин. скотт активно закрывает все гештальты айзека, чтобы видеть, как его большие серые глаза светятся детской радостью, а губы растягиваются в самой красивой улыбке, от которой ноги подкашиваются.       скотт говорит: «ты невероятный».       и айзек больше не сомневается в честности его слов.       айзеку всего семнадцать, когда он начинает искреннее радоваться жизни, обнимая скотта сзади, пока тот катает их на своем мотоцикле по ночному бейкон-хиллс, и плевать, что у них утром тренировка, а тренер будет зол. ведь лакросс – последнее, о чем им хочется думать. даже если против них будет целый мир они справятся. айзек уверен в этом, как в том, что утер нос самому господу, став счастливее.       всё будет у нас восхитительно.