***
Никелодеон познакомил его с АйКарли, Биг Тайм Раш и ещё парочкой детских мультиков, и Баки искренне сожалеет о том дне, когда долистался до этого канала, потому что в сто с лишним лет тебе не должно быть интересно наблюдать за тем, как выглядящие на все тридцать школьники живут клишированной подростковой жизнью, но, честно говоря, Баки просто завидует: у него ничего такого не было, нет и не будет. Он разваливается на кровати с ноутбуком (Старк не упускает возможности покрасоваться — выпустил всю существующую технику со своим именем, ещё и такую качественную; и ведь не ради благого дела, а только чтобы утереть нос остальным), включая Руфуса, потому что ему нравятся собаки и не нравятся серьёзные фильмы. Именно в этот момент в его личную, блять, комнату врывается Питер Паркер, который неделю назад просил трахнуть его. Баки нажимает на пробел и пытается смотреть недовольно, но на Питере пижамные штаны — и только, а с кудрей падают капли, очевидно, он только-только из душа, и разве можно вообще злиться на человека, у которого вода так красиво стекает по ключицам к прессу, а потом ещё ниже и… Баки хмурится — на этот раз чуть убедительней. — Слышал о такой штуке, как личное пространство? — уточняет он, когда Пит проходит в комнату и закрывает за собой дверь. — Какого чёрта Пятница даже не предупредила меня? И это искусственный интеллект Старка? Слово «интеллект» явно ли… — Мистер Барнс, — очень вежливо игнорирует Питер все его возмущения; он босой, а ещё вряд ли на нем есть нижнее белье, и Баки убирает ноутбук на тумбочку, поднимаясь с постели с намерением выгнать пацана, — знаете, если уж Вы не хотите меня, я мог бы представить список причин, по которым Вам необходимо изменить своё мнение. Даже продемонстрировать. Да разве ж он не хочет? Баки укладывает ладони на голые влажные плечи Пита, желая развернуть его на сто восемьдесят градусов, чтобы пнуть к чёртовому выходу, но Питер, улыбаясь, сжимает его пальцы в своих руках. Не до боли, да и не сопротивляясь совсем, но у Баки от прикосновения к правой руке коротит не то в сердце, не то в члене, не то в руке из вибраниума. Черта с два Питер не понимает, что Баки его хочет — и хочет так сильно, что яйца поджимаются. — Ты очень хорошо придумал, Пит, но, чтоб ты знал, Старк убьёт сначала меня, потом доберётся до тебя, а затем выкопает наши могилы, чтобы ещё раз убить. Тебе нравятся такие перспективы? Мне не очень, поэтому давай ты просто… — Мистер Барнс… — томный шёпот. Да ебаный… — Вы мне ещё тогда понравились. В Германии. Я после этого часто представлял, что Вы можете делать со своей железной рукой. Питер скользит подушечками пальцев от костяшек Баки до предплечья, а там уже позволяет себе огладить кожу и сжать локоть протеза, чтобы после переместить руки за шею Баки. Ну вот. Малолетка обошёл его — бывшего лучшего наёмника в мире и нынешнего неофициального Мстителя. Протез — часть Баки; но тогда, в Германии, он совсем не воспринимал его так: больше ненавидел, потому что это было очередным напоминанием о том, что Гидра уничтожила его изнутри, разрушила каждый кусочек души и успела добраться до плоти. Но слова Питера… Они заводят. Да, шестнадцатилеткой Пит его не привлекал, наверное, даже отталкивал, но со временем Баки осознал, что может выпустить внутреннего нёрда без опасности быть обсмеянным только в компании Пита. Может, это их и сблизило. А в девятнадцать он очень уж похорошел, и никто не смеет винить Баки в том, что ему просто нравятся красивые умные парни. Никто. Кроме него самого. — Я очень за тебя рад, но тебе бы найти кого по возрасту, — сопротивляется он, хотя уже и не так явно, не так сильно, желая поддаться этой дурацкой игре. Несколько минут назад он включал себе тупой фильм для детишек, чтобы расслабиться после изнуряющей миссии с Наташей, а теперь стоит посреди комнаты с полуголым Питером в объятиях. Что не так с его жизнью? Иногда кажется, что было бы гораздо проще навсегда остаться в криосне. Гораздо, гораздо проще. — Мм, — веселится Питер, потому что Баки позволяет ему оказаться ближе, пока сам убирает руки с плеч на сильную мальчишескую талию, — технически, Вам тридцать… — Сто. — Тридцать. С чем-то там. И до сорока не дотягиваете. А мне двадцать. Большая разница в возрасте, но не настолько. И мне так даже нравится, это заводит, знаете? — Хватит… — рычит Баки, сжимая пальцы. Эта кожа. Этот мальчишка. — Хватит обращаться ко мне так. Питер прижимается и лижет его челюсть. — Хорошо, Джеймс, — а вот тут он абсолютно внезапно отстраняется, легко выпутываясь из объятий, и делает пару шагов назад с лукавым выражением на лице, — это была первая причина! И ведь уходит, оставляя Баки разбираться со стояком наедине. Баки не собирается вестись на это и принимает ледяной душ, даже не прикасаясь к члену.***
Пробежки — конёк Стива, но не его. Баки не нравится даже изредка видеть людей, они его смущают, но не в идиотском смысле (как, например, его смущает Пит), а просто… Да плевать. Ему не нравится. Он возвращается в Башню так быстро, как только может; это был ужасный эксперимент, и Баки не собирается его повторять, так что он хмуро направляется к тренировочному залу, чтобы наматывать бессмысленные круги там, абсолютно игнорируя беговые дорожки (не потому что на них имя Старка). Сейчас часа четыре утра, поэтому Баки не мог подумать о том, что кому-то ещё в голову придёт заниматься так рано: Стив встаёт в полшестого, Наташа сейчас не в Башне, остальные предпочитают спать нормально. И каково же его, блять, удивление, когда в зал заходит Питер-да-хватит-уже-своих-игр-Паркер. Баки хмурится — да, у него такое лицо всегда, но сейчас он хмурится ещё больше, чтобы показаться, насколько он недоволен. — Ты разве не должен видеть пятый сон про Диснейленд? — спрашивает он, останавливаясь перед Питером, который (спасибо! тебе! боже!) на этот раз не был полуголым. — Почему ты продолжаешь видеть во мне школьника? — недовольно отвечает Питер, хотя это ужасный моветон: кидаться вопросом на вопрос. — Я уже три года учусь в МИТ. Не то чтобы Баки действительно видит в Питере всё того же школьника-недоумка, но так гораздо лучше получается держать себя в рамках; да, в прошлый раз система дала сбой, но это одноразовая акция, и Баки не собирается снова попадаться на уловки Пита, который пытается казаться старше, чем есть на самом деле. В зале резко становится как-то душновато, Баки ведёт плечами, желая стянуть пропотевшую майку, но ведь это именно то, чего Питер хочет, поэтому сдаваться нельзя. Нет. — Вопрос открыт, — сопротивляется Баки самому себе (и Питеру), — почему ты не спишь так рано? Пит сразу тушуется, снова становится самим собой, не пытаясь прикрываться внезапно открывшимся образом твинка. То, что он горячий, ещё не значит, что ему идёт этот спектакль. — У меня бессонница. Обычные таблетки не помогают. О, через это периодически проходит каждый из живущих тут: Старк имеет привычку запираться в мастерской, Наташа — выбивать из боксёрских груш остатки жизни, Стив — наматывать круг за кругом, пока не свалится от усталости часа три-четыре спустя, даже Пеппер может не спать ночами и пытаться учиться готовить. Но Баки за столько лет ни разу не заставал Питера. Впрочем, и Тони тоже, он просто узнал от сонной Пеппер на кухне ещё года два назад. — Я раньше просто уходил на патруль, — продолжает Питер, и его тёмные глаза становятся серьёзными; это делает их красивее, — но сегодня… Не знаю, не в состоянии, наверное. — У тебя синдром спасателя, парень, — усмехается Баки, — хочешь, помогу с тренировкой? Питер оживляется. — Я был бы рад.***
Баки расслабляется, забывая, что такое затишье перед бурей, потому что Пит, кажется, решает прекратить свои нелепые (приятные) попытки соблазнения. Как бы ни так. В каждой комнате личная ванная комната, всё-таки у них тут не общага, и Баки как раз думает о том, что пора бы смыть с себя этот отвратительный день, когда Пятница вежливо оповещает: — Мистер Паркер сейчас войдёт. Как будто в этом был смысл, потому что Питер врывается спустя секунду. — Я расскажу Старку, что у тебя сговор с его ненаглядной, — ворчит Баки. — Могу я принять у тебя душ? — пропускает замечание мимо ушей. Как и всегда. — В моём проблема с напором. Очень уж слабый… В Башне Старка? Быть такого не может. Баки складывает руки на груди, оглядывая Питера, которому опять хватило ума прийти в одних только пижамных штанах, но по крайней мере у него в руках болтается полотенце, что хотя бы немного придаёт правдоподобности его просьбе. Но не настолько, чтобы Баки мог поверить. Вот вообще ни капли. — Слушай, Питер, — он вздыхает. За последние месяцы они смогли наладить кое-какие дружеские отношения, и Баки всё устраивало, поэтому ему уж точно не хотелось портить то, чего ещё совсем недавно не было. — Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, можешь прекратить… всё это. Питер печально пожимает плечами. — Но я думал, ты хочешь меня. — Не в этом дело. Я просто не хочу иметь напряжённые отношения с членами команды, потому что это может отразиться на миссиях. Ты хочешь потрахаться? Так я был бы не против, если бы ты был уверен, но тебе ведь просто интересно. И что мне делать, если тебе не понравится? Зная тебя… Ты ведь постесняешься прерваться в процессе, а это точно повлияет на, — Баки неопределённо машет правой рукой, пытаясь подобрать нужное слово, — нас. Звучит слишком… слишком. — Ты ещё и прикидываешься кем-то другим, а мне такое не нравится. Думаешь, я не понимаю, когда люди мне врут? А ты врёшь, врёшь о том, кем являешься, так что просто перестань, ладно? Красное полотенце мягко оседает на пол, и Питер ловко перешагивает его, приближаясь к Баки, чтобы уложить ладони на его плечи, осторожно сжимая их и растирая, будто он собирается сделать массаж. — Баки… — шепчет Питер. Да что же это такое? — Говоришь, что видишь ложь, а сам не понял, что я, ну, типа влюблен в тебя. В тот раз я хотел признаться, но я просто… Запаниковал? А потом уже было поздно, и ты сам не говорил «нет», поэтому я подумал, что, если уж чувства не примешь, так мы сможем переспать. — Это очень не по-взрослому. — Ага. Можно тебя обнять? — Только обнять, Пит, — предупреждает Баки и тут же ощущает, как Питер прижимается к нему всем своим телом, утыкаясь носом в шею. Ничего такого. Баки нравится держать ладони на лопатках Пита; даже левой рукой будто можно было ощутить чужое тепло, хотя это бред — не только из-за того, что это рука из чёртового вибраниума, но и потому, что невозможно чувствовать живое тело через слой застиранной хлопковой ткани, пропахшей дешёвым кондиционером для белья, будто Пит не жил в Башне, а снова вернулся к тёте в Куинс. Это в нем и привлекает: сколько бы вокруг ни было богатств, Питер Паркер всегда будет предпочитать простоту. Он гений и супергерой — чем-то должен напоминать Старка, но от Старка у Питера разве что привычка запираться в лаборатории. Ну, может, цвет глаз ещё, но у Старка они обычные совсем, глаза как глаза, а у Пита видно целую вселенную в радужке, и Баки правда не думал, что может так влюбиться. — Будешь спать тут? — предлагает Баки шёпотом. — Ты ещё спрашиваешь.***
Это входит в привычку: Пит раз через раз приходит к нему ночами (и всякий раз даже вежливо спрашивает через Пятницу, можно ли ему войти; как будто есть вероятность, что Баки откажется), они засыпают в обнимку, обсуждая Властелина колец, Гарри Поттера, Хоббита или — если настроение совсем ужасное — идиотские комедии, от самых старых и до самых новых. И всё же наутро Пита будто и не было никогда в кровати; о нем напоминает только примятая часть кровати и запах какого-то очень уж нежного для Баки шампуня. Это почти больно, но Баки за сотню, его держали в плену, пытались убить, а потом он пытался убить (удачно; слишком много раз), чтобы затем оказаться в том кресле и… Наверное, вспоминая всё это, Баки должен приходить к выводу, что непостоянные мальчишки с СДВГ — не худшая часть его жизни, и всё-таки легче от этого не становится. Сегодня Баки просыпается не от кошмаров, а от того, что чужое тепло забирается под кожу: Питер обнимает его со спины, прижимаясь носом к затылку и обвивая руками и ногами, будто он неудачная пародия на коалу. Пит дышит глубоко, размеренно, иногда делает чуть больше вдохов, одновременно с этим вздрагивая всем телом, но зато не мечется по кровати в холодном поту, как иногда случалось по ночам. Сейчас не ночь — утро, а Пит всё ещё совсем рядом. Баки осторожно переворачивается в этих удушающих объятиях, оказываясь лицом к лицу с Питером. Немного опухшее, бледное, с редкими веснушками. Ресницы длинные-длинные, не такие пушистые, как у девушек, которых знает Баки, но такие же красивые; пару кудряшек небрежно падают на лоб, и Пит забавно морщится во сне, чуть трется виском о подушку, будто это поможет, а затем, угомонившись, утыкается Баки в шею. Дурашка. Вот, кто такой Питер Паркер, — дурашка. Девчонки со двора дразнили так Баки, когда он неумело заигрывал с ними, а он никогда и не понимал, с чего это он дурашка. Теперь понимает. Приятно расслабиться в объятиях Питера и снова уснуть.***
— Тебе стоит быть… осторожней. Ну, с Питером, — туманно начинает Нат, когда они сталкиваются в гостиной в одиночестве, — я видела, как он выходил из твоей комнаты. Ничего против не имею, но ты же знаешь Старка. Да тут не только Старк — тут любой порвёт за Питера Паркера. И Баки понимает, почему он сматывался так рано. Ну и защитничек же.***
В поясницу упирается либо дуло пистолета, либо… И что ему, блять, делать? Это не было манипуляцией или намеренной попыткой соблазнения, с этим Пит завязал, но никто не может контролировать свой организм — в двадцатку особенно, и Баки прекрасно понимает это, так что выгонять с позором тут вряд ли уместно, но и… Питер трётся о него, прижимаясь ближе, и сонно стонет в затылок. Не проснулся даже. — Пит… — М-м? Черт. Блять. — Боже! — Именно он, — бормочет Баки, когда Питер резко отстраняется и подрывается в постели, подтягивая к себе одеяло (и оставляя Баки в холоде, но не то чтобы он не привык), — всё хорошо, я понимаю, ты можешь… — Прости! Он прижимает колени к груди и вспыхивает так, что сложно поверить в то, каким Питер Паркер мог быть придурком. — Питер, это нормально, я не собираюсь ругать тебя, угомонись. А вот себя ему бы наругать — за то, как сильно он возбуждается при мысли о том, что Пит тёрся о его поясницу стояком. Интересно, что ему снилось? — Это не значит, что я не могу умереть от стыда! — Когда ты предложил мне заняться сексом, такой реакции не было, — хмыкает Баки, прекрасно осознавая, что от этих слов Пит раскраснеется только больше, и, конечно, его уши буквально загораются; Баки не хочет думать об этом, но всё равно думает, — или ты не в курсе, что секс включает в себя стояк? — Джеймс… — хнычет Питер. — Либо уйди, либо помогай. — Это моя комната, — напоминает Баки, — ты не можешь выгнать меня отсюда. — Я — нет, но Пятница… Ебаная, блять, старковская Пятница; даже ИИ встаёт на сторону Питера, пока у Питера так некультурно встаёт на Баки — и вот кто ему поверит, а? Ну, кроме Наташи. Баки вздыхает. — Для начала я бы тебя поцеловал, — сообщает он, перегибаясь так, чтобы нависнуть над несчастным Питом, дрожащим не то от возбуждения, не то от страха, не то от смущения. А может, и от всего сразу. Это же Питер. — Ну, знаешь, так принято в обществе, что сперва целуешь губы, а потом — берёшь в рот, так что… А, или ты имел в виду психологическую помощь? Я не силён в этом, ты же знаешь. — Блять, — Питер на грани гнева, и за этим забавно наблюдать, потому что обычно он похож на щеночка: такого бы затискать и потрепать по волосам, — я ухожу. — Стой-стой-стой, — он едва успевает схватить Пита, пока тот правда не встал с кровати, — насчёт поцелуя… Я бы правда хотел. Позволишь? Питер не отвечает, но зато первый тянется: он напористо обхватывает шею Баки и быстро забирается на его бедра, Баки даже не успевает понять, что именно произошло, а этот маленький прохвост уже захватил всё его личное пространство, поэтому не осталось ничего, кроме как схватить бедра, отделяющие его от реального касания тканью пижамных штанов, и сжать их так, чтобы точно остались синяки — мало, кто ещё способен на такое. Конечно, и эти исчезнут через час, может, полтора, но Баки всё равно хочется увидеть это. Язык Питера нагло врывается в рот, и теперь это точно не похоже на невинные прелюдии с утра, но Баки и не возражает: так ему нравится больше — постепенное сближение и ощущение настоящей близости, а не бессмысленный секс из желания что-то выяснить для себя. Член пока твёрдый только наполовину, но это быстро изменится, если Пит с таким же усердием продолжит тереться и вертеть своей задницей. Перед глазами пляшут звёзды только от того, как они целуются, а что будет позже? Баки представить не мог, но зато точно знал, что будет хорошо — и одного этого знания было более чем достаточно, чтобы отстраниться и перейти к покусыванию шеи. Ему нравится то, как становятся видны очертания сильной сосцевидной мышцы всякий раз, когда Пит напрягается от удовольствия, а уж то, что напрягается именно от удовольствия, очевидно по тому, как он изгибает спину, прижимаясь своей грудью к грудной клетке Баки. — Теперь можно переходить к главному? — задыхаясь, спрашивает Питер, заставляя Баки хрипло засмеяться. — А как же прелюдии? — Они часть главного, — раздражение в голосе намекает на то, что пора бы уделить чуть больше внимания телу Питера под пижамной футболкой, и Баки ловко стягивает её, пока Питер совершенно обыденным жестом, но таким горячим в этой ситуации поднимает руки. Кожа мягкая, под ней видно мышцы, много мышц. Пит специально вдыхает, чтобы сделать кости рёбер ещё более заметными, и Баки не противится: большим пальцем левой руки он давит — с силой, чтобы до синяка, но не так, чтобы (не дай бог) сломать. Было бы довольно неловко объяснять Старку, почему его драгоценный протеже сломал ребро вне вылазки. Баки склоняется, чтобы провести языком, пробираясь в каждую ямочку кожи между натянувшимися костями. Вдыхать запах Пита и касаться его кажется божьим благословением, оплатой за все те мучения, что пережил Баки, и он собирается забрать всё, что даёт Бог: прикусывает кожу пониже соска, опускается руками к бёдрами, нажимая на выпирающие кости, — и Пит на это хнычет, желая больше-больше-больше-больше-бо… Маленький и ненасытный. Баки даёт больше, накрывая пальцами твёрдый член сквозь забавные пижамные штаны. Пит утыкается носом куда-то в шею, затем нежно прикусывает мочку Баки, обводя языком за ухом, и зарывается в его волосы, впиваясь ногтями в кожу головы, что снова напоминает о реальности происходящего. Баки меняет их местами, снова нависая над Питом, чтобы сесть между его разведённых ног и стянуть остатки одежды. На нижнем белье видно влажное пятно от предэякулята, и Баки, не сдерживаясь, наклоняется, чтобы накрыть ртом очертания головки; Пит откидывает голову, снова забирается пальцами в волосы, сначала оттягивая их, но чуть позже снова заставляя Баки прислониться ближе. В конце концов приходится снять и боксеры. Член шлёпается о кожу Пита, который судорожно выдыхает от того, как Баки берется за основание холодными пальцами левой руки и ведёт к головке, чтобы там собрать влагу на металлических пластинах. Единственное, о чем он жалеет, — это то, как протез абсолютно не передаёт всех ощущений, но Баки ещё успеет насладиться Питом. Приходится отстраниться, чтобы залезть под подушку; голова Пита прижала тюбик смазки и ленту презервативов. — Боже, — на выдохе шепчет Пит, — и давно у Зимнего солдата в постели хранится такое? — Пожалуй, даже слишком. Современный мир — это потрясающе. Раньше был только вазелин, а теперь можно сделать вот так, — и Баки откручивает крышку на тюбике, чтобы выдавить смазку и, покрыв ею член Питера, взять его в рот. Шоколад. Мускус. Пит. — Вкусно. Пит только ахает. Баки опускается ниже и смазывает узкое колечко мышц, проникая на этот раз пальцами правой руки, чтобы чувствовать приятный жар. Сначала один: надо осторожно растянуть, найти простату. Пара правильных движений — и Пит мычит от удовольствия, так что Баки с улыбкой добавляет ещё палец, сгибая фаланги так, чтобы касаться бугорка внутри. Пит начинает слабо подмахивать бёдрами. — Я не фарфоровый, — сообщает он, снова насаживаясь. — Зато очень жадный. Но Баки всё равно добавляет третий палец, проникая так глубоко, что Пита подбрасывает на постели. Изгибы его тела так и манят, но Баки не особо спешит, желая растянуть не только Питера, но и этот момент — растянул бы на всю жизнь, будь у него такая возможность. Пальцы с хлюпом выскальзывают, и Пит снова хнычет. Даже жалко становится. Баки уже берется отрывать презерватив, когда Пит говорит: — Ты же знаешь… Я не болею, — шепчет он интимно, заглядывая в глаза Баки и облизывая и без того влажные губы, — и ты. Просто… — Хорошо, — боже, да, хорошо, — сейчас-сейчас. Торопливо отбрасывает ненужный презерватив и кое-как спешно стягивает с себя то, что почему-то осталось, чтобы подобраться ближе к Питу, который ещё сильнее разводит бедра, предлагая себя. Знает ли он, как порочно выглядит с покрасневшими щеками, растрёпанными кудрями и опухшими губами? Наверное, нет — не сейчас, когда, судя по стеклянным глазам, в его голове одно — и это Баки. Льстит. Баки хватается за бедро Пита, и он скрещивает ноги за спиной Баки. — Давай, — на одном дыхании. Баки осторожно входит, упираясь одной рукой в подушку рядом с головой Питера, склоняясь так близко, что видно перелив радужки Пита, который тоже смотрит только на него, хватаясь ладонями за сильную спину, заставляя входить глубже. Толчки поначалу слабые, лёгкие, такие, от которых больно и хорошо обоим, но Баки не удерживается — и въезжается на грани с грубостью, вызывая у Пита сдавленный стон, который он глушит поцелуем, и теперь Баки ощущает вибрацию, потому что Пит мычит прямо в губы. Баки начинает ускоряться, и навороченная старковская койка уже поскрипывает, потому что они начинают трахаться. По-настоящему, без прикрас: Пита прокатывает по кровати, он стонет в голос, изгибается и открывает доступ к бледной шее, которую Баки снова кусает. Движения становятся жёстче, когда Пит вдавливается пятками, заставляя Баки входить глубже и глубже. Комната наполняется запахом пота и возбуждения, звуками стонов и скрипов; Баки не прикрывает глаза ни на секунду, жадно улавливая каждое движение Питера. — Блять, — тянет Пит, поддаваясь навстречу движениям, — Джеймс. Собственное имя, слетающее с прекрасных губ Пита, сводит с ума, и Баки уже не пытается контролировать себя, срываясь на короткие, но сильные фрикции. Пит тянется рукой к своему члену, зажатому между ними, и грубо надрачивает себе, пытаясь попасть в такт, которого нет. — Давай, блять, давай, — шипит он, оттягивая волосы Баки, — ну же, Джеймс! Баки тоже начинает стонать в полный голос, потому что стенки сжимают его член так приятно, так хорошо. — Я… я сейчас, — мычит он, утыкаясь губами в ключицы Питера. — Да-да-да… И они кончают — почти одновременно. Баки чувствует, как его сперма стекает внутри Питера. Баки чувствует влагу на коже между ними — это уже подарочек Пита. Он мягко выходит, наблюдая, как вязь спермы течёт на постельное бельё. — Боже, — слабо, почти сонно тянет Питер, опуская веки, — боже. Баки хрипло смеётся и ложится рядом. — Нам придётся принять душ после этого. — Потом, — недовольно мычание вызывает улыбку. Какой же он капризный. — Обними меня, — просит Пит, и Баки покорно накрывает его собой со спины. Ну вот, теперь они лежат ложечками. Романтика, а? — Мы же теперь встречаемся, да? — сквозь сон шепчет Пит. — Ты такой придурок, Питер Паркер, — Баки легонько кусает его в шею, — да, куколка. Встречаемся.