мечта, ожидание, любовь и вечность

Он бежал всё быстрее, стараясь вернуться в поместье до восхода солнца. Капли медленно стекали по лицу, шее и животу с чётко обозначенными кубиками пресса, а чёрные смоляные волосы лезли в алые глаза, до боли красивые, и такие же печальные. Он снова был наблюдателем. Хван встретил необычного мальчика полгода назад. Он знал о нём всё, даже больше чем тот сам о себе. Знал, потому что каждую ночь наблюдал. Мог видеть различные эмоции на лице необыкновенного светловолосого чуда с яркими веснушками в виде созвездий на щеках. Давно вырванное из груди сердце будто снова начало оживать и биться, а душа трепетать при виде мальчика. В какой-то раз веснушчатый заметил взгляд вампира на себе, жгучий и совсем ненавязчивый, заполненный печалью бесконечного ожидания. Он бросил внимание на тень, где укрывался неизвестный. Хотелось подойти, но его отвлёк друг, который махал руками перед лицом, стараясь вывести из мыслей. — Феликс, ты заснул что-ли? «Феликс» — сознание Хёнджина затрепетало, отпечатывая имя светловолосого в памяти. Он не понимал, что на него нашло и что он чувствовал, но понимал, что это плохо в первую очередь для мальчика. Снова срывался. Палящее солнце садилось и он бежал в лес. Ветки ударяли по оголённым рукам и красивому лицу, оставляя небольшие царапины, которые тут же затягивались, не оставляя и намёка на физическую разрушенность. … Он беспощадно впивался клыками в шею очередной жертвы, не вовремя оказавшейся в пустующем переулке. Возможно у этого человека есть семья, любящая жена и дети, но мало кто знал точно. И это явно не забота охотника, скрывающего лик в ночи. Сейчас каждый может быть лишён жизни по своей воле или наоборот — обречён на вечное одиночество. Жажда человеческой плоти не помогает с этим справиться, лишь на время утоляет безудержный голод и напоминает о вечности, в которой «скрытый» поначалу видел различные цветные искрящиеся пейзажи, а затем — будничные картинки серых тонов, насквозь пропитанные кровью и впитывающимся в одежду запахом чужого противного парфюма, который резал чувствительные рецепторы больнее любого клинка. На задворках сознания таятся самые сокровенные воспоминания о человеческой жизни. Они причиняли боль. Та которая возобновлялась из-за горькой первой любви, когда Хван был ещё человеком. Сейчас вместо боли равнодушие.и сильная жажда. Она делает из него монстра. Ей пытается утешить себя каждый вампир. Нет, все они просто эгоистичные ублюдки, готовые сделать всё, чтобы потешить самолюбие. Тогда почему же чувства к себе и своей природе разбиваются в прах, когда его взгляд скользит по мягким чертам лица? Он не знает, что может чувствовать, просто хочет прикоснуться. И прикасается. В замедленном движении, аккуратно проводит пальцем по скуле, спускаясь к подбородку и останавливается на этом. Тело мальчика вздрагивает от парящих прикосновений и он раскрывает глаза. Ничего не наблюдает, лишь ощущает горящих бабочек на скуле от чужих касаний и распахнутое окно, чувствуя как эти же касания рассеиваются прохладным ветром. Феликс не сможет уснуть. Он обязательно дождётся появления горящих бабочек на коже. … Ночь. Ожидание и специально оставленное открытым окно. Присутствие в комнате кого-то побуждало открыть глаза и снова не обнаружить никого. Но желание узнать было больше. Светловолосый чувствовал лёгкие касания, замирая и одновременно стараясь размеренно дышать, чтобы не выдать себя. Терпение пропадало, а на коже всё также вспыхивали бабочки, оставляя на щеках, усыпанных веснушками, необъяснимые чувства. Он резко распахивает глаза, ожидая увидеть перед собой пустоту, но видит его. Незнакомец одёргивает руку и беззвучно вздыхает. Ночные визиты больше не тайна. А может, он надеялся, чтобы его заметили? Уже не столь важный вопрос. Важен убивающий молчанием момент. Феликс прикасается к руке, аккуратно и нежно ведёт по запястью, спускаясь по ладони к кончикам пальцев, на которых начали трепетать крылья сгорающих бабочек. Да, они догорают, но возрождаются вновь, подобные пылающему Фениксу, живущему недолго между жизнью и смертью, подвергнувшись доле вечного скитания по многочисленным мирам. Этим он напоминал Хвана, но в этот раз его бабочки на пальцах не сгорали — их удерживали мягкие касания солнечного мальчика, давшего в детстве клятву на трёх словах «мечта», «ожидание», «любовь». Они лишь тихо смотрели друг на друга, сталкиваясь заинтересованными искрами в зрачках. Было тепло. Пылающие бабочки давно перешли с кончиков пальцев вампира в живот, но теперь не горели, а умиротворенно порхали в низу живота, разливая по телу приятные чувства. Сплетённые пальцы, волосы, небрежно раскиданные по подушкам и два сердца: одно — живое и быстро бьющееся, второе — остановившееся век назад, но готовое вновь биться, с такой же скоростью, как до смерти. — Я видел тебя много раз и думал, почему ты не подходил ко мне. Больно, — с придыханием произнёс мальчик. Его сердце трепетало и он не мог понять, почему чувствует это сейчас. — Этого не повторится, я вернусь к тебе — прошептал он, наклонившись ближе к лицу, вдыхая желанный аромат, — исправлю всё, обязательно. Некоторые слова терялись из-за громкого биения сердца и Феликсу хотелось верить своему незнакомцу. Он не знал его, но уже чувствовал что-то запредельно невероятное по отношению к нему и поначалу считал неправильным. Однако, жизнь Ли сама по себе такая, просто смириться. Он уже прошёл две стадии собственной клятвы, стадии безудержно далёкой, казалось, несбывшейся мечты и её горькое ожидание. Веснушчатый продолжал верить, пока остальные могли высмеивать на стороне за излишнюю наивность. А его и не волновало чужое мнение — должно было быть только своё и придерживаться надо только его. Он не пожалел, и ожидание, кажется, сменится. Тогда клятва на крови останется в памяти как не самый плохой проступок, что совершал Ли. Определённо останется, чудесным воспоминанием с противоречиями пламенных бабочек на коже, остающихся от поцелуев и прохладного ветра, касающегося покрытых веснушками щёк. Сейчас Ли засыпал в чужих объятиях, не думая ни о чём плохом. Мучающие его кошмары отступали и светловолосый просто забывался, словно страдающий одиночка, оставшийся с бутылкой алкоголя наедине. Его манило к мужчине — он не знал, чем именно тот привлекал, но был уверен, что выбраться будет невозможно. … Хёнджин внутренне страдал. Он понимал. Одна ночь — чертовски мало, сказать преувеличенно, намного меньше, чем вся его вечность и ненавидел себя за сущность и слабость этой сущности перед солнечным днём. Бледная кожа рассыпалась пеплом по воздуху от одного прикосновения небесного светила. Это мешало. Он должен прекратить боль. Должен выполнить обещание. Об этом твердили стены одинокой комнаты с витражными окнами. Пустая, отражающая состояние души её владельца. Той версии хозяина, которой уже не существовало с появлением Ли в вечности Хвана. Он научился дышать. Теперь, стоял по центру этой комнаты, дожидаясь злополучного рассвета, держал в руке небольшую коробочку. Солнце медленно выплывало из-за горизонта, а на безымянном пальце левой руки уже сверкал тёмно-синий камень, разливая долгожданное спокойствие по телу. … Самое раннее утро в жизни. Тепло объятий мальчику заменяло одеяло, которым он был укрыт. Чувство заботы сковало душу, а мысли в голове смешались, захлёстывая с головой, но скользящий по комнате взгляд зацепил на подоконнике букет любимых ромашек Ли и…письмо? Посылать написанные вручную письма было странно во время развивающихся технологий, но будоражило. до чего же атмосферно. Нежное прикосновение пальцев к конверту и каллиграфическим, чистым почерком написанные строки. Он читал и сердце пылко металось по грудной клетке, щёки пылали румянцем. Красиво. Феликс стоял у окна, прижимал письмо к груди, беспечно улыбаясь, а в голове было лишь одно имя. Хван Хёнджин. Светловолосый был дома весь день, думая о чарующем человеке. И вообще.был ли он человеком? Словно снизошёл с небес, пришёл к Ли из другой галактики. Теперь же — занимал все его мысли и заставлял мучаться в ожидании. А жив ли вообще или бросил его навсегда? Как бы он хотел, чтобы всё было иначе, однако, судьба, столкнувшая их друг с другом, решала по другому, перекидывая карты из руки в руку каждую минуту, отсчитывая время и события. Она словно кукловод, а влюблённые — её марионетки. Сделает ли важный ход, или всё разрушит? … Распахнутое окно, запах свежего дождя, колыхающийся занавес. И два силуэта, совершенно разных, но точно сочетающихся друг с другом. Один ведёт по щеке другого, последний ярко реагирует на ласки. — Я переживал, думал, что ты не вернёшься. — Вернулся, — нежный взгляд с лёгкой полуулыбкой. Приятный металл перстня холодил, а блеск лазурита привлекал внимание. — Такое необычное, — Ли взял большую ладонь в свои маленькие и зачарованно смотрел на камень. — Совершенное, досталось от матери. Жаль, я долгое время пренебрегал им. — Почему же? — Она стала причиной моей проблемной вечности, а потом просто умерла, — алые искры во взгляде потухли и вновь вспыхнули, когда солнце оказалось в объятиях вампира, — я ни разу не надевал его, теперь же, появился смысл. Он думал, можно ли довериться до такой степени, чтобы называть кого-то смыслом жизни? Чувствовал, что можно. И Феликс мог олицетворять это словосочетание. — Ты совсем не боишься меня? — спросил темноволосый поглаживая мальчика по спине. — Если бы боялся, то бежал, а не сидел здесь в твоих объятиях. Хван хмыкнул. Он удивлялся как можно так спокойно принять вампиризм и думал, что если прямо сейчас ущипнёт себя, то происходящее растворится, словно мираж, оставляя Хёнджина в своей реальности. Он не любил определение «бессмертие» и заменял его на слово «вечность». Красивое и простое, без каких либо обязательств и надежд. Если «бессмертие» напоминало бесконечное скитание в жизни, боль потерь, тяготы бренного мира, то «вечность» обычная, просто тянулась вдаль по временному промежутку и тогда всем «бессмертным» было глубоко плевать на боль. Они сводили эмоции к нулю и дальше эгоистично упивались жизнью других, убивая не из жажды крови, а ради веселья. Хван убивал и сам вряд-ли отличался от других вампиров. Понимал и тихо ненавидел себя. — Ты не против посмотреть на звёзды, вместе? — Ли прервал молчание и провёл ладонью по руке Хёнджина, а тот в свою очередь невесомо коснулся щёк, усыпанных веснушками. — Я уже смотрю на них. Они мерцают в твоих глазах и складываются в созвездия на щеках и плечах, — он заворожённо повёл кончиками пальцев по скуле, спустился на шею и начал выводить рисунки на плечах сквозь тонкую ткань, вдыхая приятный аромат солёной карамели, — красивый. Ли смущённо отпрянул, пряча румянец от лунного света. — Смущённый, я не против. Просто доверься мне. — произнёс он, сверкнув алыми глазами и протянул руку. — Верю, — практически шёпотом пролепетал мальчик и вложил свою аккуратную ладонь в крепкие ладони Хвана. … Сияние луны заливало цветочную поляну. Магия просачивалась сквозь растения и, казалось, они сверкали. Светлячки плавно парили в воздухе, замедляя время для двух влюблённых. Мерцающие жучки назывались земными звёздами. Они заигрывали друг с другом и разбивались на вспышки, когда сталкивались и так по кругу, образуя собой маленькие искры фейерверка. Умиротворённую тишину разбавлял рокот сверчков и листья деревьев, соприкасающиеся от прохладного ветра. Он выцеловывал на лепестках свои желания и показывал заботу, нежно проходясь между каждым из листиков. Он тоже мог любить и определённо хотел обнять кого-то также как Хёнджин обнимал Феликса, закутанного мягким пледом, сшитым из слов «забота», «тепло», «любовь». — Ты хотел увидеть звёзды, но смотришь на меня, — его сводил с ума внимательный взгляд Ли, не упускающий сути. — Да, но я их уже знаю. Теперь мне хочется узнать тебя. — Всему своё время, — завершил Хван и притянул Феликса ближе, забирая его первый поцелуй. В висках запульсировало и сердце младшего начало отбивать радостный ритм, уносящий последние мысли подальше от разума. Ему не хватало дыхания, но он не хотел отрываться от Хёнджина, дарящего до боли сладкие поцелуи, пропитанные вишнёвым привкусом. Темноволосый сам отстранился, тяжело дыша. Приблизился к шее мальчика, нежно поцеловал, на что получил незамедлительную реакцию чужого тела в виде тёплых рук, держащих его за плечи. — Я могу сказать, что чувствую жажду, независимо от того, сколько крови пью, что беспомощно поглощён тьмой, надеясь, что в ней никто не увидит мою настоящую сущность. Продолжаю укрываться и изо всех сил пытаюсь сдерживаться и оставаться сильным. Но при виде тебя, Ли Феликс, обостряются чувства. У меня не получается контролировать это. Мир будто рассыпается на тысячи осколков, когда я вижу тебя, понимаю, что люблю. — Ты любил кого-то раньше? Как долго это было? — Любил, очень сильно. Любовь не имеет срока годности и я не смогу вернуться назад в прошлое, иначе повторю одну и ту же ошибку. У меня не получится скрыть тот хаос честности и лжи. Люди часто говорят, что любовь противоречива в этом плане. Но это так затягивает. Я сам был человеком и разбился о свои же чувства. Он обратился взглядом к полумесяцу и тут же прикрыл глаза от его яркого света, к какому не привык, скрываясь в темноте. — До встречи с тобой я думал, что им легко говорить, потому что их конец такой же, как и у всех остальных. Если я позволю себе полюбить тебя, то не смогу остановиться. Мальчик чувствовал боль Хвана и старался забирать своими объятиями. В голове сплетались мысли и одна из них заставила Ли свести брови и отпрянуть от холодного тела. Он сел напротив и протянул руку к месту, где должно быть сердце, чьего биения не ощущалось под маленькой аккуратной ладонью. — Я буду счастлив разделить с тобой вечность, — глаза сверкнули. Он был готов ждать ответ. Также долго, как ждал свою мечту. Хёнджин неспокойно вздохнул и взял ладонь Феликса в свою, оставив поцелуй на кончиках пальцев. Он не давал ответов — было тяжело признаться самому себе, как сильно ему хотелось любить жизнь за подарок в виде сияющего Ли, сердечно полюбившего, и стыдно, за то, что готов полюбить вечность, которую так ненавидел. Не поменялось в мыслях только одно — звёздная ночь, их с Феликсом жизненная обитель. Она специально расстилалась по небосводу медленными слоями, как капли моросящего дождя по стеклу. Они со временем пропадают, некоторые остаются на зелёном покрове, точно также как два влюблённых сердца оставили в траве россыпь чувств, а в сердцах клятвы верности друг другу. Светловолосый мальчик уже выполнил свою клятву. Сначала Хван был мечтой, в ожидании которой приходилось страдать, но своим появлением избавил от боли и вывел на сердце Ли последнее слово — любовь.