It’s something sinister to love (without regard for dear tomorrow)

Кларк Гриффин – не первый призрак, которого видит Беллами Блейк. Просто она первая, кого он узнает. Невозможно жить на Ковчеге и не узнать принцессу станции Альфа. У нее в Совете не один, а двое родителей. Ее мать – глава медицинского отдела, а отец – главный инженер "Ковчега". Другими словами, они оба отвечают за сохранение последних остатков человеческой расы в живых достаточно долго, чтобы будущие поколения могли вернуться на землю. Так что не могло быть и речи о том, чтобы их дочь могла остаться вне радаров. На Дне Единства и других официальных мероприятиях ее семья часто собирается у входа рядом с Джахой и его сыном. Пожимают друг другу руки, целуют младенцев, словно какая-то извращенная реконструкция выборов на старой Земле. Он читал, что политиков на Земле обычно считали слишком коррумпированными, чтобы им можно было доверять, и это, похоже, справедливо, учитывая, что им удалось сжечь всю свою планету, потому что они не могли ужиться друг с другом. Так что, возможно, есть смысл в том, что Гриффины и Джахи напоминают ему об этих ушедших лидерах. Они, похоже, тоже не могут видеть дальше своего собственного высокомерия. С учетом возвращения на Землю ценой всего, включая их собственную человечность. Запрет на вторых детей. Отправка людей за пределы станции за мелкие правонарушения. Закрытие глаз на увеличение разрыва между станциями, при этом их собственной станции всегда удается оставаться на вершине. Излишне говорить, что Беллами не самый большой их поклонник. Все еще. Он в курсе этого. Как он мог не быть против? Поэтому, когда однажды он в комнате своей семьи поднимает взгляд и видит растерянную Кларк Гриффин, стоящую у двери, он сразу узнает ее. Он просто не сразу распознает в ней призрака. Вместо этого его первая мысль о том, что вся его семья скоро умрет. Потому что за столом в другом конце комнаты сидит Октавия, его незаконная младшая сестра, которая в данный момент немного не под полом. – О, – Беллами вскакивает на ноги и немедленно встает между Кларк и своей сестрой, как будто он мог каким-то образом скрыть то, что уже открылось. – Белл, она уже видела меня. В голосе Октавии страх, но почему–то не дрожит. Его храбрая младшая сестра. – Чего ты хочешь? – он задает вопрос, понимая, что его голос дрожит сильнее, чем у его сестры. – Как ты сюда попала? Кларк каким-то образом удается казаться более смущенной, чем они, учитывая, что это она была в их комнате. – Я... я не уверена. Думаю, может быть, я ударилась головой? – Она поднимает одну руку вверх, как будто пытается сквозь светлые локоны почувствовать свой череп, но затем опускает ладонь. – Я не очень хорошо себя чувствовала, кажется, я искала помощь. Правда, не могу вспомнить. Наверное, ваша дверь была открыта. – Нет, такого не было, – выдавливает Беллами. Как будто бы он мог оставить свою дверь незапертой. Как будто он не тренировал себя с 6-летнего возраста никогда этого не делать. – Извини… Я не хотела… Я сейчас действительно чувствую себя странно. – Белл, – произносит Октавия из-за его спины, но он машет рукой в ее сторону, надеясь, что она поймет намек и будет вести себя тихо. Как будто бы, если она будет просто молчать, девушка, стоящая перед ними, не увидит ее. – Я могу проводить тебя в больницу, но тебе нельзя здесь находиться, – твердо отвечает Беллами, и паника все еще кричит в его голове, что все это не имеет значения. Теперь все кончено. – Белл, – на этот раз голос Октавии звучит более настойчиво, и Беллами бросает на нее тревожный взгляд через плечо. – Посмотри на нее, Белл. Успокойся и посмотри. Несмотря на то, что все его сознание переполняет адреналин, Беллами удается сделать так, как просит его сестра. Она стоит перед дверью, в повседневной одежде, ее почти неестественно светлые волосы блестят даже при том тусклом свете, что есть в их комнате. Ее лицо выражает растерянность и испуг, она не отрывает своих глаз от его лица, словно на нем она может найти ответы. Что, как он предполагает, она действительно могла бы сделать, потому что он наконец–то видит то, что видит Октавия. То, как ее очертания слегка размываются всякий раз, когда она двигается, нервно переминаясь с ноги на ногу, и этого достаточно, чтобы стал заметен слабый ореол сияния, который время от времени вспыхивает вокруг нее. Это то, что и он, и Октавия видели раньше. И люди, которые так выглядели... всегда были мертвы. Прежде чем Беллами успевает отреагировать на тот факт, что вполне себе мертвая принцесса Ковчега находится в их каюте, его радио с треском оживает, пугая всех в комнате. Голоса, доносящиеся из трубки, на самом деле не обращаются к нему, но они используют частоту открытой охраны, и предполагается, что даже ученики будут готовы отреагировать на призыв в любой момент. – Всем подразделениям, южная наблюдательная станция оцеплена. Никаких гражданских на территории не должно быть, никого не пускать. – Что происходит? Кларк все еще смотрит на него так, словно он – ее спасательный круг, человек, который вот–вот вмешается и объяснит, что с ней происходит. И Беллами ненавидит ее родителей, и чисто из принципа он всегда немного ненавидел ее, но теперь он также немного ненавидит себя за то, что ему приходится быть тем, кто говорит это. – Я думаю, они только что нашли твое тело, принцесса.

***

Они находят тело Кларк на наблюдательной станции, в луже крови, причиной ее смерти явно стала рана на голове. На солнце были вспышки, что означает, что камеры наблюдения бесполезны, но территория оцеплена, никто ее не покидает. В этот день было довольно много того, что им нравилось называть космической турбулентностью: небольшие метеориты и обломки космического мусора, задевающие Ковчег, вызывали вибрацию, которая была довольно ощутимой на станциях, особенно на самых дальних. В частности, на наблюдательной станции. В конце концов решается, что Кларк просто оказалась не в том месте и не в то время. Когда в станцию что–то попало, она не удержала равновесие, упала и ударилась головой. Вот так быстро, просто и несправедливо. Конечно, это было печально, но у Беллами есть и другие вещи, на которых нужно сосредоточиться, кроме безвременной смерти одного избалованного подростка. По крайней мере, он бы так и сделал, если бы она просто оставила его в покое. – Может быть, я должна найти Уэллсу подружку. Я знаю, что он одинок и... Беллами усмехается, и Кларк обрывает себя на полуслове. – Тогда почему, по–твоему, я все еще здесь? – она спрашивает требовательно, уперев руки в бока, наклонив голову под таким углом, который, казалось бы, должен был точно выразить ее разочарование в нем. Как будто она единственная, у кого есть право расстраиваться в этой ситуации. Это вообще–то его преследуют. Ну, формально, его и Октавию, но его сестра не возражает против компании. – Я не думаю об этом, принцесса. Мой мир не вращается вокруг твоих проблем. Она стонет. – Ты меня бесишь! – Не стесняйся, ты всегда можешь пойти к людям, которым действительно не все равно на тебя, и провести время с ними. Он сожалеет о своих словах, как только видит ее реакцию. Боль, которая отражается на ее лице, прежде чем она прячет ее за свирепым взглядом. Он знает, что это не самые справедливые его слова. Какое-то время она действительно проводит время именно так – следует по пятам за своими родителями. И за ее лучшим другом, сыном Джахи, и за своим парнем, которые, по–видимому, разные люди, хотя он намеренно старается не вдаваться в подробности. Но в конце концов она все равно хочет быть с людьми, которые знают о ее присутствии, и в итоге она возвращается в кабину Блейков. Мать Беллами не может видеть призраков, но она давно смирилась с тем, что у ее детей есть дар, который она никогда до конца не поймет. Или проклятие. Присяжные все еще не определились. Когда она узнает, что Кларк проводит свои дни, то и дело заглядывая в их комнату, Аврора начинает здороваться с девушкой каждый раз, когда та входит в кабину. Она целует каждого из своих детей в макушку, нежно проводит пальцами по их волосам, прежде чем мягко положить руку на стол, как будто приветствуя блондинку. – Привет, Кларк. Она произносит приветствие в пустоту с материнской нежностью, и по какой-то причине это наполняет Беллами непропорциональным гневом. Неужели она так отчаянно хотела стать матерью, что незаконного второго ребенка было недостаточно? Она хотела усыновить всех призраков–подростков, бродящих по коридорам? – Ее даже здесь нет, – однажды огрызается Беллами с такой злобой, что Октавия выглядит так, будто она вот–вот разрыдается. Его мать тоже выглядит обиженной, и они оба стараются держаться от него подальше до конца дня, давая ему как можно больше места в крошечной комнате, которую они все делят между собой. Когда Кларк наконец появляется той ночью, уже после того, как его мать и Октавия засыпают, он отказывается с ней разговаривать. В конце концов она ускользает, и Беллами борется с желанием расплакаться из-за того, насколько виноватым он себя чувствует. Какой юной и похожей на его сестру она выглядела в темноте. Как одинокой.

***

Она никогда не задерживается надолго. У них с Октавией складывается хрупкая дружба, и Беллами обнаруживает, что чувствует благодарность за это вопреки собственному здравому смыслу. Когда он впервые понял, что Октавия может видеть призраков так же, как и он, он подумал, что это могло бы помочь ей избавиться от чувства одиночества. Он не знал, тянуло ли их к ним, как к маяку, или у призраков просто было много свободного времени, и в конце концов они оказались в каждой комнате Ковчега. Он просто знал, что за эти годы по их кабинам уже прошлось множество призраков, и Октавия любила с ними разговаривать. Проблема была в том, что в конце концов они всегда уходили, большинство из них довольно быстро. Они примирялись с тем, что оставляли позади, и перед ними открывалась дверь, дверь к тому, что было дальше. И когда они проходили через нее, Октавия всегда снова оставалась одна. Он знает, что то же самое произойдет и с Кларк, что она разберет все свои глупые идеи о том, каким могло бы быть ее незаконченное дело, и действительно закончит его. Тогда появится ее дверь, и она тоже пойдет дальше. Просто так это работает. Но видеть Октавию с кем–то, с кем она могла поговорить, кто не был сильно ее старше, кто смеялся, когда они обсуждали парней, кто был ее другом… Он не может заставить себя захотеть, чтобы появилась ее дверь. Даже несмотря на то, что она сводит его с ума.

***

– Расскажи мне еще раз. Беллами вздыхает и крепко зажмуривает глаза, как будто, если он не увидит блондинку перед собой, она исчезнет и из его жизни. Он просто пытается делать свою работу, стоит перед линиями с продуктами, как ему и положено, и надеется, что никто не подумает, что он сумасшедший. К сожалению, Кларк порхает вокруг, требуя, чтобы он рассказал ей все, что ему известно о процедуре, которой следуют призраки после смерти. Снова. – Они появляются. Они слоняются вокруг какое-то время, пока не разберутся с тем, что их сдерживает, и тогда появляется дверь. Они проходят через это и... Он щелкает пальцами. – Пуф. – Пуф? – она повторяет. Он кивает. Старается сделать это незаметно, потому что кто–то проходит мимо. – И никто никогда не остается? – настойчиво спрашивает она. И Беллами борется с желанием застонать. Она никогда не может сделать все проще. – Есть один парень... но я бы не назвал его призрачным образцом для подражания. – Ты должен познакомить меня с ним. Кларк произносит это не как просьбу. Она произносит это как приказ. Конечно же, именно так. Прелестная принцесса всегда привыкла получать все, что захочет. И все–таки. Может быть, благодаря этому знакомству она будет доставать еще кого–то хотя бы несколько минут в день. – Хорошо. После моей смены. Теперь ты позволишь мне заняться моей работой? Кларк улыбается, и она выглядит такой красивой и такой живой, что на секунду Беллами хочется улыбнуться в ответ. На секунду ему хочется, чтобы она стала и его другом, а не только другом Октавии. Но этого не происходит. Поэтому он просто закатывает глаза и игнорирует то, как она исчезает, но еще мгновение после того, как он перестает ее видеть, он может слышать ее довольный смех.

***

– Кларк, это Вик. Беллами не уверен, чего Кларк ожидала от самого долгого жителя–призрака Ковчега, но, судя по тому, как она смотрит на него, Вика она не ждала. Справедливости ради, он сидит на краю кафедры, которую Джаха иногда использует для произнесения речей, качает ногами и улыбается ей так, словно это самая нормальная вещь в мире. – Кларк Гриффин, приятно с тобой познакомиться. Я знал твою бабушку. Она была горячей. Кларк фыркает. – Мою... Сколько точно ты здесь пробыл? – Годы жизни или годы смерти? Вик ухмыляется, затем взмахивает рукой, как бы ожидая реакции на свою замечательную шутку. Ни Беллами, ни Кларк не реагируют, поэтому он вздыхает и продолжает. – Я умер 72 года назад. Дурацкая авария с электричеством. Небольшая инженерная неудача. Никто не виноват. – Я слышал, ты чуть не вывел из строя всю кислородную систему Ковчега, когда перерезал не те провода. Вик бросает на Беллами не особо довольный взгляд, прежде чем пожать плечами. – Никто не совершенен. Этого места уже не было бы, если бы не моя неустанная инженерная работа. Как и твоего отца. Он кивает в сторону Кларк. – Ты знаешь моего отца? – спрашивает Кларк. – Я знаю всех на этом плавучем чудовище. Я знаю все сплетни. – Ты так и не открыл свою дверь? – И упустить всю эту красоту? – Вик жестом указывает на пустое помещение, и Беллами закатывает глаза. – Не–а. Он спрыгивает с кафедры. – Ну же, пойдем в столовую. Я, конечно, не могу есть, но мне нравится передвигать еду людей, когда они не смотрят. – Ты можешь передвигать предметы? Волнение в голосе Кларк не нравится Беллами, но, прежде чем он успевает озвучить свои сомнения, она уже следует за Виком по коридору, всю дорогу задавая вопросы. Беллами подумывает последовать за ними, прежде чем понимает, что это именно то, чего он хотел, – отвлечь от себя внимание, чтобы у него было немного тишины и покоя. И если ему это не нравится так сильно, как он думал, он не признается в этом самому себе.

***

– И Вик говорит... Беллами отчаянно пытается не обращать внимания на голос Кларк, когда она в сотый раз рассказывает Октавии о том, что сказал Вик во время их последней встречи. Очевидно, Вик проводит для нее что–то вроде курса обучения призраков, пытаясь научить ее манипулировать физическими объектами и читать ауры людей. Или что–то в этом роде. И снова он пытается не слушать. Ему это не удается. Его босс отчитал его в ту ночь за то, что он осмелился спросить сотрудника станции Альфа, почему они вышли после комендантского часа, и двойные стандарты Ковчега эхом отдаются в его голове. Голос звучит как у Кларк, хотя он знает, что это несправедливо. Он теряет контроль. – Тебе не об этом надо думать! Его вспышка пугает и Кларк, и его сестру, которые сидят на полу в другом конце комнаты. – Белл! – тон голоса Октавии предупреждающий, но сейчас он не может остановиться. – И о чем именно мне надо думать? Кларк огрызается в ответ, ее голубые глаза вспыхивают. – О том, как выяснить, что тебя здесь держит, и найти свою дверь! – он чуть ли не рычит в ответ. Она немного отстраняется, и чувство вины пытается пробраться в его сознание, но он загоняет его обратно. – Ты не должна была быть здесь, Кларк. Ты мертва. Ты должна двигаться дальше. Не таскаться за Виком, не играть в друзей с моей сестрой, не тосковать по твоему парню. Все. Конец. Ты умерла. Свет мигает, и книги на их единственной полке разлетаются по комнате. Октавия вскрикивает от удивления, и у Беллами как раз хватает времени, чтобы увидеть полные слез глаза Кларк, прежде чем она вспыхивает и полностью исчезает.

***

Ни Октавия, ни Кларк не разговаривают с ним после этого инцидента. Он знает, что Кларк все еще навещает Октавию, но теперь она по большей части ждет, пока он не уйдет на смену. Однажды он возвращается с работы, а она все еще там, и каменное молчание – его единственное приветствие от обеих девушек. – Не надо ради меня останавливаться. Я в душ. Он проходит мимо них, и Кларк остается на месте. Он не уверен, можно ли назвать это прогрессом или нет. Вытираясь полотенцем, он понимает, что ненароком подслушивает их разговор. – Я правда думаю, что он – мое незаконченное дело, О. У нас с Финном были планы. Мне так и не удалось сделать для него все те мелочи, которые я хотела сделать. Но, может быть, еще не слишком поздно. – Это так романтично, Кларк! Жаль, что я не могу с ним встретиться. Кларк, должно быть, знает, что он закончил принимать душ, потому что, когда он возвращается в их основную комнате, ее уже нет. Октавия же рассеянно листает их потрепанный экземпляр «Красавицы и чудовища» и улыбается про себя. – Ходить за каким-то парнем — это не ее незаконченное дело, О. Она должна это знать. – Почему тебя это волнует? – огрызается Октавия, но ее лицо почти мгновенно смягчается, когда ее глаза встречаются с его, как будто злость на него отнимает слишком много энергии, чтобы продержаться так долго. – Откуда ты знаешь? Это может быть вариантом. – Жизнь Кларк стоит больше, чем просто мелочи для парня. Как и твоя жизнь. Никогда не забывай об этом. Глаза Октавии наполняются слезами, которые она резко вытирает одной рукой. – Все равно у меня никогда не будет такого шанса, верно? Не похоже, что у меня когда-нибудь будет шанс что-то сделать. Беллами с трудом сглатывает из-за своего вездесущего чувства вины за то, в чем он, очевидно, виноват не был. Он начинает думать о том, как он может дать своей сестре шанс сделать что-нибудь, что угодно. Он обрекает их всех на гибель.

***

Беллами думает, что он, возможно, в шоке. Охранник держит его сестру за запястье, вокруг них царит хаос прерванных танцев. Его испуганные глаза встречаются с глазами Кларк через плечо охранника. Она пришла с Октавией на танцы, конечно же, пришла. Она хотела стать свидетельницей первого соприкосновения О со свободой, и если бы она увидела, как ее парень хандрит в углу, тем было бы лучше, и она была здесь, а Октавия в руках у охранника, и он не мог остановить это, и… Кларк протягивает руку, хватает шоковую дубинку охранника и осторожно вынимает ее из кобуры. Беллами не может перестать на это глазеть, не может поверить, что это происходит, потому что у охранника его сестра, а призрак принцессы Ковчега использует свои недавно приобретенные навыки перемещения объектов, она собирается ударить охранника шокером, чтобы они могли уйти? И… Прежде чем Кларк успевает нажать на кнопку, ее способность держать дубинку исчезает, как будто ее никогда и не было, шокер выпадает из ее все еще согнутых пальцев и со стуком падает на пол. Охранник мечется в поисках виновника, но не находит никого, кто стоял бы достаточно близко, чтобы его можно было обвинить. Не отпуская О, свободной рукой он поднимает шокер, и Беллами понимает, что все кончено.

***

Они не разрешают ему быть там, когда его мать выкидывают наружу. Не позволяют ему вообще с ней попрощаться. Они слишком заняты расспросами о его причастности и о том, как им удавалось так долго скрывать второго ребенка. Он хочет разозлиться. Он хочет сказать им, что это произошло потому, что некоторые из их коллег были более чем счастливы закрыть на это глаза в обмен на принудительный секс с отчаявшейся матерью. Он этого не делает. Ему нужно остаться в живых, если он хочет когда-нибудь снова увидеть О. Его сестра. Его ответственность. Запертая в клетке за преступление своего рождения. К тому времени, когда он возвращается в свою пустую комнату, уже слишком поздно. Его мать мертва. Он опускается на пол рядом с кроватью, позволяет себе выпустить эмоции, но прячет слезы за ладонями, хотя он один и его никто не видит. По крайней мере, он так думал. – Беллами? Кларк произносит его имя как вопрос. Он поднимает голову и давится слезами, когда видит ее лицо, нахмуренный лоб, дрожащие губы и глаза, блестящие от слез по его семье. Он может сказать, что она старается не показать ему своих слез, не желая посягать на его горе. Она опускается рядом с ним. – Мне жаль. Я пыталась... Я практиковалась, но я просто... Мне очень жаль. – Это не твоя вина, – он не узнает свой голос, этот наполненный болью и слезами хрип. – Моя. Мне не следовало приводить ее туда. Мне не следовало так рисковать. Он ударяет кулаком в пол рядом с собой, и она вздрагивает, но мгновенно приходит в себя. – Белл… нет. Она никогда раньше его так не называла. Октавия – единственная, кто так говорит. Он не хочет слышать этого сейчас. Она, должно быть, видит, как он напрягается, потому что не пытается убедить его, что это не его вина. – Она скоро будет здесь, – говорит он в воцарившуюся между ними тишину. – Моя мать. Призрак его матери. Он боится этого, но в то же время страстно желает увидеть ее. Чтобы она тихо произнесла его имя и сказала ему, что все будет хорошо. Даже если это ложь. – Беллами, она не придет. Кларк теперь не утруждает себя тем, чтобы скрыть свои слезы. – Я не хотела, чтобы она оставалась одна...Я была там, когда они… когда это случилось. Она увидела меня. Она заговорила со мной. Она хочет, чтобы вы с Октавией знали, что она вас очень сильно любит, и она знает, что ты позаботишься о своей сестре и... Беллами обрывает ее, его голос вырывается из горла, словно режущий нож. – Где она, Кларк? Где моя мама? Кларк с трудом сглатывает. Не встречается с ним взглядом. – Она получила свою дверь, Беллами. Сразу же. Она просто появилась. Это... это хорошо, верно? Теперь она обрела покой и не... застряла. Беллами не знает. Он больше ничего не знает. Разве не хуже знать, что его мать поставила их всех в такое положение, а потом, по–видимому, не почувствовала никакой ответственности, не оставила незаконченных дел и просто сразу же ушла? Или же хуже было бы представить ее в ловушке, такой же, как у девушки рядом с ним? Он, не задумываясь, тянется к руке Кларк, наблюдает, как его пальцы погружаются в ее и соприкасаются с холодным металлическим полом. Она поднимает глаза и встречается с ним взглядом, отчаянная печаль, которую он видит в них, совпадает с его собственной. Они оба одиноки со всех возможных сторон. И они не могут помочь друг другу.

***

Она все еще пытается. Она навещает О. Ему не разрешают навещать ее, что является частью его наказания наряду с понижением с должности охранника до уборщика. Он знает, что должен быть благодарен. Тот факт, что его не выкинули наружу, должен подчеркнуть милосердие совета. Как будто они были настолько великодушны, что не убили его за то, что случилось, когда ему было 6. Как будто быть разлученным со своей единственной оставшейся семьей – это так любезно. Он знает, что это беспокоит Кларк. Что оба ее родителя входят в совет и, должно быть, они были причастны к решению убить его мать и посадить за решетку его сестру. Раньше она рассказывала о них Октавии среди своих постоянных комментариев о своем парне, но после происшествия на танцах стало заметно, что родители уже отсутствовали в ее рассказах. Это не ее вина, но он знает, что она хочет иметь возможность это изменить. Она не может. Но она может навещать О. Так она и делает. Она ходит туда каждый день и отчитывается перед Беллами. Она передает сообщения между ними и следит за тем, чтобы О никогда не была по–настоящему одинока, даже в одиночке. Он не говорит «спасибо», слова застревают у него в горле каждый раз, когда он пытается. Но он немного любит ее за это. Она пытается помочь и ему, хотя он воображает, что это еще более неблагодарная задача. Она начинает проводить вечера в его квартире, она всегда там, когда он приходит измученный мытьем полов и уборкой за ее бывшими соседями. Он открывает дверь, заходит внутрь, и ее светящееся лицо приветствует его, сияя тем определенным образом, который нельзя объяснить ее призрачностью или блондинистостью, а просто тем, что она... Кларк. Сперва это неловко. Они никогда так много не разговаривали по–настоящему. Они ссорились, и он отвечал на ее вопросы, когда она приставала к нему, но они никогда по–настоящему не разговаривали. Он оставил это О. Если она находит это таким же неловким, как и он, ей лучше удается это скрывать. Первые несколько недель она берет на себя все разговоры. Он слоняется по комнате, или сидит за столом, или лежит на кровати, пока она говорит, говорит и говорит. Она рассказывает ему о том, как росла на станции Альфа, смотрела старые футбольные матчи на проекторе, играла в шахматы с Уэллсом Джахой, а ее отец позволял ей рисовать на стенах их комнаты. Он знает, что не так давно эти истории вызвали бы у него раздражение. Счастливые воспоминания, которые она описывает, о мире, далеком от его жизни, где он еле сводит концы с концами и пытается сохранить Октавию живой и скрытой от чужих глаз. Однако сейчас он не находит их раздражающими. Он ловит себя на том, что усмехается во время одной из ее историй о том, как ее поймали за рисованием не слишком лестного портрета канцлера, и улыбка, которую она дарит ему в ответ, сияет из-за чувства победы. Она рассказывает ему еще больше историй, и в конце концов он начинает отплачивать ей тем же. Он рассказывает ей о мифах, которые читала им его мать. Он рассказывает ей о немногих друзьях, которые были у него в детстве. Как ему в конце концов пришлось дистанцироваться от них, чтобы не проговориться им об Октавии. Он рассказывает ей об играх, в которые они с О играли раньше. Он был драконом, гоняющимся за ней по комнате, угрожая поджечь ее своим огнем, и она, в конце концов, не оборачивалась, и, смеясь, убивала его своим мечом. Кларк эта история нравится больше всего. – По–моему, ты не похож на дракона, Беллами Блейк. – Не расслабляйся, принцесса. Ты еще не видела меня в действии. Если бы призраки могли краснеть, именно это она бы и сделала. Беллами не пытается навести на размышления, он вообще не подумал про подтекст того, что говорил. Тем не менее. Он не поправляет ее. Обнаруживает, что ему нравится, когда принцесса краснеет. Не то чтобы это имело значение. Она мертва. И влюблена в человека, но не в него, в другого. Она тоже все время говорит о Финне. Какой он удивительный. Какой он добрый, красивый и забавный. Как он заставлял ее чувствовать себя особенной, просто находясь рядом с ней. – Ты особенная. Он не имеет к этому никакого отношения. Он бросает эти грубые слова небрежно, и если Кларк снова краснеет, он намеренно не смотрит в ее сторону, чтобы не заметить этого. Все это не имеет значения. Его мать мертва. Октавия заперта. Кларк найдет свою дверь. Он будет один. Навсегда. *** Она где-то достает уголь для рисования. В какой-то момент после танцев она научилась держать предметы, и ни один из них не заговаривает об этом. Однако он видит ее. Как она переставляет вещи в его квартире, прибирается, пытается сделать так, чтобы ему было хорошо. Это напоминает ему о том времени, когда она думала, что ее незаконченным делом было присматривать за Финном, и он чувствует тяжесть где-то внутри. Он не уверен, потому ли это, что Кларк, кажется, все еще думает, что ее цель – заботиться о других и пренебрегать собой, или потому, что он не может спросить, значит ли это то, что она выбрала его для присмотра. Они заговаривают о ее рисовании. Она говорит ему, что украшала камеру О. Она покрыла пол и стены изображениями его, их матери, мифических зверей и, больше всего, Земли. Она говорит ему, что охранники не могут понять, как Октавия это делает, и они оба иногда смеются при мысли о том, что в сознании охранников О является волшебным существом. Кларк начинает рисовать и на стенах его комнаты. Она начинает с рисунка его матери и сестры, вздрагивает, когда он приходит домой раньше, чем она успевает закончить, и виновато смотрит на него, как будто ожидает выговора за порчу его имущества. Как будто он возненавидел бы ее за попытку вернуть ему семью. Это правда, что он испытывает сильный прилив эмоций, увидев все это, но это не ненависть. Это первый раз, когда он чувствует необъяснимое желание сказать ей это. Однако из этих слов ничего хорошего не выйдет. Поэтому вместо этого все, что он говорит, это то, что ей тоже нужно добавить себя. Ее улыбка ослепительна. И она делает так, как он просит. В течение следующих нескольких месяцев она добавляет другие рисунки на стены, но любимым рисунком Беллами по-прежнему остается первый. Портрет его девочек. Всех троих.

***

Так проходит год. Это хрупкий вид счастья, островок передышки в океане трагедий, но они наслаждаются этим с максимальной отдачей. Беллами привыкает к тому, что Кларк всегда рядом, когда он возвращается домой. Конечно, она не тратит все свое время на ожидание его. Она навещает О. Она навещает своих родителей, прощая их, насколько это в ее силах, за их роль в уничтожении его семьи. Она навещает Уэллса. Она навещает Финна. Она навещает Вика. Иногда Вик бывает с ней, когда Беллами возвращается домой, они вдвоем смеются за его столом, и что–то огненное, жаркое вспыхивает внутри него. Может быть, он все–таки дракон. Но затем Кларк поднимает глаза и улыбается ему, и зверь внутри него, довольный, успокаивается. Все это не имеет значения, напоминает он себе. Она мертва. И влюблена, но не в него, в другого. Но это кто–то, кто тоже не Вик, и это немного помогает. Они продолжают в том же духе, изолированные в своей собственной, по–настоящему причудливой версии нормальности, пока однажды ночью Вик не врывается в комнату Беллами с паникой, написанной на его лице. – Вик, Вик, в чем дело? Беспокойство появляется на лице Кларк. Беллами испытывает только чувство тяжелого страха. Несмотря на свою способность видеть призраков, он никогда не верил ни в какие другие экстрасенсорные способности. Все еще не верит. У него внезапно возникает ужасное предчувствие, что тому скромному существованию, которое им удавалось вести, подходит конец. – Я помню. Я помню, над чем работал, когда умер. Кларк поднимается на ноги, успокаивающе кладя руку на плечо Вика. Беллами задается вопросом, может ли призрак это почувствовать. Сам он чувствует тупую ревность сквозь окутывающий его туман. – Я учился на инженерном факультете вместе с твоим отцом. В последнее время я испытываю непреодолимое желание пойти туда. Я не мог понять почему, но твой отец был там допоздна каждый вечер на этой неделе. Он над чем–то работал, и я просмотрел его записи, и внезапно все это нахлынуло на меня. Как я мог забыть? Вик в отчаянии проводит рукой по волосам, и Беллами борется с желанием встряхнуть его, чтобы он перешел к делу. Он знает, что это не поможет, и вместо этого решается наброситься на Вика. – Забыть что? Кларк бросает на него взгляд, но Вик заглатывает наживку и продолжает. – Кислородная система Ковчега выходит из строя. Уже через год она не сможет поддерживать жизнь людей. Вероятно, времени осталось еще меньше. Месяцы. Кларк отшатывается от Вика, как будто его слова могут ее физически ранить. Беллами закрывает глаза. Чувствует, как его захлестывает безнадежность, которую он и так слишком хорошо знает. Это кажется столь же знакомым, сколь и болезненным. Он не сомневается в правдивости слов Вика, не тогда, когда он ждал подвоха столько времени, сколько они с Кларк занимались тем, что они делали. Этот страх был ужасен, но в то же время казался правильным. К тому времени, как он открывает глаза, Кларк приходит в себя и засыпает Вика вопросами, ее глаза полны решимости найти выход. Храбрая принцесса. – Нет, нет, ты не понимаешь. 70 лет назад это был сбой, который я мог бы исправить. Я именно его исправлял, когда умер. Но прошло слишком много времени, детали, которые можно было бы тогда заменить, сейчас уже ничего не изменят. Система слишком старая, и проблему слишком долго не замечали. Вот так. – Как никто это не заметил за 70 лет, прошедших с тех пор, как ты умер? Прямой вопрос Беллами вызывает у Вика легкую улыбку, которая не отражается в его глазах. – Отец Кларк – первый гений, который занялся этой работой. С моих пор. – Мой папа что-нибудь придумает, – настаивает Кларк. – Он уже понял, что там проблема? Вик сразу качает головой. – Он близко. Он знает, что что–то не так, вот почему он рыскал вокруг всю неделю. Я ускорил процесс, обвел соответствующие места в его заметках кружком, когда он не смотрел. Держу пари, сейчас он уже видит полную картину. – Тогда у нас все будет в порядке. Полный надежды тон голоса Кларк сжимает сердце Беллами. Она говорит «у нас», как будто еще не умерла. Как будто ее жизнь еще не была у нее украдена. – Кларк...Я говорю тебе, что для этого уже слишком поздно. Я сделал это не для того, чтобы твой отец мог все исправить. Я сделал это, чтобы он мог предупредить людей. Это лучшее, что я мог сделать. Прежде чем Кларк успевает сказать что-нибудь еще, Вик замирает с открытым ртом, уставившись на что–то поверх плеча Беллами. Беллами поворачивается и видит, что в стене появилась дверь там, где ее быть не должно. На мгновение он впадает в панику, в отчаянии думая, что она принадлежит Кларк, что она уходит от него, а затем голос Вика прорывается сквозь его тревожные мысли. – Это… это для меня? Беллами поворачивается обратно к двум призракам. Конечно, это дверь Вика. После стольких лет. Он наконец–то уходил, и это было хорошо. – Ты нашел свое незаконченное дело, Вик. Даже несмотря на то, что ты отказался его искать. Это для тебя. Кларк выглядит испуганной и в то же время очарованной. Она обнимает Вика, обвивает руками его шею и крепко сжимает. – Я буду скучать по тебе. – Я тоже буду скучать по тебе. Удачи тебе во всем. Кларк отпускает Вика, и он направляется к своей двери, останавливаясь рядом с Беллами. – Если она потом спросит, мое лицо сейчас выражает храбрость, окей? Беллами пытается усмехнуться, но звук застревает у него в горле. Его хватает на полуулыбку, которая, кажется, удовлетворяет Вика. Затем Вик открывает дверь и заходит внутрь, и они остаются наедине с оставленными им руинами.

***

Кларк исчезает на несколько дней подряд. Беллами знает, что она следит за своим отцом, надеясь узнать что-нибудь, что докажет неправоту Вика или даст им подсказку о том, как они могут избежать предсказанной им судьбы. Беллами не знает, что, по ее мнению, они могли бы сделать с этой информацией, если бы она чудесным образом нашла ее. Со своей стороны, он проводит свои дни за механической уборкой и фантазирует о том, как вытащит О из тюрьмы, чтобы они могли провести свои последние дни вместе. Оба плана одинаково безнадежны, но ни один из них пока не готов принять реальность. И тогда реальность наступает на них сама. – Беллами! Белл! Беллами подскакивает в своей постели, просыпаясь от одного кошмара и оказываясь прямо в другом. Потому что Кларк стоит перед ним с искаженным от боли лицом. – Я уже слышала, как мой папа рассказывал маме о неисправности кислородной системы. Он записывал сообщение, он собирался опубликовать его, рассказать всем, что происходит. Они с моей мамой поссорились, она хотела, чтобы он держал это в секрете. Он сказал, что не может этого сделать. Она, должно быть, сказала Джахе... они... о, Белл, они выкидывают его. Прямо сейчас, посреди ночи, чтобы никто не задавал вопросов. – Кларк... Беллами не знает, что сказать. Если кто–то и должен знать, что она чувствует, так это он. Но даже если его мать косвенно пострадала из-за его действий, даже если это чувство вины съедало его заживо каждый день, он сознательно не принимал решение взять О на танцы, зная о последствиях. Ее же мать знала, что ценой этой информации будет жизнь ее мужа, и все равно сделала это … – Давай же! – Кларк все еще говорит настойчивым голосом. – Они делают это прямо сейчас, мы должны идти. Затем она исчезает из виду, не дожидаясь, пока Беллами последует за ней. Беллами ругается, но вскакивает с кровати и рекордно быстро одевается. Он бежит по пустым коридорам Ковчега, молясь, чтобы по пути ему не встретились охранники. Каким-то чудом он добирается до коридора, ведущего к тому, что Вик называл «плавучей зоной» в попытке пошутить. На самом деле это просто воздушный шлюз, предназначенный для выхода в открытый космос и ремонта, а не для того, чтобы отправлять граждан на верную смерть. Именно Совет превратил его в камеру для казней несколько поколений назад. Его мать умерла здесь, и теперь отец Кларк... Кларк. Беллами останавливается и выглядывает из-за угла, замечает родителей Джахи и Кларк, ее отца в наручниках. И два охранника. И Кларк. Она мечется между отцом и матерью, пока Джаха перечисляет преступления, за которые был осужден отец Кларк. Но Беллами не слушает Джаху. Все, что он может слышать, это как Кларк кричит в лицо своей матери. – Как ты могла? Как ты могла? Она каким-то образом замечает Беллами и резко перестает кричать. Она исчезает и снова появляется прямо перед ним. – Мы должны остановить их. Беллами, они не могут убить моего отца. Они не могут. Беллами не знает, что сказать девушке перед ним, ее вездесущее сияние на мгновение ослепляет его, ее голубые, но сейчас подернутые дымкой глаза смотрят прямо на него, и его собственный туман рассеивается. Несмотря на то, что она через многое прошла, буквально умерла, он чувствует, что должен защитить ее невинность. Почему–то он не хочет быть тем, кто скажет ей, что они могут убить ее отца. Они это сделают. И ни один из них ничего не может с этим поделать. Ему уже пришлось быть тем, кто сказал ей, что она мертва. Только не говорить ей еще и это. Это несправедливо. – Кларк, – прерывисто шепчет он. – Сейчас комендантский час, если они просто увидят меня здесь в нерабочее время, они могут и меня выкинуть. И если они готовы позволить твоему отцу умереть, чтобы сохранить это в тайне, они обо мне и не задумаются. На мгновение ему кажется, что она будет спорить, но вместо этого она просто обессиленно прижимается к его груди. Он мгновенно обнимает ее, поднимая одну руку, чтобы положить ладонь на ее голову, которой она уткнулась в основание его шеи. – Я не могу смотреть. Не можешь ли... можешь ты? Я хочу, чтобы кто–то, кому не все равно, был рядом с ним. Беллами кивает, зная, что она это чувствует. Она наблюдала, как его мать выкидывали. Теперь он будет наблюдать, как ее отец отправится туда же. Были ли они прокляты быть свидетелями боли друг друга? Он слегка высовывается, чтобы снова выглянуть из-за угла, как раз в тот момент, когда Джаха нажимает кнопку, и Джейка Гриффина засасывает в холодный космос. Беллами, должно быть, напрягается, когда это происходит, потому что Кларк всхлипывает и еще глубже зарывается ему в шею. Беллами мягко успокаивает ее. – Я держу тебя, принцесса. Я держу тебя. И он действительно ее держит. Он обнимает ее, пока призрак Джейка Гриффина гладит Кларк по волосам, целует в висок, просит простить ее мать. Кивает Беллами. Послание любви, доверия и ответственности, передаваемое между ними. Потому что в этот момент Беллами понимает, почему Джейк может уйти. Он выполнил свою часть работы. Его незаконченным делом никогда бы не стал Ковчег. Это была бы Кларк. Так что Беллами держит ее, пока Джейк выходит через свою дверь. Он обнимает ее, пока ее мир рушится вокруг нее именно так, как он хорошо знает по себе. Только намного позже он понимает, что Кларк в его руках материальна.

***

Когда Кларк прикасается к нему, он не может точно почувствовать ее. Не так, как было бы, если бы она была жива. В ней нет веса, нет давления там, где ее рука прижимается к его руке, нет тепла, возникающего, когда она проводит большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Но, тем не менее, есть плотность, ощущение холодного покалывания, нечто такое, что он чувствует всякий раз, когда они касаются. Что они часто и делают. После того, как ее отца выкинули наружу, они проводят следующие сутки в его каюте, лежа в его постели, она кладет голову ему на грудь, исследуя, что значит прикасаться к нему теперь, когда она может это. Со своей стороны, Беллами упрямо отказывается прикасаться к ней. Дело не в том, что он не доверяет себе или что такое вообще возможно... он просто боится сломать ее. Это кажется глупой концепцией даже ему, но он в ужасе от того, что это маленькое благословение будет отнято. Что даже этот кусочек счастья – это больше, чем им позволено. Что она разобьется вдребезги от его прикосновения и унесется прочь. У Кларк, похоже, нет таких оговорок. Она проводит пальцем по его щеке, прослеживая дорожку веснушек на носу и на другой щеке. – Ты прекрасен, Беллами Блейк, – шепчет она, и его сердце разбивается вдребезги. Он напоминает себе, что она мертва. Что она влюблена, но не в него, в другого. Он не может заставить себя подумать об этом. Хочет хоть раз побыть эгоистом. Думает о том, чтобы сказать ей это во второй раз. Трусит. – Я часто это слышу. Она смеется и толкает его в плечо, и его пронзает волна холода. Улыбка сползает с ее лица. – Ты должен рассказать всем, Беллами. Закончить то, что начал мой отец. Пусть все знают, что будет дальше. Они заслуживают того, чтобы знать. И вот оно. Удар в грудь, напоминающий ему, что счастье – это не то, что он может сохранить надолго. – Кларк...Я не могу. Она отшатывается от его слов, и внезапно возникшие между ними несколько дюймов кажутся расстоянием, которое он, возможно, никогда не сможет преодолеть. – Они выкинут меня, Кларк. Конечно, они меня выкинут. – И что, мы просто сдадимся? – Мы ничего не можем сделать. Все равно все умрут. Мы не можем это исправить. Все, на что я могу надеяться, это на то, что я найду способ увидеть О, прежде чем... прежде. Это все, что у меня сейчас есть. – Значит, ты можешь попрощаться, а никто другой этого не сделает, – категорически говорит Кларк. – Потому что ты трус. – Кларк... – Тогда я сделаю это. Напишу это на всех стенах. – Кларк, насколько им известно, единственные люди, которые знают о недостатке в системе, это Джаха и твоя мама. Если ты это сделаешь, он просто выкинет и твою маму тоже. Я знаю, ты злишься на нее, но ты этого не хочешь. – Ты не знаешь, чего я хочу! – кричит Кларк, слезы наворачиваются, но не текут из ее глаз. – Я знаю, ты хочешь поступить правильно. Ты хорошая, Кларк. Ты такая, такая хорошая. Но этого не всегда достаточно. – Я ненавижу тебя. Кларк, кажется, удивляет сама себя этими словами, но она не берет их обратно, просто выходит из комнаты и оставляет Беллами одного оплакивать это место, которое никогда не давало ему шанса быть хорошим парнем.

***

Он не видит Кларк целый месяц. Он пытается мельком увидеть ее, слоняясь по всем местам, где она обычно проводила время, притворяясь, что вытирает пол, а на самом деле следя за Уэллсом или ее матерью. Все это не имеет значения. Где бы ни была Кларк, она не хочет быть найденной. Однако он видит ее следы. Свет в Ковчеге начал моргать. Металлические панели стен сдвигались и прижимались друг к другу, издавая стон, похожий на человеческий стон боли. Он видит обеспокоенные взгляды на лицах оставшихся членов совета, знает, что они, вероятно, думают, что другие системы отказывают в дополнение к проблеме с кислородом. Он лучше знает, в чем дело. Он знает, что Ковчег повторяет боль Кларк. Он надеется, что она все еще навещает его, но у него нет возможности спросить. Иногда он разговаривает с ней ночью в своей комнате, хотя знает, что ее там нет. И О. И его мамы. Он помнит, как его мать клала руку на стол, здороваясь с невидимой девушкой. Он наклоняется над холодной металлической поверхностью, прижимается к ней щекой и плачет. Он плачет по своей матери, которая так сильно любила его, вопреки всем доводам рассудка. Он плачет по Октавии, которая провела свою жизнь, прячась под полом только для того, чтобы быть запертой в новой клетке. Он плачет по Кларк, которая так сильно хотела спасти всех, но не смогла спасти даже себя. И он плачет о себе. Последний оставшийся в живых человек в греческой трагедии.

***

Когда Шамуэй, его бывший босс из охраны, обращается к нему по поводу проекта «Сотня», он с трудом может заставить себя удивиться. Конечно, группа людей, желающих спасти своих близких, без колебаний отправила бы 100 несовершеннолетних преступников на Землю умирать, если бы они думали, что это даст им несколько дополнительных месяцев дыхания. Шамуэй отмахивается от его требований, чтобы они каким-то образом прекратили это или тайно вывезли его сестру из одиночной камеры. Он предлагает Беллами только место на шаттле, чтобы его сестре не пришлось умирать в одиночестве. Кратко упоминает идею о том, что Земля могла стать пригодной для жизни раньше, чем они думали, но ни один из них не верит этим словам. За это есть своя цена. Конечно, так всегда бывает. Дать О одну ночь свободы, потерять ее навсегда. Спасти свою собственную жизнь, потерять Кларк навсегда. На этот раз он оставит позади свою душу. Шамуэй вкладывает пистолет ему в руку. Приказывает ему застрелить Джаху. Беллами берет оружие. Его сестра. Его ответственность.

***

Следующая неделя проходит как в тумане. Беллами думает, что он, должно быть, в какой-то момент поел, скорее всего, и поспал. Он не помнит, чтобы делал ни то, ни другое. Он смотрит на рисунок своей матери, Октавии и Кларк до тех пор, пока хватает сил. Затем он надевает украденную форму охранника, которой снабдил его Шамуэй. Он стреляет в Джаху. Трясущимися руками убирает пистолет в кобуру. Ныряет в первый попавшийся пустой коридор и опустошает содержимое своего желудка. Уже почти пора. Он знает, что ему нужно добраться до шаттла, знает, что до старта осталось меньше часа, знает, что если он пропустит его, то все это было напрасно. Он также знает, что ему нужно попытаться увидеть Кларк еще раз.

***

*** Он направляется обратно в свою каюту, потому что не может придумать, где еще искать. У него кружится голова, и он знает, что ее там не будет, не было там уже несколько недель, но ему все равно нужно проверить. Он переступает порог и резко останавливается, как будто налетел лицом на стену. У него звенит в ушах. Она здесь. Сначала он думает, что представляет ее себе, свернувшуюся калачиком на его кровати, прямо там, где она была, когда он видел ее в последний раз. Потом она поднимает глаза, и ее лицо искажено слезами и разбитым сердцем, и он знает, что она настоящая. Это не то, что он мог бы себе представить. Он бы выбрал самый легкий выход. Он знает это. Затем она встает и оказывается в его объятиях, и он держит ее, практически ощущая это. Свет яростно мигает. – Это была я, – всхлипывает она. – Свет. Стены. Я пыталась что–то сказать себе. Это была я. – Я знаю, – Беллами проводит рукой по ее волосам, прижимает ее ближе к себе, ближе, чем он того заслуживает. Она отстраняется. – Я не упала. Я не упала, Беллами. Это был Финн. Он толкнул меня. Он убил меня. Беллами не думал, что есть что–то, что может его так удивить, не думал, что что–то может причинить ему боль, но это… – Кларк... Ее имя – открытая рана между ними. Она первой давит на нее. Его храбрая принцесса. – Это никто бы не понял, потому что он выглядит так мило, но у него вспыльчивый характер. Ему всегда нравилось быть на наблюдательной станции. Я хотела удивить его. Но он был там с кем–то еще, с другой девушкой, Рейвен. Они... целовались... Я... я спряталась за углом, подождала, пока она уйдет. Я встала с ним лицом к лицу, сказала, что скажу ей, что он встречается с нами обоими. Он так разозлился. Он толкнул меня так сильно, что я упала и... и... – Кларк... Беллами бесполезен. Не может придумать утешительных слов из-за ослепляющей ярости. – Я повсюду следовала за ним, Беллами. Я думала, он в трауре. Оказывается, ему просто было скучно. Другая девушка, Рейвен, она в изоляторе, что–то вроде несанкционированного выхода в открытый космос. Я проходила мимо нее каждый раз, когда шла навещать О, и я ходила за ним повсюду, и я забыла. Как я могла забыть, что меня убили? – Ты видела, что случилось с Виком, – Беллами пытается вытереть ее слезы большими пальцами, прежде чем понимает, что не может сделать для нее и этого. – Это не твоя вина. – Мне так жаль, что я оставила тебя, – внезапно говорит Кларк. – Это тоже не твоя вина. Кларк качает головой. Всегда так строга к себе. Всегда отдает, и отдает, и отдает всем вокруг, и все еще корит себя за то, что не делает большего. – Я был так зол на тебя за то, что ты ушла. Я больше не хочу так себя чувствовать, – говорит Беллами ей. Обнаруживает, что это правда. Она такая хорошая, полная сочувствия, а Беллами этого не заслуживает. Он ничего этого не заслуживает. Но он эгоист. И он попытается взять себе что–то сейчас, то, чего он никогда себе не позволял, хотя на самом деле заслуживал этого. – Кларк, они отправляют подростков из изоляторов на Землю. Они не знают, можно ли там выжить, но в любом случае это даст им немного дополнительного кислорода. Они отправляют О, Кларк. И я иду с ней. Пойдем с нами. – Что? Беллами, радиация...они не могут. Они убьют вас всех! А как насчет всех остальных, мы не можем... – Мы можем, – Беллами обрывает ее, он встречается взглядом с ее глазами, и он находит в них достаточно, чтобы продолжать. – Моя сестра будет на этом шаттле. Я тоже буду там. Что бы ни случилось, мы будем вместе, и так будет лучше. Пойдем с нами. Пойдем со мной. – Беллами, мы даже не знаем, смогу ли я покинуть Ковчег. Сигнал тревоги на часах охранника, которые он носит, звучит болезненным эхом в маленьком пространстве. Беллами нажимает кнопку, чтобы заглушить звук, делает шаг назад и протягивает руку Кларк. – Давай выясним. Она колеблется всего мгновение, прежде чем взять его за руку. Что–то растет в его сердце. Прежний Беллами назвал бы это надеждой. Новый Беллами называет это всего лишь следующей вещью, которую вселенная попытается отнять у него. Но он будет бороться изо всех сил.

***

Много времени это не занимает. Они приближаются к шаттлу, окруженному хаосом. Раздается сигнал тревоги, и охранники мечутся вокруг, не отрываясь от своих раций. Несколько последних подростков из Сотни еще только занимают своим места, они сопротивляются, не подозревая, что быстрая смерть могла бы стать для них лучшим выбором. Он слышит, как Кейн, начальник службы безопасности, член совета, выкрикивает приказы с другого конца помещения. – Канцлер был застрелен. Все подразделения, не загружающие заключенных, занимают позиции вокруг всех членов совета. На данный момент Ковчег находится в карантине. Никто не должен покидать свои комнаты. Кларк делает резкий вдох. Беллами рефлекторно сжимает ее руку, которую он так и не отпустил, но в ответ получает лишь поток холодных покалываний. Шамуэй стоит у двери шаттла. Он замечает Беллами на другой стороне. Кивает. – Давай, Кларк. Нам нужно идти. – Беллами... Кларк протягивает дрожащую руку и указывает на стену справа от них. Беллами смотрит в ту сторону, проходится взглядом по ее руке и наконец натыкается на то, что она показывает. Там, в стене, есть дверь. Это такая дверь, по которой сразу видно, что она не на своем месте. Все призраки, которых он видел на Ковчеге, всегда получали какую-то металлическую дверь, которая уже существовала на станции и которую каждый из них когда-либо видел лично. Эта дверь, напротив, сделана из материала, который он знает только по названию и описанию, а не по собственному опыту. Дерево. Она выкрашена в красный цвет. С золотой ручкой. Дверь завлекает. Она прекрасна. Конечно, это так. Это дверь Кларк. Это дверь Кларк. – Кларк, твоя дверь. Ты должна идти. Он не позволяет себе даже подумать о том, чтобы сказать что-нибудь еще. Решает позволить себе в последний раз попробовать себя в роли героя. Решает попытаться быть хорошим, как учила его мать, каким, по мнению О, он был, как Кларк… Кларк смотрит на дверь, но не проходит через нее. Беллами оглядывается на шаттл, Шамуэй уже смотрит на него, жестом подзывает его, произносит что–то, что очень похоже на «сейчас или никогда», и Кейн кричит, чтобы этот шаттл запустили, и… – Я не могу, – Кларк дрожит. – Нет, пока я не буду уверена, что у вас с О все в порядке. Я не могу уйти вот так, не сейчас. – Кларк, у тебя нет выбора. Беллами не волнует, слышит ли его кто-нибудь, не волнует, думают ли они, что он разговаривает сам с собой. Его волнует только то, что Кларк хорошая, и у нее есть своя дверь, и ей нужно уходить. – Если ты пропустишь этот шанс... я не знаю, увидишь ли ты эту дверь еще когда–либо. – Но ты не знаешь, что этого не произойдет? – спрашивает Кларк, ее голос приобретает тот решительный тон, который заставляет его наполняться надеждой, страхом и одновременно... чем–то еще. – Кларк... – У меня действительно есть выбор, Беллами. И я не уйду, пока не буду уверена, что с тобой все в порядке. Беллами сдается. Позволяет себе снова стать эгоистом. В глубине души он знает, что даже несмотря на то, что из-за него его мать убили, даже несмотря на то, что он убил канцлера, это то, за что он всегда будет ненавидеть себя больше всего. Но он все равно это делает. Еще сильнее сжимает руку невидимой девушки. Влетает с ней в шаттл как раз перед тем, как закрывается дверь. Пристегивается к своему креслу, закрывает глаза и держит Кларк Гриффин за руку.

***

Им это удается. Они переживают приземление. Он воссоединяется с Октавией. Она первая, кто ступил на Землю за сотни лет, и Земля прекрасна, и его сердце поет: Кларк здесь, Кларк здесь, Кларк здесь. Примерно пять минут все идет хорошо, прежде чем он понимает, для чего нужны браслеты, что Ковчег следит за ними и последует за ними, как только они поймут, что их подопытные кролики не погибли. Они убьют его, когда окажутся здесь. Но что еще хуже, они расскажут Октавии, кто он на самом деле. Они расскажут Кларк. Даже если они не знают, что делают это. Поэтому он ходит вокруг подростков. Произносит речь. Все, что, черт возьми, мы захотим. И браслеты начинают сниматься, и Кларк перестает с ним разговаривать, и все это не имеет значения. Он все равно ее не заслуживает.

***

Он видит, как Кларк уговаривает Октавию взять с собой еще нескольких человек на поиски Маунт-Уэзер и припасов, которые, как им обещали, они там найдут. Он пытается убедить свою сестру, что это слишком опасно, но в конце концов отпускает ее. Собирается с силами, когда они возвращаются, окровавленные и потерявшие одного из них. Отправляется на спасательную миссию, чтобы вернуть его обратно, когда чувствует, как пристальный взгляд Кларк прожигает ему затылок. Неохотно следует ее указаниям, когда пытается спасти жизнь парня. Не позволяет себе испытать разочарование, когда она исчезает, больше ничего не сказав.

***

Они не одни. Октавия пытается подружиться с девушкой–землянкой, свирепым бойцом, которая набросилась на него с такой силой, что выбила воздух из его легких, прежде чем Мерфи и Миллер оттащили ее от него. Они связывают ее. Пытаются заставить ее рассказать им о противоядии от яда на стрелах, которыми земляне продолжают обстреливать их людей. В конце концов О отравляет себя, чтобы получить ответ, и Беллами не может понять, как они до этого дошли. Как Октавия начинает смотреть на него с чем–то, что не совсем похоже на ненависть, но близко к этому. – Из-за тебя меня заперли. Из-за тебя убили маму! – Моя жизнь закончилась в тот день, когда ты родилась. Слова, которые они оба не могут взять обратно, даже если в конце концов они за них извинятся. Как Кларк смотрит на него с пустотой во взгляде, которая едва ли не хуже гнева Октавии. Затем спускается Финн.

***

Они видят, как капсула падает с неба. Беллами говорит всем, что они отправятся на поиски с первыми лучами солнца, ускользает в темноте и добирается туда первым. Когда он видит, что это Финн, его наполняет ослепляющая ярость, горячая и обжигающая, угрожающая вырваться наружу и сжечь все дотла. Он думает, что он мертв. Не проверяет, но он не двигается, и Беллами благодарен ему за это. Благодарен за то, что ему не нужно решать, заберет ли он еще одну жизнь или нет. Даже когда он знает, что забирает сотни, пока говорит. Просто удаленно. Он отключает радио от модуля, выбрасывает его в реку и примиряется с последним злом, которое он совершает. Затем появляется Кларк, и она разговаривает с ним, говорит ему, что все глупости, которые он когда–либо совершал, были сделаны для того, чтобы защитить свою сестру, вот кто он такой, и она знает, что он не хочет, чтобы все на Ковчеге погибли. Он помогает ей найти радио. Оно уже не работает, конечно, потому что иначе все было бы слишком просто. Он не может быть хорошим парнем. Он не хороший парень. Они запускают сигнальные ракеты, чтобы подать сигнал Ковчегу о том, что они живы. Стоят и смотрят, как они озаряют небо, не зная, что они упадут, как ракеты, на деревню землян. Кларк спрашивает, могут ли они загадать желание на такую падающую звезду. Он говорит, что понятия не имеет, чего бы он вообще хотел. Это ложь. Он закрывает глаза. Перед глазами – он и Кларк в его комнате. Год, когда они были счастливы. Настолько счастливы, насколько, он подозревает, они уже никогда не будут. Ее палец обводил созвездия его веснушек. Его сердце в ее руках.

***

Финн не умер. Рейвен обнимает его, и Миллеру приходится сдерживать Беллами, и никто не знает, почему Беллами внезапно вышел из себя и пытается убить крайнего приземлившегося парня. Никто, кроме Кларк. Она заставляет его пообещать, что он не причинит вреда Финну. Сначала он отказывается. Но Кларк напоминает ему, что он нужен подросткам. Он их лидер. Если он убьет кого-нибудь, они в лучшем случае прогонят его, и тогда они будут предоставлены сами себе. Они не выживут. О не выживет. – Значит, ему это просто сойдет ему с рук? – Он здесь не единственный убийца. Они все преступники, помнишь? – Это не одно и то же! Она знает, что он не озвучивает. Конечно. – Его смерть не вернет меня обратно. Кларк кладет свою руку на его, знакомое покалывание становится почти болезненным. – Не спускай с него глаз, но будь умным. У тебя такое большое сердце, Беллами. Люди следуют за тобой, ты вдохновляешь их. Но единственный способ убедиться, что мы выживем, – это если ты также будешь пользоваться этим. Она легонько касается пальцем его виска. Сердце Беллами наполняется мрачным подобием надежды, и это единственное разнообразие эмоций, которым ему позволено обладать. – Для этого у меня есть ты.

***

И он это делает. То, что осталось от Ковчега, падает на Землю, принеся с собой взрослых и все возможные осложнения. Все знают, что он пытался убить Джаху. Но он потерпел неудачу. И они теперь находятся на Земле. Он слышит если тебе нужно прощение, я дам его тебе, и он двигается дальше. Атака землян. Маунт-Уэзер. Больше сражений с землянами, всегда больше, больше, больше. И она при всем этом всегда рядом. Для большинства он одинок. Всегда на шаг от своих новых друзей, от своей хрупкой, собранной воедино семьи, даже от своей сестры. Он тот, на кого ложатся все невозможные решения. И он их принимает. С каждым разом он все больше сжимается внутри, оказываясь все дальше и дальше от парня с Ковчеге. Он терпит это, чтобы им не пришлось этого делать. Но он переносит это не в одиночку. Кларк всегда рядом, чтобы обсудить стратегию, поспорить и напомнить ему, кто он такой. Во всяком случае, что он тот, кем она его считает. И когда они оба понимают, что должны отказаться от этого, чтобы спасти людей, она напоминает ему, что то, кто они есть, и то, кем им нужно быть, чтобы выжить, – это две совершенно разные вещи. И она делает это для него возможным. Она делает его жизнь сносной. Он видит, чего ей это стоит. Ее сияние немного меркнет. Ее дверь не открывается. Но он эгоист. И он надеется, что этого никогда не произойдет. Потому что он не хороший парень. Он говорит ей это однажды, без всякого контекста, просто нуждаясь в том, чтобы она это услышала. – Может быть, хороших парней не бывает. Он хочет сказать ей, что она неправа, что она хорошая, но слова застревают у него в горле. Он больше не уверен, что это полностью правда. Думает, что он слишком долго позволял ей увязать с ним в грязи, чтобы быть в этом полностью уверенным. И это его величайшее преступление.

***

Все это тяжело, болезненно и изнурительно, но можно пережить, пока это уже не становится невозможным. Октавия влюбляется в Финна. Она отдалялась от Беллами в течение долгого времени, становясь все злее и злее. Он может это видеть. Он понимает. Помимо него и Кларк, она единственная, кому приходится ежедневно видеть свидетельства чудовищных поступков, которые они совершали, чтобы выжить. По крайней мере, несколько призраков собираются за воротами Аркадии каждый день. Земляне, которых они сожгли. Люди с Маунт-Уэзер. Некоторые лица они узнают. Некоторые нет. Свидетельства. Октавия видит их так же часто, как и он, за исключением того, что она так и не смогла понять, что с ними случилось. Она не стояла вместе с Кларк, положив руку на рычаг, и не делала выбор. Он думал, что это будет милосердием. Он знает, что Октавия воспринимает это как предательство. Поэтому, когда она начинает вести себя счастливо, ходить по лагерю вприпрыжку, время от времени улыбаться ему, он почти может поверить, что ему повезло. Может быть, он хочет вернуть свою сестру. Теперь он знает, что она влюбилась в Финна. Она тайком убегала с ним в течение нескольких месяцев. Беллами не знал, и Кларк не знала, но Рейвен догадалась об этом. Она высказывает ему все при всех, и Финн отрицает это до тех пор, пока уже не получается, пока он не набрасывается и не толкает ее прямо там, на глазах у всех, и у Беллами перед глазами все краснеет, и он бьет, и он бьет, и он бьет, и он тащит Финна к воротам Аркадии, и… С Рейвен все в порядке, она всего лишь упала в грязь из-за своей больной ноги, и все смотрят на Финна так, словно не знают его, но в основном они смотрят на Беллами, именно так, словно не знают его, и… – Белл! Ты не можешь изгнать кого–то за один толчок! Это не Ковчег! Как ты мог? Я люблю его! Октавия кричит, плачет, но он не обращает на нее внимания. Практически выбрасывает истекающего кровью, находящегося в полубессознательном состоянии Финна наружу и захлопывает за ним ворота. Кейн рядом. Требует объяснений. – Он и раньше причинял вред девушкам. Смертельный вред, – выдыхает Беллами, не уверенный, от чего хрипота в его голосе – от ярости или от едва сдерживаемых слез. – Он сделает это снова. Пожалуйста. Он не знает, что Кейн видит в его глазах, но этого должно быть достаточно. – Ты сам это видел? Беллами кивает. Он видел, как это было написано на лице Кларк каждый раз, когда ей приходилось проходить мимо Финна в лагере, всеми любимого веселого парня, убийцы, популярнее которого здесь парня не было. В то время как никто даже не знал, что она стояла среди них. Это то, что она вынесла ради своего народа. Ради него. Больше такого не будет. Кейн верит ему. Он все равно запирает Беллами на неделю за то, что тот взял правосудие в свои руки, но он не впускает Финна обратно. Кларк появляется на второй день. Говорит ему, что они нашли тело Финна. Это было какое-то животное. Он позволяет одному прерывистому выдоху вырваться из его легких. Все кончено. Только это не так. Кларк говорит ему, что Октавия пропала. Она ушла после того, как они нашли Финна, улизнула в лес. Кларк последовала за ней. Пыталась сказать ей, что Финн убил ее, что ее брат защищал ее, но Октавия не могла этого слышать. Хотела знать, почему Кларк ничего не говорила об этом, когда они были Ковчеге. Она думает, Кларк завидует, что Октавия почти получила то, чего Кларк больше не могла иметь. Проклинает Кларк и своего брата. Когда Кларк напирает, Октавия взрывается. – Ты не отвечаешь за меня, Кларк! И это хорошо, потому что, когда вы с Беллами руководите, люди умирают. Кларк все равно следовала за ней. Зная, что Беллами нужно было бы знать. Она сделала это для него. Октавия добралась до своей подруги, добралась до землян, они приютили ее, с ней все будет в порядке, с его сестрой все в порядке… Но это не так. Его сестра. Его ответственность. Он защищал ее. И она ненавидит его за это. И он не может винить ее. Она ненавидит его за неправильный поступок, но он заслуживает ненависти, так что все это на самом деле не имеет значения. Он ничего этого не говорит, но Кларк знает. Она всегда знает. Она обнимает его в камере, и он почти чувствует это. Позволяет ей обнимать его, пока не проваливается в сон. Ему снится, что они вернулись на Ковчег. Октавия снова под полом, и он не может вспомнить, как ее вытащить.

***

Октавия возвращается в боевой раскраске. Ее волосы заплетены в земные косички, на боку висит тяжелый меч, взгляд жесткий. Она привела с собой землянку, целительницу, как она говорит. – Ведьма, – шипит Мерфи, который провел некоторое время в плену у землян, но ни у кого нет привычки слушать Мерфи. Беллами видит холод в ее взгляде, видит, как он не сочетается с улыбкой на ее лице, когда она протягивает руку, чтобы обнять его. Он видит это, но на самом деле не позволяет себе этого видеть. Как призрачное свечение вокруг Кларк, когда она впервые появилась в их каюте, он видит это, но не принимает во внимание. Он видит то, что хочет видеть. Он видит свою младшую сестру. Которая любит его. Которая прощает его. Он эгоист. Он открывает ворота.

***

Он узнает о том, что происходит дальше, только от Октавии, когда навещает ее в камере. Она уложила трех охранников и двух гражданских, прежде чем Мерфи удалось ударить ее со спины электрошоком. Он помнит, как Кларк однажды пыталась ударить шокером охранника, чтобы спасти ее. Кларк. Он не может найти Кларк. Ведьма жива и находится в другой камере. Октавия жива. Но она больше не его сестра. Он не может ненавидеть ее даже сейчас. Он находит способ обвинить себя даже в этом. О родилась в мире, который не давал ей ни единого шанса стать хорошей. Он думал, что сможет защитить ее от этого. Он был неправ. – Где Кларк, О? Что ты с ней сделала? Октавия усмехается. – Отправила ее в ад, где ей самое место, старший брат. Она почти радостно рассказывает ему, как убедила Кларк, что они могут помочь ей, наконец, двигаться дальше. Что так называемая целительница смогла вызвать ее дверь и дать ей покой, которого она так жаждала. Сказала, что она снова сможет увидеть своего отца. И когда она все еще колебалась, она сказала ей, что это единственный способ сделать так, чтобы у Беллами наконец был реальный шанс на счастье. Что он не сможет жить дальше, пока не избавится от чувства вины за то, что заставил Кларк упустить ее дверь. Что она ему больше не нужна и он готов к новой жизни. Более легкой жизни. Беллами оседает на пол, пока Октавия описывает, как Кларк в конце концов передумала. Сказала, что ей нужно больше времени. Сказала, что ей нужно попрощаться. С ним. Как они все равно открыли дыру в мире и отправили ее туда, в ее пустоту, пока она кричала и царапала пол. – Почему? Почему, О? Почему? Беллами рыдает, пытаясь найти сестру, которую он держал на руках спустя несколько мгновений после ее рождения, пытаясь найти сестру, которой он дал имя, пытаясь найти человека, ради которого все это было, и… – Потому что я хотел, чтобы ты знал, каково это – терять. Беллами чуть ли не смеется от горечи над абсурдностью ее слов. Разве он не потерял все? Свою жизнь, когда она родилась, и его мать, и, наконец, теперь даже саму Октавию... Но он не смеется. Он даже не спорит с ней. Потому что она права. Он терял, терял и снова терял. Но ничего из прошлого не было похоже на это. Кларк. – Она все это время была мертва, Белл. Ты просто никогда не принимал этого. Беллами вскакивает, бросаясь вперед и сотрясая решетку, чувствуя болезненное удовлетворение, когда его сестра отскакивает назад. Кларк сказала бы, что Октавия права. Жестока, но права. Кларк сказала бы ему, что ему пора двигаться дальше. Ее нет рядом, чтобы читать ему нотации. Он идет другим путем.

***

Сначала он думает, что сходит с ума. Он много пил, и тот факт, что самогон Монти причиняет ему физическую боль, когда он его пьет, просто добавляется к туманной реальности, в которую он позволяет ему погрузиться. Он в своей новой комнате в том, что осталось от Ковчега. Аркадия, их новое хрупкое место существования на земле. Та, которая мало что значит для него теперь, когда и Октавия, и Кларк для него потеряны. Он обнаруживает, что его последняя бутылка самогона пуста, и размышляет, сможет ли он продержаться достаточно долго, чтобы найти еще, когда рация в углу оживает. – Беллами? Это голос Кларк. Этого не может быть, но это так. Он старательно игнорирует голос. Он не может смириться с тем, что в эту самую секунду его разум насмехается над ним. Но голос становится только настойчивее. – Беллами? Белл, ты здесь? Я не знаю, сколько у меня осталось времени. И это все, что ему было нужно. Он не может игнорировать ее, когда она произносит его имя подобным образом, не тогда, когда он может точно представить выражение ее лица, с которым она обычно зовет его. Он, спотыкаясь, поднимается на ноги и, пошатываясь, пересекает комнату. Он хватает рацию. – Кларк? – Белл! Облегчение в ее голосе пробивает брешь в его убеждении, что это галлюцинация. Его воображение не такое. Кларк, которую он представляет себе в воображении, скорее напомнит ему, что это его вина, что он потерял ее, чем выразит облечение. – Кларк, где ты? – Я точно не знаю. Это что–то вроде места ожидания, пока они не решат, куда они хотят, чтобы мы отправились. Здесь столько комнат, и я слышу шепот. Они действительно сердятся, что я не воспользовалась своей дверью тогда. Чистилище. Разум Беллами наполнен образами из мифов, которые читала ему мать. Трехголовые псы, реки, которые нужно пересечь, и красивые девушки, обманом заманенные в ад. – Белл... Мне страшно. Он закрывает глаза, как будто это поможет отогнать страх в ее голосе. Открывает их, решительно сжимает рацию, наполняет свой голос уверенностью, которую он на этот раз действительно чувствует. – Кларк? Я приду за тобой, хорошо? Будь сильной. Я иду за тобой. – Поторопись. Он торопится.

***

Он бы поторопился еще больше, если бы не вмешательство его друзей. Когда он пытается штурмовать камеру, где держат ведьму-землянку, Миллер находится на дежурстве. Он бросает один взгляд на полупьяного, полного ярости Беллами Блейка, который, пошатываясь, направляется к нему, и вызывает подкрепление. Монти, Харпер и Рейвен появляются сразу же, и Беллами понимает, что у него нет шансов одолеть их всех. Он понимает, что его единственный шанс – убедить их. Убедить их, что Кларк – призрак, что она в беде, что он все еще может спасти ее. Может быть, может. Удивительно, но именно Рейвен задумывается первой. Когда он выгнал Финна из лагеря, она возненавидела его. Толчки и измены – это одно, но он все равно был человеком, который ближе всего подходил под описание семьи, которой у нее большую часть жизни не было. Но прошло какое-то время, и она позволила Беллами все ей объяснить. Он не признался, что знал правду только потому, что ему все рассказал призрак Кларк, но он сказал Рейвен, что Финн ответственен за ее смерть. И в конце концов она поверила ему. Она видела вспыльчивость Финна, чувствовала, как он может в любую секунду, подобно маятнику, качнуться и переключиться с любви на ярость. – Я думала, он любил меня. – Может быть, он и любил тебя. По-своему. Настолько, насколько он был способен. – Не так, как я хотела бы, чтобы меня любили. Она могла бы чувствовать себя виноватой из-за того, что не знала, кто такой Финн. Виновной в том, что он убил другую девушку тогда, когда они были вместе. Что она поставила чувство безопасности, которое давала ей его теплота, выше своих инстинктов, которые кричали, что с ним было что–то не так. Это то, что было бы с Беллами. Но вместо этого Рейвен злится. Позволяет этому гневу наполнить ее и зажечь, побуждая действовать еще яростнее, чем раньше. Поэтому, когда Беллами объясняет, что Кларк не пропала, на самом деле нет, что они все еще могут спасти ее (вроде бы, он на это надеется), она не колеблется. – Черт возьми, да, давай сделаем это. Остальные следуют за ним с различными уровнями принятия. Но они следуют за ним. Он испытывает к ним прилив нежности. Эта разношерстная банда малолетних преступников, которые выжили не благодаря тем, кто должен был их защищать, а вопреки им. Они стоят на страже, пока Беллами проскальзывает в камеру. – Беллами Блейк. Ванхеда, Командир Смерти. Я знала, что ты придешь.

***

– Это твой народ дал мне это имя. Беллами подходит к ведьме, которая все еще прикована цепью к стене. – Не могу сказать, что мне когда–либо было до этого дело. – Это было дано теми, кто никогда тебя не видел, в этом я уверена. Командир смерти? Ты больше похож на одержимого. И сейчас твоя маленькая подружка ушла. Что же ты будешь делать, Командир? Больше похоже на привидение. А теперь твой маленький друг ушел. Что вы будете делать, командир?” – Пойду за ней. Ведьма смеется. – Ты бы так не говорил, если бы знал, что тебя ждет. Беллами опускается перед ней на колени, его сердце бешено колотится, но слова звучат уверенно. – Я заберу все, что у тебя есть. Смерть. Бог. Дьявол. Ничто из этого меня не пугает. Ведьма изучает его лицо и, по–видимому, находит в нем что-то такое, что ей нравится. Она улыбается. – Все впереди. Она поднимает руку, не прикованную цепью к стене, и начинает петь, из ее вытянутой ладони вырывается шар сияющего света. У Беллами есть всего мгновение, чтобы насладиться зрелищем, прежде чем земля разверзается у него под ногами. Он падает.

***

Беллами просыпается, лежа на спине, в неприметном коридоре с дверями вдоль стен по обе стороны. Над ним склоняется девушка, ее светло–каштановые волосы свисают, как занавес. Он резко садится, а девушка выпрямляется, улыбка украшает ее лицо. – Долго же ты, красавчик. Мне было скучно… как в аду… пока я ждала тебя. Беллами вскакивает на ноги, нервно оглядываясь по сторонам, частично ожидая, что монстры или демоны выскочат и потребуют, чтобы он сразился с ними. – О, успокойся. Девушка ухмыляется. – Это была всего лишь маленькая шутка о чистилище. Не нужно так переживать. – Кто ты такая? Она выглядит на несколько лет моложе его, на ней бледно–голубое платье, каштановые волосы до плеч, зеленые глаза. – Я Энни. Ты – Беллами. Вот и все. Он не узнает ее, и она не то, чего он мог ожидать. Или он действительно узнает ее, но не может вспомнить, где он ее видел. Нет, он уверен, что знает, но… – Мы раньше не встречались? – 5С. – Что это значит? – О, ты задаешь неправильные вопросы, Беллами. Разве нет ничего другого, о чем тебе следовало бы спросить прямо сейчас? – Где Кларк? Она прищелкивает языком и утвердительно кивает. – Вот правильный вопрос. Она где-то рядом. Сначала мы должны разобраться с некоторыми воспоминаниями, которые я собрала специально для тебя. – Воспоминания. Беллами оглядывается по сторонам, снова замечает двери, борется со страхом, который угрожает увеличиться и утопить его. Он думает о Кларк, и его охватывает чувство спокойствия. – Давай покончим с этим. Мне просто выбрать дверь? – Ты быстро схватываешь суть. Умный, и волосы красивые. Что за мужчина! Беллами игнорирует ее комментарии, поворачивается к ближайшей двери, тянется к ручке, но в последнюю секунду колеблется. Он отступает назад. – Неужели храбрый Беллами Блейк испугался? Ну же, не разрушай мое представление о тебе. Я, не скрою, немного влюблена в тебя. Беллами выбирает другую дверь. Берется за ручку, поворачивает и… Он вернулся на Ковчег. Он узнает эту комнату. Серые стены, большой письменный стол, модель Земли, примостившаяся на краю. Это кабинет канцлера. – О, боже. Думаешь, с ним произошел несчастный случай? Беллами смотрит вниз и чувствует, что его тошнит. Джаха лежит на полу, он как будто начисто лишен жизни, кровь быстро пропитывает его рубашку на животе, собираясь под ним в лужу. – Я не убивал его. – Ты определенно пытался. Беллами сглатывает, отводит взгляд, затем заставляет себя посмотреть снова. – Он жив. Он простил меня. – Так вот как это работает? Стоит произнести эти слова, и плана словно и не было? Хм, может, так оно и есть. Хотя в твоем случае это не имело бы большого значения, не так ли? Это было только начало. Беллами вздрагивает. Он знает, что сейчас произойдет, понимает, что это за место, и все его естество хочет скрыться, хочет пробить себе дорогу обратно в мир людей и забыть обо всем. За исключением того, что для этого пришлось бы забыть о Кларк. Это неприемлемо. – Достаточно. Давай двигаться дальше. Мне нужно найти Кларк. – Хорошо, хорошо. Большой начальник. Должен сказать, я немного разочарована, что ты так и добрался до нас раньше. Я так люблю мужчин в форме! Они выходят обратно в коридор, и Беллами немедленно направляется к другой двери. Не к той, которая чуть не обожгла ему руку, когда он приблизился к ней, за которой гудят голоса, которые он не смог разобрать. Только не эта дверь. Но он все–таки выбирает дверь, поворачивает ручку, входит, и внезапно они оказываются в эпицентре битвы. Они вернулись к шаттлу, земляне набрасываются на них со всех сторон, безумные глаза и боевые крики наполняют его разум. Один из них поднимает свой меч и замахивается им в сторону головы Энни. – Берегись! Его предупреждающий крик вызывает только смех у его проводника. – Мой герой! Они не могут причинить мне вреда, Беллами. На самом деле меня здесь нет. Она, напротив... Она указывает на землю, где лежит тело одной из Сотни, ее глаза открыты, но она уже ничего не видит. Джесси. Ей было всего 14 лет. – Я не хотел этого. Беллами хочет выцарапать себе глаза, хочет не видеть все это снова, хочет, чтобы все это прекратилось. – Но ты сказал им стоять и сражаться, не так ли? Сказал им, что они могут победить? Мы ведь тоже земляне, верно? – У меня не было выбора. На нас напали! Она подходит к нему ближе, тычет пальцем ему в грудь, на ее лице все еще играет самодовольная улыбка. – Вот именно! Ты был просто жертвой. – Это не то, что я говорю. – О, время для барбекю почти настало. Это моя любимая часть. 300 землян одновременно, вот это впечатляет. – Прекрати это! – Очень жаль, что кто–то из ваших попал под взрыв. Но именно так все и происходит, верно? Беллами Блейк, победитель. – Ты не знаешь, о чем говоришь. – Разве это не то, что ты всегда делаешь? Принимаешь трудные решения, чтобы спасти как можно больше людей, даже если несколько человек по ходу дела погибнут. Только... это то, что делал Джаха. И ты застрелил его. – Заткнись! Они вернулись в коридор. Энни качает головой. – Не нужно быть таким чувствительным, Белл. В конце концов, это твои воспоминания. – Не называй меня так, никто меня так не называет... – Кроме Октавии и Кларк? Я должна признать, мои чувства задеты. Оказывается, мы не так близки, как я предполагала. Беллами сопротивляется желанию впечатать ее в стену, чтобы стереть ухмылку с ее лица. Он должен найти Кларк, он обещал, что найдет, и эта девушка, эта девушка, которую он не может узнать... – Откуда я тебя знаю? – 5С. – Почему ты продолжаешь это говорить? Для тебя все это шутка? – Я люблю шутки. Почему землянин зашел в бар? О, хотя я всегда забываю кульминационные моменты. Ну что ж. Разве ты ничего не искал? Кларк. Беллами отворачивается от девушки и рывком открывает единственную оставшуюся дверь, кроме... другой. Они в ущелье вместе с армией мертвых землян, на которую они с Пайком возглавляли атаку. Тела простираются так далеко, насколько Беллами может видеть, и от этого зрелища ему становится дурно. – О боже, что здесь произошло? – Они были на пути к тому, чтобы окружить Аркадию. Мы должны были нанести удар первыми. – Конечно, ты должен был это сделать. Ты должен был защитить всех этих людей, свой дом. Все эти невинные жизни. – Да. – Октавия и Кларк были невысокого мнения о твоем выборе, не так ли? – Они простили меня. Они поняли. В конце концов... они... – Для тебя все сводится к прощению, не так ли? Она осторожно ходит вокруг, перепрыгивая через тела и все это время не сводя с него глаз. – Пока рядом есть кто–то, кто простит тебя после того, как ты совершишь что–то ужасное, ты можешь продолжать. Но вещи, за которые тебе нужно прощение, имеют тенденцию накапливаться, не так ли? – Ты не понимаешь. – О, я понимаю. Ты делаешь все возможное, чтобы люди выжили. – Да. – Но не все люди. Эти земляне были людьми. Людьми, которые еще даже не напали на вас. Может быть, они никогда бы этого не сделали. Но... жертвы должны быть принесены. Ты действительно был идеальным учеником Совета на Ковчеге, не так ли? – Это было другое. – Неужели? Может быть, и так. Они принимали трудные решения, основываясь на фактах, но ты, иногда ты просто злишься, верно? – Я сделал это не потому, что был зол. Я должен был... – Да, да, мы установили, что ты должен был это сделать. Но ты ведь злишься, не так ли, Беллами? Злишься на свою мать за то, что она повесила на тебя сестру. Злишься на Джаху за то, что он убил ее. Злишься на Кларк за то, что она отстранилась от тебя, чтобы подумать о том, что вы двое сделали в Маунт-Уэзер. И следующее, ну, ты знаешь... убийство армии землян. Просто говорю, что может быть какая-то связь. – Это пустая трата времени! Беллами кричит на нее, но она только снова усмехается. – Хорошо, давай перейдем к грандиозному финалу. Она щелкает пальцами, и они стоят перед последней дверью. Первой дверью. Дверью, которая приводила его в ужас. – Ты не обязан этого делать, ты же знаешь. Она мертва. Она была мертва, когда вы с ней познакомились. Ты мог бы вернуться, сказать своим друзьям, что делал все возможное, чтобы спасти ее, но это было невозможно. Беллами кладет ладонь на дверную ручку, его рука дрожит. – Нет. – Вот это я понимаю. Тогда, что бы там ни было, открой дверь. Он вернулся в Маунт-Уэзер. Он стоит перед большой металлической дверью, над которой выгравировано 5С. Трясущимися руками он распахивает дверь. Длинные столы в кафетерии завалены гниющей едой, сотни стульев, на каждом из которых лежат гротескные тела, обмякшие и безжизненные. Еще больше тел валяется на полу. Он проходит между двумя столиками, ищет Кларк, ищет ответ, почему он здесь, и… Одно из тел садится, привалившись к столу. Энни. Беллами чувствует, как его одновременно захлестывают тоска, осознание и стыд. – Сюда. Теперь у тебя все складывается воедино? Я знаю, я знаю. Мне следовало бы показать свои радиационные ожоги для полного эффекта, но я ничего не могу с собой поделать, я немного тщеславна. – Ты умерла здесь. Ты была одним из жителей Маунт-Уэзер. Она закатывает глаза. – Какая констатация очевидного. Должна сказать, мне было немного обидно, что ты меня не узнал. Давай, присаживайся. Она указывает на пустое место напротив себя, и Беллами садится на него, избегая ее взгляда. – Сейчас. Позволь мне представить тебя нашей банде. Это Луиза. Она помогала президенту курировать предметы искусства, которые здесь выставлялись. Ван Гог был ее любимым художником. Немного очевидно, но с этим трудно поспорить. Она указывает дальше по столу. – Это Брайан. Брайан на самом деле спрятал 16 твоих друзей в своей квартире, когда Кейдж искал их. 16! Неплохо, а? Она тычет большим пальцем через плечо. – А вон там – Кэти. Кэти учила наших воспитателей в детском саду. Симпатичная компания. Знаешь ли ты, что у нас здесь было почти 50 детей? Ты это сделал, не так ли? Ты видел их, когда прятался, и все равно отключил очистители от радиации и убил нас всех. Вот это самоотверженность! – Мне жаль. Мне очень, очень жаль. – Недостаточно хорошо, попробуй еще раз. – Я должен был. Беллами с трудом выдавливает это из себя, у него наворачиваются слезы. – Ты должен был. Чтобы спасти людей. – Да. – Каких людей? Не моих. Только не меня. – Вы убивали моих друзей. Использовали их… – Мы были заперты в коробке. Ты ведь знаешь, на что это похоже, верно? Не хватает воздуха, чтобы дышать. Некуда идти. Звучит знакомо? В любом случае, как насчет Брайана? Он помог тебе. Майя? А как насчет 50 детей, которые понятия не имели, что происходит? Они тоже виноваты? Беллами чувствует, что сдерживать слезы практически невозможно. – Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал. Энни хлопает ладонью по столу. – Я не хочу, чтобы ты что-нибудь говорил. Каждое слово, слетающее с твоих губ, – это оправдание. Это неверное направление! – Я не пытаюсь тебя обмануть. Я не... – Не меня, Беллами. Ты лжешь сам себе. – Я пытаюсь поступить правильно. Энни смеется, накручивает прядь волос на палец. – И как у тебя с этим получается? – Знаешь, в любом случае, это был не только я. Кларк была там, Кларк знала, что это был единственный выход, и... – Ну вот, опять ты за свое. Энни ткнула пальцем в поверхность стола, подчеркивая каждое свое слово. – Мне было 19 лет. Моим любимым цветом был фиолетовый. Я хотела стать медсестрой. У меня был младший брат, которого я любила больше всего на свете. Это то, из чего состоит человеческое существо! Ты думал об этом, когда вы с твоей драгоценной Кларк двигали этот рычаг? – У нас не было выбора. – У тебя его никогда нет, не так ли? Потому что вера в это позволяет тебе двигаться дальше, позволяет тебе искать прощения. Но это всего лишь слово. Оно не может стереть тебя с лица земли. Как ты смеешь называть себя жертвой? Какое высокомерие. – Все, чего я когда–либо хотел, – это защитить людей. Она наклоняется вперед, буквально шипит в ответ. – Каких людей, Беллами? – Своих. – Мы подбираемся все ближе. Значит, добро для большинства – чушь собачья, верно? Твои люди всегда будут на первом месте, несмотря ни на что. – Да. – Говори громче. – Да! – Хорошо. Теперь давай дойдем до логического завершения. Допустим, тебе пришлось выбирать между двумя твоими людьми. Монти против Миллера? Харпер против... Октавии? Это не слишком просто? – Чего ты хочешь от меня? Беллами позволяет одному всхлипу вырваться из его груди. – Я хочу, чтобы ты ушел отсюда с осознанием того, что все твои рассуждения бессмысленны. Ты не хороший парень. Когда дело дойдет до драки, ты пожертвуешь всеми, даже своими людьми, ради сестры, которая ненавидит тебя, и девушки, которая уже мертва. Такова твоя судьба. Так сильно хотеть быть героем и наблюдать, как ты разрушаешь все, к чему прикасаешься, ради тех, кто никогда не сможет дать тебе то, чего на самом деле хочет бедный маленький Беллами. Любовь. – Я не хороший парень. – Извини, не расслышала. – Я не хороший парень! Гнев Энни тает, и она снова усмехается. – Нет, не хороший. Ты слишком эгоистичен для этого. Но ты здесь со спасательной миссией, не так ли? Я могу отпустить Кларк, но за это придется заплатить. Беллами это знает. Знает, что всегда есть цена. – Я останусь. Я буду смотреть всем своим жертвам в глаза, просто отпусти ее. – Заманчиво. Но все не так просто. Время и дата твоей смерти уже установлены. Ты – заключительная часть чьей–то истории. Им нужно завершить свое путешествие, и для этого... они должны убить тебя. Беллами прерывисто вздыхает. – Кто? Она формирует пальцами пистолет, притворяясь, что стреляет в него. – Пуля в форме сестры летит прямо в тебя, Беллами. Октавия собирается убить тебя. Но не сейчас. Беллами хочет удивиться, но он видел ненависть в глазах О. Знает, что в какой-то момент она перестала быть его младшей сестрой. Знает, что он все равно никогда не смог бы причинить ей боль. В этом есть смысл. – Так ты отпускаешь меня? – Подарив тебе проклятие знания. Все это очень похоже на греческую трагедию, не так ли? Что касается наказаний, то это одновременно жестоко и интересно. – Где Кларк? Беллами не забыл, он чувствует, как к нему возвращается решимость, а страх отступает. Худшее для него подтвердилось, и удивляться было нечему. В каком-то смысле это было утешением. – Наслаждайся своим временем с ней, пока можешь, любовничек. Скоро увидимся. Она снова поднимает руку, формирует из нее пистолет и… Он вернулся в коридор. – Беллами? Он поворачивается и видит ее. Он не уверен, кто двинется первым, но они оба бегут, и они сталкиваются, и он обнимает ее, и он может чувствовать ее по-настоящему, чувствовать ее, а не просто холодное покалывание, к которому он уже привык. Она теплая, мягкая и настоящая. Он слегка приподнимает ее над землей, ее руки крепко обвиваются вокруг его шеи, она зарывается лицом ему в плечо. – Ты спас меня. – Ты тоже спасла меня. Она отстраняется ровно настолько, чтобы как следует разглядеть его, и он опускает ее обратно на землю, но не отпускает. Ее руки на его лице, гладят по щеке. – Ты в порядке? Они просто отпустили меня. Они тебе что-нибудь сделали? Есть какая-то цена или что–то в этом роде? – Ничего. Просто игры разума. Это все. Мы возвращаемся домой. Она снова притягивает его к себе, и он охотно следует движению. Он думает о том, чтобы сказать это в третий раз. Начинает отстраняться, чтобы он мог видеть ее лицо, когда произносит это, но потом… Они возвращаются в Аркадию.

***

Когда они возвращаются, все немного хаотично. Его друзья, конечно, не знают, что он добился успеха, когда он снова появляется в камере, но он уверяет их, что Кларк с ним. Они машут в пустоту слева от нее, когда открывают камеру, Рейвен даже неловко обнимается ни с чем, прежде чем опустить руки и пожать плечами. Беллами вспоминает, как его мать приветствовала Кларк на Ковчеге. Как это его сильно разозлило. Теперь все, что он видит, – это способность своей матери любить. Как он рад, что часть этой любви была направлена на Кларк. Он замечает, что ведьма потеряла сознание, и Харпер проверяет пульс. Качает головой, когда ничего не находит. – Думаю, ей потребовалась вся ее энергия, чтобы отправить тебя в ад, – замечает Миллер. – Это был не совсем ад. Миллер пожимает плечами. – Тогда что–то рядом. Кларк смеется, и хотя Беллами – единственный, кто может это слышать, он чувствует прилив удовлетворения от этого звука. Она вернулась. Он спас ее. Все остальное может подождать.

***

Оно ждет. Как бы. Жизнь возвращается к тому, что на Земле считается нормальным. Собрания, переговоры с землянами, посиделки с его друзьями. Он позволяет себе еще немного насладиться их обществом. Почему–то осознание того, что конец близок, кажется чем–то вроде извращенного разрешения наконец–то начать жить. Октавия все еще пленница Аркадии. Он знает, что не сможет держать ее взаперти вечно. Он просто не готов. Ещё нет. Он все еще любит ее. Его сестра. Но, возможно, не его ответственность. Возможно, это было бремя, которое никогда не следовало возлагать на плечи испуганного маленького мальчика. Может быть, однажды она убьет его. Убьет его своим мечом, как тогда, когда они были детьми. Может быть, он не может остановить это сейчас. Может быть, все равно достаточно просто любить ее. Может быть, в конце концов, так проще. Через неделю после возвращения из чистилища Кларк подходит к нему, когда он стоит на краю лагеря и смотрит на то, что осталось от Маунт-Уэзер. Она вкладывает свою ладонь в его. Вернувшись в реальный мир, все, что он чувствует, – это прилив холода, это трудно описать, но он благодарен. Этого недостаточно. Но это то, что у него есть. – Мы когда-нибудь поговорим об этом? Что они тебе сказали? Он сжимает ее едва осязаемую ладонь. Это почти ответ на ее вопрос. – Я думаю о том, что подумала бы моя мать о том, кем я стал. Кем я позволил тебе стать. Она воспитала нас хорошими, Кларк. Ты это знаешь. Но все, что мы делаем, – это причиняем людям боль. – Твоя мать знала, что любовь сложна, лучше, чем кто–либо другой. Она тоже причиняла боль людям, которых любила. Конечно, она бы хотела, чтобы ты был хорошим. Но она также хотела бы, чтобы ты был счастлив. Не забивай себе этим голову, Беллами. Не погружайся туда, куда мы не можем последовать. Октавия поймет, насколько ты особенный, и ты будешь ей нужен. Ты мне нужен. Беллами намеренно не смотрит на Кларк. Это напоминает об Орфее и Эвридике. Как он вывел ее из ада, его единственным условием было не оборачиваться, не смотреть назад, но в последний момент он потерпел неудачу, не в силах удержаться от одного взгляда. Он уже долгое время идет впереди Кларк. Пришло время перестать оглядываться назад. Поверить, что она там. Он чувствует, как слова поднимаются у него внутри в четвертый раз. Наконец-то он чувствует, что может выпустить их. – Я люблю тебя, принцесса. – Я тоже тебя люблю. И вот так просто он, наконец, снова ощущает вкус счастья.

***

  Можем ли мы загадать желание на такую падающую звезду? Я понятия не имею, чего вообще хочу. Он хотел бы сказать, что каким-то чудом магии или науки они способны вернуть Кларк к жизни. Он хотел бы сказать, что, оказывается, на самом деле она все это время была всего лишь в коме, ее тело каким-то чудесным образом сохранилось и было найдено где-то среди обломков Ковчега, ожидая пробуждения. Он хотел бы сказать, что перестал чувствовать себя виноватым, что Октавия прощает его, что с тех пор они все живут долго и счастливо, что Одиссей наконец–то отплывает домой. Но это не такая история, даже если в ней есть призраки, драконы и немного магии. Смерть все равно приходит к каждому, в конечном итоге, в свое время. Так было и с Кларк. Для будет и с ним. Ему больше не нужно напоминать себе, что она мертва. Им всегда придется бороться за выживание, бороться, бороться и бороться, и правда в том, что Кларк уже проиграла. Он говорит ей, что у нее будет другая дверь. Она говорит ему, что, может быть, она просто подождет, и они смогут вместе пройти через его. Он не уверен, что у него будет дверь. Он не хороший парень. Но, возможно, Кларк была права, когда говорила, что хороших парней может и не быть. Может быть, все это в любом случае не имеет значения. Он думает, что наконец–то понимает, что любовь, по крайней мере, – это не то, чего заслуживает человек, не ограниченный ресурс, который нужно копить на черный день. И Беллами любит. Беллами любит, и его любят, и в свои лучшие дни он думает, что это хорошо и правильно и что это единственное чудо, которое действительно имеет значение. Кларк Гриффин – не первая, кого любит Беллами Блейк. Она просто первая, в ком он узнает себя. Голова и сердце. Принцесса и дракон. Кларк и Беллами. И вместе они хорошие.