I'm here for you

Когда Эдуардо появляется на пороге его дома в Пало-Альто, Марк даже не знает об этом. Он всё ещё находится где-то между сном и последней строчкой кода, которую успел записать перед тем, как вырубиться. Когда он выходит в коридор, то без задней мысли радостно пихает Саверина в бок, потому что - ну, они же друзья, которые давно не виделись. На самом деле, может, даже больше, чем друзья, но здесь "всё сложно", как гласит один из предлагаемых статусов отношений в самой популярной на данный момент соцсети, по совместительству величайшей гордости Марка - Фейсбуке (хотя, в их случае больше подошло бы "какой-то пиздец", но, к сожалению, такой вариант на сайте отсутствует). Эдуардо смотрит на него, и Марк теряется, потому что не понимает причину этой смеси злости, боли и обиды, которая отображается сейчас в тёмных блестящих глазах. - Я час ждал тебя в аэропорту, - говорит Вардо севшим голосом. Он действительно выглядит довольно уставшим. Цукерберг уже не просто теряется, а приходит в некоторое недоумение. - Сколько времени? - Полночь. А в Нью-Йорке, между прочим, три ночи. Эдуардо смотрит на него со значением, но Марк предпочитает это игнорировать, полагая, что сейчас новая классная штука, которую они придумали с Дастином, заслуживает больше внимания. Однако Шон вновь (как обычно) перетягивает всё внимание на себя. - ...Скоро до картофельных чипсов дорастёшь, поздравляю, - в своей манере выплёвывает он. Серьёзно, его метафоры и аналогии просто блестящие и не перестают приводить Марка в восторг. Ему даже начинает казаться, что этот парень за пару недель начал понимать его лучше, чем Вардо - за все те годы, что они знакомы. Цукерберг выныривает из своей головы, пытаясь прекратить награждать создателя Napster'а новыми и новыми эпитетами, и вновь сталкивается взглядом с Эдуардо. Что-то в его глазах заставляет Марка приложить огромное усилие, чтобы стереть со своего лица восхищённую ухмылку, пока он ощущает, как по стенкам организма постепенно расползается нечто странное, вроде... стыда?.. - Мы можем поговорить? - Марку окончательно удаётся принять серьёзный вид, да ему уже и не смешно, вот только он всё ещё не до конца понимает, что происходит. - Конечно. - ...Я в Нью-Йорке провожу в метро по четырнадцать часов в день, ищу разных рекламщиков, но всё же срываюсь к тебе по первой же просьбе, надеясь, что здесь смогу приносить больше пользы, а дверь мне открывает проживающий здесь фактически за мой счёт занимающийся деловыми встречами и уже почти заведующий бизнесом компании Шон Паркер и со своей мерзкой ухмылочкой говорит "Здорово!" - Вардо произносит всю речь на одном дыхании, и Марк почти видит, как по её окончании у него опускаются плечи, а в глаза возвращается уже даже не усталость - измотанность, будто он несколько жизней не спал. - Мне кажется, я тебе больше не нужен. Вардо бросает эту фразу и резко разворачивается, чтобы - он всегда был королевой драмы, - с достоинством удалиться, как следует хлопнув дверью. И внезапно кренится влево, в последний момент успевая схватиться за дверной косяк. Марк на пару секунд застывает на месте, непонимающе осматривая странную картину. - Вардо? Ты в порядке?.. - Тот поднимает взгляд, и это добивает Цукерберга. Он видит такого Вардо - с больными, слезящимися глазами и трясущимися коленями, в одежде, с которой литрами стекает вода, лишённого сил даже на то, чтобы просто удерживать равновесие в вертикальном положении, - и что-то переворачивается у него внутри, скручиваясь почти физически болезненно в комок. Эдуардо весь мокрый, и, Марк замечает, его колотит дрожь. - Всё нормально. - А ещё Марк наконец замечает, насколько хриплый у него голос. Вардо отталкивается ладонью от стены, чтобы доказать свои слова, но тут же снова чуть не валится на пол, поскальзываясь то ли из-за дождевых капель, проделавших путь вниз с его плаща и волос и образовавших лужу на паркете, то ли из-за... - Ты не в порядке, - заключает уверенно Марк, с неприсущей ему осторожностью и неожиданно даже для себя самого обхватывая Эдуардо, помогая устоять на ногах. В первую же секунду хочется отстраниться - неприятно-мокрые вещи создают отвратительное ощущение, соприкасаясь с кожей, - но уже во вторую Марку кажется, что он готов простоять так вечность. Зашкаливающий пульс Саверина под ладонью чувствуется так правильно, будто это - то единственно идеальное, что есть сейчас в его жизни. Он даёт себе ещё пару мгновений - проводит невесомо ладонью по острым выпирающим лопаткам, по округлым рёбрам, ощущающимся даже сквозь ткань чёрного пальто. Он вспоминает, как раньше часто вот так же скользил пальцами по совершенному телу Вардо, смакуя осознание того факта, что это всё - его. Прямо сейчас у Марка даже не получается осознать, что такого могло произойти, что он этого лишился. - Отпусти меня. - Эдуардо явно не разделяет его мыслей, вяло пытаясь вырваться, но Марк держит его крепко - слишком крепко, чтобы человек, ослабленный болезнью и жаром, смог сопротивляться. - Я серьёзно, Марк, отвали! - на последних словах он беспомощно закашливается, что совершенно лишает смысла все его старания показать своё "отличное" состояние. Цукерберг морщится, начиная тащить его в сторону гостевой комнаты. - Во-первых, не кричи, если не хочешь выхаркать свои связки. А во-вторых, и я ещё раз это повторю, если ты не понял с первого, - ты не в порядке. У тебя простуда и, возможно, высокая температура. И никуда ты отсюда не уйдёшь, пока не почувствуешь себя лучше. - Я прекрасно себя чувствую! - рычит Эдуардо, гневно сверкая глазами в его сторону, но в следующую секунду чихает так, что у него начинает кружиться голова, и от падения вновь спасают лишь руки Марка. - О да, я вижу, - бормочет Цукерберг, одновременно бросая взгляд на изумлённо уставившегося на них Паркера и качая головой в отрицательном жесте. Он не собирается ничего ему объяснять. Это только их с Вардо дело. - Послушай, мне правда жаль, я не думал, что ты так отреагируешь на то, что Шон живёт здесь, и... - О господи, Марк, мне не нужны твои извинения, - Эдуардо прикрывает глаза, чуть сбавляя тон, но не убирая из него раздражение. На самом деле он редко бывает таким, особенно с малознакомыми людьми и ставшим в какой-то степени родным Марком, но если доведён до крайней точки - теряет способность контролировать свою вспыльчивость. Этот контраст всегда привлекал Цукерберга - каким бы скромным и мягким Вардо ни был восемьдесят пять процентов своей жизни, остальные пятнадцать превращали его в бомбу замедленного действия. - Просто пусти меня, я вылетаю обратно в Нью-Йорк. Марк ничего ему не отвечает, продолжая придерживать за плечи, ведя по коридору. Это странно, ведь он любит оставлять последнее слово за собой, но Эдуардо с самого начала являлся исключением из всех правил. Сейчас, правда, он больше напоминает Цукербергу чрезмерно ревнивую жену, однако, - он почти готов это признать, - оснований для ревности у Саверина достаточно. Они пересекают зал, минуя с подозрением наблюдающего за их передвижениями Шона и мало обращающих внимание на что бы то ни было девушек, Дастина, ушедшего с головой в кодирование, и ещё пару новых ребят (Марк не уверен, правильно ли запомнил их имена). Вардо тоже молчит, осознав бесполезность возражений, а может, вымотавшись окончательно и решив отложить скандал на более подходящее время. Либо ему просто мешает связно мыслить озноб, из-за которого он едва может передвигать ногами. Перед самой дверью Марк вдруг сворачивает, затаскивая их в неприметную комнатку, которая оказывается довольно просторной ванной. Эдуардо одаривает его исподлобья нечитаемым взглядом, но позволяет помочь себе стянуть противно липнущую к телу одежду. Такая безмолвная покорность и разрешение на проделывание любых манипуляций слегка пугает Цукерберга. Ну, совсем немного. - Ты серьёзно собираешься это делать? - внезапно хрипло интересуется Вардо, и если бы Марк не находился буквально в полуметре от него, он бы ничего не расслышал. - А почему нет? - пожимает плечами, и, не дожидаясь ответа, с командно-отрывистым "никуда не уходи" исчезает за дверью, чтобы через минуту вернуться с полотенцем и чьими-то сухими вещами - откопанными в недрах шкафа и более-менее подходящими по размеру. Эдуардо обнаруживается уже в душе, пытающимся удержать в дрожащей руке мочалку. Марк делает вывод, что самостоятельно друг справится вряд ли. Марк не имеет ни малейшего понятия, как положено себя вести в подобных ситуациях. Он в них никогда не бывал. Спасает его только то, что ему плевать - у него есть задача и предполагаемые способы её решения, а это всё, что нужно. На регулирование температуры и напора воды уходит секунд тридцать. Ещё пятнадцать - на выбор геля и, - Марк в этом никогда не признается даже себе, - на моральную подготовку. Вардо по-прежнему с трудом держится на ногах. Он постепенно проваливается в полубессознательное состояние, и к тому времени, как Марк заканчивает с верхней частью тела, Саверин уже почти дремлет, так что приходится усадить его спиной к стене кабинки. ...Если бы Марка спросили, как это произошло, он бы, наверное, ответил, что слишком низко наклонился. Или, что истощённое лихорадкой сознание Эдуардо решило, что поцеловать своего похоже-уже-опять-не-бывшего парня - хорошая идея. Или... Впрочем, не важно. Сколько бы ни было вариантов развития событий, результат один - они увлечённо целуются на полу душевой кабинки под горячими струями воды. Марк не чувствует ни обжигающих капель, стекающих по его лицу и впитывающихся в футболку и домашние штаны, ни тянущей боли в спине от невероятно неудобной позы. Его мозг вообще сейчас не способен на восприятие и обработку какой бы то ни было информации, кроме той, что у Вардо такие же охренительно классные губы и их всё так же приятно целовать. Марк смутно вспоминает, что с Эдуардо всегда так и было - как будто на краткий промежуток времени перестаёт существовать всё, кроме отдельного пространства, вмещающего только их двоих (даже смысл его жизни - Фейсбук, - уходит на второй план). Это и являлось основной проблемой - у Цукерберга всегда есть определённая цель, к достижению которой он стремится, это - его точка опоры и константа, на которую в различных непредвиденных случаях можно положиться. Что бы ни происходило, он знает, чего хочет, и знает, как этого добиться. Какое-то время Вардо был частью этой константы - пока взаимодействие с ним осуществлялось по принципу "основатель компании - финансовый директор", причём в это определение входили тусовки в Кёркленде и различных клубах и иногда - обсуждение личных проблем (правда, в основном, проблем Марка, и то, если он писал об этом в блоге). То есть, пока они могли называть себя друзьями. Но когда их отношения перешли границу этой дружбы, ситуация приняла диаметрально противоположное положение. Чувства вдруг заняли в списке приоритетов Марка главенствующую позицию. Это было необычно и странно, а оттого пугающе. Цукерберг не привык ставить эмоции выше глобальной цели, но с Саверином по-другому почему-то не получается. Сейчас же они, вроде как, достигли очередного переломного момента, когда от любой мелочи зависит всё и одновременно ничего. Остаётся лишь решить, стоит ли что-то менять, и если да - то ради чего, потому что никогда нельзя быть на сто процентов уверенным. Именно этот аспект отношений бесит Марка больше всего. В какой-то момент воздух в лёгких Эдуардо заканчивается совершенно, он заходится в удушающем кашле и несколько минут не может прийти в себя. - Прости, - бормочет Марк, имея в виду, конечно же, совсем не то, что забыл про отвратительное самочувствие друга. - Давай хотя бы не сейчас, ладно? - тяжело вздыхает Вардо, отстраняясь и проводя кончиками пальцев по лбу. - У меня раскалывается голова, и я плохо соображаю... К тому же, я всё ещё зол на тебя, и... - Ты был не прав, - неожиданно и, кажется, резче, чем нужно, выдаёт Марк. - Что?.. - Эдуардо растерянно вскидывает свои невозможные глаза, и прежде, чем он успевает сказать что-либо ещё, что могло бы всё испортить, Марк торопливо поясняет: - Я о том, что ты сказал, что не нужен мне. Вардо продолжает смотреть, это давит и мешает сосредоточиться, но он принял решение. Ему надоело мириться с тем, что происходящее между ними ломает их жизни. - Ты сказал, тебе кажется, что ты мне больше не нужен, - слова выталкиваются из горла с неимоверным трудом, но останавливаться уже поздно. - Ты ошибался. - Вардо смотрит, не моргая, и, видимо, до сих пор ждёт какого-то подвоха, но Марк не собирается оправдывать его ожиданий. - Ты нужен мне, Вардо. Ни инвесторы, ни Шон, ни другие сотрудники - ни один из них всех мне не нужен так, как ты. Марк стоит, не глядя на него, и поднять глаза сейчас выше его сил. Для кого-нибудь, возможно, эти слова не значили бы ничего, однако Эдуардо был Эдуардо, и из уст Цукерберга адресованные ему они звучат чуть ли не признанием в любви. И Марк это знает, ведь Вардо всегда был и остаётся тем, кто понимает его лучше всех, а иногда - даже лучше, чем он понимает сам себя. И, наверное, все эти неизбежные дурацкие "но" на самом деле не так уж важны. Пару секунд царит тишина, нарушаемая только сдавленным женским хихиканьем и клацаньем по клавиатурам сразу нескольких компьютеров, доносящимся из дальних комнат. Эдуардо разглядывает его со странным выражением лица, будто видит впервые, и Марк успевает шесть раз усомниться в своём решении, придумать одиннадцать отговорок и восемь поводов выйти за дверь прямо сейчас, но (наверное, к счастью) так и не успевает озвучить ничего из этого. - Я весь твой, - наконец слабо улыбается Вардо. Марк зеркалит его улыбку и старается незаметно облегчённо выдохнуть, когда замечает усилившееся подрагивание плеч и расползающиеся по щекам красные лихорадочные пятна. - Пойдём, тебе надо поспать, - он помогает Эдуардо подняться и выбраться из кабинки, обмотав огромным полотенцем, вручает стопку вещей и, подождав, пока тот натянет на себя чёрный комплект домашней одежды, ведёт в гостевую. - Чёрт, тебе же нужны лекарства, - спохватывается Цукерберг, когда Саверин уже садится на кровать. - С аптечкой у нас не особо, но, кажется, есть ибупрофен, тебе принести..? - Останься, - перебивает его Вардо. И в сочетании с немного жалобным из-за слабости голоса тоном и взглядом "снизу-вверх" это получается так по-детски, что Марку даже становится неловко, отчего его ответ задерживается на несколько мгновений и звучит как-то растерянно: - Да... Конечно, - добавляет он уже уверенней, присаживаясь на край кресла у кровати и сцепляя пальцы в замок. Эдуардо, тоже выглядящий смущённым своим порывом, но определённо довольный его результатом, осторожно опускается на подушки, прикрывая глаза. - Это значит, что ты больше не злишься? - вдруг спрашивает Марк. И Вардо, не поднимая век, растягивает губы уже в своей обычной, широкой и открытой улыбке. ––– Многим позже, когда оба разбирательства окончены, чеки выписаны, а Уинклвоссы вместе с Шоном Паркером исчезли из контактной зоны, Марк думает, что уроки жизни, как и её чувство юмора, слишком примитивны, чтобы воспринимать их всерьёз. Потому что даже после размытия доли, после невыносимо долгих выматывающих недель судебных разбирательств, после бесконечных разговоров и ссор, ни одна из которых не кончалась примирением, - после всего этого, когда он, буквально наступив своей гордости на горло, пишет почему-то до сих пор не удалившему его из друзей пользователю Фейсбука сообщение: "Ты мне нужен" - он получает в ответ столь же короткое, но задевающее что-то в глубине души: "Я весь твой" 09.23