Красавица

Работа — это… волнительно. Руди не мог сказать, когда он волновался больше: когда первокурсником стоял в Большом Зале и с трепетом ждал церемонии распределения — или же сейчас, когда они с Маркусом вдвоём, наконец, были приняты в качестве авроров в Министерство. Наверное, и тогда, и сейчас — ведь в обоих случаях Уильямс стоял на границе чего-то нового и совершенно неизведанного. Благо, в этот раз был он не один. Мужчина мимолётом косится на Маркуса — выглядел тот, ну, мягко говоря, ахуенно. Деловой костюм отлично подчёркивал подтянутое тело, и Руди неволей прикусывает губу — ну, слишком уж падок на Маркуса в таком прикиде. Хотя, нет. Он слишком падок на Маркуса в принципе. Неудивительно было, что к нему сразу же прилипла парочка молодых девчонок — начали ворковать вокруг Рида и строить тому глазки. Может, сам Маркус был смущён — но не подавал вида, сохраняя свою маску принца Ледышки даже после окончания школы — но Руди эта суета вокруг него веселила. — Ну так ты свободен? Сегодня вечером и вообще. Руди едва сдерживает смешок, неволей поражаясь наглости некоторых людей. Маркус, впрочем, не теряется: лица не меняет и отвечает спокойно и невозмутимо: — Я замужем и занят сегодня и в другие последующие дни. Девушка расстроенно вздыхает и надувает губы, наматывая русый локон на палец, но затем выражение её лица вновь приобретает заинтересованный вид, а в глазах блестит хитрый огонёк: — Уверен? Что же есть в этой красавице такого, чего нет во мне? Руди не выдерживает — захлёбывается смешком и сдавленно, ехидно шепчет: — Член. Оба слышат это — Маркус и девушка. Рид скрещивает руки на груди и закатывает глаза, после переводя взгляд на Руди — то лишь пожимает плечами, мол, а в каком месте я не прав? Лицо девушки было бесценным: одна бровь ползёт вверх, покуда до неё приходит осознание, а затем та удаляется, видимо поняв, наконец, что ловить ей здесь было нечего. — Действительно, Маркус, что же ты нашёл в этой красавице? — Едва ли не нараспев дразнится Уильямс позже, пока они вдвоём обустраивались на новых рабочих местах. — Дома покажу, — тихо отзывается Маркус, хитро щурясь и косясь на мужчину.

***

Руди сдавленно ойкает — стоит только раздаться щелчку замка на входной двери, как Маркус прижимает его к стене грудью. Руки Уильямса заводит за спину и держит там крепко — будто бы Руди намеревался вырываться. — Что нашёл в этой красавице, говоришь? Рид шипит это на ухо парню, и Руди издаёт тихий писк, чувствуя, как по всему телу бежит электрический разряд — от ушей по позвоночнику быстро устремляется в конечности до самых кончиков пальцев. — Сейчас покажу. Они перемещаются в спальню, где Руди грубовато толкают спиной на кровать — знал ведь прекрасно за все годы общения с этим придурком, что тому нравится. И вон оно, подтверждение — Руди тут же покрывается румянцем и притягивает его к себе, приподнимая рубашку Маркуса и целуя плоский живот. Слизеринец кривит губы в усмешке, оглаживая плечи снизу вверх и поднимаясь до воротника Руди: приподнимает его, скользя мимолётно пальцами по мягкой коже шеи и касается узла галстука, неторопливо его развязывая. Уильямс чуть ли не изводится под ним: уже тянется вовсю к ремню брюк Рида, расстёгивая, но Маркус его останавливает, беря за запястья и сводя их вместе; наматывает вокруг них ранее развязанный галстук и затягивает тугой узел вновь. Руди облизывает губы в предвкушении, продолжая попытки раздеть Маркуса, но тот цокает языком и заставляет когтевранца лечь на спину, садясь сверху. — Ну нет, Рудольф, — Маркус делает акцент на полном имени парня, прекрасно зная, как тот его не любит: не любит само звучание и ассоциации с предстоящим наказанием; в детстве оно следовало от родителей, но теперь за воспитание шаловливого парня придётся и пришлось взяться Риду, — Награду ещё нужно заслужить. А ты вёл себя сегодня просто отвратительно. Руди протестующе фыркает и пытается строить ему глазки. Маркус не ведётся: неторопливо тянется к макушке Уильямса и развязывает хвост; треплет седую макушку и скользит ладонью к щеке, неспешно поглаживая её большим пальцем. — Ну ладно-ладно, я больше так не буду, не буду! Маркус закатывает глаза — знает прекрасно, что Уильямс пиздит, как дышит — а потому наклоняется к шее, дразня: делает вид, что вот-вот коснётся губами, но вместо ожидаемого Руди поцелуя лишь щекочет дыханием кожу. — Нет, не верю, Рудольф. Ври убедительнее. Рид скользит руками по плечам и груди парня — намеренно делает это через рубашку, намеренно сводя того с ума, вынуждая скулить и ёрзать. Чувствует, как тот возбуждён — и, опять же, дразняще усаживается на бугорок в штанах Руди. Уильямс жмурится и тяжело дышит — вот же сукин сын, доводил и не давал. Когтевранец открывает глаза и смотрит на Маркуса: хитрые зелёные глаза находятся к нему практически в упор и блестят в полумраке. — Маркус, ну пожалуйста. Рид отстраняется и мотает головой — делает вид, что разочарован и максимально недоволен партнёром, несильно ущипнув Руди за бок и заставив того ойкнуть. — Всё ещё не верю в твоё искреннее раскаяние, Уильямс. Руди недовольно пыхтит и ненадолго хмурится — молчит пару мгновений, прежде чем отвести глаза в сторону и произнести хнычуще: — Маркус, я обещаю, что больше не буду дразнить тебя так и молю, чтобы ты трахнул меня уже. Слизеринец щурит глаза, внимательно смотря на Руди: на то, как алеют смущением его щёки, как бегают глаза стыдливо, не пересекаясь с ним взглядом, как томно звучит чуть охрипший голос. Маркус и сам немного краснеет — смеет же этот чёрт в человеческом обличии выдавать столь грязно звучащие фразы — но старается сохранять маску самообладания, покуда сам уже изнывает от желания. Он ещё немного тянет с ответом, но затем всё же кивает, расстёгивая рубашку Уильямса; проводит пальцами по оголившейся груди и чуть надавливает на твердеющие бусины сосков, постепенно спускаясь ниже, к паху. — Хорошо… Маркус расстёгивает ремень на штанах Руди; медленно приспускает их до колен вместе с бельём, даря парню под ним долгожданное облегчение; вновь касается кончиками пальцев паха и проводит ими по белому пушку, останавливаясь аккурат у основания члена. -… но недостаточно. Руди задыхается от возмущения и издаёт нетерпеливый скулёж; ёрзает под Маркусом вновь и уже пытается потянуться собственными связанными руками, но их перехватывает Маркус, заводя тому за голову. Вновь тугой узел затягивается — в этот раз вокруг изголовья кровати, надёжно фиксируя непослушные ручонки Руди на одном месте. — Снова балуешься? Рид приподнимается, грозясь уйти: Руди тут же перестаёт ёрзать и смотрит на него с опасением — верит же, что Маркус может уйти, оставив его… вот так. Соображает быстро, тут же начиная тараторить: — Ладно-ладно, всё, не дёргаюсь, не лезу, не мешаю тебе, и вообще клянусь быть самым послушным мальчиком на свете, не уходи только! — Ты и послушание — вещи несовместимые. Маркус дразняще фыркает, но всё же возвращается назад, но прежде окончательно стягивает штаны с бельём с ног Уильямса. — Ну, я… постараюсь? — Руди давит из себя кривую улыбку, смотря на слизеринца с мольбой. Маркус усмехается, сгибая и раздвигая ноги Уильямса, устраивается меж ними: — Хорошо, поверю. Последнее… хорошенько попроси. Руди сглатывает слюну, в предвкушении смотря на нависающего над ним парня; вновь скулит, видя, как Рид приспускает собственные штаны и пристраивается у его входа, а затем замирает, исподлобья смотря на партнёра — выжидает заветную мольбу, сигнал к началу. Руди прерывисто выдыхает, краснея сильнее: — Маркус… прошу тебя. Я хочу тебя. И я усвоил урок. Рид поначалу недоверчиво смотрит на парня, но затем наклоняется вперёд; одной рукой подхватывает бедро Уильямса и сжимает, а второй направляет собственный член и входит, одновременно целуя когтевранца и вынуждая того стонать Маркусу в губы. Ему самому чуть ли не сразу крышу сносит — от тепла внутри Руди, от его податливости и готовности, от того, как тот приоткрывает рот в поцелуе, позволяя языку Маркуса хозяйничать, как вздумается. И Маркус хозяйничает: поудобнее перехватывает бедро, сжимая до синяков; постепенно ускоряет темп, выбивая из Уильямса стоны; целует жадно, ненасытно, по-собственнически; скользит свободной рукой по стволу Руди, доводя того до хныканья. Его. Только его. И ничей больше. Никакие «красавицы» и «умницы» Маркусу не нужны: его главный красавец и умница прямо сейчас под ним, стонет его имя и выгибается; его послушный мальчик сейчас обвивает его поясницу ногами и мелко дрожит; его муж — первый и единственный — сейчас так неистово краснеет и хнычет, смаргивая выступившие слёзы. Маркус делает ещё несколько толчков, входя глубже; изливается внутрь Руди и доводит его быстрыми движениями кисти; только после этого позволяет себе приподняться, оглядеть результат их совместной работы и едва не тает от вида запыхавшегося и растрёпанного Руди, прикрывшего глаза и пытающегося совладать с дыханием, согнать алый цвет с лица. Рид едва не урчит, развязывая запястья Уильямса и устраиваясь сбоку от него; Руди тут же устраивается у него под боком, кладёт голову ему на грудь и смотрит щенячьими глазами в его глаза. Маркус с усмешкой треплет рукой и без того взлохмаченные волосы и оставляет её там, пальцами зарываясь поглубже в седую шевелюру. -… хочу ещё разок. Шёпот Руди вырывает из полудрёмы: Маркус открывает глаза, с удивлением обнаруживая Руди, сидящим на нём сверху — теперь уже его фиолетовые глаза мерцали хитрым блеском в полумраке спальни. Уильямс облизывает губы, ерзаёт задницей по его паху и теперь уже Рида заставляя краснеть. Когтевранец лишь подмигивает, чувствуя, как легко Маркус отзывается на его ласки, и улыбается довольно: — Но в это раз всё сделаю я.